Мэри Роджерс обняла Тайгер, едва та вышла из кабины лифта, обслуживающего только пентхауз Бобби. На ее лице читалась тревога.

– Твоя мать этого не признает, но мне кажется, что-то случилось. Помимо смерти мисс Элейн.

Тайгер кивнула.

– Совершенно с тобой согласна. Думаю, мне удастся все выяснить. Где она?

– В своей комнате. Переодевается. Просила отправить тебя к ней, как только ты появишься.

Тайгер поднялась по ступеням, застланным абрикосового цвета ковром, постучала в дверь.

– Это я, мама.

– Заходи, дорогая.

Бобби лежала на кровати в старом шелковом халате от Пуччи, которого Тайгер не видела уже много лет. Ее удивило, что Бобби до сих пор не выкинула его. Тайгер поцеловала мать, нежно обняла.

В сорок шесть лет Роберта Тейлор Хейес Пратер Макнили Роуэн оставалась потрясающей женщиной, благо социальное положение и деньги позволяли. Физические упражнения, диета, массаж, косметическая хирургия, использовалось все и с максимальным эффектом. Она умела и любила жить так, что энергия била из нее. Она никогда не грустила. Людям нравилось ее общество. Знаменитости зачастую отказывались от других приглашений, чтобы побывать на ее soirees. Она всегда находилась в центре внимания, притягивая к себе и мужчин, и женщин. Ее популярности завидовали.

Бобби села, подтянула колени к груди, обхватила их руками.

– Присядь. Дай мне посмотреть на тебя. – Она критически оглядела дочь. – Великолепна. Разумеется, как твоя мать, я отношу это на свой счет.

– И вполне заслуженно. – Тайгер удивили микроскопические морщинки, проклюнувшиеся в уголках глаз и около рта матери. И накрасилась она довольно-таки небрежно, чего раньше никогда не бывало. Не то чтобы Бобби стала выглядеть старше, но в лице проглядывала какая-то растерянность, опустошенность. Тайгер взгрустнулось. Конечно, родители стареют. Гарри был старше Бобби на двадцать лет и выглядел на свой возраст. Но Бобби не менялась годами, исключая одежду, прическу и цвет волос.

Словно читая ее мысли, Бобби поднялась, закурила.

– Это все акклиматизация к другому часовому поясу. Вчера навалилось столько дел, что было не до усталости. А сегодня у меня такое ощущение, что надо мной взорвали бомбу. – Она бросила Тайгер пачку «Данхилл». – Закуривай.

– Я бросила. Разве ты не помнишь?

– Ах да, конечно, помню, – рассеянно кивнула Бобби. – Я тоже скоро брошу. Уже уменьшила дневную норму.

– Мама, ты столько лет об этом твердишь. Ты не хочешь бросать курить, потому что боишься тут же поправиться на десять или пятнадцать фунтов.

– Это будет ужасно. В моем возрасте нелегко сбрасывать лишний вес.

– Рак еще ужаснее. – Тайгер бросила пачку в корзину для мусора.

– Какая у меня строгая дочь… – Бобби, не договорив, переменила тему: – Налей себе что-нибудь выпить, а я пока переоденусь.

Тайгер ретировалась в гостиную. Она знала, что мать любит ее, но рядом с любовью соседствовало еще какое-то чувство. Бобби умело маскировала его, но оно все-таки давало о себе знать. Может, именно поэтому они с матерью виделись не так часто, как могли бы? А в последние несколько лет, после того как Бобби вышла замуж за Джимми, лорда Роуэна, встречи эти стали еще более редкими. Деловые интересы Джимми ограничивались главным образом Англией и Европой. Штаты он терпеть не мог. Джимми редко сопровождал Бобби, когда та прилетала повидаться с друзьями, пробежаться по магазинам и проконтролировать свои инвестиции.

Мэри Роджерс поставила на стол хрустальную икорницу, полную черной икры. Крекеры уже лежали на тарелке. В серебряном ведерке для шампанского «мерзла» во льду бутылка «Столичной». Тайгер села на диван, начала пролистывать последний номер «Вога».

Ожидание не затянулось: Бобби подкрасилась, немного ожила. Фигурой Тайгер пошла в нее: тонкая талия, высокая грудь. Вышла Бобби в шелковых шароварах от Мэри Макфэддон и черной атласной блузе, украшенной бисером и синелью.

– Икра. Водка. По какому поводу? – спросила Тайгер. – Я ведь не могла забыть, что у тебя день рождения?

– Разумеется, нет, дорогая. Я с утра пребываю в такой тоске, что решила взбодриться. И хотела отпраздновать встречу с тобой.

Мэри Роджерс разлила водку по маленьким серебряным стопкам. Бобби подняла свою.

– За твою работу! Ты должна рассказать мне о ней.

Несколько часов, сначала за водкой, потом за обедом, Тайгер и Бобби весело щебетали, обмениваясь сплетнями, рассказывая о том, кто что видел в последний месяц. К десяти вечера, после многих стопок водки и выпитого за обедом вина, обе уже прилично набрались. Наконец Бобби заказала бутылку шампанского. Она редко пила так много и после тоста за будущее впала в меланхолию.

Тайгер понимала: что-то не так. И, конечно, хотела понять, в чем причина. До сего момента Бобби предпочитала болтать о пустяках, но теперь Тайгер почувствовала, что мать готова открыться.

– Что случилось, мама?

Бобби вздохнула. Долго молчала. От выпитого у Тайгер туманилась голова, попытки найти новую тему для разговора не удавались, так что нарушила тишину Бобби.

– Боюсь, недавно я допустила серьезную ошибку. – Вновь пауза: Бобби закуривала. – Возможно, я вернулась в Нью-Йорк навсегда. Джимми меня выгнал. – Она пригубила шампанского, захихикала. – Если бы ты не окунулась с головой в работу, то, возможно, до тебя дошли бы слухи…

– Не тяни, – взмолилась Тайгер. – Рассказывай.

– Ты знаешь этого актера, Тони Гальвани? – Тайгер знала. Молодая звезда, еще на подъеме, сексапильная внешность, черные волосы, голубые глаза. Последний его фильм прошел по экранам с большим успехом, он заработал кучу денег. – Я встретилась с ним на свадьбе дочери Джимми и… все произошло мгновенно. Я старше его на двадцать гребаных лет. Конечно, не секрет, что ему нравятся зрелые женщины… – Тут ее осенило. – Господи… Тайгер, он моложе тебя. Она глубоко вдохнула и продолжила: – Так или иначе он влюбился в меня до безумия. Звонки по телефону, букеты цветов, записки, короткие встречи вдали от людских глаз… – Она вновь захихикала. – Такая мелодрама… так романтично.

Наконец Бобби добралась до главного:

– Поначалу мне просто льстило такое внимание, хотя я и не поощряла его. Джимми видел, что кинозвезда обхаживает меня, и его это забавляло. Потому что он знал, в том числе и по собственному опыту, что я не влюбляюсь в своих воздыхателей. Я наслаждаюсь их ухаживаниями… но сохраняю верность мужьям…

Тайгер помнила, что Бобби не раз и не два изменяла Гарри, но говорить ничего не стала.

– Мама, ты тянешь резину. Выкладывай подробности.

– Не смейся надо мной, Тайгер. Ты сама не девственница…

Тайгер кивнула:

– Обо мне поговорим позже. А пока расскажи, почему Джимми выгнал тебя из замка.

– Ладно. Опуская детали, скажу, что в конце концов я не устояла перед обаянием Тома. Ох уж эти нью-йоркские итальянцы! Никогда у меня не было такого мужчины! Как теперь принято говорить, сперматозавр… – Она деланно рассмеялась.

– А где в это время был Джимми?

– Уехал в Европу, обсуждать со шведами какую-то сделку. Меня он с собой не взял, потому что знал, как я ненавижу эти деловые переговоры. Мы с Томом перебрались в Испанию, сняли прекрасную уединенную виллу на Коста дель Соль. Провели там роскошную неделю. Потом Джимми меня выследил и потребовал, чтобы я немедленно вернулась в Лондон. А режиссер Тома каждые десять минут звонил ему из Парижа… они хотели переснять какой-то эпизод. – Бобби выпила шампанского, погрузилась в воспоминания.

Тайгер сидела как зачарованная. Никогда раньше мать не говорила с ней столь откровенно. Бобби вообще предпочитала избегать разговоров о своих амурных делах.

– Так вот… перед нами стояла дилемма. Вернуться на круги своя, как послушным маленьким детям, или удрать, пытаясь замести следы.

– Могу догадаться, на чем вы остановились. – Тайгер наполнила свой бокал шампанским.

– Мы наняли яхту и несколько недель плавали по Средиземному морю. Какая была идиллия. Словно в фильме, – вздохнула Бобби. – Благодаря Тому я вновь чувствовала себя двадцатипятилетней, да еще ослепительной красавицей. Мы говорили о том, чтобы сделать тайное явным: я разведусь с Джимми и перееду к Тому. А потом как отрезало. В одну ночь Том переменился. Стал нервным, не находил себе места. Вспомнил о своих обязательствах. Он, мол, должен связаться с агентом, какими-то друзьями в Нью-Йорке. О чем-то долго размышлял… а на меня даже перестал смотреть. Мы вернулись в Испанию. Он попрощался со мной в аэропорту Барселоны и улетел. Какая там совместная жизнь… – Глаза Бобби заблестели от слез, но она-таки взяла себя в руки. Бобби всегда могла остановить слезы. Она знала, что они безвозвратно портят макияж.

– Вот, можно сказать, и все. Меня использовали, а потом выбросили за ненадобностью. Да, возможно, я могла бы устать от него первой. За исключением секса, ничего общего у нас не было. Мы бы обязательно разбежались в разные стороны. Я лишь допустила роковую ошибку: поддалась собственным фантазиям. – Она пожала плечами. – Когда я вернулась в Лондон, Джимми перебрался в клуб. Говорить со мной отказался, лишь попросил передать, что его адвокат уже готовит документы к бракоразводному процессу. – Бобби открыла новую пачку сигарет, закурила. – Тогда я вернулась в Мадрид… побыть одной и подумать. А через два дня позвонила Марта, чтобы сообщить о смерти Элейн. И вот я здесь. Чертова дура. Как я могла сесть в такую лужу!

– А на примирение с Джимми рассчитывать не приходится? Я уверена, он тебя любит. В конце концов твой роман не затянул…

– Я думала о том, чтобы вымолить у него прощение. Но зачем? Джимми, конечно, душка и очень богат, но бизнес он любит больше всего на свете… и в постели ни на что не годен. Так к чему возвращаться? – Она разлила по бокалам остатки шампанского.

– Могло быть и хуже, – попыталась успокоить ее Тайгер. – Ты еще молода. Выглядишь великолепно…

– Гм-м-м. А у меня такое ощущение, что я глубокая старуха. Я записалась к специалисту по косметической акупунктуре. Надеюсь, он поможет, – рассмеялась Бобби. – А может, мне тоже пойти работать. Как ты думаешь, Хью Маршалл подберет для меня местечко?

– Руки прочь от Маршалла, мама. Он мой.

– Твой? Чем это вы занимаетесь по кабинетам?

Тайгер дала задний ход:

– Ну, не то чтобы мой. Это я про работу. Что же касается любовной жизни, то я по-прежнему занимаюсь этим с Джейком Дэнтоном.

– Занимаешься? Что бы это значило? Ты его любишь?

– Не думаю…

– Похоже, мне пора дать тебе материнский совет. Делай, как я говорю, а не следуй моему примеру, – рассмеялась она. – Тайгер, тебе надо бы вести себя поскромнее. Тебе двадцать шесть. Любовников у тебя было не перечесть. Ты дважды побывала замужем…

– Один раз это только так называлось, мама, – напомнила Тайгер. – Вы разрушили наш брак, помнишь?

Бобби, однако, не унималась:

– Я понимаю, что долблю одно и то же, словно заезженная пластинка, но тебе пора остепениться. Работа скоро наскучит. Ты должна подумать о своем будущем.

– Я думаю. Потому-то и пошла работать.

– Слушай, давай смотреть правде в лицо. Это причуда, ничем не отличающаяся от других твоих хобби. Ты не из тех, кто кладет жизнь ради карьеры.

Слова Бобби задели Тайгер.

– Я меняюсь, мама! Взрослею.

– Тебя воспитывали не для того, чтобы ты пахала с девяти до пяти. Тебе пора на кого-то опереться. Ты избалована, Тайгер… и отрываешься от реальности.

– А ты нет? – Такую Бобби Тайгер ненавидела. Избыток алкоголя переходил в желчность. Бобби это хорошо знала, а потому напивалась редко. По собственному опыту Тайгер понимала, что ей лучше уйти, прежде чем они наговорят друг другу много лишнего, о чем потом будут сожалеть.

Тайгер поднялась:

– Мама, мне нет нужды оправдываться перед тобой за мою работу, за мой образ жизни. Мы обе слишком много выпили, и уже поздно. Мне пора домой.

Она наклонилась, чтобы на прощание поцеловать мать.

И тут же отпрянула. Боль в правой щеке отозвалась в затылке. Бобби со всей силы влепила ей пощечину. Тайгер пошатнулась и упала бы, если б не оперлась о рояль.

– Я тебя не отпускала. Мне еще есть, что тебе сказать!

Лицо Бобби заалело от злости. Все следы усталости, подавленности исчезли. Бобби сияла.

– Ты уже достаточно наговорила!

Щека Тайгер горела, в голове звенело, очень хотелось расплакаться. Она постояла, собираясь с силами. Бобби смотрела на нее, ожидая ответного хода.

Тайгер же переполняли ярость, ненависть, унижение. Ей вспомнился случай из далекого прошлого. Они в гостиной особняка в Беверли-Хиллз. Ей то ли десять, то ли одиннадцать лет. Бобби все хотела вызнать, где дочь провела день, потом заявила, что она лжет, и неожиданно ударила Тайгер.

Оба раза, и тогда, и теперь, Бобби застигла Тайгер врасплох. Кипящая в ней злоба прорвалась-таки наружу. Именно злоба, стоящая за пощечиной, сила, которую Бобби вкладывала в удар, потрясли Тайгер больше всего.

– Извини, Тайгер, я…

Тайгер уже полностью пришла в себя и понимала, что делать ей здесь больше нечего. Направилась к холлу.

– Спокойной ночи, мама.

– Тайгер! Вернись немедленно…

Вместо того чтобы дожидаться лифта, Тайгер прошла через кухню и спустилась по лестнице черного хода. Она не хотела, чтобы Бобби догнала ее, если бы у той возникло желание последовать за ней.

Тайгер прошла пятнадцать кварталов по Парк-авеню, прежде чем достаточно успокоилась, чтобы ловить такси. Всю дорогу до дома Тайгер пыталась понять, с чего у Бобби такое к ней отношение. Всю жизнь Бобби пыталась очаровывать людей, таким образом добиваясь того, что хотела от них получить. Но этим, судя по всему, дело не ограничивалось. Бобби жаждала тотального контроля как над своей жизнью, так и над жизнью тех, кто был ей по-настоящему дорог. Когда же кто-то из них восставал, в нее словно вселялся дьявол. К счастью, в большинстве своем ее окружение делало то, чего она требовала. Бобби наловчилась манипулировать людьми, но Тайгер более не желала пребывать в марионетках.

Заснула Тайгер уже на заре.