Я, спотыкаясь, выхожу на городскую площадь через пожарный выход. Ноги мои скользят по неровной земле. Я не успеваю сделать и десяти шагов, как мои ноги подгибаются, и я валюсь на пол, тяжело дыша, дрожа, в то время как моё тело все горит, растапливая лёд моей крови. Что со мной? У меня сводит желудок, вены разрываются от боли. Я вонзаю ногти в мостовую, стараясь уцепиться за реальность. Моё тело яростно трясётся. Как будто меня выворачивает наизнанку.

Меня будто пронзает электричеством. Разряд проходит через кончики пальцев ног и рук, встречаясь в одной точке: в моём сердце. В груди происходит взрыв мучительной боли, и моё тело дёргается. Позвоночник выгибается дугой. Всё, о чем я могу думать,— я умираю, умираю, умираю. Я испускаю вопль отчаяния, и тогда боль проходит так же быстро, как и появилась.

Я лежу на земле, пот струится по моему лицу, грудь вздымается, а мои пальцы прижимаются к невероятно горячей коже, покрывающей всю грудную клетку, и я что-то чувствую, — то, чего не должно быть:

Медленное ровное сердцебиение.

Я издаю изумлённый возглас, который находится где-то между радостью и ужасом. По мощённой мостовой шлёпают шаги, и я склоняю голову на сторону, чтобы увидеть рядом с собой обшарпанные бутцы Жука. Он хватает меня за рубашку и оттаскивает из-под прямых солнечных лучей, прежде чем подтянуть меня наверх в сидячее положение.

— Всё хорошо, брат? — спрашивает он.

Я закрываю глаза и просто слушаю ритмичный стук моего сердца. Моё сердце... Не могу поверить, что оно и правда бьётся! После жизни в тишине это самый прекрасный звук, который я когда-либо слышал. В первый раз за своё существование я, правда, по-настоящему живу и не похожу на зомби, который ходит просто, как ожившее тело.

Жук трясёт меня за плечо, возвращая к реальности.

— Ты чего? — спрашивает он.

Я беру его руку и прижимаю к своей груди.

— Не фига себе! — Он отдёргивает руку. — Как это? — наконец спрашивает он.

— Понятия не имею. Кажется... — Я трясу головой. — Ты подумаешь, что это безумие.

— Рассказывай.

— Кажется, это из-за Натали. — Я рассказываю ему о нашей первой встрече под мостом, и как затрепетало моё сердце. — И когда мы только что столкнулись головами, моё сердце начало биться. Это не может быть случайностью.

Жук чешет голову, вроде как, пытаясь сложить все кусочки головоломки воедино.

— Но каким образом прикосновение Натали могло запустить твоё сердце? Это, что девчонка—дефибриллятор или типа того?

— Без понятия.

— Ты слыхал о подобном запуске сердца у полукровок? — спрашивает он.

— Нет.

— Думаешь, это навсегда?

— Блин, к чему все эти вопросы? Не можешь просто порадоваться за меня?

Меня охватывает внезапный ужас. А что, если это только временно? Я хотел бы, чтобы сердце билось всю мою оставшуюся жизнь. Всё, чего я хочу, — это быть нормальным, вписываться в окружающий меня мир, не быть одному. Это невозможно, если ты единственный парень в городе без сердцебиения; это сильно выделяет тебя на фоне остальных. Я не хочу возвращаться к былому — не хочу быть фриком.

Поток моих мыслей обрывается, когда площадь оживает. По площади шествует взвод часовых Стражей, за которыми следует почти сотня горожан. Многие рабочие всё ещё одеты в свою обычную серую униформу, как будто они только что бросили то, чем занимались, чтобы прийти сюда. Поблизости возбуждённо болтает группка дам в длинных платьях, обмахиваясь веерами, в то время как их мужья не обращают на них никакого внимания. А спустя мгновение библиотечная дверь распахивается, и наш класс истории высыпает из здания на улицу, чтобы присоединиться к остальным гражданам на площади.

Натали выходит из библиотеки вместе с Дей и Крисом. Она смотрит в моем направлении, и моё сердце начинает опять биться в грудной клетке, да так сильно, что будто готово вот-вот вырваться,— ба-бумба-бумба-бум! Если и были какие-то сомнения, что моё ново обретённое сердцебиение связано с Натали, то сейчас они рассеяны.

— Что происходит? — спрашивает Жук.

Я отвожу глаза от Натали.

— Не знаю. Давай посмотрим поближе.

Он помогает мне подняться на ноги, и мы проталкиваемся сквозь толпу к сцене. Народ толкается, каждый старается вылезти вперёд, пытаясь оказаться поближе к трём крестам у Пограничной стены. Преподобный опрыскивает кресты соком акации, а часовые Стражи поспешно перед ними воздвигают платформу. Группа парней с бритыми головами дразнят охранников Легиона, стоящих на стене.

— Эй, а это не твоя тётка Роуч? — Я указываю на женщину с офигенными дредами до пояса и худощавым веснушчатым лицом, стоящую у сцены.

Мы подходим к ней, и она быстро обнимает Жука. Мы словно в эпицентре столпотворения, все толкаются, чтобы получить лучший вид. Часовые Стражей наносят несколько ударов, пытаясь тем самым присмирить толпу.

— Почему здесь все собрались? — спрашивает Жук.

— Это Том Шрив— они нашли его, — говорит Роуч, имея в виду друга Жука, который пропал несколько недель назад.

От лица Жука отливает вся кровь.

Ба-бум! Сердце моё вдруг сжалось, и я почему-то уверен, что это потому, что Натали тут, неподалёку. Я поворачиваюсь и вижу, как её ведёт к нам Грегори.

— Пошли, я хочу посмотреть поближе! — говорит Грегори.

Они идут ближе к сцене, и, когда они проходят мимо, рука Натали задевает мою руку. Через мой бицепс стреляет электрический разряд, и я инстинктивно хватаюсь за руку, пытаясь заставить боль уйти. Что странно, Натали также хватается за свою руку, словно она чувствует то же самое. Она хмурит брови и вопросительно смотрит на меня.

Народ на площади умолкает, когда на Пограничной стене появляется высокий Дарклинг в длинной пурпурной мантии и золотой маске. Сигур Марвик. Вот, кого я ненавидел больше, чем Стражей,— это его. Его сопровождает девушка в голубой мантии с капюшоном, её лицо было скрыто, так что все, что можно было разглядеть,— это её искрящиеся черные глаза.

По площади пробегает возбуждённый шепоток, когда на площадь выводят трёх человек с мешками на головах на платформу прямо перед крестами. Ведёт их белобрысый-Ищейка, которого я видел с Натали в её первый учебный день.

— Вот это крутотень. Не могу поверить, что они и впрямь собираются кого-то распять, — говорит Грегори Натали. — Всегда хотел поглядеть — как это; слыхал, такое происходит сплошь и рядом в штате Плантаций. Разве не захватывающее зрелище?

Она в ужасе смотрит на него.

— Нет, это отвратительно. Кто-то должен это остановить.

Дей легко касается руки Натали.

— С тобой всё в порядке? Ты побледнела.

— Я не могу стоять и смотреть, как людям причиняют боль, особенно после того, как папа умер у меня на глазах, — говорит она.

Охранники Стражей выстраивают заключённых под крестами в одну линию. Моя кровь стынет в жилах, когда я смотрю этот леденящий душу ужас. Как может быть, казалось бы, столь простое и безвредное на вид сооружение, как деревянный крест, вызывать такой страх во мне? Это не то, что он из себя представляет. Боль. Страдания. Смерть. Не думаю, что это худший способ умереть. Капюшоны с пленников сняли. Один из пленников — парень в очках в роговой оправе. Том. Жук вскрикивает и рвётся вперёд, но тётя удерживает его на месте.

— Ничего не предпринимай, — настоятельно шепчет Роуч ему на ухо.

Второй заключённый — пожилой мужчина, который во многом похож на мальчика. Он рыдает, моля о прощении. Я в ужасе таращусь на третьего узника. Это девочка-подросток в жёлтом платье с длинными белыми волосами и оранжевыми глазами, похожими на заходящее солнце. Нордин! Она должна была скрыться через стену.

Ищейка срывает с девушки платье и выставляет на обозрение толпы её обнажённое тело. Охранники Легиона воют. Позади неё разворачивается пара радужных крыльев, восемь футов в длину. Они колышутся на ветру, ловя свет и создавая маленькие радуги вокруг неё. Толпа охает, когда смотрит на этот фейерверк.

Белобрысый Ищейка запрокидывает голову Нордин и вырывает плоскогубцами её клыки. Она душераздирающе взвывает, и я вздрагиваю. Стерилизовали. Хуже унижения для Дарклинга и не придумать. Он бросает её клыки в толпу. Десятки человек кинулись подбирать их на сувениры. Я прикрываю рукой свой рот, мои клыки болят только от мысли, что меня могут стерилизовать. Я удивлён, замечая, что точно такой же жест делает и Натали. Она опускает руки, на её лице снова появляется озадаченной выражение.

Ищейка обнажает меч и в два взмаха отрубает крылья девушки Нордин. Она вопит от боли, и по её телу ручьями сбегает кровь. Он поднимает крылья и подбрасывает их в воздух. Они вращаются, словно лезвие ножа, над толпой, и люди отчаянно пытаются их поймать. На чёрном рынке их с руками оторвут. Во многих культурах есть поверье, что крылья Дарклингов обладают свойствами афродизиака, но так как правительства других стран более терпимы по отношению к Дарклингам и дали им гражданские права, то они вынуждены нелегально импортировать их из СШС. Крылья девушки скоро измельчат в порошок, чтобы сварить из него приворотное зелье для каких-нибудь толстосумов.

— Мы должны помочь Тому, — говорит Жук мне и своей тётке.

Роуч осторожно вынимает из кармана маленький конверт. Она вытряхивает из него некую маленькую красную таблетку мне на руку. Натали смотрит на нас, а затем переводит взгляд обратно к сцене, но у меня складывается впечатление, что она слушает наш разговор.

— Цианид, — объясняет Роуч. — Мы надеялись сунуть его Тому прежде, чем он окажется на платформе, но не было подходящего времени.

— А как быть с дедушкой Тома и девушкой-Дарклингом? — спрашиваю я, гадая, почему здесь только одна таблетка.

— Мы не знали, что и Френка схватили, а на Дарклингов цианид не действует, — объясняет Роуч.

Я смотрю на помост. Если мы собираемся помочь Тому, то должны действовать быстро; его разденут и пригвоздят к кресту, он будет окружён охранниками Стражей. Добраться до него будет сложно. А у нас всего одна попытка.

Роуч кладёт руку мне на плечо.

— Эш, ты быстрый. Поэтому это должен сделать ты. Ты наша лучшая возможность.

— Что, если меня схватят?

— Ну же, братан, ты должен помочь, — настойчиво призывает Жук.

Должен ли я это делать? Я изучаю красную таблетку. Помощь Тому и впрямь стоит риска попасть под арест? Прежде чем я принимаю решение, таблетка ускользает от меня.

— Эй! — кричу я вслед Натали, которая проталкивается сквозь толпу с украденной таблеткой в руке.

Меня одолевает ярость, и я спешу за ней, намереваюсь отобрать цианид, прежде чем она успеет вручить ту своему дружку-Ищейке. Толпа начинает сжимать кольцо вокруг нас, остаётся совсем мало времени. Она проскальзывает между двумя людьми, а я грубо распихиваю их, прокладывая себе дорогу. Моя рука успевает дотянуться до её сумки, но Натали выскальзывает и взбирается на помост.

Чёрт!

— Что ты делаешь? — белобрысый Ищейка сощуривает на неё свои зелёные глаза.

— Я хочу посмотреть в глаза предателю расы, если можно, Себастьян, — говорит она.

Себастьян. Вот как его зовут.

Он отходит в сторону, и она склоняется к Тому.

— Меня просто тошнит от таких, как ты, — говорит она и даёт Тому пощёчину, во время которой запихивает ему в рот таблетку. Она настолько ловко это делает, что никто вокруг не заметил бы её манипуляций, даже, если бы смотрели очень внимательно. Глаза Тома на доли секунд расширяются, прежде чем на лице мелькает понимание.

Она помогла ему. Будь я проклят, она ему помогла! Я обмозговываю эту мысль, когда ко мне присоединяются Жук с Роуч.

Толпа начинает глумиться, ей становится скучно.

— Смерть предателю расы! Убить их! Убить их! Убить! — скандируют они.

Себастьян откашливается, делает шаг вперёд и зачитывает вслух свиток.

— За преступления расовой скверны, за то, что вступил в неподобающие отношения с Дарклингом, я приговариваю Томаса Шрива к смерти через распятие.

В толпе раздались крики ликования.

— За преступления расовой скверны, за то, что вступила в неподобающие отношения с человеком, я приговариваю тебя, Яна Марвик, к смерти через распятие.

Охранники Легиона издают гневные крики, больше напоминающие завывание волков. Сигур поднимает руку, заставив их немедленно заткнуться.

Яна Марвик? Она, что, родственница Сигуру? А я и не знал, что у него были родственники, думал, они все погибли во время войны.

— По обвинению в укрывательстве двух беглецов от Соединённых Штатов Стражей, я приговариваю Френка Шрива к смерти через распятие.

Моё внимание привлекает движение на стене. Какое-то изменение, внезапная тишина, и на стене появляются десятки охранников Легиона в чёрных развивающихся одеждах, их Темные глаза сверкают в тусклом солнечном свете. Все внимание обращено на них. Один за другим Легионеры поворачиваются к нам спиной.

— Что они делают? — шепчет Жук.

— Думаю, это протест. Они отказываются смотреть казнь, — говорю я. Может, у Пуриана Роуза есть власть, чтобы казнить нас, но он не может заставить смотреть нас на казнь. Это маленький клочок свободы, который у нас остался.

Три креста лебёдками поднимают в вертикальное положение, и крики заполоняют воздух. Дедушка Тома, к счастью, уже без сознания от шока, но два других пленника по-прежнему в состоянии боевой готовности, продолжая смотреть на толпу. Кровь сочиться из пригвождённых запястий Тома по его телу, в то время как чувствительная кожа Яны начинает потрескивать и шипеть, благодаря токсичному эффекту от акации. Языки пламени начинают лизать её растрескивающиеся тело, ползя вверх по ногам.

— Демон! — кричит кто-то на неё. Мне кажется, это Грегори.

Я не могу себе представить, как это быть распятым на кресте, уставившись на море смотрящих на тебя лиц, пока ты медленно задыхаешься, совсем один...

Огонь быстро распространяется, охватывая Янино тело, но она не кричит, она не издаёт ни единого звука. Она просто поворачивает голову, чтобы взглянуть на Тома, по её ещё не поглотил огонь. Он смотрит на неё столько, сколько может, прежде чем проглотить пилюлю. Не слишком рано, потому как огонь уже распространился на весь крест.

Толпа весело улюлюкает, пока влюблённые горят.

— Единая раса под Его Всесилием! — распевают они.

Глаза Натали встречаются с моими, когда на сцене, позади неё, в небо поднимаются красное пламя и чёрные клубы дыма.

Себастьян уводит Натали со сцены и передаёт её в руки другому охраннику, здоровенному мужику в чёрном со сломанным носом и тремя царапинами на шее. Её ведут к Окраине города, подальше от толпы. Дей следует за Натали.

Роуч поворачивается к нам.

— Проваливайте отсюда, парни.

Нам не нужно повторять дважды — мы пробираемся сквозь толпу и оказываемся на Окраине города.Я сразу же прикуриваю сигарету и отдаю её Жуку.

— Сожалею о Томе, — говорю я.

Жук делает затяжку. Единственное, что я вижу, — это ярость в его глазах, а потом он отпускает одну из своих тирад.

— Всё, что сделал Пуриан Роуз— дал нам ещё одного мученика. Смерть Тома не будет напрасной.

— Ты ведь не можешь говорить это на полном серьёзе. Он был твоим другом.

— Он был борцом за свободу, он хотел бы умереть за дело, если бы оно помогло нам, а так и будет.

Я пропускаю пятерню через свои волосы. Сейчас не время с ним спорить. Мы поворачиваем и встречаемся лицом к лицу с Натали и Дей, несколькими охранниками Стражами и Ищейкой — человеком в чёрном с оцарапанной шеей. Охранники обнажают мечи и направляют их на меня.

— Где твой ID-браслет, кровосос? — спрашивает Оцарапанная шея.

Жук встаёт передо мной.

— Он не обязан носить...

Я закатываю рукав, чтобы показать свой медный браслет. Кровь моя кипит от злости и унижения.

Глаза Жука расширяются.

— Опустите своё оружие, я их знаю, — приказывает Натали.

Они смотрят на Оцарапанную шею, который также приказывает опустить им свои мечи.

— Можешь идти, Курт, — говорит она Оцарапанной шее.

— Вы же знаете, я не могу этого сделать, мисс, у меня строгий приказ...

Она закатывает глаза.

— Ладно. Не могли бы вы, по крайней мере, идти чуть поодаль, чтобы оставить мне хоть толику личного пространства?

Оцарапанная шея машет своим людям, что-то бормоча себе под нос.

— Сожалею о вашем друге, — говорит Натали нам. — Нет смерти страшнее.

Я издаю грубоватый смешок.

— Слушай, спасибо за помощь, блондиночка, но, если бы не такие, как ты, он бы там вообще не оказался.

— Такие, как я? Честно говоря, Эш, ты редкостный засранец. — Натали вместе с Дей направляется к Унылой улице. Она не оглядывается.

Моё сердце замедляется, когда Натали уходит прочь.

— Почему именно она? Почему именно сейчас забилось моё сердце? — бормочу я.

Жук пожимает плечами.

— Карма порой бывает такой сукой.

— Но что всё это значит?

— Это ничего не значит. Она — Страж и конец истории, — говорит он.

— Но...

— Забудь, Эш. Я всеми конечностями за то, чтобы Дарклинги ладили с людьми, и Натали сильно помогла Тому, что может навредить ей, но она по-прежнему из Стражей. Братан, это офигенно неправильно. Это как сотрудничать с дьяволом!

— Я знаю! Думаешь, я хотел, чтобы это случилось? — Я пинаю стену.

— Почему ты ничего не сказал мне о своём ID-браслете? — спрашивает Жук.

Я раздражённо вздыхаю.

— Потому что я знаю, что бы ты сказал, а я не хочу присоединяться к Людям за Единство.

— Ну, может, это знак, что тебе следует пересмотреть свою точку зрения.

— А смысл? Ничего не изменится. Черт, ненавижу это треклятую стену! — кричу я.

На нас падает тень от стражника Легиона, патрулирующего Пограничную стену. Он идёт дальше, оставляя стену без своей защиты. Я задумываюсь, насколько будет сложно взобраться на неё. Она футов тридцать. Уверен, что смог бы перебраться через стену, прежде чем меня схватят; другим Дарклингам уже удавалось это, когда они перелазили в город из гетто. Стена охранялась двадцать четыре часа в сутки охранниками Стражей, которые старались удержать Дарклингов в гетто, а Легионеры старались не пускать людей внутрь. Даже если и так, они не смогут всё время защищать каждый дюйм стены, она слишком длинная. Так что перелезть можно, надо только подгадать подходящее время. Это мой шанс.

— Ой—ёй, узнаю этот взгляд, — говорит Жук. — Чувак, даже не думай об этом.

— Мне просто хочется посмотреть, что там, на другой стороне, — говорю я, сгорая от желания взглянуть на другого Дарклинга. У них могут оказаться ответы на то, что творится со мной.

— Не будь идиотом. — В его голосе слышатся нотки паники. — Слишком высоко, ты свалишься.

— Нет, не свалюсь.

Я подхожу к стене и выискиваю опору для пальцев. Делая глубокий вдох, я подтягиваю себя вверх по стене, рука за рукой.

Пройдено двадцать пять футов.

Двадцать.

Пятнадцать.

У меня должно получиться!

— Эш! Слезай! — орёт Жук.

Его голос привлекает внимание легионера, который шагает по стене. Охранник начинает бежать в моем направлении. Не знаю, собирается ли он остановить меня или помочь, чтобы я, наконец, встретился со своей семьёй, но мне не хочется, чтобы это оказался первый вариант.

Вот дерьмо!

Мои пальцы выскребают бетон, в отчаянии вытаскивая обломки камня, чтобы я смог подняться.

Десять футов.

Так близко!

Пять.

Я почти на месте.

Четыре.

Охранник в нескольких шагах.

Три.

Мои собратья. Я собираюсь увидеться с семьёй.

Два.

Мои руки соскальзывают, и я падаю прежде, чем понимаю, что произошло. Ноги болтаются в воздухе, пальцы бороздят бетон. Я врезаюсь в асфальт.

Жук подскакивает.

— Ты всё ещё жив?

Я издаю стон:

— Вполне.

Охранник Легиона смотрит на меня, качает головой, потом отворачивается.

Поднимаюсь. Скорее смущён, нежели испытываю боль.

— Давай сваливать отсюда.