Может, полтергейст неким образом узнал, что я пытаюсь его уничтожить, а может, просто был не в духе, но большую часть ночи четверга я провела, отражая его нападки. Всю дорогу до дома у меня над ухом в салоне «ровера» свистели мелкие предметы. Жмурясь и пытаясь увернуться, я чуть не врезалась в ограждение моста; на миг перед глазами мелькнул головокружительный вид расстилавшейся внизу береговой линии, а затем я выровняла руль и вернулась на центр полосы.

Приехав домой, я впервые в жизни осознала, как мне дорога моя библиотека и коллекция памятных вещичек. Едва я вошла в прихожую, кресло из гостиной наскочило на меня, как злая собака. Пара бронзовых подставок для книг спланировала с полки и устремилась к моей голове. Обернув вокруг себя кусок Мглы, я увернулась, и основной удар пришелся на плечи.

Хаос носилась взад-вперед по клетке, разволновавшись из-за неожиданной активности. Стоило мне направиться к ней, как мимо пролетела тяжелая книга и врезалась в стену напротив. Хаос — крепкая малышка, но я сомневалась, что она устроит против летающих книг. Я выхватила ее из клетки, как щитом укрыла своим телом и короткими перебежками направилась в спальню. Полтергейст следовал за мной из комнаты в комнату.

Я положила Хаос в ванную и поспешила обратно в спальню. Уворачиваясь от картечи, я выволокла все тяжелые, острые или громоздкие предметы из спальни. Большую часть я сложила в кладовке, которую закрыла на щеколду. Вещи бились о дверь, пока я не ушла. Прежде чем выпустить Хаос из клетки, я вытащила все опасные предметы из гостиной, рассовав их по полупустым кухонным шкафчикам и крепко-накрепко перевязав дверцы. Похоже, пока меня не было рядом, она находилась в относительной безопасности. Селия была связана со мной, а не с моим питомцем. Перед тем как забежать в спальню и закрыть за собой дверь, я на всякий случай обложила клетку подушками. Я всю ночь ворочалась, то и дело просыпаясь из-за летающих вокруг мелких предметов, зато утром обнаружила, что мой хорек цел и здоров, а полтергейст слегка притомился.

Первым делом с утра я позвонила Солису, и он настоял, чтобы я встретилась с ним в «Le Crepe» — закусочной на Второй авеню, — не пожелав обсуждать такмановский проект по телефону. Разумеется, оказавшись со мной за одним столиком, он замолчал и нагнал на себя таинственный вид. Нахмуренные брови и непроницаемое выражение лица могли быть вызваны как усталостью и бессонницей, так и желанием сохранить свои мысли при себе — сразу не определишь. Я и сама не выспалась и теперь бережно сжимала чашку кофе, не горя желанием разговаривать.

Я посмотрела поверх его плеча на улицу, погруженную в утреннюю тишину.

— Как продвигается расследование? — спросила я.

— Дело еще не закрыто. Расскажите мне, что произошло в среду.

— Я мало что могу сказать… Многое непонятно. Но Такман закрывает проект.

— Почему?

— В протоколах были неточности, поэтому все пошло наперекосяк. Пострадали люди, а это слишком большой риск. Я не в курсе подробностей, только знаю, что в конечном итоге Такман решил все свернуть. Но мне нужно закончить работу со свидетелями. Я решила вас предупредить, что еще некоторое время вам понадоедаю, но это ненадолго.

— Я бы предпочел, чтобы вы не вмешивались.

Я вздохнула и соврала:

— Солис, я бы с удовольствием, но я должна закончить свою работу. Даже если между нашими расследованиями существует прямая связь, я не собираюсь сидеть сложа руки. Я всегда с вами сотрудничаю, хотя и не обязана, так потерпите еще немного. Постараюсь не дать вам повода меня посадить.

Настал его черед вздыхать.

— Хорошо. Значит, вы считаете, эти два случая что-то связывает?

— Хм… — Я замолчала, чтобы выиграть время и должным образом сформулировать ответ, понимая, что главное — не сболтнуть лишнего. — Я присмотрелась к людям и к ситуации в целом и считаю, что Такман привлек в проект психопата или спровоцировал приступ болезни в ходе экспериментов. Я полагаю, случившееся с Марком Луполди как-то связано с проектом. И, похоже, инциденты, которые Такман принял за саботаж, — дело рук того же преступника. Он предумышленно набрал группу из людей эмоционально неустойчивых, с множеством психологических проблем, тем самым вызвав ответное напряжение. Он создал особую конфликтную среду и постоянно подкармливал веру участников в их необычные способности и полную безнаказанность. Я не сильна в психологии, но, по-моему, человеку, который находится на грани психопатического или психического расстройства, иногда слишком просто сделать последний шаг.

Солис опустил глаза в чашку и медленно кивнул.

— Может, вы и правы, но моя задача прежняя — обнаружить убийцу.

— У вас есть подозреваемый? У меня есть… несколько.

Он проворчал:

— Дело строится на уликах, а не на подозрениях. Я бы хотел найти пропавшие ключи или способ… Я согласен, что проект Такмана неким образом замешан, и я очень внимательно пригляделся к его ассистентам и участникам. Скажите мне, кого вы подозреваете.

Я сказала, и он приподнял брови, но промолчал. Аналогичный ответ он мне дать отказался. Никакого обмена информацией. Вот и поговорили…

Возвращение в офис превратилось в сплошную прогулку по Мгле, вылезать я даже не пыталась. Когда я пересекала Пайонир-сквер, не обращая внимания на призрачные потоки транспорта и спаянные слои времени, что-то пролетело у моей щеки, царапнуло висок и вырвало прядь волос.

Я закружилась на месте, ища злоумышленника, и на скамейке неподалеку обнаружила неряшливого мужчину в засаленной, грязной одежде. Он разжал руки, выронив измусоленный бычок на мокрую землю перед собой, и уставился на меня широко распахнутыми глазами. Я пригнулась, пошарила взглядом по земле и обнаружила у здания неподалеку похожую на «Зиппо» зажигалку в металлическом корпусе. Нагнувшись за зажигалкой, я покосилась на нее сквозь глубинные слои Мглы. Тонкие желтые волокна быстро исчезали, отступая, словно хвост змеи в спасительной норе.

Я огляделась, уловив краешком глаза мимолетную желтую дымку, поблескивающую красными прожилками и ломтиками серебристого времени. Я подняла зажигалку и выбила пламя. Кусочек Селии пересекал площадь, не проявляя ко мне ни малейшего интереса. Может, так и было, но ее присутствие меня беспокоило. Я провела почти всю ночь, уворачиваясь от книг и утвари. И за каждым предметом вилась похожая желтая нить энергии Мглы. Учитывая разгул насилия, приключившийся в среду и прошлой ночью, меня удивил ее новый присмиревший облик.

Я отнесла зажигалку бездомному.

— Ваша?

Боясь и не зная, что отвечать, он промычал в ответ что-то нечленораздельное. Затем выпалил:

— Эт не я, мисс! Чес-сло! Она сама…

Я с грустной улыбкой кивнула.

— Знаю. Она вырвалась из рук. Такое случается. — Я кинула взгляд вниз, на смятую сигарету в водосточном желобе между нами, и украдкой поискала Селию, но та уже скрылась из виду.

— Это тоже ваше?

Он посмотрел вниз и чуть не расплакался.

— Ага…

Я порылась в карманах, выудила оставшуюся от кофе сдачу и вручила ее бедняге вместе с зажигалкой.

— Осторожнее с ней. Больше не теряйте, хорошо?

Его глаза заблестели, и он расплылся в щербатой улыбке, одарив меня зловонным дыханием.

— Буду беречь! Буду! Спасибо, мисс. Благослови вас Господь!

Я ретировалась и, пожав плечами и пробормотав «спасибо», снова направилась в сторону офиса. Поскальзываясь на грязной мостовой, я торопливо пробиралась сквозь октябрьскую призрачную гущу.

Я шла по лестнице, когда завибрировал телефон. Я поднесла его к уху.

— Сделайте что-нибудь!

— Что? Простите, доктор Такман, мы закрыли дело вчера вечером, — ответила я, зажав телефон между плечом и подбородком и открывая дверь.

— Да, я знаю. Но необходимо что-то предпринять. А вы, похоже, единственная, кто в этом понимает…

— Нет, Такман. Вы все прекрасно понимаете не хуже меня. Просто вы боитесь ответственности!

— Мисс Блейн!

Я напомнила себе, что его чек еще не обналичен, и тяжко вздохнула.

— Что такое?

— Селия преследует членов группы.

— Преследует? И насколько активно? — Относительное спокойствие вокруг меня могло означать, что Селия буйствует в другом месте. Я бросила вещи под стол и села.

Теперь, когда Такман вышел из образа злодея, он казался сварливым и занудным.

— Учитывая количество телесных повреждений, полученных моими подопечными за последнее время, любая активность может сделать их жизнь невыносимой. Они все позвонили — все до единого — с рассказами о всяких гадостях, которые творит полтергейст.

— Отлично. Послушайте, Такман, насколько я понимаю, ваш полтергейст — явление коллективное, верно?

— Да! — нетерпеливо огрызнулся он.

— Что ж, значит, если оно существует, пока в него верят, самый очевидный способ его остановить — перестать верить.

— Думаете, это просто сделать, когда тебя мутузит и шпыняет плод твоего воображения?

Я рассмеялась.

— Вы сами его создали, Такман. Сами и разбирайтесь. Вы заставили их поверить, теперь заставьте их снова стать скептиками. Почему вы им не скажете, что это была мистификация? Что комната напичкана оборудованием и почти все, что они испытали, было нереальным? Это должно их отрезвить, хотя бы некоторых. Если вы подорвете их веру, может, оно от них отстанет. — Я ни словом не обмолвилась о том, что эта дрянь добралась идо меня.

Существо взбунтовалось против создателей. Я понимала, что им сильно повезет, если, разуверившись, они сумеют хотя бы немного его ослабить, но попытка не пытка.

Такман по-прежнему молчал, погруженный в раздумья.

— Доктор Такман, я серьезно. Убедите их лишить его поддержки. Вы должны это сделать. Существо зажило своей жизнью, но если вам удастся подорвать их веру, возможно, вы ослабите его и не дадите натворить бед похуже. Иначе никак.

— Вы мне ничем не помогли! — выпалил он.

— Значит, я не возьму с вас денег за совет. Удачи, доктор Такман. И запомните: это уже не игра. Призрак убил одного из ваших ассистентов. Тварь нужно уничтожить, и это ваша обязанность. Не моя.

Мне показалось, что я слышу, как в нем закипает раздражение. А потом он повесил трубку. Я не возражала. Честно говоря, я была бы счастлива больше никогда не слышать голос Гартнера Такмана.

Я немного поработала, время от времени парируя отдельные атаки случайных предметов. В час дня я отправилась к Фиби, в ресторан ее родителей. Хью мне сказал, что она будет там, и я надеялась получить от нее адрес Аманды. Я могла бы просто позвонить, но по телефону мосты не наладишь. Фиби могла воспринять мой звонок как попытку избежать очередной щедрой порции ее праведного гнева, а подобная перспектива меня слегка пугала. К тому же я обожала Мейсонов и нуждалась в небольшой передышке после зубодробительных ужасов этого дела.

Ко времени моего появления обеденный наплыв посетителей потек тонкой струйкой, и семья снова усиленно трудилась, готовясь к пятничному вечеру. Казалось, я весь день хожу из ресторана в ресторан, но только здесь я чувствовала себя как дома. Я всегда была рада обществу Мейсонов. Даже во время еженедельной предпятничной суеты они отличались радушием и теплотой. Они смеялись во весь голос, освещая улыбками все вокруг.

Отец Фиби, семейный патриарх, занял свое привычное место за столом в задней части ресторана, сжимая в изуродованной артритом руке стакан теплой воды, которым он пользовался скорее как выразительным средством, чем для утоления жажды. «Папаша», скрюченный и узловатый, тертый и бурый, как грецкий орех, который долго продержали в руке, сам держал в ежовых рукавицах весь жизнерадостный клан Мейсонов при помощи одного лишь зычного голоса и стакана с водой. Члены семейства порхали вокруг стола, проносились туда и обратно через кухонную дверь, как беспечные летучие мыши, каким-то чудом не задевая друг друга и повинуясь любому приказу Папаши. Он заметил меня, едва я появилась на пороге, и жестом подозвал к столу.

— Харпер! Иди-ка сюда, дева моя. Куда пропала? Я уж было подумал, истощала вконец, да ветром-то и сдуло. — Его говор оставался напевным и скачущим, как регги, несмотря на долгие тридцать лет, прожитых Папашей в Сиэтле.

Я пробралась сквозь многочисленное семейство и села рядом с ним напротив кухонной стены — приятное тепло после промозглой сырости за дверью.

— Нет, Пап. Я пока держусь на ногах, почти без посторонней помощи.

Он разогнул указательный палец, сжимавший стакан, и с усмешкой ткнул меня в плечо.

— Да прям! Небось встречаешься с глупыми белыми мальчишками, которым тощих подавай. Пропадешь ведь почем зря, дева моя.

Я скорчила грустную гримасу.

— А что делать, Хью-то уже занят.

Его тело сотряс приступ хохота, слишком громкого для сухонького семидесятилетнего старичка. Он отдышался, продолжая посмеиваться, и протер глаза тыльной стороной ладони.

— Дева моя, я знал, что у тебя получится.

Я была озадачена.

— Что получится, Папа? — спросила я.

— Разморозиться.

Я разинула рот.

— Что?

— Харпер, с тех пор как ты вышла из больницы, ты стала жесткой и холодной, что твоя сталь в морозилке… Странно, что у тебя вообще есть мужчина. Понастроила вокруг ледяных стен… Будто боишься, что обидит кто, и любовь тоже не пускаешь. И нас сторонилась, будто чужая — а ведь мы твоя семья, хоть ты и плоская, что та вобла.

Я ошарашенно на него смотрела, на этого старика с острыми черными глазами. Не решалась спросить.

— Ты… Ты видишь вокруг меня стены?

Если бы я возвела что-то подобное, я бы постаралась скрыть это от всего мира. Может, с Кеном то же самое. Даже крутым парням нужна передышка.

Папаша рассмеялся и снова меня ткнул.

— Я образно, малышка! Но духовные стены такие же холодные и крепкие, как и настоящие. Теперь-то чего загрустила?

Я отдернулась, чувствуя, как нахлынули воспоминания.

— Отец называл меня «малышкой».

— Прости, Харпер. Я не знал. Давно он умер?

— Давно. Мне было двенадцать. Теперь остались только мама да я, и мы не слишком-то ладим…

— Знаю. Так что… поэтому ты здесь не появлялась? Из-за нашей приставучести? — Он сел на место и подмигнул мне. — Или тебе разонравилась стряпня Миранды?

Я со смехом фыркнула, радуясь, что тема моей несчастной семьи наконец-то закрыта. Лучше уж я буду обсуждать странности семьи приемной.

— Твоя жена готовит — пальчики оближешь! Если бы я чаще у вас обедала, то стала бы в два раза толще, чем вы требуете. И в три раза толще, если б ела каждый раз, как вы меня угощаете. Просто после больницы много чего случилось, я была немного занята. А Фиби на меня сердится.

— О, она бы не стала сердиться из-за таких пустяков.

Тарелка с дымящейся едой плюхнулась на стол передо мной.

— Еще как стала бы…

Я посмотрела на сердитое лицо Фиби. Или скорее на ее попытку состроить сердитое лицо, которое расплылось в улыбке от одного моего взгляда. Она поставила свою тарелку и села напротив. Один из членов семьи поставил на стол стаканы с водой. Другой принес приборы и салфетки, ни на миг не отрываясь от уборки и подготовки столов и бара к ужину и танцам, которые проходили здесь по пятницам и субботам.

Возле барной стойки и в обеденном зале с шумом раздвигали столы, освобождая место под танцпол и площадку для музыкантов. Каждый раз, когда распахивались двери на кухню, оттуда неслись крики и хохот. И каждый раз нам с Фиби приходилось пододвигаться друг к другу, чтобы не орать.

— Привет, дева моя, — сказала она.

— Привет, привет. Спасибо, что вышла ко мне.

— Ой, да ладно тебе. Как будто я могу долго на тебя дуться. Я разозлилась. Но я все понимаю.

Она снова заговорила с отцовским акцентом.

Я уже извинялась и теперь поборола желание сделать это снова.

— Как ты?

— Нормально. Сегодня вернусь в магазин. Как там дела?

— Нормально. Твой кузен сказал, что ты можешь дать мне адрес Аманды. Мне нужно с ней поговорить.

— Ох уж этот Жермен! Когда Хью сказал мне, что пошлет этого охламона ко мне в магазин, я его чуть не задушила…

— Кого? Хью или Жермен?

— Обоих! Как он мог?

— Он просто пытается помочь.

Папаша рассмеялся, вклинившись в разговор:

— Он хотел, чтобы ты перестала себя жалеть, дева моя! Неделю назад ты пришла сюда сама не своя, вся в слезах. Это я могу понять. Это правильно. А теперь тебе просто понравилось себя жалеть. Вся в мать! Фиби, тебе пора заняться делом…

— Папа, я занимаюсь.

— Занимаешься, да только не тем. Я тебя люблю, дева моя, но сдается мне, пора тебе домой. — Он остановил на мне сверкающий взгляд. — Ты же уговоришь ее вернуться домой, правда, Харпер?

— Не знаю, Пап… Она как упрется рогом…

— И то правда…

— Вы двое! Хуже, чем Хью с маманей, — прогоготал Папаша.

— Фиби, ты же знаешь, пора.

Она скорчила гримасу.

— Ага. Тем более что мною тут командуют все, кому не лень…

Хью зашел с подносом, полным стаканов для бара, и, проходя мимо, склонился к Фиби и чмокнул ее в затылок.

— Что посеешь, то и пожнешь, сестренка.

Один из стаканов исполнил сальто с переворотом и полетел в мою сторону, оставив в воздухе знакомый желтый след. Я поймала стакан. Фиби осторожно поставила его обратно, украдкой посматривая на меня.

— Я смотрю, у тебя свой даппи объявился? — спросила Фиби.

— Да так, простой полтергейст, — ответила я. — Не слишком опасный, в отличие от даппи. Даппи ведь опасные?

— Опасней не бывает, — ответил за дочь Папаша.

— А почему? — спросила я, ковыряясь в тарелке — еда была вкусная, но я не могла спокойно есть, мысли разбегались: полтергейст, мой умерший отец, психические стены…

Папаша откинулся на спинку стула, жестикулируя со стаканом в руке.

— Даппи — это духи, не попавшие на небеса. Они по какой-то причине заблудились на девятую ночь и вернулись обратно на землю. Но они не чувствуют, потому что у них нет сердца, не думают, потому что нет мозга, а их душа разбита на две половинки. Половина тут, половина в другом месте. Они не отличают добро от зла. Не ведают, что творят. Просто делают, что вздумается. Дерутся, щипаются, ломают вещи…

— А как узнать, что имеешь дело с даппи?

— Их видно. Как скелеты из тумана… как это будет по-вашему? Ивовый прут?.. Вот так они и выглядят. Духи предков увидеть нельзя — они прозрачнее воздуха. А вот даппи злобные и порочные. И чем дольше они здесь торчат, тем злее становятся. Собаки лают, почуяв даппи, а человеку кажется, будто у него на лице паутина. Это признак даппи.

Я не знала, можно ли назвать паутиной желтую нить, зато я вспомнила ощущение на лице, когда в первый раз осматривала комнату; паутина было первым, что мне пришло в голову. Призрак, который озлобляется все больше и больше, оттого что не обладает сознанием… Точь-в-точь описание Селии и ее хозяина-психопата.

— И что это тебя так даппи интересуют? — потребовала объяснений Фиби. — Может, поэтому они к тебе и пристают?

Я попыталась просчитать реакцию на различные ответы, но мне никогда не давалась эта неточная наука, математика человеческих отношений. Я выбрала самый легкий вариант — полуправду.

— Марк участвовал в проекте, посвященном призракам, и мне кажется, это как-то связано с его смертью. Призрак, которого они создали, сильно смахивает на даппи…

— Они создали призрака? Безумная затея.

Я пожала плечами.

— Может, итак. Мне бы поговорить с Амандой насчет той ночи, когда Марка ранило.

Фиби уставилась на меня.

— Думаешь, это их создание могло причинить вред Марку? Серьезно?

— Не знаю. Но без вопросов нет ответов. Мне нужен адрес Аманды.

Фиби поджала губы и нахмурилась.

— Ладно, только не обижай ее.

— Обещаю.

Папаша не отпускал Фиби за адресом, пока она не доела, и держал меня за столом, пока не доем я. Как только Фиби исчезла в дверях кухни, он пристально на меня посмотрел.

— А как ты на самом деле считаешь, Харпер? Думаешь, Марка убил даппи?

Я потупилась.

— Не знаю.

— Не ври мне, дева моя. Ты обладаешь каким-то знанием, о котором сильно жалеешь. И получила его ты не по своей воле.

— Пап, тебе это тоже знать ни к чему, — сказала я, качая головой. Он накрыл мою ладонь свободной рукой. Он подождал еще минуту, но я не стала откровенничать, а так и сидела, разглядывая стол. Он похлопал меня по руке и вздохнул, устало и как-то очень по-стариковски.

— Пра-ально, чего воду в ступе толочь, — сказал он, покачав головой.

Как только Фиби вернулась с адресом Аманды, я извинилась и ушла. Фиби и ее отец проводили меня пронзительным задумчивым взглядом.