Туркмены обычно друг друга по отчеству не величают: фамилию же принято давать по имени отца. Поэтому Сапармурат должен был носить фамилию — Атамурадов. Но он, изменив национальной традиции, почему-то избрал фамилией вторую половину имени деда по отцу — Аннанияза, отсюда — Ниязов, а отчеством взял первую часть имени отца и стал Атаевичем. И по имени его всегда называли коротко — Сапар, без второй половины — Мурат.

Говорят, хоть горшком называй, но в печку не сажай... Сапармурат, вероятно, знавший о репрессированном деде-арчине и не особенно уверенный в “пропавшем без вести” отце, надеялся, изменив фамилию, что никто, пожалуй, не докопается до его родства с “чуждыми элементами”.

Не собираюсь никого осуждать. Но не утаи Ниязов правды об отце и деде, не схитри, быть может, иначе сложилась бы его жизнь. И все-таки со временем Ниязова в народе прозовут Сапар-яланчи — Сапар-враль или более поэтично Алдар-косе — Веселый обманщик, ибо фантазия у новоявленного “героя” необычно вдохновенная, как у того легендарного плута, чей образ всегда живет в туркменском народе. Но эта “слава”, как и анекдоты о нем, ждут его еще впереди.

Привычка постоянно хитрить станет с годами его второй натурой. Хитрость и ложь — родные сестры. Кто-то из великих мыслителей говорил, что хитрость — образ мыслей ограниченных людей и очень отличается от ума, на который по внешности походит.

После средней школы-интерната Сапармурат поступает на работу. Запись в трудовой книжке начинается с территориального комитета профсоюза.

Но здесь он долго не задержался, работал, видимо, лишь для того, чтобы вступить в КПСС и податься на учебу в Ленинград, тем более сиротам-детдомовцам, особенно из национальных республик, поступавшим в вуз, при приеме отдавалось предпочтенье. В политехническом институте учился ни шатко, ни валко, ничем среди других особенным не выделяясь, тянул в основном на “троечки”. Зато, спустя много лет, из уст самого президента мы узнаем, будто юный Сапармурат, проводя многие часы в одной из библиотек Северной столицы, тайком обдумывал планы свержения Советской власти. При этом никогда не вдаваясь в подробности, каким образом он собирался это совершить.

Правда, это заявление не стыкуется с другим: в интервью газете “Вечерняя Москва” он пытался убедить читателей, что его с детства “увлекали идеи Компартии”, но “убедившись в неосуществимости этих идей”, он от них отрекся. Лучше поздно, чем никогда? Но это не помешало ему в бытность первым секретарем ЦК КП Туркменистана на одном из форумов в Москве обратиться к М. С. Горбачеву с просьбой отправить на “перевоспитание” либерально настроенного Б. Н. Ельцина, находившегося тогда за свои убеждения в опале. По всей вероятности, наличие в Ниязове духа коммунистических идей определялось высотой положения его в партии, о роспуске которой еще речь не шла. А когда Ельцин, одержав победу, стал президентом России, Ниязов без тени смущения, чуть ли не бил себя в грудь, пытаясь уверить туркменскую аудиторию, что он, будто, являясь единомышленником Бориса Николаевича, А. Н. Яковлева и других демократов, вел с ними заодно подрывную работу по развалу КПСС и Советского Союза. Выходит, и в состав Политбюро ЦК КПСС он вошел с тайной целью? Интересно, что испытывал Ельцин во время своего визита в Туркменистан, когда Ниязов подарил тому чистокровного туркменского скакуна? А Ниязов?.. Если бы он знал, что Ельцин так высоко взлетит!..

Вернувшись из Ленинграда с дипломом инженера-энергетика, Сапармурат стал мастером на Безмеинской ГРЭС. Здесь помнят худощавого, юркого молодого человека, в чью черную густую шевелюру уже начала закрадываться седина. Он был покладист, молчалив, услужлив, умел ладить с любым начальством. А сверстникам и коллегам постарше возрастом и должностью он запомнился своей безотказностью: “Сапарка, сбегай за пузырьком!” — командовал начальник цеха. И он, сломя голову, исполнял поручения.

Кто знал, что пройдет еще немногим более двух десятков лет, и с именем и портретом Сапарки станет выходить в Туркменистане первоклассная 45-ти градусная водка “Сердар” — “Вождь”, которую в Ашхабаде можно достать лишь переплатив или по великому блату. Это, однако, не помешает правоверному Ниязову, став президентом, совершить хадж — паломничество в святую Мекку, поклониться священному камню в Каабе, поминая Аллаха, назвать в Геокдепе соборную мечеть своим именем и пить одноименную водку, хотя ислам запрещает мусульманину употреблять алкоголь. Видно, в угоду лицемерам родилась мораль: не делай того, что мулла делает, а поступай, как он советует.

В 70-е годы ХХ столетия, в пик застойных лет в единственную правящую партию в стране открылись двери коррумпированным лихоимцам, мздоимцам, карьеристам, а на высокие, даже партийные и государственные посты по протекции и кумовству выдвигались безликие, весьма посредственные личности, единственным достоинством которых была личная преданность сильным мира сего и умение молчать, закрыв глаза на все, что бы ни происходило вокруг. Эти паразитирующие типы, лишь числившиеся в партийной номенклатуре, но вольготно пользовавшиеся всеми благами системы, и подорвали партию изнутри, развалили великую державу — СССР.

Вот тогда-то руководство Безмеинской ГРЭС, которому импонировали исполнительность и безропотность Ниязова, пока еще ничем не успевшего себя проявить в качестве специалиста, с одобрения горкома и ЦК партии, избрали секретарем первичной партийной организации. Принцип подбора кадров и тогда был един — каждый руководитель подбирал работников по своему образу и подобию: чтобы не высовывался, был умным, пускай, но не умнее своего шефа. Ну, а насколько был умен новоиспеченный секретарь, одному Аллаху было ведомо. Преподанный урок Ниязов настолько хорошо усвоит, что, добравшись до президентского кресла, заявит: “Умные работники мне не нужны, с ними трудно сговориться...”

Технарь из него не получился, может, партийный функционер выйдет? Он поступил в заочную Высшую партийную школу и, проучившись пять лет, стал обладателем второго диплома о высшем образовании. Есть у туркмен циничная поговорка: “Не судите обо мне, как я овец пасу, а смотрите, какую за то плату получаю”. Неважно, как Сапармурат проучился, какие знания приобрел, главное, в кармане два вузовских диплома, которые оказались кстати, когда о человеке судили не по его деловым качествам, а по анкетным данным — не судим, за границей родственников не имеет, никто репрессиям не подвергался и т.д.

И когда из Москвы в Ашхабад пришла директива рекомендовать для работы в аппарате ЦК КПСС кого-либо из руководящих партийных работников, ЦК КПТ назвало более или менее достойную кандидатуру, прошедшую многие звенья партийной и советской системы, начиная от инструктора и председателя горисполкома и кончая заведующим отделом ЦК и столичным мэром. Человека относительно молодого, энергичного, без пяти минут доктора наук, автора многих трудов. Кандидатуру его Москва отвергла без каких-либо видимых причин, в первопрестольной на примете был другой, “свой”,— первый секретарь Ашхабадского горкома партии Ниязов. А у руководства ЦК КПТ не хватило ни принципиальности, ни решительности настоять на своей рекомендации. Так Ниязов стал инструктором отдела организационно-партийной работы ЦК КПСС. Никто не сомневался, что его готовят на смену первому секретарю ЦК КП Туркменистана. Почему-то считалось, что функционер, проработавший в высшем партийном органе, непременно обретает чуть ли не талант и мудрость человека с семи пядей во лбу, и его место в республике, рано или поздно, только в кресле первого лица.

Вскоре, в 1985 году Ниязов вернулся на родину, его назначили председателем Совета Министров Туркменской ССР. С неба звезд, конечно, не хватал, но, главное, обладал редкими качествами — не высовывался, проявлял исполнительность и чрезмерную уважительность, граничащую с подхалимажем по отношению к первому секретарю и всему аппарату ЦК. Зная, что на заседание Совета Министров прибывает первый секретарь ЦК, Ниязов загодя встречал его у парадного подъезда, открывал тяжелую дверцу “членовоза” и, как драгоценную, ношу принимал из его рук шляпу и торжественно шествовал следом, затаив дыхание. Без тени смущения он брал на себя несвойственные Предсовмину функции: лично следил, чтобы первому лицу в республике регулярно доставлялись домой свежие продукты, а в Москву, по разным высоким адресам, отгружались экологически чистая баранина, говядина, осетрина, икра, фрукты, овощи. Ведь в распоряжении Совмина был крупный пригородный совхоз “Карадамак”, финансируемый государством, покрывавший все его нерентабельные расходы.

Вероятно, Ниязов оправдал доверие Центра, и через каких-то девять месяцев его “избрали” первым секретарем ЦК Компартии Туркменистана. Он стал полновластным хозяином республики. Теперь руки у него были развязаны. Над ним возвышалась лишь Старая площадь, но там обретались свои люди, составившие ему протеже на столь высокую должность.