Туркменистан, пожалуй, самая закрытая из стран СНГ. Хотя железные дороги связывают его со всеми республиками бывшего Советского Союза, почтово-пассажирское сообщение с ними прервано с объявлением независимости. С каждым годом сокращается сеть авиалиний, связывающих республику с соседями, а с июня 1999 года введен визовый въезд в страну.

Здесь нет открыто действующих правозащитных и оппозиционных групп, независимых изданий, международное телевизионное вещание разрешено лишь одной московской программе ОРТ и то во время, ограниченное с 18 до 23 часов. При этом телевещание нередко подвергается строгой цензуре: “нежелательные” передачи заменяются рекламой или музыкальными клипами. СМИ запрещено печатание программ спутникового телевещания. Программа туркменского телевидения, почти прекратившего русские передачи, еженедельно публикуется в единственной газете, выходящей на русском языке, но... по-туркменски.

Правда, в вечерние часы на Туркменистан вещает одна из программ турецкого телевидения, но и она регламентирована несколькими часами, однако ее передачи, в отличие от московских, цензуре не подвергаются.

Во взаимоотношениях со СМИ Турции есть прогресс. В Ашхабаде выходит турецкая газета “Заман”, в городах и селах Туркменистана широко распространяются календари, буклеты, журналы, книги, брошюры, пропагандирующие “модель туркменского общества” и турецкий образ жизни.

В июле 1999 г. Центрально-азиатское бюро Турецкой телерадиокомпании (ТРТ), располагающее семью вещательными каналами, получило в Ашхабаде официальную аккредитацию, а ее представителю господину Мехмет Али Озполату президент Туркменистана лично вручил медаль “За любовь к Отечеству”. Но зато аккредитации лишены корреспонденты московской телекомпании ОРТ, российских газет “Известия”, “Правда”, “Комсомольская правда”.

В СМИ объективная информация о ситуации в Туркменистане появляется очень редко, если что-то и печатается, то весьма односторонне. Местные журналисты почти не имеют доступа к таким средствам коммуникации, как факс или электронная почта, а за передачу за рубеж объективной информации негативного характера туркменские граждане рискуют угодить за решетку. Показателен случай с писателем и журналистом Евшаном Аннакурбановым, который, имея на квартире компьютер и факс, передавал туркменской радиослужбе “Азатлык”, а также в Москву материалы правозащитного характера, за что был арестован органами КНБ, подвергался побоям и издевательствам. Постоянно преследуемый туркменскими властями, он, как уже говорилось, был вынужден эмигрировать за границу.

На моей памяти давний рассказ народного писателя Туркменистана Рахима Эсенова, некогда восторгавшегося Ниязовым, который даже будучи первым секретарем ЦК Компартии Туркменистана, осуждал доносительство, провокации, и другие недозволенные методы, покушавшиеся на честь и достоинство человека. Кажется в начале 90-х годов ХХ столетия, перед очередным съездом писателей Туркменистана, призванном решить организационные вопросы, когда речь зашла о будущем председателе правления Союза, Рахим Эсенов предложил кандидатуру Аннагулы Нурмамедова, молодого, энергичного, подающего надежды писателя. Услышав его имя, Ниязов категорически возразил, дескать, какой он “писатель, он — осведомитель КГБ!”

Эсенов, чувствуя неловкость положения, ибо при разговоре присутствовало еще несколько человек, пытался сгладить услышанное, несколько обеляя своего коллегу, мол, возможно, первого секретаря ЦК неправильно проинформировали, ввели в заблуждение или умышленно оговорили, оклеветали честного человека.

— Ничего подобного, — уверенно заявил Сапар Атаевич, — это информация из первых рук, самого председателя КГБ генерала Петра Михайловича Архипова. Нурмамедов Аннагулы, еще в бытность студентом журфака Ленинградского университета, был завербован в осведомители и уже тогда “стучал” на своих товарищей, среди которых было немало из Туркменистана. Нельзя такого низкого, подлого человека ставить руководителем писательской организации, — решительно заключил Ниязов.

Однако стоило Ниязову стать президентом, как он изменил свое отношение к таким, как Нурмамедов, вероятно, узрев в них опору своей власти. Или, сей, с позволения сказать, писатель оказал “баши” неоценимые услуги, что тот на все сто восемьдесят градусов изменил свое отношение к тем, кем до недавнего времен брезговал? А возможно, что Ниязов и здесь был неискренен и, как всегда, вел двойную игру?

А. Нурмамедов в накладе не остался. Из президентских рук на него щедро посыпались звания, награды, его даже назначили советником посольства в Турции, по сути, вторым человеком после Чрезвычайного и полномочного посла, который, говорят, наслышанный о своем заместителе, немало его опасается. Посла понять можно: иметь под боком такого работника равносильно тому, что носить за пазухой гремучую змею. Тем более за рубежом.

К сожалению, наушничество, доносительство, ныне поощряемые самим Ниязовым, — не последняя спица в государственной колеснице, несущей Туркменистан к пропасти. Чуждые человеческой морали проявления души соответствуют туркменской “модели”, их пробуждает и на них широко опирается политическая система, проводящая антинародную политику, отражающую интересы узкого круга лиц во главе с президентом. После распада СССР туркменские власти, и ранее не отличавшиеся особым демократизмом, создали в стране беспрецедентную обстановку страха, гонения и преследования здоровых сил общества.

Стоило директору Института философии, доктору наук Н. Байрамсахатову осудить диктаторские замашки президента, взявшего на себя роль гонителя науки, как ученого не замедлили вызвать на очную ставку с доносчиком. Постыдную роль в том сыграл заместитель председателя Кабинета министров О. Айдогдыев, устроивший ученому унизительный разнос. Вскоре Институт философии было решено расформировать, а директора из науки выгнать, хотя ему до пенсии оставалось немногим более полугода. Н. Байрамсахатов не вынес подобного измывательства и скоропостижно скончался от сердечного удара.

В республике нашумело “уголовное дело” подполковника милиции, начальника штаба милицейского училища К. Аймамедова и И. Губаева, арестованных за “крамольные” разговоры о президенте. На досуге, в сауне они в присутствии третьего лица Байрама Дурдыева, бывшего работника правоохранительных органов, поделились наболевшим, говорили о нищенском существовании народа, особенно на селе, об анекдотичном поведении президента, чей выборный срок уже вышел и, дескать, пора выбирать нового. Весь этот разговор третий участник тайком записал на пленку и отнес в КНБ.

К. Аймамедова и И. Губаева суд приговорил к различным срокам лишения свободы. А брат и две сестры К. Аймамедова, работавшие в правоохранительных органах, были уволены или понижены в должностях.

Президент, опасаясь возможного заговора против его персоны, готов на любые незаконные действия против инакомыслящих. Не прочь он и спровоцировать различного рода антиправительственные акции, чтобы развязать руки карательным органам и обезглавить разворачивающееся оппозиционное движение. Не случайно лидер Всетуркменской оппозиции, экс-министр Абды Кулиев, которому было предложено возглавить демонстрацию “12 июля”, отказался, подозревая в том происки спецслужб. Не исключено, что органам сыска, проведавшим о готовящемся массовом выступлении ашхабадцев, удалось внедрить в среду организаторов демонстрации своих осведомителей. Как объяснить, что Абдурахман Нурлыев на машине Ч. Гурова, по поручению Г. Аннаниязова вместе с Амандурдыевым, ездил в Теджан, Бабадайхан, Бахарден, в поселок Яшлык и в другие места, призывая людей участвовать в выступлении 12 июля, но на суде над демонстрантами сей “организатор” держал речь в качестве... главного свидетеля обвинения. Разве не вызывает удивления, что А. Нурлыева не привлекли к уголовной ответственности, хотя он активно участвовал в подготовке и проведении демонстрации, где шел в ее первых рядах, выкрикивая антиправительственные лозунги. В приговоре Верховного суда от 14 января 1996 года упомянуты многие имена, причастные к организации и проведению демонстрации, но их не только не осудили, но даже не привлекли к суду. (Подробнее о событиях “12 июля” будет сказано ниже.)

Много “темных пятен” и в истории, связанной с Абды Кулиевым, Мурадом Эсеновым и Халмурадом Союновым, которым пытались инкриминировать организацию покушения на президента... Некий Юсуп Кулиев каким-то образом добывает план системы организации охраны президента и пересылает его письмом М. Эсенову, находящемуся в Москве. А тут, будто того и ждали, на Эсенова нападают неизвестные и “компрометирующие материалы” оказываются в контрразведке КНБ Туркменистана. Вон как лихо работают бывшие чекисты!

Белыми нитками шита провокация с “побегом” Мухаметкули Аймурадова в компании с двумя наркоторговцами, сидевшими с ним в одной камере СИЗО КНБ. Даже самый наивный простак не поверит тому, что из внутренней тюрьмы могут убежать заключенные, если перед ними не открыть многочисленные двери и стальные засовы.

Президент, чтобы прослыть либералом, эдаким показным жестом наложил мораторий на смертную казнь. Но избранные им жертвы, в которых он единожды заподозрил смертных врагов, из цепких лап своих живыми не выпускает. Так произошло с Ч. Гуровым: специальные костоломы забили его до смерти, а Хошали Гараева и Мухаметкули Аймурадова осудили на длительные сроки заключения по обвинению в “подготовке теракта против высших должностных лиц Туркменистана”.

Вот что об этом написал московский еженедельник “Экспресс-хроника” в своем номере от 20 сентября 1999 года:

“В Красноводской тюрьме 9 сентября при невыясненных обстоятельствах погиб 37-летний политзаключенный Хошали Гараев. По официальной версии после драки в тюремной камере его перевели в “одиночку”, где он повесился. Однако представители туркменской оппозиции и международных правозащитных организаций не исключают, что Гараева задушили в камере сотрудники тюрьмы по приказу из Ашхабада. Родственники погибшего заявляют, что в письме, полученном за несколько дней до смерти, Гараев оптимистично уверял родных, что в 2000 году вернется. Родственникам отказали в выдаче свидетельства о смерти, не разрешили осмотреть тело и произвести вскрытие.

Х. Гараева (гражданина России) и М. Аймурадова (гражданина Туркменистана, проживавшего в Москве) задержали в Ташкенте 28 октября 1994 года. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда Туркменистана, признав Гараева и Аймурадова виновными в соучастии в подготовке теракта против высших должностных лиц Туркменистана и антигосударственной деятельности, приговорила первого к 12, второго — к 15 годам лишения свободы в колонии строгого режима. (В 1998 году сроки Гараева и Аймурадова увеличились до 18 лет: их обвинили в попытке побега. Избежать смертного приговора политзаключенным удалось тогда благодаря вмешательству международных организаций).

Инкриминируемые Гараеву и Аймурадову действия совершились по месту постоянного проживания — в России, поэтому расследование относилось исключительно к юрисдикции российских властей. Более того, расследовав весной 1994 года обвинение в вымогательстве, якобы совершенное в Москве российскими гражданами Гараевым и Кулиевым, правоохранительные органы России не нашли состава преступления.

“Дело Гараева и Аймурадова” сразу привлекло внимание широкой общественности, поскольку было первым масштабным политически мотивированным уголовным делом, сфабрикованным Комитетом национальной безопасности после обретения Туркменистаном независимости. В качестве возможных соучастников Гараева и Аймурадова в “Деле № 628” с первых дней фигурировали известные деятели туркменской оппозиции, проживавшие как в Туркмении, так и за рубежом. Кроме того, власти впервые обвинили оппозицию в попытке вооруженного захвата власти.

По мнению правозащитников, трагическую роль в судьбе Гараева сыграло то, что посольство России в Туркменистане в прошлом году фактически отказалось от его защиты, неожиданно заявив о “недопустимости вмешательства” в уголовное судопроизводство другой страны.

Не эту ли изуверскую “модель туркменского общества” президент пытается выдать за “демократическую”, демагогически призывая “не только изучать, но и пропагандировать в мире”, чтобы “глубже понять ее “принципы””. И здесь Ниязов верен себе: призывает возносить то, чего нет, выдавать черное за белое, то есть ложь — за правду, мизантропию — за гуманизм. В устах “баши” слова лишь сотрясают воздух, отравляя его миазмами фарисейства и безнравственности.