Юность моя прошла в прекрасном экологически чистом, как сейчас говорят, местечке на реке Северский Донец, протекающей среди меловых холмов и смешанного леса. Почти любым камешком, поднятым здесь с земли, можно было писать на школьной доске. Отец работал буровым мастером на меловом карьере, мама там же — на дробилке. Вокруг и зимой, и летом все было белым-бело. Поскольку приобрести светозащитные очки в те времена было более чем проблематично, все население поселка щурилось, как чукчи или китайцы.

Восьмилетняя школа, куда меня перевели в пятый класс, стала для меня проблемой, потому что обучение там велось на украинском языке, который я знал плоховато. На первом же уроке один из дерзких мальчуганов, пытаясь унизить новичка, высмеивал каждый мой ответ на украинском. Я не сдержался и, подойдя к нему, влепил пощечину. Этот парень оказался сыном завуча школы и после окончания уроков собрал ребят, чтобы поквитаться со мной. Было немного страшновато, но сдаваться не хотелось и я, набрав в портфель чернильниц-непроливаек, вышел на улицу. А там, едва почувствовав опасность, сразу метнул одну из чернильниц под ноги пацанам. Она легко разбилась, оставив большое чернильное пятно. Когда в моих руках появились еще две, то объяснять уже ничего не пришлось. Все поняли, что перспектива быть измазанным этим новичком-наглецом вполне реальная, и пошли на мировую: «Ну, ты че!» — «А вы че?» — «Да ни че!» — «Ну и я ни че!» На том и успокоились...

Затем со всеми этими парнями у меня сложились дружеские отношения, и мы вместе ходили на рыбалку, прыгали с «тарзанки» в воду, собирали патроны и другие «трофеи» на местах бывших тяжелых боев 1942-1943 годов.

Однажды ребята постарше, лет 15-17, нашли противотанковую мину и решили с ее помощью убрать большое дерево, мешавшее «тарзанке» во время прыжков в воду.

У большинства ребят родители работали на шахтах и карьерах, где было много взрывчатки — аммонита и взрывателей. Естественно, эти ВВ частенько оказывались в сараях для «рыбалки» или, как порой объясняли: «Да так, на всякий случай».

Так вот, эти старшие ребята добыли аммонит, подкопали под деревом яму, заложили туда мину и привязали к ней патрон аммонита со взрывателем. Все это вновь засыпали землей, а проводок соединили с велосипедом и динамкой для фонарика, даже не задумываясь о том, что проводок-то короткий. Мы, младшенькие, крутились здесь же, рядом. Нельзя же было пропустить столь важное событие! Потом всем было приказано спрятаться, и мы залегли недалеко. Затем один из «знатоков» крутанул колесо велосипеда, раздался сильный взрыв — и мы уже больше ничего не понимали...

Один из взрослых рыбаков потом рассказал нашим родителям, собравшим нас оглушенных и контуженных там же, на месте:

— Сижу я в челноке на другом берегу, ловлю голавля, вижу, пацаны чего-то там возятся и.... вдруг как... грохнет. Из земли вырвалось дерево и с корнями летит прямо в мою сторону. Накрыло меня ветками, и тишина. Подплыл к месту взрыва, а там эти «засранцы» валяются.

Слава богу, отделались так, что кроме контузий только одному старшему парню посекло крупным песком лицо. Все-таки ребята действовали умело, но бесшабашно. Это я стал понимать уже позже, когда изучал взрывное дело в горном техникуме... Почему именно горный техникум? Так выбор-то у меня был невелик, и все ребята у нас говорили о своем будущем жизненном пути так: «А куда, если вокруг все шахтеры и металлурги?»

Восьмилетку я закончил в 1961 году — правда, именно тогда, еще до окончания школы, произошло несколько памятных событий.

Завершались весенние каникулы, и я решил навестить школу, чтобы узнать расписание последней четверти. Покрутившись в коридорах, вышел к спортгородку. Там собрались знакомые девчонки, и я, оказавшись у большого дерева, на котором уже не один раз делал разные «акробатические» трюки, решил сделать переворот в упор с прыжка. Ну, в общем, если говорить прямо, решил выпендриться. И лихо прыгнул. Однако не рассчитал, что мои пальцы не охватывают ветку и...

полетел спиной вперед и головой вниз. Больно приземлился, лихо вскочил и только тогда заметил, что правая рука сломана чуть выше кисти и повисла в неестественном положении.

В поселковой поликлинике мне наложили шину и повезли в шахтерскую больницу, где как раз в это время принимали пострадавших после обвала шахтеров. Врач, быстро осмотрев меня и выслушав мою историю, сказал с матерком:

— Лазят б... где попало, а тут рабочий люд нужно спасать! Сиди, не ной и жди.

Я, тихо постанывая, сидел и ждал. Когда пришла моя очередь, я уже плакал. Уверенными движениями хирург поставил кости моей руки на место и наложил лангет, после чего меня отправили в палату, где стонали и плакали от боли взрослые люди. К этому времени ко мне добрались отец с мамой. Пока мама причитала и гладила мою глупую голову, отец распечатал бутылку красного вина, налил в стакан и добавил: «Ну, слава богу, обошлось!» Мы с ним выпили по 250 граммов и я уснул. На следующий день меня забрали домой, пообещав ежедневно показывать врачу.

В школе я чувствовал себя героем и тихо писал левой рукой.

А совсем скоро на всю страну и весь мир разнеслась весть о полете Юрия Гагарина. Для всех был величайший праздник и подъем настроения. Ну, как же — мы первые, мы сильные, мы все можем! Радуясь, как и все, я все же грустил о том, что со сломанной рукой для меня дорога в космос заказана. Тогда, в 1961-м я и подумать не мог, что в 1976 году окажусь в Звездном городке, но не в качестве кандидата на полет... Этот городок станет моим любимым и родным домом, неотъемлемой частью моей жизни.