Я вваливаюсь в мамин кабинет. Она в окружении своих закадычных друзей, которые пялятся на меня, ошеломленно замолчав, когда я хватаю стеклянное пресс-папье и бросаю его через всю комнату. Оно ударяется в портрет Пуриана Роуза, который висит над камином.

— Натали!

— Как ты могла? — кричу я. — Ты заразила Дарклингов вирусом Разъяренных?

Собравшаяся шушера спешит скорее за дверь, желая поскорее убраться подальше, и я захлопываю за ними дверь.

Мама щурит свои ледяные голубые глаза.

— Не знаю, что за бред ты слышала о Разъяренных, но...

— Перестань нести чушь! Я знаю, что это твоих рук дело. Чего я не понимаю, так это причину, — говорю я.

Мама напрягается и это подчеркивает еще сильнее угловатость её тощего тела. Она собирается возразить, но потом, смилостивившись, вздыхает.

— Причина в том, что Дарклинги — паразиты и их необходимо уничтожить.

Я так и знала, что она была в этом замешана, но её признание всё равно выбивает у меня почву из-под ног.

— А что на счет Криса и других детей? Тех, кто пробовал Золотой Дурман? Они тоже всего лишь паразиты? — спрашиваю я.

— Их смерть была несчастным случаем, но я не собираюсь мучиться бессонницей из-за парочки Одурманенных.

Гнев во мне разгорается с новой силой.

— Что ж, я бы начала беспокоиться на твоем месте. Сигур уже все знает.

— Откуда? — спрашивает она.

— Я ему рассказала.

Мама резко встает, и её зеленое кожаное кресло опрокидывается на пол.

— Ты хоть отдаешь себе отчет, какой опасности нас всех подвергаешь? — восклицает она.

— Это не я подвергаю нас опасности, а ты со своим безумным планом! Зачем ты это сделала? Я просто не понимаю, — говорю я.

Мама слегка поворачивается так, что я могу видеть лишь её профиль, и смотрит на огонь в камине. Оранжевое пламя мерцает, и на её бледной коже танцуют тени. От этого её лицо кажется совсем костлявым и я вдруг вижу как плохо она выглядит, какая же она усталая.

— У меня не было выбора, Натали. После того, как твой отец предал нас, Пуриан Роуз собирался нас всех казнить, чтобы сделать из нас пример в назидание остальным. — Её голос не звучал привычно уверенным. Будто ей было... страшно. — Но я уговорила его пожалеть нас.

— Каким образом? — спрашиваю я.

— Я знала, он хотел, чтобы Закон Роуза был принят — он только об этом и говорил в течение нескольких месяцев. — Она бросает на меня взгляд через своё костлявое плечо. — Мы должны были найти способ убедить граждан проголосовать за него. Мы знали, что будут возражения, особенно со стороны Людей за Единство.

Я подхожу к ней.

— Я все еще не понимаю, какое это имеет отношение к Золотому Дурману. Почему ты хотела заразить Дарклингов вирусом Разъяренных? — спрашиваю я.

Мама поднимает глаза на портрет Пуриана Роуза, словно боится, что он может нас слышать. Его волчьи серебристые глаза смотрят на нас сверху вниз.

— Тебе никогда не приходило в голову, что это очень странно, что школа Блэк Сити находиться как раз рядом с Пограничной стеной? — спрашивает она.

Я киваю.

— Да, вообще-то, приходило.

— Это не случайно. Идея состояла в том, чтобы заразить Дарклингов вирусом Разъяренных, а потом — она облизывает губы — а потом мы собирались открыть ворота и впустить их в школу. Мы собирались обвинить во всем Людей за Единство и убедить граждан, что это они выпустили кровососов. Эти идиоты со своими протестами только сыграли бы нам на руку.

У меня перехватывает дыхание. Меня охватывает ужас. Пуриан Роуз приказал погубить сотни детей?

— Зачем? — спрашиваю я.

— Чтобы выиграть голосование наверняка. Никто бы после того не усомнился насколько Дарклинги — опасны, — говорит мама. — Я сказала Пуриану Роузу, что возьму руководство операции на себя, и в случае провала вся ответственность ляжет на меня. В случае победы — победа будет только его.

Я смотрю ей в глаза, и впервые за все время, вижу, испуганную и ранимую женщину в них.

— Я пошла на это, чтобы защитить вас с Полли. Я должна была пойти на это. Другого пути не было, — говорит она.

— Но ты отправила меня в эту школу. — До меня, наконец-то, начинает доходить. — Роуз хотел, чтобы я погибла вместе с остальными и его бы никто не заподозрил в том, что он имеет отношение к нападению Разъяренных. Я имею в виду, иначе бы, зачем ему позволять гибнуть дочери Эмиссара?

Она хватает меня за руки и пристально смотрит на меня.

— Я умоляла его пощадить тебя, но он и слушать не стал. Почему ты думаешь я приставила к тебе Себастяна, чтобы он глаз с тебя не спускал? Я хотела, чтобы он смог тебя защитить, когда нападут Разъяренные. Это должно было произойти в следующий четверг, после завершения пограничных переговоров. Мы поняли, что это было бы самым подходящим моментом, так как Люди за Единство придут в ярость, когда я откажусь расширить территорию Дарклингов.

— Себастьян знал обо всем этом?

Маме даже не нужно отвечать. Ну, разумеется, он обо всем знал. Он помогал ей. Вот почему Себастьяну было предложено присутствовать на духовном семинаре. Он был, таким образом, вознагражден.

Я высвобождаю свои руки из маминой хватки.

— Не сердись на Себастьяна. Он всего лишь исполнял то, что ему приказывали, — говорит она. — Это было его предложение, организовать выявление новых Ищеек. Мы надеялись, что если некоторые студенты будут подготовлены, то потери будут минимальны.

— Ты приказала найти новых Ищеек? Я думала, это была инициатива Пуриана Роуза.

— Мне удалось убедить его, что это хорошая идея заручиться поддержкой большего количества Ищеек, но он не знал настоящей причины, — говорит мама.

— Ты все еще собираешься следовать намеченному, несмотря на то, что Люди за Единство опередили тебя и разбомбили стену? — спрашиваю я.

Она кивает.

— Пуриан Роуз сказал, что это будет последним гвоздем в крышку гроба Дарклингов вместе с Людьми за Единство. У граждан просто не останется выбора только, как проголосовать за Закон Роуза. Таким образом, бомбежка обернулась только нам на пользу; она показала, что Люди за Единство оказались экстремистами. Народ поверит нам, когда мы скажем ему, что во всем виновата эта организация.

Я мотаю головой, стараясь все осознать. На руках мамы столько крови, что при мысли об этом мне становится дурно.

У моих ног осколки от пресс-папье, которое я швырнула в стену. Они сверкают в отблеске камина, как глаза Эша. Мое сердце сжимается, когда я думаю о нем, думаю, сколько я потеряла из-за своей матери.

— Поверить не могу, что ты решилась пойти на такое безумие, — наконец, выдавливаю я из себя. — Меня могли убить. Неужели тебе совсем на меня плевать?

— Конечно, мне на тебя не наплевать. Ты же моя дочь.

— Прежде, это не имело для тебя никакого значения. Ты позволила Пуриану Роузу пытать Полли. А она ведь тоже твоя дочь.

— У меня не было выбора!

— Ну, конечно он у тебя был. Ты могла воспротивиться в ту ночь Пуриану Роузу. Ты могла попытаться хоть что-нибудь сделать. Вместо этого ты просто отдала её ему.

Худое лицо матери застывает.

— Не забывайся, юная леди. Это была твоя вина, что еще и Полли оказалась там.

Я морщусь, уязвленная её словами.

У меня в голове раздается мягкий голос отца: «Ты не виновата. Ты была всего лишь ребенком».

Мои руки начинают трястись, когда внутри все клокочет от злости. Меня уже тошнит от того, что мама переложила всю ответственность за то, что случилось с Полли только на меня. Это неправильно, это несправедливо.

— Не смей меня винить, — говорю я. — Она пострадала, потому что ты её не защитила. Ты её мать. Ты должна была сделать все, что в твоих силах, чтобы спасти её.

Мама бледнеет.

— Просто ответь мне на один вопрос: почему ты выбрали её, а не меня? Я знаю, что она твоя любимица, так что даже не пытайся это отрицать, — говорю я.

— Я и не отрицаю.

Даже, несмотря на то, что я это знала, услышать об этом было больно.

— Это правда, я любила Полли больше, чем тебя, — продолжает мать. — Ты была любимицей своего отца и на это есть причина.

— Что за причина?

Мама поворачивается к огню и закрывает глаза. — Джон не был отцом Полли.

Я где-то с минуту ничего не говорю, переваривая невероятную новость. Полли моя единоутробная сестра? Но, полагаю, это все объясняет, почему мы так с нею не похожи.

— Кто её отец? — спрашиваю я, и ужасное подозрение уже закралось в мою душу.

Мать неуверенным движением показывает пальцем на человека с волчьими серебряными глаза, чей портрет висит над камином.

Париан Роуз.

— Нет! — вскрикиваю я, отшатываясь назад от картины.

— Он понятия не имел, что Полли его дочь, — оправдывает его мать.

— Ты сделала это, чтобы причинить боль Роузу, хотя он понятия не имел, что Полли его ребенок?

Она кивает. — Я собиралась ему все рассказать, просто ждала подходящего момента.

— Ты имеешь в виду, момента, когда это было выгодно бы тебе? — спрашиваю я, понимая к чему она клонит.

— Политика — это война, Натали, — отвечает она. — Мне нужна страховка. Если кто-нибудь узнает, что у Пуриана Роуза есть незаконная дочь, которую он подверг пыткам, это будет концом его карьеры.

— Ты собираешься его шантажировать?

— Да, — не лукавит она.

— Ты неподражаема. Ты не опасаешься, что он просто убьет Полли, чтобы правда не выплыла наружу?

Она смеется.

— Если он только пальцем её тронет, мои союзники в Центруме выпустят в свет ДНК-отчет, подтверждающий, что он её отец. Правда все равно выйдет наружу. Это не в первый раз, как я кого-то шантажировала — не надо во мне сомневаться.

Я сажусь в красное кожаное кресло и обреченно кладу свою голову на руки, пытаясь осмыслить всю эту новую информацию. Предательство обжигает меня изнутри. Как родители все эти годы могли хранить от меня такой секрет?

Мама прикладывает палец к губам, пока изучающе на меня смотрит. Я вижу, что она пытается что-то для себя решить. Она щурит глаза.

— Натали, чем ты занималась с Сигуром Марвиком?

— Я не обязана отвечать, — говорю я, вставая.

Она хлопает рукой по столу из красного дерева, заставляя меня тем самым подпрыгнуть. Наше мгновение "единения" матери и дочери окончено. Я вздергиваю подбородок и вызывающе смотрю на неё.

— Я была на похоронах, — говорю я.

— На чьих? — медленно говорит мама.

— Анноры Фишер.

Красные губы матери сжимаются в тонкую линию.

— Кровной половинки Сигура?

— Ты её знала? — спрашиваю я.

— Еще как. Она была шишкой у Фронта Легиона "Освобождение" и причиной нескончаемых неприятностей, которые у нас возникали во время войны. Откуда ты её знаешь?

— Она была матерью моего парня, — говорю я.

Мама делает резкий вдох.

Я холодно улыбаюсь. Вот она реакция, которую я так ждала. Единственное, что мама ненавидит больше, чем Дарклингов — это предателей расы. Я стрелой вылетаю из её кабинета, не обращая внимания на её окрик:

— А ну немедленно вернись, юная леди! — и тут же отправляюсь в свою комнату.

Вынув чемодан из-под кровати, я начинаю скидывать туда одежду. Я ставлю на кровать шкатулку и вынимаю из неё самые дорогие вещицы, оставляя нетронутыми часы своего отца. Я заложу остальное. Я немного за них выручу, но этого должно хватить, чтобы снять комнату в Центруме на несколько недель, пока не смогу устроить, чтобы забрать к себе Полли. Моя сестра не может с ней оставаться. У меня еще остались друзья в Центруме; они помогут. Мне просто нужно выбраться отсюда, подальше от этих чудовищ.

Внезапно у меня все плывет перед глазами и я закрываю глаза, чтобы головокружение прекратилось. В голове тут же возникает образ Эша. Я так подвела его. У него был такой вид, будто его все предали. Пожалуйста, пусть это не встанет между нами.

Дверь открывается и, шатаясь, не дождавшись приглашения, входит Себастьян. Его мундир Ищейки расстегнут, демонстрируя под ним белый жилет. Даже со своего места я чувствую запах алкоголя. Он, должно быть, выпивал с остальными Ищейками, после их успешной охоты с кадетами.

Он замечает чемодан.

— Куда это ты собираешься?

— Подальше отсюда.

— Не уходи. Я люблю тебя. Я хочу тебя, — произносит он заплетающимся языком.

— По-моему, тебе лучше уйти, Себастьян.

Он качнулся ниже, но мне удается убрать свою щеку, как раз перед самым поцелуем.

— Отвали! — я отпихиваю его.

Он толкает меня, и я падаю обратно на кровать. Я роняю чемодан, все содержимое которого вываливается на ковер. Себастьян наваливается на меня сверху, и на мгновение, я вспоминаю Эша и, как мы лежали вот так еще сегодня. За исключением того, что он не заламывал мне запястья. Мое сердце бешено стучит в груди. В глазах Себастьяна нет света. В них только тьма и голод: это глаза хищника. Себастьян тянется своей ледяной рукой мне под топ и хватается за мою грудь.

— Нет! — кричу я.

Он прижимается ртом к моим губам и заставляет меня открыть рот своим языком. Я чувствую привкус алкоголя, обжигающего и горького. Я со злостью кусаю его нижнюю губу, и он что-то бормочет и бьет меня по лицу.

Он переворачивает меня на живот, толкая лицом в подушку. Я задыхаюсь. Мои пальцы нащупывают шкатулку на моем ночном столике, и я изо всех сил бью ею по Себастьяну. Удар! И меня больше никто не прижимает. Я бросаю шкатулку, и по ковру катится флакончик с Золотым Дурманом. Он трещит и ломается на осколки под моей ногой, когда я выбегаю из комнаты. Я не оглядываюсь. Просто бегу. Подальше от Себастьяна, подальше от своей прежней жизни, как можно быстрее.

Идет снег, воздух становиться морозным, но я едва ли это замечаю. Я прохожу полмили, прежде чем остановиться. Я не имею понятия, куда мне податься и у меня нет денег. Куда теперь?

Я знаю только одного человека, который может помочь мне спрятаться.