Моим первым оперативным начальником в Ахтубинске был Борис Александрович Щепанский — полненький полковник, очень хорошо известный в авиационной контрразведке Дальнего Востока и Сибири, весьма неординарная личность. Кстати, он нещадно курил и, заканчивая одну папиросу, прикуривал от нее другую.

Свое становление Борис Александрович некогда начал в авиагарнизоне в Серышево и теперь уже уверенно завершал службу, желая уйти на пенсию в Москве либо Ленинграде.

Как хороший опер, Щепанский знал все тонкости работы и грамотно руководил вверенными сотрудниками, не давая им расслабиться. Когда я, по прибытии в Ахтубинск, пришел в отдел и представился, он выслушал меня и сказал:

— Говоришь складно, посмотрим, как работать будешь!

Для меня его слова прозвучали неким вызовом, и я подумал: придираться будет! Теоретически я был подготовлен неплохо, но вот из практики — только то, что давали в Высшей школе. Хотя там у нас на практических занятиях буквально «выматывали душу», за что мы потом, годы спустя, говорили нашим наставникам огромное спасибо.

Получив свой первый оперативный материал, я оформил его, как учили, зарегистрировал и передал на утверждение начальнику. Через час секретарь принес мне документ, исчерканный замечаниями Бориса Александровича. Я молча переписал, учел внесенные поправки и вновь отдал все секретарю. Процедура повторилась еще дважды, и когда я написал все заново в четвертый раз, то вдруг обнаружил, что окончательный вариант, ну очень — за исключением двух слов и одного знака препинания — похож на мой первый. Я, конечно, все понял, но, тем не менее не учел одного, за что и поплатился. Я попросился на прием, зашел и попытался было объяснить обнаруженную мною невероятную схожесть двух вариантов. То, что я услышал, была «непереводимая игра слов» — примерно как в кинофильме «Бриллиантовая рука». Наиболее понятными были первые три слова: «Ты что, умник?!»

Молча склонив голову, я слушал начальника и как человек, прошедший «университеты» в шахтерской и авиатехнической среде, думал о том, как же все-таки разительно отличаются одни и те же выражения, произнесенные забойщиком или техником самолета, от речи оперативного начальника! То, что я в тот момент слышал, было для меня обычным интеллигентским «стебом». Шеф закончил, я сказал «Есть!» и возвратился в свой кабинет «дорабатывать» документ.

Минут через пять меня нашел Щепанский и молча подписал документ, добавив:

— Вы не обижайтесь! Я все-таки должен был акцентировать ваше внимание на главных направлениях работы.

Я спокойно ответил:

— Ну что вы, на обиженных воду возят...

С тех пор я, конечно, всегда старался, и мои документы не подвергались серьезной корректировке. Это финальное обращение на «вы» как бы подвело к уважительной доверительности отношений после весьма «красочной» тирады.