Зал Заседаний переполнен людьми и где-то еще тысяча протестующих собралась снаружи. В арочных окнах то появлялись, то исчезали плакаты, словно чертенок из табакерки. Все они гласили одно из двух: НАТАЛИ БЬЮКЕНАН ВИНОВНА! или ЭШ ФИШЕР ВИНОВЕН! Мнения полярно разделились, кого из нас следует наказать за смерть Грегори. Жук, Роуч и Дей сидят в смотровой галерее. Они показывают мне большие пальцы.
Я оглядываю комнату, в поисках Натали. Прошло две мучительные недели после нашего ареста, самые длинные четырнадцать дней в моей жизни. Единственное, что поддерживало меня, это мысль, что я снова увижу ее. Моё сердце ёкает, когда я замечаю её, сидящую за столом на правой стороне зала суда. Бледненькую и худенькую, в свободном сером платье. Ее руки и ноги, как и мои, скованы.
Наши взгляды встречаются, и я выдыхаю. Такое чувство, будто я задержал дыхание на эти несколько недель. На её губах играет слабая улыбка. Мы не должны выглядеть слишком счастливыми от того, что видим друг друга: никто, кроме наших ближайших друзей и семьи, не знает о наших отношениях, и я намерен продолжать в том же духе. Мы не хотим, чтобы к тому, в чем нас обвиняют, добавилось еще и "предатель расы". Вот за это нас точно осудят и казнят. По крайней мере, сейчас шансы пятьдесят-на-пятьдесят, что Натали освободят.
"Прошу, Господи. Не дай ей умереть. Только не ради меня".
Мне больно видеть, что рядом с ней никого нет. Опять же, я слышал, что её мать была отправлена в "реабилитационный центр" в Центруме. Это заставляет меня быть еще более решительным в том, чтобы очистить имя Натали и освободить её, чтобы она могла позаботиться о Полли.
Я едва заметно касаюсь рукой груди с той стороны, где сердце. Это маленький жест, но она знает, что он означает: я люблю тебя, я скучаю по тебе, я с тобой.
Тюремный охранник дергает меня за руку и тащит к столу, стоящему на левой стороне зала суда, напротив стола Натали. Папа меня уже ждет там. Он наспех обнимает меня и пытается скрыть свое потрясение от того, как я похудел.
— Где Сигур? — спрашиваю я папу.
— Его не пустили, — отвечает папа. — Он пытался...
— Это ничего. Ты здесь. А это главное.
В зал входит судебный пристав:
— Всем встать.
Внезапно я чувствую, будто мои нервы натянуты, как струны. Это все происходит наяву. Это не какой-нибудь там ночной кошмар. Это самое настоящие судебное заседание по делу об убийстве Грегори Томпсона.
Боковая дверь открывается и входит Кворум Трех, все одетые в красные мантии, как того требует протокол. Все в зале умолкают, когда судьи занимают свои места на помосте в центре комнаты. Первый судья женщина-Дарклинг, с вытянутым серьезным лицом. Я смутно припоминаю, что похоже видел её в Легионе, в первое своё посещение гетто. Кажется, её зовут Логан Хенрикк. Она здесь из-за меня, поскольку я полукровка, в Кворуме должен находиться один Дарклинг, для обеспечения непредвзятости решения.
Второй судья худой, как тростинка, мужчина с редеющими волосами, в очках с толстыми линзами и крючковатым носом. Он садится справа. И, наконец, третий — мужчина лет пятидесяти, с безукоризненными темно-каштановыми волосами и волевым подбородком — садится между двумя другими судьями, тем самым показывая, что он старший среди них. Мне встречалось его лицо в газетах: его зовут Бенедикт Кнокс. Он же был главным судьей в процессе над Эмиссаром.
Натали смотрит на меня. Она тоже его узнает. У меня ноет сердце. Если он осудил Эмиссара, то у него может быть предубежденное отношение к Натали и он будет голосовать за то, чтобы осудить её.
— Садитесь, — говорит пристав.
Я не могу сосредоточится на том, когда он объясняет, в каком порядке будет протекать заседание, но это ерунда. Папа мне уже все объяснил. Наше Бюро Уголовного Правосудия (БУП) составляет список свидетелей, который предоставляет Кворуму Трем. Затем судьи вызывают тех по одному, чтобы заслушать их показания. Кворум Трех действует, и как защитник, и как обвинитель в отношении подсудимого и может задать любой вопрос свидетелю, чтобы подтвердить или дискредитировать его показания. После того, как все свидетели опрошены, а улики предъявлены, Кворум Трех голосует и выносит вердикт.
Вся система пронизана коррупцией, потому как все сводится к тому что за список свидетелей БУП предоставит Кворуму. Как правило, свидетели подбираются в пользу того, кто больше заплатит: семья потерпевшего или обвиняемого. При любых других обстоятельствах, я бы нисколько не усомнился, что виновным назначали бы меня, но, учитывая тот факт, что Натали дочь Эмиссара, не самой популярной женщины у Пуриана Роуза в данный момент, есть вероятность, что он подсуетился и подобрал свидетелей в мою пользу. Я просто надеюсь, что меня он хочет осудить сильнее, чем её.
Слово берет главный судья, Бенедикт Кнокс. В зале суда командует его глубокий голос.
— Кворум желает заслушать показания Натали Бьюкенан.
Натали подходит к свидетельской трибуне, которая находится рядом с судейской платформой. Ее нежные руки сжались в кулаки. Она трясется. Я хочу обнять ее, поцеловать, сказать ей, что все будет хорошо. Все, что ей нужно сделать, это сказать им, что я убил Грегори и она будет свободна.
Она усаживается. Её глаза смотрят в мои.
"Скажи, что это я его убил", — безмолвно умоляю я.
— Пожалуйста, изложите свою версию событий, — говорит Логан Хенрикк. Ее голос удивительно легкий и музыкальный для такого серьезного вида женщины.
Натали облизывает губы. Она кратко рассказывает им о моей драке с Себастьяном, как он уронил меч в драке, и, как Грегори приставил клинок к её горлу.
— А что было потом? — спрашивает Логан.
— Грегори бросил меня на землю к Эшу. Он замахнулся своим мечом и стало ясно, что он хотел нас убить. Поэтому я схватила брошенный меч Себастьяна и вонзила его Грегори в грудь. — Натали смотрит на меня. — Это я, я убила Грегори Томпсона.
Зрители в смотровой галерее начинают взволнованно перешептываться.
Дей прячет лицо у Жука на груди.
Я мотаю головой. Натали, должно быть, понимает, что я хотел вовсе не этого.
Натали спускается со свидетельской трибуны и возвращается к своему столу, ни разу не взглянув на меня.
Меня вызывают следующим.
Когда я сажусь, судьи устремляют свои взоры на меня. В зале так тихо, что я слышу свое сердцебиение. Забавно, еще месяц назад у меня и пульса-то не было. Я смотрю на папу. Его глаза умоляют, чтобы я возложил всю ответственность на Натали.
— Расскажите вашу версию произошедшего, — говорит судья-тростинка.
Я повествую о тех трагических событиях. Все детали совпадают с теми, которые поведала Натали, за исключением того, кто же убил Грегори.
— Он занес меч у себя над головой, — говорю я. — Я понимал, что он собирается убить нас — он ненавидел меня, а я ненавидел его. Он убил мою мать.
Несколько зрителей охают.
— Продолжай, — говорит Бередикт Кнокс.
— Я понимал, что это лучшая возможность отомстить Грегори за то, что он сделал, — говорю я. — Поэтому я схватил меч Себастьяна и вонзил его в Грегори Томпсона.
Натали закрывает глаза. По её щеке скатывается слезинка.
Всё, я могу сесть на прежнее место. Логан Хенрикк хмурится, глядя на меня, когда я прохожу мимо. Я оказываю Дарклингам медвежью услугу, будучи обвиняемым в убийстве Ищейки, но мне плевать. Все, что имеет значение — это спасение Натали.
Призваны держать ответ и несколько свидетелей, кто присутствовал в тот день на площади. Каждый рассказывают свою версию событий. Кто-то говорит, что это моих рук дело, кто-то, что Натали. Так продолжается все утро, пока мы все не изматываемся, слушая их показания. Из напряженных поз судей становится ясно, что они начинают приходить в уныние. Как можно определить виноватого, когда половина свидетелей должно быть врет?
Итак, пока пятьдесят на пятьдесят.
— Сколько свидетелей осталось? — спрашивает у пристава Бенедикт Кнокс.
— Два, Ваша Честь, — говорит он.
Я делаю глубокий вдох.
Вот оно. Окончание судебного разбирательства. Все, что скажут два следующих свидетеля и определит нашу судьбу.
— Вызываю следующего свидетеля, — громко произносит Бенедикт Кнокс.
Когда в комнату в своей форме Ищейки входит Себастьян, зал затихает. На его груди поблескивает золотая медаль в виде розы. Так что, в итоге, он получил продвижение по службе.
Когда он проходит мимо, то одаривает меня ледяным взглядом.
Я улыбаюсь, позволяя зародиться искорке надежды, что Натали будет спасена.
Народ в просмотровой галерее привстает со своих сидений и подается вперед, в нетерпении скорее услышать, что же он скажет. Слова высокопоставленного чиновника такого, как Глава Ищеек, имеет большое влияние на суд. Если судьи оказываются в тупике из-за предыдущих показаний свидетелей то, сказанное им, может заставить Кворум приступить к голосованию.
Себастьян садится. Кворум задает несколько предварительных вопросов, прежде чем просит дать его свои показания. Я не смею вздохнуть.
— Эта тварь, — он указывает на меня, — набросился на меня. Мы боролись и во время драки, он обезоружил меня. Эш Фишер решил убить меня. Я избежал смерти только благодаря Грегори Томпсону. Он спас мне жизнь. Он был героем.
— Вы видели, что случилось дальше? — спрашивает Логан Хенрикк.
Да его там даже не было! Он сбежал, как трус.
Себастьян поворачивается, чтобы взглянуть на меня. На его лице появляется злобное выражение.
Вот оно. Его шанс поквитаться со мной.
Холодная улыбка играет на его губах.
Себастьян переводит взгляд на судей.
— Я видел, как Натали Бьюкенан подняла меч и ударила им в грудь Грегори Томпсона, — говорит он.
— Нет! — воплю я. — Это я его убил! Я!
Просмотровая галерея начинает шуметь.
Я смотрю на Натали. Она кажется почти... счастливой.
Я прячу лицо руками. Нет, нет, нет, нет, нет.
Себастьяна отпускают с трибуны свидетелей.
Что ж, он получил свой реванш. Он знал, что единственный способ отомстить мне, это навредить Натали.
— Тишина! — кричит пристав и весь зал вновь умолкает.
— Вызываю последнего свидетеля, — говорит Бенедикт Кнокс.
Я опускаюсь на своё сидение, понимая, что все кончено. Все цвета в мире, кажется, поблекли. Девушка, которую я люблю, будет казнена.
"Натали, прости".
Она мягко улыбается, пристально глядя на меня через весь зал. Она кладет руку на свое сердце, отражение моего предыдущего жеста.
"Я люблю тебя", — говорит она мне.
Я сглатываю ком, вставший поперек горла.
Дверь распахивается и входит Джуно Джонс. Её лицо ничего не выражает, хотя под глазами отчетливо видны темные круги, будто она не спала несколько дней. Пока она идет к свидетельской трибуне, то не смотрит ни на меня, ни на Натали. Она одета в плотно облегающую блузку с корсетом и кожаные штаны, её рыжие волосы гладко зачесаны назад и стянуты в пучок. В руках у неё небольшая черная сумка.
— Мисс Джонс, Вы, были на городской площади во время мятежа? — спрашивает Логан Хенрикк.
— Да, я делала репортаж для Новостей Блэк Сити, — отвечает она.
— Вы видели, как напали на Грегори Томпсона? — спрашивает Бенедикт.
Джуно мотает головой.
— Нет, я была слишком далеко. Но мы сняли инцидент на камеру.
Моё сердце начинает трепетать.
Джуно вынимает из своей сумки диск и протягивает его приставу, который в свою очередь ставит его в плеер, встроенный в экран. Когда монитор оживает, свет выключается. Я вижу, как люди вокруг меня, восторженно глазеют в монитор.
На экране появляются кадры мятежа. Стоны и крики, и я как будто снова там, и слышу запах крови и страха. Оказываюсь в эпицентре драки между мной и Себастьяном. Мы на земле, наносим друг другу удары. Грегори держит клинок, приставленный к горлу Натали.
Мое сердце замирает, когда я смотрю, как будут разворачиваться события:
Я отпускаю Себастьяна, и он сбегает, позабыв про свой меч.
Грегори толкает Натали на землю.
Он поднимает своё оружие.
Мы с Натали одновременно тянемся за мечом Себастьяна.
Оператор сбит с ног и падает на землю.
За кадром раздается вопль Грегори:
— Это за Криса!
Какое-то время, все, что можно увидеть — это ноги убегающих людей.
Затем раздается удар грома.
Камеру поднимают, чтобы показать...
Меня.
Держащего окровавленный меч.
Я бросаю меч на землю.
Комната оживает, когда люди начинают взволнованно переговариваться. В фильме есть все доказательства, которые им нужны. Все предельно ясно: я виновен.
Виновен.
Это слово, словно эхо, постоянно повторяется у меня в голове.
Виновен.
Папа опускает голову себе на руки.
Виновен.
Логан Хенрикк не может на меня смотреть.
— Мне так жаль, Эш, — говорит Джуно, когда её выводят из зала.
— Нет, он этого не делал! Это была я! Я убила Грегори Томпсона, пожалуйста, поверьте мне! — кричит Натали, а по её щекам катятся слезы.
Не могу поверить, что она все еще пытается защитить меня, когда прекрасно знает, что все кончено.
Я перехватываю её взгляд.
— Всё в порядке, — произношу я одними губами. — Это то, чего я хотел.
Я держу ее взгляд столь долго, насколько осмеливаюсь, пытаясь дать ей понять, что все будет в порядке. Я чувствую, что эхо ее сердца бьется в унисон с моим.
Я слышу обрывки разговоров, доносящихся с просмотровой галереи.
— Себастьяна даже там не было, когда все случилось...
— Он сбежал...
— Он лгал про Натали...
Кворум трех быстро определяются со своими голосами.
— Всем встать, — говорит пристав.
Я поднимаюсь, неожиданно чувствуя, что у меня подгибаются колени.
Бенедикт Кокс поворачивается ко мне.
— Эш Фишер, суд убежден, что Вы виновны в убийстве Грегори Томсона. Настоящим Вы приговариваетесь к смерти через распятие.