Между нами говоря, взрослые любят преувеличивать свою роль в истории. И очень не любят признавать, что большей частью своих достижений человеческая цивилизация обязана не им. Ещё пока взрослые не вырастут как следует, они всё отлично понимают. Но как только выбьются в большие, сразу начинают посматривать на всех, кто меньше ростом, сверху вниз.

И только иногда скрепя сердце они вынуждены отдавать ребятам должное. Слышал ли, например, кто-нибудь пословицу «Истина глаголет устами взрослых»? Конечно же, не слышал. Потому что такой пословицы нет. Зато пословицу «Устами младенца глаголет истина» знает каждый.

Или история с голым королем! Все взрослые вели себя в этой истории не слишком умно — и король, и министры, и многие другие. А кто сказал, что на самом деле никакого платья на короле нет? Может быть, всё-таки какой-нибудь взрослый? То-то же!

Мы уж не говорим о том, как плохо пришлось бы вдове Дуглас, а может быть, даже и судье Тэтчеру, если бы не Том Сойер. Индеец Джо перерезал бы их, как куропаток.

Так что нет ровно ничего удивительного в событиях, которые произошли ранним утром 5 января 196… года (ровно за месяц до того, как Матвей Белов пришёл к Леониду Серегину, а Леонид Серегин к Григорию Тарасюку) в пункте, находящемся немного севернее тридцатой параллели и немного восточнее тридцатого меридиана — неподалеку от Аравийской пустыни. Той самой Аравийской пустыни, которую проходят по географии в пятом классе.

Халид не проходил географии в пятом классе. Впрочем, он не проходил её и в каком-либо предшествующем или последующем классе, как не проходил и никаких других предметов, поскольку вообще не учился в школе: по мнению отца Филиппа, посещать школу монастырскому пастушонку было вовсе не обязательно. Дедушка Джафар, упросивший отца Филиппа взять в монастырь Святого Гильома своего младшего внука, должен был радоваться уже тому, что Халид не умрет с голоду, как это случилось с половиной их племени.

Итак, Халид никогда не учил географии. Но он отлично знал, что пустыня недалеко и что второй такой отвратительной козы, как эта рыжая Жозефина — любимица господина настоятеля, — нет во всём белом свете. Поэтому надо было поторапливаться.

Нет, Халид не боялся суковатого посоха отца Филиппа — вот уже год как его не бьют. Но за рыжую Жозефину придется отрабатывать ещё целый год! А он и так не знает, как вытерпеть до конца срока.

Уже давно поднялось из-за скал горячее солнце, тени стали короче, а проклятой козы будто след простыл. Халид поднимался всё выше в горы, внимательно вглядываясь в каждую расселину, в каждый куст. Постепенно он добрёл до перевала — самой высокой точки маленького хребта, отделявшего приморскую долину от пустыни.

Халид обернулся. Далеко внизу едва виднелись развалины древних построек и одиноко возвышалось остриё каменной пирамиды. Ни людей, ни животных — только бурые скалы да редкие пыльные кустики с обожжённой солнцем кожистой листвой окружали мальчика.

— Э-э-ге! — крикнул он, сложив ладони рупором.

Крик прокатился по скалам и заглох.

Халид миновал голую верхушку горы, свернул с тропы и двинулся вниз к роднику — напрямик, обдирая бока об острые колючки кустарника. «Чёртова Жозефина! — думал мальчик. — Не провалилась же она в самом деле сквозь землю?»

И только он так подумал, как его нога соскользнула с камня и повисла в воздухе. Едва удержавшись от падения, Халид взглянул вниз и, к своему величайшему удивлению, увидел довольно большую круглую дыру. Дна не было видно.

Он поднял увесистый камень, швырнул его в дыру и прислушался. Из глубины донёсся глухой звук удара.

— Если Жозефина провалилась сквозь землю именно здесь, то дело плохо! — сказал Халид вслух.

Вероятно, то же самое сказал бы или подумал на его месте любой взрослый, после чего спокойно побрёл бы дальше.

Но Халиду ещё не исполнилось двенадцати лет. А известно, что в этом возрасте великий дух исследований поглощает человека целиком и полностью. Швырнув в дыру ещё два камня и постояв несколько минут на коленках на краю странного колодца, мальчик полез туда сам, цепляясь за шершавые стенки.

С трудом одолев узкую горловину, Халид, исцарапав руки и ноги, на четвереньках прополз по узкому ходу куда-то вбок. Потом ход кончился, и сколько мальчик ни шарил кругом, он нигде не мог нащупать вторую стенку.

Сначала он почти ничего не видел. Однако глаза его постепенно привыкли к полумраку, и Халид обнаружил, что он находится в большой пещере. Здесь было прохладно, но совершенно сухо.

Он сделал несколько осторожных шагов вдоль стены. Под его ногой зашуршали какие-то камешки. Халид нагнулся, поднял один из них и поднес к глазам. Сердце у него так и заходило ходуном, руки похолодели, а по спине поползли мурашки: перед ним лежал не камешек, а глиняный черепок. Значит, в пещере уже были люди!

Изо всех сил тараща глаза, Халид внимательно оглядел пещеру и заметил в дальнем углу две тёмные фигуры, похожие на человеческие, — одна стояла, а другая лежала. Мальчик прижался к стенке и, стараясь не дышать, так пристально всматривался в тёмный угол, что в конце концов перед глазами у него поплыли оранжевые круги.

Сколько он простоял зажмурившись, неизвестно, но, когда снова открыл глаза, сразу же понял, что фигуры, принятые им за людей, вовсе не люди, а просто-напросто высокие кувшины.

— Всемогущий аллах! — горячо прошептал Халид. — Всемогущий господь! — тут же поправился он. Переход мальчика в христианскую веру был одним из условий, поставленных дедушке Джафару отцом Филиппом. — Всемогущий господь! Пожалуйста, сделай так, чтобы эти кувшины были полны золотыми монетами. Здесь такое удобное место! Тебе ведь нетрудно, а дедушка расплатится со святым Гильомом за хлеб и возьмёт меня из монастыря домой. Очень тебя прошу!…

Как это ни странно, бог выполнил просьбу Халида. Правда, если бы он как следует подумал, то, может быть, сделал всё немного иначе. Но то ли бог забыл, что мальчишка неграмотен, то ли просто очень торопился. Во всяком случае, когда Халид кинулся к кувшинам и запустил руку сначала в один, а затем в другой, никаких монет он не обнаружил.

Но кувшины не были и пустыми. Из того, что стоял у стены, мальчик извлёк какой-то липкий свёрток. А кувшин, лежащий на полу, пришлось разбить. То, что было в нём спрятано, никак не хотело проходить сквозь горло. И оно было такое тяжёлое, что Халиду даже не удалось поставить кувшин стоймя.

«Вот это, наверно, и есть золото!» — подумал мальчик.

Завязав липкий свёрток в рубаху и обмотав рукава вокруг шеи, он полез наверх. Это оказалось не так уж трудно. Теперь узкий колодец был хорошо виден, и Халид легко находил выступы, в которые можно было упереться босыми ногами.

Упрятав рубаху под куст, мальчик снова спустился вниз. Со второй находкой — тяжёлым продолговатым предметом, похожим на гирю, — пришлось повозиться. Наконец Халид взвалил гирю на плечо и с большим трудом вскарабкался наверх.

Он отдышался, облизал сухие губы и стал рассматривать свои сокровища. Свёрток оказался рулоном из тонкой, очень старой, местами испорченной кожи. На ней были видны мелкие тёмные закорючки, ничуть не похожие ни на арабские буквы, которые показывал ему дедушка Джафар, ни на латинские, которые Халид видел в евангелии у отца настоятеля.

Гиря оказалась вовсе не из золота. Даже не из серебра! А просто из меди, самой обыкновенной меди — видимо, очень давно нечищенной и потому покрытой толстым чёрно-зелёным налётом.

Огорчённый тем, что бог не захотел выполнить его просьбу, да ещё в таком удобном месте, Халид долго сидел на корточках у входа в пещеру. Солнце начало клониться к западу.

Медная гиря была слишком тяжёлой, чтобы таскать её по горам. И Халид, подумав, спрятал её неподалёку от входа в пещеру — в расщелине между скалами. А кожаный свёрток он решил захватить с собой. Кто знает, может быть, эта старая кожа чего-нибудь да стоит и господин настоятель согласится принять её вместо проклятой козы?…