Ник, словно оцепенел, слушая песню, которую выводил этот низкий голос. Знакомый голос с нежной страстной хрипотцой. Голос, от которого он сбежал на Высокую Месу. Голос, который звал его по ночам, которым он грезил в своем добровольном заточении.

Ник толкнул вращающуюся дверь, шагнул в зал. Ковбои замерли, не сводя глаз со сцены. Сизые клубы сигаретного дыма плавали в воздухе. Он сжал кулаки так, что побелели пальцы. Пристально взглянул на сцену.

Увидел тоненькую фигурку, золотисто-рыжие волосы. Да, роста она была такого же. Черт возьми! Но Ник все еще не мог быть уверен. Быть такого не может! Кто угодно, но только не она!

– Когда ты уходил, то смеялся,– выводила девушка, прикладывая к глазам лоскуток черного шелкового кружева.

Ник рванулся сквозь толпу, пытаясь разглядеть лицо певицы. У него пересохло во рту, когда он заметил восторженные взгляды зрителей, прикованные к восхитительной, прелестной девушке, одетой в красное шелковое платье, такое коротенькое…

Ее нежная белая грудь вздымалась, готовая вырваться из-под непомерно низкого выреза. Скандально короткая юбка едва прикрывала дерзкий задок. Длинные ровненькие ножки в черных сетчатых чулочках плавно двигались по сцене. В зале было очень тихо. Слышалось только частое возбужденное дыхание мужчин. В воздухе нарастало напряжение – тяжелое, густое.

– Ты разбил мне сердце, теперь мне плакать одной, – закончила она, голос дрожал. Она, в самом деле, была готова разрыдаться. Она очень волновалась, нервничала. Закончив песню, опустила руку с зажатым в ней кружевным платочком.

Дьявол! У Ника перехватило дыхание, будто кто-то ударил его по затылку дубиной. Если бы он смог открыть рот, то разразился бы такими ругательствами, от которых рухнули бы стены салона. Ноги словно приросли к полу.

Зрители хлопали, топали, свистели, орали «браво». Она порозовела от удовольствия, успокоилась и казалась теперь уверенной. Нахально улыбнувшись и непристойно подмигнув, затрясла короткой юбкой и бросила свой кружевной платок в толпу.

Вот это да! Ник остолбенел, во рту у него пересохло, будто он много часов подряд скакал без отдыха в окрестностях города Лукинглас. Там, на сцене, одетая почти в нижнее белье, стояла его пропавшая жена.

– Саманта! – закричал он.

Не удивительно, что он не смог ее найти. Он и предположить не мог, что для этого стоит заглянуть в салон Молли. Все еще не веря своим глазам, он стоял и пялился, наблюдая, как она машет ручкой, улыбается и посылает воздушные поцелуи подвыпившим ковбоям.

Чертова женщина! Ведет себя так, словно поет не в салоне, а в церкви.

Он сжал кулаки. Ему захотелось стащить ее со сцены, сжать руками эту мерзкую шею. Но он сдерживался из последних сил.

Ник зарычал, словно зверь, разъяренный видом собственной крови. Рычание перешло в дикий гневный рев, но его никто не слышал.

Приветственными криками и грохотом стульев посетители заглушили его. Мужчины боролись, вырывая друг у друга брошенный лоскуток кружева. Посреди зала они устроили свалку.

Огромный увалень прыгнул на сцену, грубо схватил Саманту за руку и притянул к себе.

– Не плачь, крошка. Я утешу тебя и никогда не покину.

Она вскрикнула, попыталась вырваться, яростно принялась колотить здоровяка кулачками по груди. Парень только хохотал, как сумасшедший.

– Нет! – рявкнул разъяренный Ник. – Убери от нее свои грязные лапы! Слышишь?

Он протиснулся вперед, схватил ковбоя за рубашку, стащил со сцены. Тот был удивлен, что его оттащили от девчонки. Растерянно заморгал и уставился в недоумении на Ника. Ник ударил парня в челюсть. Тот закрыл глаза и рухнул на пол, словно бесчувственный тюк. Ник дрожал от негодования и возмущения.

Саманта опустилась на колени, закрыла лицо руками. Ник рванулся вперед. Он должен защитить ее. Она его жена. Он попытался вспрыгнуть на сцену. Какой-то ковбой вырвался из беснующейся толпы и потащил его назад. Ник рухнул на пол под ноги двух дерущихся парней. Уворачиваясь от пинков и ударов, перекатился под стол. Он вовсе не желал быть раздавленным и растоптанным этими озверевшими быками.

«Проклятье! Из-за нее началась драка!»

Еще двое парней дрались у сцены, одновременно пытаясь дотянуться до новоявленной певицы. Один размахивал бутылкой. Изловчившись, огрел бутылкой противника, отбросил его в сторону, вскарабкался на сцену и схватил Саманту за руки.

Ник выбрался из-под стола. Мимо него со свистом пролетел стул, ударился в стену и рассыпался. Увернувшись от нацеленного в него кулака, Ник рвался к Саманте. Она была полуголая. Платье разорвано. Она билась в руках ковбоя, как птица в сети птицелова. Ее глаза, гневные и испуганные, были наполнены слезами.

– Отпусти ее сейчас же, подонок! – заорал Ник, схватил со стола скатерть и бросился к побледневшей Саманте.

Слезы текли у нее по щекам. Она наконец-то увидела Ника и вытаращилась на него в ужасе.

– Нет! – закричала она и закрыла глаза. – Нет! Ник!

– Заткнись! – приказал он. Он потянулся, схватил парня за руку и сжал его запястье. Тот нехотя отпустил руку девушки, повернулся к Нику. Ник резко ударил ковбоя в плечо. Ковбой отлетел от него и врезался в толпу.

Саманта безуспешно пыталась прикрыться остатками платья. Он грубо схватил ее за руку, прижал к себе.

– Что тебе… – начала она.

– Ни слова! – рыкнул он, развернул скатерть, накинул на нее, плотно обернул ткань вокруг Саманты, превратив жену в тугой клетчатый кокон. Она возмущенно открыла рот, но он, не обратив на это никакого внимания, перекинул ее через плечо, словно тюк.

– Прекрати! – закричала она. – Сию же минуту поставь меня на место! Отпусти! – она извивалась, пытаясь высвободить руки.

– Никогда в жизни! – шепотом сказал он, размахнулся и крепко шлепнул ее пониже спины. Она взвизгнула.

– Хулиган! Не смей!

– Мне надо было давным-давно отлупить тебя! – умиротворенно улыбнулся Ник.

Посетители, услышав ее крик, перестали драться. С угрожающим видом они теснились к сцене. Ник выхватил из-за пояса револьвер, взвел курок и выстрелил в пол. Посыпались щепки.

– Стоять! – заорал он. – Назад!

Ковбои переминались вокруг, но решительности у них чуточку убавилось.

– Кто дал тебе право забирать ее? – прохрипел голос из толпы. – Эй, отвечай!

– Да, да, кто дал тебе такое право? – окликнул другой голос.

Ник двигался вдоль стены к выходу. До двери оставалось всего несколько шагов. Он остановился, держа толпу на прицеле, обернулся, зло сощурил глаза.

– Не двигаться! – потом, неожиданно для всех, улыбнулся и сказал совершенно спокойным голосом: – Какое к черту право! Она – моя жена!

Посетители застыли с раскрытыми ртами. Несколько секунд стояла напряженная тишина. В толпе послышались смешки, шарканье стульев, приглушенные возгласы недоумения. Какой-то юнец, запинаясь, отводя в сторону глаза, растерянно сказал:

– Черт возьми, мистер! М-мы н-не знали!

Ковбои расступились, беспрепятственно пропустив Ника. Спрятав оружие, он зашагал к отелю, громко стуча сапогами по деревянному тротуару. Саманта, теплая, мягкая, покачивалась у него на плече. Он прижал ее к себе покрепче. Ему нестерпимо хотелось ее задушить, отшлепать, расцеловать, обнять крепко-крепко. Господи, какая глупышка! Он вдыхал нежный аромат розового масла, идущий от нее. Ему стало страшно. Он с запозданием испугался за эту сумасбродку. Что бы случилось, если бы он не оказался там? От этой мысли он вздрогнул, у него чуть не подкосились ноги. Дрожа от запоздалого страха, Ник открыл стеклянную дверь, все еще держа Саманту на плече, подошел к конторке и с силой дернул за шнурок. Колокольчик звякнул и захлебнулся.

– Макбрайд! – закричала Саманта и принялась колотить его по спине кулачками. – Сию же минуту отпусти меня! – она снова стала дергаться.

– Ну-ка, прекратите этот шум. Что здесь происходит? – послышался яростный шепот клерка, похожего на кролика. Он подошел к конторке, нервно вытирая салфеткой желток, прилипший к усам. Он был очень недоволен тем, что его снова побеспокоили. Он сразу же узнал Ника и смотрел на него высокомерно и презрительно, черными и маленькими, словно бусинки, глазами. Потом взглянул на визжащую девчонку, скривил губы. – Мы не…

– Заткнись и дай мне комнату, – рявкнул Ник. – Нечего совать кроличий нос не в свои дела.

Клерк судорожно сглотнул, кадык на его шее подпрыгнул, глазки забегали из стороны в сторону. Казалось, он ищет нору, чтобы шмыгнуть в нее. Ник поставил его в дурацкое положение.

– Это будет стоить вам два доллара, – прошептал он, бросив на конторку ключ с металлической биркой.

– Потом рассчитаемся, – Ник сгреб ключ и быстро зашагал по лестнице на второй этаж.

Найдя нужный номер, всунул ключ и повернул его. Дверь заклинило, она не поддавалась. Ник пинком распахнул ее, она с грохотом ударилась в стену. Картина на стене качнулась и скривилась. Ворвавшись в комнату, Ник повернулся и пинком захлопнул дверь.

Саманта извивалась у него на плече, не прекращая колотить по его спине кулачками.

– Отпусти меня! Слышишь!

– Хватит орать! – он раздраженно хлопнул ее по заднице. – Мне бы надо хорошенько поддать тебе, чтобы знала впредь, как себя вести, – он потряс отбитой ладонью.

– Ты, грязная тварь! – кричала она, в ушах Ника звенело от ее отборных ругательств.

– Твой грязный рот, наверное, нужно помыть мылом, – вздохнул он, пересек комнату и бросил свою ношу на кровать.

Саманта рывком высвободилась из скатерти, швырнула ее на шелковое покрывало, вскочила на кровать. Она была похожа на разозленную фурию.

– Как ты смеешь так обращаться со мной? Как ты смел смущать меня? Мешаешь мне работать…

– Смущать? – заорал Ник. Он не верил своим ушам. Яростно прищурив глаза, кивнул на зеркало, потом окинул ее презрительным взглядом. Одно плечико было оторвано, платье сползло, обнажив нежную грудь. У него перехватило дыхание от возбуждения, охватившего его при виде ее груди.

Грозно надвигаясь на нее, он просипел:

– Как ты думаешь, что я должен чувствовать, обнаружив жену, полуголую в салоне, поющей для своры пьяных ковбоев?

Саманта испугалась, попыталась прикрыться руками, отступила, ударилась спиной о стену.

От ревности, охватившей его, он готов был задушить эту дикую кошку. Глаза у него потемнели, он еще раз презрительно оглядел ее с головы до ног.

– Интересно, кого из них ты намеревалась взять наверх первым? – задыхаясь от злости, прошипел он.

Мысль о том, что кто-то другой мог дотронуться до нее, еще больше взбесила его, он шагнул ближе.

– Или, может быть, ты собиралась взять с собой всех?

Ее зеленые глаза потемнели от злости, она прищурилась, соскочила с кровати, схватила с умывальника фарфоровый кувшин.

– Саманта! – предупредил он.

С безмятежным взглядом она размахнулась и бросила кувшин в Ника. Он поднял руку, чтобы защититься, но кувшин пролетел мимо, ударился о стену и разлетелся.

– Чертова женщина! – процедил он сквозь крепко сжатые зубы. Глаза его стали темными. Ледяным холодом повеяло на Саманту. Он оскалился и казался ей ощерившимся волком.

– Боже! – прошептала она, сжавшись от ужаса, повернулась к умывальнику, схватила с полки чашку. Ник молниеносным движением выхватил чашку у нее из рук и стукнул об пол. Схватив ее за руки, притянул к – Отпусти меня! – снова закричала Саманта. Она задыхалась от боли и страха, корчилась, пытаясь освободиться от его железной хватки.

Он засмеялся, но как-то устало, невесело, сжал ее запястья еще сильнее.

– Как ты смеешь? – возмутилась она.

Потом вдруг затихла, повисла на нем, притворяясь, что ей стало дурно. Он ослабил хватку. Она опустилась на пол, положив голову ему на руку.

– Саманта! – он наклонился, обеспокоенно посмотрел ей в лицо.

Сейчас она ему покажет.

Изловчившись, она цапнула его за руку зубами.

Ник отскочил от неожиданности, вскрикнул:

– Проклятая кошка!

Злорадно ухмыльнувшись, она увернулась и бросилась к двери.

– Стоять! – решительно крикнул он. – Не уйдешь! – одним прыжком нагнал ее и схватил за подол.

– Отпусти меня! – Она извивалась и корчилась, молотила кулачками по его руке, лицо побледнело от ярости, волосы разлохматились.

– Ну, конечно, ты же у нас привыкла ходить голой, почему бы тебе не повторить свой подвиг? – тихо сказал он и дернул с нее платье. Она в последний раз попыталась вырваться, чем помогла ему. Ткань затрещала, платье оказалось в руках Ника.

Она взвизгнула, взглянула на себя. На ней осталось только открытое нижнее белье и чулки в сетку с розочками на подвязках. Саманта покраснела от стыда, смущенно отвернулась от Ника.

– О-о! – протянул он с иронией в голосе. – Оказывается, мы еще не разучились смущаться и краснеть.

Пытаясь одной рукой прикрыться, второй – она старалась дотянуться до скатерти, лежащей на кровати. Но не успела.

Он протянул руку, рванул с нее трусики. Она уже не пыталась прикрыться, резко повернулась к нему и закричала:

– Ты что, с ума сошел? – она взглянула растерянно и ошеломленно. Он никогда еще не позволял себе так обращаться с ней.

Он смотрел на нее холодно и безжалостно.

– Может быть, – спокойно сказал он и посмотрел на нее с вожделением. Он стоял перед ней высокий, спокойный, вызывающе положив руки на пояс.

Она поперхнулась, попятилась медленно, осторожно.

– Ты не имеешь права это делать.

Не отрываясь, он смотрел ей прямо в глаза.

– Может, да, а может быть, нет, – спокойно шагнул к ней. – Ты получила документ об аннулировании?

– Аннулирование? – переспросила она, вопрос застал ее врасплох. – Я стою перед тобой в одних чулках, можно сказать, в чем мать родила, а ты спрашиваешь у меня документ об аннулировании?

«Почему он об этом спрашивает?»

Она задумалась, нахмурила брови. Боль и ярость, вскипевшие в ее сердце после его дурацкого вопроса, вытеснили страх.

– Скотина! – закричала она. – Ты все еще пытаешься избавиться от меня, так надо понимать?

– Я тебя просто спрашиваю! – тихо сказал он и шагнул к ней.

– Нет, – она попятилась, дотянулась до кровати, резко повернулась и дернула скатерть к себе.

– Хорошо, – сказал он, в глазах его вдруг появились знакомые ей серебристые искорки, но быстро погасли. Глаза его снова стали холодными и угрюмыми.

Саманта остолбенела, словно загипнотизированная его неподвижным взглядом. Он, не сводя с нее глаз, расстегнул ремень. Отбросил его в сторону. Она испуганно вздрогнула, когда кобура револьвера стукнула об пол.

Саманта казалась себе кроликом, оцепеневшим от взгляда удава. Она все понимала, но не могла двинуться с места. Ник спокойно снял кожаный жилет и бросил его. Медленно и сосредоточенно расстегнул пуговицы на рубашке. Снял рубашку и улыбнулся Саманте улыбкой, больше похожей на волчий оскал.

Покусывая нижнюю губу, она спросила:

– Что ты делаешь?

Он поднял ногу, стянул сапог, отшвырнул его в сторону. Туда же последовал второй сапог. В глазах Ника снова появились серебристые искорки.

– То, что должен бы сделать давным-давно, – спокойно отозвался он. Непокорная прядь черных волос упала ему на глаза. Он встряхнул головой, отбрасывая ее назад.

Саманта трясущимися руками прикрыла рот. Взгляд ее скользил по обнаженной груди Ника. Под смуглой кожей играли крепкие, упругие мускулы. Блестящие волосы, покрывающие грудь, узкой полоской спускались вниз. Он так же спокойно расстегнул брюки и снял их. Саманта зажмурилась, потом изумленно раскрыла глаза.

– Боже милостивый! – простонала она и попятилась к двери.

Ник стоял перед ней совершенно обнаженный, с гордо поднятой головой. Все его мышцы были напряжены. Он был похож на дикую кошку, готовую к молниеносному прыжку. Или на натянутый лук. Он слегка подрагивал, как тугая тетива. Готовая к полету стрела была направлена на Саманту. Девушка взвизгнула и бросилась к двери. Ник перехватил ее.

– Не так быстро, малышка, – промурлыкал он. – Мы еще не закончили, – он усмехнулся и вытащил ключ из замка. Размахнувшись, бросил ключ на кровать.

«Ключ! Мне нужно схватить его».

Увернувшись от Ника, Саманта бросилась к кровати, схватила ключ и зажала в руке. Проворно извернувшись, она снова рванулась к двери. Ник остановил ее. Подняв глаза, полные слез, она задрожала. Глядя ей прямо в глаза своими светло-серыми глазами, он разжал ей пальцы и вынул ключ.

– Он тебе вовсе не нужен, крошка, – его руки сорвали с нее скатерть. – И это – тоже.

Ник обхватил ее за бедра и крепко прижал к себе. Потом поднял руку, запустил ей в волосы пальцы. Шпильки выпали одна за другой, локоны рассыпались по плечам и спине.

– Вот так гораздо лучше, – прошептал он, руки его заскользили вниз, обхватили ее ягодицы. Саманта отдернула голову, слегка выгнулась и открыла рот, чтобы закричать.

– Нет! Я… – начала она, он наклонил голову и накрыл ее губы своими, заглушив слова протеста. Его напряженная, набухшая плоть прижалась к ее животу, она пульсировала и обжигала ее, вызывая в ней ответные токи.

Он стал покрывать ее лицо, шею, грудь короткими жадными поцелуями. Голова у нее закружилась, она зашаталась под таким бешеным напором страсти и вцепилась пальцами в его плечи, чтобы не упасть. Ее дыхание стало частым и глубоким. Внутри нее зарождалось мягкое тепло, которое, она уже хорошо знала, перейдет в сладкую тягучую боль. И это было желание.

И она застонала в предчувствии этой сладостной муки. А его язык с силой разжал ее зубы, требовательно прикасался к ее языку, лаская и пробуя на вкус ее нежные глубины. Саманта застонала снова, обняла Ника за шею и притянула к себе.

Но вдруг она вспомнила. Вспомнила тот его последний поцелуй… Она сгорала от страсти, она хотела его, она готова была безоглядно довериться ему, отдаться, стать его женщиной, любовницей, женой… А он засмеялся грубо, цинично, мстительно и бросил ее на кровать.

Нет. Она ни за что не уступит ему. Да он хочет ее, но не любит вовсе. Он даже не притворяется, что хотел бы стать ее мужем.

Она отвернулась, попыталась вырваться, горячие слезы обиды покатились по ее щекам.

– Нет, нет, – всхлипнула Саманта.

А он настойчиво притянул ее голову к своей груди, стал целовать волосы, лоб, обнял. Шелковистые волосы на его груди щекотали ей щеку и ухо. Она слышала, как стучит его сердце. Другой рукой он продолжал гладить ее бедра, ягодицы. Пальцы были нежные и горячие, от их прикосновений сквозь кожу проникало волнующее тепло. Он снова отклонил ее голову, посмотрел в глаза. Языком и губами, едва прикасаясь, слизнул слезы с ее щек. Он шептал ей на ухо непонятные, но нежные и страстные слова, на языке Чиянны. И от этих его движений и прикосновений доводы и причины, по которым она должна была убежать от него, показались ей пустыми и несущественными. В ней вновь вспыхнула страсть.

Уже не слушая своего внутреннего протеста, она, очертя голову, ринулась в водоворот, который затягивал все глубже. Она была не в силах противиться желаниям своей плоти. Обхватив голову Ника, с силой прижала ее к своей груди. Ей хотелось ласкать его, касаться кончиками пальцев его груди, спины. Взяв его лицо в свои теплые ладони, она приподнялась и поцеловала губы мужа долгим чувственным поцелуем.

– Котенок мой, – прошептал Ник.

Он подхватил ее, приподнял. Она обхватила его ногами, прижалась к горячей груди. Ник положил Саманту на шелковое покрывало, а сам осторожно лег рядом.

Она подняла глаза. Он смотрел на нее, заложив руку за голову и улыбаясь. Ей показалось, что он усмехается ленивой, кривой ухмылкой.

Он опять смеется над ней. Глаза у нее прищурились, стали злыми. Сжав кулачки, она заколотила его по твердой груди.

– Отпусти меня!

– Никогда, – пробормотал он, заломил ей руки за голову и, придерживая одной рукой, навалился на нее. Сжав зубы, она попыталась отодвинуться.

Он обхватил ее бедра коленями. Его напряженная плоть прикасалась к ее животу, он слегка двигался. А глаза были неподвижные, черные, огромные, в их глубине поблескивали серебристые искорки. Губы его настойчиво касались ее губ.

У нее перехватило дыхание, а, когда она попыталась вдохнуть через силу, из груди вырвался долгий страстный стон. Он целовал её глаза, волосы, губы. От него пахло табаком, кожей, потом. Этот резковатый и в то же время нежный запах принадлежал только ему.

Кончиками пальцев он провел по ее щеке, шее, круговыми движениями стал ласкать ее сосок. Грудь набухла и сосок стал темным и твердым. Обхватив ладонью ее грудь, он слегка сжимал и отпускал ее. И от этих движений новая волна желания захлестнула ее. Ей стало страшно, а вдруг он опять исчезнет, бросит ее, уйдет. Если бы он любил ее, никогда бы так не поступил. Нет, он ее не любит. Нужно остановиться и остановить его.

– Ник! – отчаянно прошептала она.

– Да, Саманта?

– Пожалуйста, не делай этого, – с трудом проговорила она, еле сдерживая рыдания.

Глаза его снова стали холодными. Казалось, он колеблется. Глубоко вздохнув, он наклонился к ней, стал осыпать короткими нежными поцелуями лицо, шею, а рука продолжала ласкать грудь. Потом он мягко и медленно раздвинул коленом ее бедра. Она уже вся горела. Ей нужно оттолкнуть его, убежать, но тело отказывалось повиноваться. Оно подчинялось не ее рассудку, а его воле.

– Не надо, – простонала она, когда его рука передвинулась и стала ласкать другую грудь.

– Я не возьму тебя, пока ты сама меня об этом не попросишь, – прошептал он ей на ухо, слегка прикусил мочку и стал ласкать ее языком.

– Я… я никогда не попрошу, – выдохнула она. Он приподнял голову, посмотрел на нее из-под полуопущенных ресниц, улыбнулся, показав ровные белые зубы, рука легко и нежно проскользила по ее телу, он стал гладить ее живот. Ей показалось, что огонь, вспыхнувший у нее в животе, спалит ее. Ей было невмоготу, а он снова стал целовать ее нос, губы, щеки, веки. Голова у нее кружилась. Прядь черных жестких волос щекотала лицо. Ник склонил голову к ее груди, стал ласкать соски языком, покусывать зубами. Саманта выгнулась ему навстречу, ей хотелось большего, она стонала и прижималась к нему.

– Ник! – позвала она. Голос был хриплый, наполненный страстью. Боже, что он делает. Надо остановиться. Надо…

Ник приподнял голову, вопросительно посмотрел на нее.

– Да?

– Ничего, – она до крови прикусила нижнюю губу, надеясь, что боль остудит ее пыл, отрезвит.

Глаза Ника искрились, он ждал. Он не просто ждал. Наклонившись, он слизнул с ее губы кровь. Проложил губами дорожку от губ к уху, через шею – к другому уху.

Саманта вздохнула, обняла его за шею, подалась к нему всем телом, всхлипнула и стала осыпать поцелуями его лицо, шею. Пальцы скользили по его плечам, спине, ягодицам, бедрам.

Он снова прижался губами к ее губам, раздвинул языком ее зубы, ласкал и пробовал на вкус ее язык. Она подчинилась зову своей плоти, стала повторять его движения, раздвинула языком его зубы, ласкала его рот, стараясь проникнуть язычком, как можно глубже.

Он пальцами гладил ее бедра, раздвинув пальцами ее плоть, стал гладить изнутри. Она выгнулась навстречу ему, широко раздвинула бедра и двигалась вместе с его рукой. Ее руки блуждали по его телу, язык боролся с его языком, она чувствовала, что он задыхается. Он поцеловал ее долгим, чувственным поцелуем и слегка отстранился, она судорожно схватила его за плечи, удержала над собой. Она чуть не зарыдала от того, что он уходит, отстраняется.

– Все хорошо, – пробормотала она себе и отпустила его.

– Ты что-то сказала, Саманта?

– Все хорошо, – ответила она.

– Что, все хорошо? – переспросил он, глядя на нее невинно, словно неискушенное дитя.

– Все хорошо, – руки ее снова вцепились в его плечи, притягивая к себе, удерживая над собой. Она всхлипнула, зная, что заплатит эту цену. Что бы ни случилось потом, что бы ни случилось… По крайней мере, с ней останется эта ночь, которую она запомнит на всю жизнь.

– Ник, – позвала, простонала она. – Ник, возьми меня.

Ник застонал и закрыл глаза. Он ткнулся губами ей в ухо и прошептал:

– Котенок, я думал, что умру, прежде чем ты уступишь мне. Но пока еще я жив.

Он понимал, что она напугана, но все еще упрямится. Он снова обцеловал ее всю, голова его двигалась ниже и ниже, к животу, бедрам.

– Котенок, если бы ты только знала, как долго я ждал этих слов, – голова его опустилась к ее бедрам. Он слегка раздвинул ее плоть, обнажив маленький розовый росток и коснулся его языком. Она вздрогнула, словно его язык пронзил ее насквозь. А он уже целовал ее, опускаясь ниже и снова поднимаясь вверх. Она выгнулась, тело ее хотело продолжения этой сладкой муки, напряглось, ей казалось, что она умирает. Она умрет прежде, чем все это закончится.

– Ник! – закричала она и содрогнулась, сжав бедрами его голову. Потом расслабилась, руки бессильно упали и подрагивали, словно крылья у пойманной птицы. – Ник! – простонала-позвала она. Горячая волна захлестнула все ее тело, Саманта поникла, слегка вздрагивая и улыбаясь.

А он уже снова приник к ее губам.

– Я никогда, – она слегка задыхалась. – Я никогда не представляла, как все это бывает, – прошептала она и засмеялась нежным, счастливым смехом, целуя его щеки, губы, плечи, повернув его руку ладонью к себе, неясно касалась губами его ладони.

– Ты еще ничего не знаешь, малышка, – с ласковой усмешкой сказал он.

– Правда? – она изумленно улыбалась ему, глаза блестели, щеки разрумянились. – Ты научишь меня? – спросила она, шаловливо проведя пальчиком по его раскрытой ладони.

– Обязательно, – глаза у него были теплые, мечтательные. Приподнявшись над ней, он ладонью раздвинул ее бедра и, наконец-то, вошел в нее.

Она закричала от боли, он нежно поцеловал ее, успокаивая, и стал осторожно и медленно двигаться в ней. Подложив ладони ей под ягодицы, он заставил ее двигаться вместе с ним. Учил ее преодолевать страх и стыд.

Она выкрикивала его имя, звала его, отдавалась ему, она хотела быть его частью, даже если это больше никогда не повторится. А он успокаивал ее, шептал ласковые слова и твердил:

– Котенок, я здесь, я с тобой. Я для тебя.

– Ты со мной, ты во мне… – подтверждала она. И когда ее восторг достиг наивысшей точки, когда сладкая мука стала невыносимой, невыразимо прекрасной, она широко раздвинула бедра, обхватила руками его ягодицы и с силой прижала к себе, подчиняясь желаниям своего тела. Плоть жаждала слиться с его плотью, вобрать в себя каждую каплю его семени, чтобы никогда не кончалась жизнь.

Их крики слились в один. Он выгнулся над ней, поднял кверху руки. Что-то горячее и нежное вливалось в нее, наполняя ее тело новой волной восторга.

А он кричал, неистовствуя, поднимая руки к небу. И в его крике ей послышался дикий крик Чиянны, крик победы и ликования. Этим криком он объявлял миру, что теперь она навсегда принадлежит только ему.