Бен сидел за деревянным столиком в баре «Пятая точка», бросив рядом холщовую сумку. Темой сезонного меню, если судить по американским жестяным вывескам, белью, живописно развешанному под потолком, и звучащей на заднем фоне «Воларе» в исполнении Бобби Райдела, была итальянская забегаловка в Нью-Йорке. Отсутствие чувства меры — фирменный знак «Пятой точки», хотя на этот раз они почему-то не стали накрывать барную стойку красно-белой клетчатой скатертью. Я скользнула на скамью напротив Бена.

— Привет. А я думала, приду первой. Еще нет четырех.

— Мара выставила меня из дома пораньше. Я пытался тебе дозвониться, но все время попадал на голосовую почту.

Я выудила из кармана мобильник. Оказалось, что он был выключен с самого кинотеатра.

— Черт, — пробормотала я. — У него не рингтон, а кошмар. Идиотская попсовая песенка. Я его выключила и забыла включить. Я скучаю по своему пейджеру.

— Наверняка там есть режим вибрации.

— Угу, только его бы еще найти.

— Можно взглянуть? — спросил Бен, протягивая руку. Я пожала плечами и вручила ему телефон.

Бен повозился с кнопками, телефон несколько раз пискнул, сдавленно квакнул и, наконец, разразился мягким урчанием.

— Вот. Кажется, то, что нужно.

Я уставилась на него.

— Как ты это сделал?

— Кнопки сбоку. Нажимаешь верхнюю, чтобы разблокировать режим, потом жмешь первую кнопку, пока на экране не появится надпись «вибрация», и снова блокируешь.

— Теперь я чувствую себя дурой.

— Не надо. Меня самого студент научил, три или четыре раза показывал. — Он вернул мне мобильник, и я убрала его обратно в карман пиджака.

— Выпьешь чего-нибудь? — спросил Бен, кладя ладони на стол.

— Если только позже. Что ты хотел мне показать?

— Ну, не так уж и много. Я пока не отточил технику.

Стол закачался и, взбрыкнув ножками, накренился к Бену; свеча с грохотом покатилась по полу. Я взвизгнула и отпрянула назад.

— Ой, — сказал Бен, когда стол снова встал на четыре ноги.

Я нырнула за свечой, переставив ее на соседний столик.

— Что скажешь? — спросил он. — Знакомо выглядит?

— Да уж. Как ты это делаешь?

Улыбка рассекла темную бороду Бена.

— Проще простого. Эта техника была распространена среди спиритов и липовых медиумов в начале двадцатого века, в разгар популярности спиритизма. Многие использовали ее неосознанно и принимали за доказательство существования духов. Это называется «идеомоторика» — мысленное движение. Такман, будучи психологом, прекрасно о ней осведомлен. Техника одна и та же, независимо от того, двигается рука осознанно или случайно, и практически не требует усилий. Можно проделать это даже с довольно тяжелым столом, но чем легче стол, тем драматичнее эффект.

— Ладно, кажется, я поняла… А в чем разница между спиритистом и спиритом? — спросила я.

— Хм, спиритизм — название течения, и люди, которые следовали его идеям, называли себя спиритистами. Как и многие мошенники. Спирит — более широкое понятие.

— Ясно. А что за техника?

— Все дело в трении и рычажной силе. Видишь, как ладони прижаты к столу? Пока я соприкасаюсь с поверхностью и прилагаю усилие, используя ноги в качестве точки опоры, я могу наклонить стол, просто слегка потянув на себя и не давая рукам соскользнуть. Видишь?

Стол снова пошатнулся, и я заметила, как он прижался к Бену. Я заглянула под стол. Две ножки со стороны Бена остались на полу, а две другие на дюйм оторвались от пола. Бен стал медленно опускать стол на место, пока тот со стуком не ударился о пол.

— Прости. Рука сорвалась. Но это не важно. В условиях спиритического сеанса, когда все участники верят в происходящее, резкий удар иногда производит не меньшее впечатление, чем плавный спуск, если не большее.

— Эффектно, — согласилась я.

— Вот именно. А слегка модифицировав ту же технику, можно еще много чего сделать. Лучше всего, когда ножки у стола, как здесь, расположены на расстоянии от края, ближе к центру. Чем дальше от края ножки, тем проще, а стол с центральной стойкой — даже тяжелый — поразительно легко наклонять. Вот смотри.

Он снова положил руки на стол: тот тут же скользнул влево, зависнув на одной ножке, три остальные оторвались от пола. Вроде бы ничего особенного, но вполне достаточно, чтобы впечатлить большинство людей. Я снова заглянула под стол, на этот раз сквозь Мглу. Ничего паранормального я не заметила, не считая того, что ресторан, как обычно, был полон воспоминаний и призраков.

Бен продолжил объяснять и одновременно показывать:

— Видишь, если потянуть, стол наклонится ко мне. Если толкнуть, он, наоборот, приподнимется с моей стороны. Изменяя угол, я меняю сторону наклона. Имея за столом помощника, лжемедиум может наклонять стол или даже заставить его «ходить» в любом направлении. А если аккуратно, ровно надавить, стол не поднимется, а скакнет вперед. Если столом управляет помощник, лжемедиум вообще может убрать руки, и все решат, что стол двигается сам по себе. Из-за суггестивных особенностей идеомоторики остальные участники сами не заметят, как втянутся в процесс… Чтобы все проходило гладко, требуется некоторая практика, но в принципе это несложно. Попробуй.

Он поставил столик на место. Я положила ладони на столешницу и слегка подтолкнула. Стол дернулся к Бену.

— Вытяни руки подальше и толкай вперед и вниз.

На этот раз стол приподнялся над полом примерно на полдюйма.

— Поздравляю, теперь ты умеешь общаться с призраками.

Я поморщилась.

— Что еще можно сделать?

Бен улыбнулся и продемонстрировал, как заставить столик повернуться или оторваться от пола, в том числе один прием под названием «человек-зажим»: если зажать стол между рукой и носком ботинка — так мы обычно держим предмет указательным и большим пальцами, — стол словно парил в воздухе.

Затем Бен выудил из холщовой сумки большую петлю из толстой проволоки и закрепил ее на предплечье, так чтобы загнутый конец, похожий на огромную полую ложку, оказался спрятанным в ладони. Он положил руки обратно на стол, просунув петлю под край.

— Это называется крюк, он используется, чтобы приподнять стол. Есть несколько разновидностей и все они требуют большой сноровки и осторожности, но…

Стол подпрыгнул, ножки с моей стороны так быстро взметнулись вверх, что я еле успела отодвинуться, вжавшись в скамью. Бен раскачал стол из стороны в сторону и вверх-вниз. Движения казались резковатыми, но, очевидно, Бену просто не хватало практики. Он раскрутил стол вокруг оси крюка, а затем опустил на место.

К этому времени, кто в открытую, кто украдкой, на нас смотрели все посетители ресторана.

— Это просто фокус, — обратилась я к зевакам за соседним столиком. Один из мужчин кивнул и вернулся к своему пиву, то и дело с опаской поглядывая на наш стол.

Я покачала головой, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.

— Да уж. Как можно валить все на призраков?

— Не пойман — не вор. Если лжемедиумов все-таки ловят за руку, они говорят, что хотели разбудить духов. Иллюзионисты применяют ту же технику: завлекают публику таинственными пассами, раскрывают секреты фокусов попроще, усыпляя бдительность зрителя. Без практической психологии не обходится ни один фокус… И ни один лжесеанс спиритизма, — проворчал Бен.

Я внимательно на него посмотрела.

— Тебя это расстраивает?

— Просто я вдруг понял, как легко нас обмануть и сколько людей — включая меня — были намеренно одурачены так называемыми спиритами и добровольными «помощниками».

Я откинулась на спинку скамьи и некоторое время молча на него смотрела. Бен отвел глаза, разглядывая стол.

— Хреново терять веру…

Он хмыкнул.

— Еще как. А вот теперь я бы что-нибудь выпил.

Мы жестом подозвали официанта, и тот осторожно, бочком, приблизился, будто не знал, чего от нас ожидать. Я заказала кофе. Бен попросил темного пива.

Он отвязал крюк и уже собирался закатать обратно рукав, когда я заметила красные вмятинки на его предплечье. Я ткнула в них пальцем.

— Откуда эти следы?

— От крюка. Вдавился в кожу, когда я поднимал стол. Видимо, если часто пользоваться крюком, можно заработать синяки и даже мозоли.

Официант принес наши напитки. Я кивнула. Согласно отчету о вскрытии у Марка на предплечье имелись похожие следы. Наверняка более пристальное изучение пленки показало бы, что на первых сеансах он часто использовал крюк. Теперь мне стало ясно, почему Такман заподозрил обман, но я как никогда была уверена, что он ошибается. На пленке только Марк совершал движения, похожие на те, что сейчас продемонстрировал мне Бен. Другие участники оставались вне подозрений.

Бен слизнул пену с усов и вздохнул.

— Совсем как в студенческие годы, в Германии. Не опивайся я тогда пивом, сейчас говорил бы по-немецки не хуже, чем читаю и пишу. По-моему, один из моих сокурсников специально меня спаивал, чтобы послушать, как я коверкаю язык. Тогда я не возражал — еще бы, халявное пиво. И, надо заметить, чертовски вкусное. — Он покачал головой. — Да уж, было времечко… Давненько я не совершал таких глупостей.

— Серьезно? А я вот до сих пор влипаю в истории.

Бен рассмеялся.

— По мне, так лучше считать это ошибками молодости, а не хроническим безрассудством.

— У меня все гораздо запущенней.

— Не будь так строга к себе, Харпер.

Я с мрачным видом посмотрела на свой кофе и сменила тему.

— Бен, а как воспроизвести постукивание?

Бен снова взял крюк и постучал им по внутренней поверхности стола. Звук получился довольно резким.

— Так?

Похоже было на первые попытки Марка.

— Один в один. Это единственный способ?

— О нет. Можно использовать ногу, руку, колено или твердый предмет, спрятанный в кулаке или одежде. В одной книге упоминалась жестяная банка, привязанная к колену героини. Когда та смыкала колени, банка сплющивалась и трещала.

История о жестянке показалась мне знакомой, я попробовала вспомнить, как называлась книга, но название как назло вылетело из головы.

Бен отхлебнул еще пива и продолжил:

— Сестры Фокс — они, кстати, и стали зачинательницами спиритического движения, причем по чистой случайности — обычно щелкали суставами пальцев или постукивали ногтями пальцев ног по полу. Хотя их поймали за этим занятием и они даже признались, люди хотели верить. И верят ведь, несмотря ни на что. Разоблачение людей вроде сестер Фокс и их подражателей положило начало современной парапсихологии.

— Хотели верить… — задумчиво повторила я. — Значит, парапсихология выросла из обмана?

— Из поиска правды и разоблачения обмана, — нахмурившись, поправил Бен. — Среди первых исследователей было много иллюзионистов — тот же Гудини разоблачил немало медиумов-мошенников. Более того, — добавил он и снова потянулся к сумке, — одно из самых громких имен среди современных скептиков, проводящих расследования — Джеймс Рэнди, тоже фокусник. Я принес тебе его книгу и книгу Гудини. И тот, и другой откровенно и в подробностях описывают механику трюков. И оба довольно резко отзываются о спиритизме в целом. Хотя лично я считаю, что они не совсем правы, осуждая всех и вся без достаточных на то оснований.

Сам Бен явно не одобрял такой подход, а свое мнение я решила оставить при себе. Даже я, с моим-то опытом довольно близкого общения с духами и сверхъестественным, не вызвалась бы спорить со скептиками-профессионалами уровня Гудини и тем более что-то им доказывать. Как я успела убедиться на примере Такмана, ученые мужи порою так же слепы в своей зашоренности, как и чудаки-спиритисты.

Пока Бен допивал пиво, я переложила книги в свою сумку.

— Бен, а с помощью этих приемов можно сделать так, чтобы стол убежал от собравшихся вокруг людей и пустился вскачь по комнате?

Бен хмыкнул.

— Только это будет заметнее, чем носорог в ванной. Некоторые вещи невозможно спрятать на таком близком расстоянии, и никакая психология тут не поможет. Кстати, о носорогах: Брайан и Мара ждут меня к ужину, и мы бы хотели, чтобы ты тоже пришла. Будет ростбиф, и ты сможешь расспросить Мару о стекле и духах. Она велела мне тебя уговорить…

Я не была уверена, что хочу пойти, но Бен посмотрел на меня щенячьими глазами, и я сдалась. Мара великолепно готовит — даже без всякого ведьмовства, — и потом, они мои друзья и к тому же единственные советчики во всем, что касалось вхождения во Мглу… Я улыбнулась.

— От ужина я не откажусь. Спасибо.

— Отлично!

Мы расплатились и вышли, не обращая внимания на косые взгляды посетителей. Интересно, сколько столов будет опрокинуто сегодня вечером и какие истории созреют к завтрашнему утру в разгоряченных пивом головах. Если люди и впрямь хотят верить, к следующему четвергу, вероятно, поползут слухи о том, что «Пятую точку» облюбовал призрак несчастного, нашедшего свою смерть под колесами старого трамвайчика: «Как, разве вы не знали? Ведь „Пятая точка“ стоит на том самом месте, где когда-то была конечная!»

Едва мы переступили порог дома Дэнзигеров, до нас донесся аппетитный аромат жаркого, а вместе с ним и вопль, полный отчаяния.

— Брайан…

Мы с Беном переглянулись. Он вздохнул, втянул голову в плечи и прошел вперед меня на кухню.

Брайан сидел посреди пола на горке овощей и листьев салата, глазея на кухонный стол и потирая затылок. Мара — медные, цвета блестящего пенни, волосы разметаны по лицу — скрючилась возле него с большой миской в руке.

— Ну, мама ведь тебя предупреждала? А? Будешь знать! — журила она сына.

— Ы-ы-ы, — гладя голову листом салата, отвечал тот.

Мара отняла у Брайана лист и положила в миску.

— Так, дикий зверь, а ну-ка хватит. Это еда, а не одежда.

Брайан засунул кусок овоща себе в рот, скорчил рожу и начал плеваться. Мара накрыла ладонью его поджатые губы.

— Ну уж нет, так не пойдет. Взял бяку в рот, теперь глотай. Ничего, не отравишься. Воспитанные люди не плюются.

Брайан с трудом проглотил.

— Я не людь. Я носорырог! — возразил он, когда Мара убрала руку.

— Воспитанные носороги тоже не плюются. И еще они убирают за собой — а тому, кто не убирает, самое место в саду, пусть глодает колючие кусты.

— Не-е-е-ет… — захныкал Брайан.

Мара сунула ему в руки миску.

— Тогда убери за собой. Все, до последнего кусочка — а что пропустишь, съешь.

Нижняя губа Брайана по-носорожьи выпятилась вперед. Он положил руки на голову и сказал:

— Гаава бобо.

— Да, милый. Бобо. — Она чмокнула его в лоб и встала.

Бен вопросительно посмотрел на жену.

— Что случилось?

— Схватка носорога со столом, — объяснила Мара, отряхивая юбку. — Стол победил, а миска с салатом опрокинулась прямо носорогу на голову.

— Опрокинулась?

— Ну да. Ты же не думаешь, что я специально высыпала на него салат? — Она улыбнулась уголками рта, излучая хорошее настроение, несмотря на царящий вокруг беспорядок. — Привет, Харпер. Значит, Бен таки заманил тебя на ужин в наш зоопарк?

— Разве я могла такое пропустить?

Теперь Брайан ползал по полу, собирая салат и придумывая новые развлечения. Я надеялась, что спасенное блюдо не попадет на стол. Брайан придумал новую забаву: он загребал в охапку разбросанные по полу овощи и зелень и бросал, целясь в миску и издавая при этом разные звуки. После каждого промаха он продолжал попытки, и к тому времени, как у него выходило, салат становился, мягко говоря, грязноватым. Материализовавшийся за спиной у Брайана Альберт что-то нашептывал мальчику на ухо.

Мара развеяла мои опасения, повернувшись к холодильнику и объявив:

— Мясо почти готово. Осталось только сделать новый салат. Может, побудешь со мной, а Бен пока накроет на стол и приглядит за нашим носорожиком?

Меня такой вариант устраивал.

— Значит, — начала Мара, доставая свежие продукты из холодильника, — ты хотела знать о стекле и зеркалах и о том, как они влияют на Мглу?

Я кивнула.

— Ага. Такое ощущение, что они действуют как фильтр.

— Хм. Я не уверена, почему стекло так себя ведет, а вот зеркала, судя по всему, действуют по тому же принципу, что и серебро. Помимо отражающих свойств, будь то серебро, ртуть или майлар, эти материалы еще и проводники. Я подозревала, что силовые линии, проходящие во Мгле, заряжают амальгаму в зеркале, превращая ее в некое подобие барьера. Зеркало буквально отражает призраков, не давая пройти. Найти обходной путь могут далеко не все.

— Они же видят свое отражение. Неужели они забыли, что такое зеркало?

— Большинство призраков на редкость глупы. Зеркала, за исключением колдовских, отражают то, что есть, а не то, что видит призрак. Обычно призраки видят свою, давно ушедшую реальность, а не современную. Они не осознают, что умерли. Представь, каково это: увидеть в собственном отражении странный образ, который не отвечает твоим представлениям о себе.

— Да уж… А как тогда стекло? — спросила я.

— Я думал над этим. — Сзади возник Бен.

Я развернулась, чтобы держать в поле зрения их обоих.

— Видишь ли, — стал объяснять Бен, размахивая столовыми приборами, — мне кажется, в случае со стеклом мы имеем дело со стойкостью материала. Энергия во Мгле чрезвычайно подвижна и активна. Если помнишь, мы это обсуждали раньше…

— Да, помню.

Брайан фырчал под столом, изображая моторную лодку. Он радостно толкал миску по полу в компании Альберта, который забрался в центр стола, словно никакого стола там не было. Я поймала себя на мысли, что больше не смотрю на Бена, полностью переключившись на призрака.

— Так вот, частицы энергии, из которой соткана Мгла, перемещаются намного медленнее через плотные материалы, такие как стекло, кирпич или камень, но мы их замечаем только в стекле. Когда частицы замедляются до определенной степени, создается иллюзия, вызванная инерцией зрительного восприятия. Поэтому невидимые призраки часто проявляются позже, на фотографиях…

Меня заинтересовали слова Бена, и я его перебила.

— Проявляются? Я думала, давно доказано, что все эти «фото с призраками» фальшивки.

— О, те, что сделаны шарлатанами времен расцвета спиритизма, в основном подделки, но их довольно легко отличить. Есть и такие, что выглядят подлинными. Странные образы людей и предметов, которые изображены в местах, где их быть не должно, и при этом вписываются в композицию. Причем не обязательно на старых фотографиях. Снимок может быть сделан в любое время любой камерой. Я видел такие фото — любительские снимки, сделанные моей матерью или друзьями из колледжа, — и некоторые из них вызывали у меня необъяснимое чувство тревоги. Я до сих пор не могу понять почему…

— Ладно, предположим, ты меня убедил. У тебя есть какая-нибудь теория на этот счет? — спросила я.

— Полагаю, камера успевает поймать отражение призрака на стеклянной линзе. Дело в том, что прозрачных материалов не так уж много. Если бы ты могла видеть сквозь камень или кирпич, то заметила бы, как призраки отражаются от стен.

— Это не объясняет, почему я хуже вижу во Мгле, когда смотрю сквозь стекло.

— Ну, в твоем случае речь идет не просто о нескольких отражениях заблудших душ. Ты на самом деле входишь во Мглу и видишь изнутри. Энергия Мглы слишком медленно проходит сквозь стекло, которое служит своеобразным фильтром, скрывая от тебя часть Мглы, — объяснял Бен.

— Тыльная сторона зеркала отражает большую часть изначальной энергии, — добавила Мара, — и ты видишь еще хуже.

— То есть… энергия как бы… попадает в ловушку?

Бен кивнул.

— Большая часть.

Я задумалась.

— Но если плотные материалы не пропускают Мглу, как призраки ходят сквозь стены?

Брайан выскочил из-под стола, прижимая к груди миску с грязным салатом. Альберт подтолкнул мальчика, и тот с хихиканьем помчался к нам с Марой.

— Внешне это выглядит так, — сказал Бен, — но, мне кажется, все немного сложнее.

Брайан остановился, наткнувшись на мои ноги, с широкой — до ушей — улыбкой задрал голову вверх и протянул мне миску.

— Харпа! — Он посмотрел на Альберта, а затем снова поднял взгляд на меня.

Бена я слушала вполуха.

— После твоего вопроса я много думал и пришел к выводу, что время во Мгле отличается от нашего. Как тебе известно, многие призраки нечто иное, как сгустки воспоминаний, замкнутые круговые отрезки времени и действий. Как правило, эти духи зациклены на некоем событии из своей прошлой жизни. Они не обладают индивидуальностью или сознанием. Как поставленный на бесконечный повтор фильм, который прокручивают снова и снова, пока не выцветет пленка и изображение не исчезнет.

— Ну и? — Я пожала плечами и забрала у Брайана миску, гадая, зачем Альберт подослал мальчика ко мне. Пока я отдавала салат Маре, маленький проказник обхватил мои ноги, зарывшись лицом в колени.

— Речь идет о фрагментах времени, — продолжал Бен. — Отдельные осколки, которые зависли во Мгле. И я полагаю, что по Мгле разбросано множество таких осколков, целые слои времени. Когда мы видим призрака, проходящего сквозь стену, на самом деле он передвигается в своей временной плоскости, где этой стены попросту нет.

Мара, которая как раз выбрасывала испорченный салат в мусорное ведро под раковиной, прошептала мне одними губами:

— Скажи «спасибо».

Я посмотрела на вцепившегося в меня Брайана, гадая, чем вызвано столь бурное проявление чувств.

— М-м… Спасибо, Брайан.

Брайан взвизгнул от удовольствия и, разжав объятия, помчался «помогать» Бену накрывать на стол.

— Отлично, Харпер! Кажется, Брайан в тебя влюбился. Кстати, я согласна с Беном насчет времени, — сказала Мара, отрывая листья от свежевымытого пучка салата. — Мгновения застывшего времени распределены повсюду во Мгле, и они как бы наслаиваются друг на друга. Именно так большинство призраков — воспоминаний, осколков времени, как ни назови — могут проходить сквозь твердые предметы. Для них этот объект не существует, ведь по сути они не соприкасаются с настоящим.

— Совершенно верно, — добавил Бен, наклоняясь, чтобы подхватить Брайана и усадить в детский стул. — Призраки, сохранившие личность и волю, могут двигаться в любом знакомом им слое времени, а те, чья личность была утрачена, застревают во временной плоскости, в которой жили.

К тому времени, как мы сели ужинать, Альберт исчез, и за столом остались только люди из плоти и крови. В его отсутствие Брайан притих и съел свой ужин, хихикая, а не рыча, как носорог. Видимо, подобное поведение помогает детям перейти на следующий этап, который грозит родителям новыми стрессами — подростковый возраст. Размышляя над загадочной переменой в поведении Брайана, а также над теорией о стекле и зеркалах, я почти не принимала участия в разговоре. Бен и Мара обсуждали работу: дрязги среди преподавателей, борьбу за должности и проблемы финансирования. Я молча кивала и ела, радуясь, что ничего не смыслю в университетских интригах.