ДОСТОПАМЯТНАЯ ЖИЗНЬ
ДѢВИЦЫ
КЛАРИССЫ
ГАРЛОВЪ,
истинная повѣсть.
Англинское твореніе
Г. РИХАРДСОНА
Съ присовокупленіемъ къ тому оставшихся по смерти Клариссы писемъ и духовнаго ея завѣщанія.
Часть вторая.
Во градѣ Святаго Петра, 1792 года.
Свидѣтельствовалъ и подписалъ Коллежской Совѣтникъ и отправляющій должность Санктпетербургскаго Полицмейстера.
АНДРѢЙ ЖАНДРЬ.
ПОВѢСТЬ КЛАРИССЫ ГАРЛОВЪ
Письмо XXVIIІ.
КЛАРИССА ГАРЛОВЪ къ АННѢ ГОВЕ.
Въ пятницу 10 Марта.
Позволь дражайшая пріятельница показать тебѣ нѣкоторыя мѣста твоего письма, которыя меня чувствительно трогаютъ.
Вопервыхъ тебя увѣряю, что я не смотря на свое уныніе, весьма огорчена твоими разсужденіями о моихъ родственникахъ, а особливо тѣми, которыя относятся до моего отца и памяти моего дѣда. Язвительное твое нареканіе не миновало и самой твоей матери. Правда несносная досада изторгаетъ иногда столь неблагопристойные отзывы, которые предосудительны чести тѣхъ, коихъ любимъ и наиболѣе уважаемъ; но не весьма прилично пользоваться такою вольностію. Сверьхъ того ты столь сильно изъясняешься противъ всего, что тебя ни приводитъ въ отвращеніе; что я чуствуя умаленіе моего жара и размышляя о томъ, къ чему подала поводъ, принуждена обратить противъ самой себя свои выговоры. Итакъ согласись, любезный другъ, что я имѣю право приносить тебѣ мои жалобы, если онѣ будутъ оправданы моимъ положеніемъ; но твой долгъ есть успокоить снѣдающую меня скорьбь совѣтами, коихъ никто лучше тебя не можетъ подать, съ тою несравненною выгодою, что я всегда вяшшую приписывала имъ цѣну.
Я не могу отрицать, что бы сердце мое не ласкалось тою потачкою, которую ты мнѣ оказываешь къ усугубленію справедливаго моего къ Г. Сольмсу презрѣнія. Однако позволь сказать, что онъ не столько страшенъ, какъ ты его описываешь, покрайнѣй мѣрѣ съ виду, ибо со стороны души, все что я объ немъ ни знаю, заставляетъ меня вѣрить, что ты ему совершенную воздала справедливость. Но толь особенное твое дарованіе изображать гнусныя употребленія, и сія необыкновенная дѣятельность выводитъ иногда тебя изъ предѣловъ вѣроятности. Словомъ сказать, я не однократно видала тебя берущую пѣро въ томъ намѣреніи, дабы написать все то, что твой разумъ, нежели истинна могъ внушить приличнаго случаю. Можно бы подумать, что мнѣ тѣмъ менѣе надлежитъ за сіе тебѣ выговаривать, чемъ болѣе твое омерзѣніе и отвращеніе зависятъ отъ твоей ко мнѣ нѣжности. Но не должны ли мы всегда судить о самихъ себѣ и о томъ, что насъ трогаетъ, такъ какъ мы съ справедливостію можемъ вообразить себѣ, чтобъ объ насъ и нашихъ дѣлахъ другіе судили? Касательно твоего совѣта, дабы возвратить мои права, я никогда не намѣрена ссориться съ моимъ отцемъ чево бы то мнѣ ни стоило. Можетъ быть я послѣ буду отвѣтствовать на всѣ твои разсужденія; но теперь ограничнваю себя симъ примѣчаніемъ, что Ловеласъ судилъ бы меня меньше достойною своихъ стараній; естьли бы почиталъ меня способною къ принятію другой рѣшительности. Сіи люди среди всѣхъ своихъ ласкательствъ не престаютъ однакожь помышлять о надежныхъ выгодахъ; и я въ томъ ихъ не виню. Любовь, разсматриваемая въ послѣдствіи, должна казаться великою глупостію, когда она доводитъ до убожества особъ рожденныхъ для изобилія, и когда ввергаетъ великодушныя сердца въ жестокую необходимость обязательствъ и зависимости.
Ты находишь въ различіи нашихъ нравовъ весьма замысловатую причину дружества насъ соединяющаго; я бы никогда ее не выдумала. Она нѣсколько справедлива. Но какъ бы то ни было, только то неоспоримо, что я въ своемъ равнодушіи и по нѣкоторомъ размышленіи начинаю еще болѣе любить тебя за твои исправленія и выговоры, какую бы ты строгость въ нихъ ни употребляла. Итакъ нещади меня, любезный другъ, когда ты найдешь малѣйшій во мнѣ недостатокъ. Я люблю пріятную твою насмѣшку, ты сама то знаешь; и сколько ни почитаешь меня суровою; осуждала ли я когда нибудь твою чрезмѣрную веселость, которую ты себѣ приписываешь?
Первой договоръ нашей дружбы всегда состоялъ въ томъ, что бы сообщать взаимныя наши одной о другой мысли; и я почитаю необходимою сію вольность во всѣхъ спряженіяхъ сердца, имѣющихъ основаніемъ добродѣтель.
Я предвидѣла, что мать твоя будетъ защищать систему слѣпаго повиновенія со стороны дѣтей. Къ нещастію, обстоятельства привели меня въ несостояніе сообразоваться ея началамъ. Конечно я бы должна онымъ слѣдовать, какъ говоритъ Госпожа Нортонъ, еслибы могла. Сколько ты щастлива, завися отъ самой себя въ предлагаемомъ тебѣ выборѣ въ пользу Г. Гикмана! и сколько бы я была довольна, если бы поступали со мною съ равнымъ снисхожденіемъ! Я бы не могла, не навлекая на себя стыда, слышать прозьбы моей матери и при томъ безполезно, дабы подать надежду столь неукоризненному человѣку, каковъ есть Г. Гикманъ.
Истинно, любезная Гове, я не могла читать безъ смущенія, что твоя мать говоря обо мнѣ сказала, что всего опаснѣе во младости нашего пола предубѣжденіе въ любовныхъ случаяхъ. Сіе тѣмъ болѣе для меня чувствительно, что ты сама кажется желаешь преклонить меня на сію сторону. Поколику я была бы достойна немалаго нареканія за малѣйшее мое къ тебѣ притворство; то не буду спорить, что сей Ловеласъ не могъ бы быть достойно награжденъ взаимною склонностію еслибы его нравъ былъ столькоже безпороченъ, какъ и нравъ Гикмана; или еслибы была какая нибудь надежда къ доведенію его до сей степени. Но мнѣ кажется, что слово любовь, толь скоро произносимое, впечатлѣваетъ довольно сильный и пространный звукъ. Однако я уступаю, что чрезъ насильственныя мѣры, можно быть доведенной наконецъ до нѣкоторой договорной склонности. Но въ разсужденіи названія любви законной и пленяющей, каковая царствуетъ въ родствѣ, общежитіи, а наипаче въ сихъ главныхъ нашихъ должностяхъ, въ которыхъ она собственно заслуживаетъ имени божественной, кажется, что звукъ онаго, ограниченный въ тѣсномъ и особенномъ смыслѣ, невесьма бываетъ пріятенъ. Открывай свободнѣе свои мысли о другихъ пунктахъ. Сія вольность, какъ я уже тебѣ говорила, послужитъ только къ умноженію моего дружества. Но я бы желала для чести нашего пола, что бы ты съ большею осторожностію говорила или писала о вмѣненіи любви, хотя бы обо мнѣ, или о другой говорено было. Ибо сугуба для мущинъ побѣда, если столь нѣжная женьщина какъ ты, и столько имѣющая презрѣнія къ нимъ, подвергаешь ихъ власти нѣкоторымъ образомъ свою подругу, какъ глупую тварь, страждущую любовію, съ нѣкоторою пріятностію ласкающею ея слабости.
Я бы здѣлала нѣкоторыя другія примѣчанія на два послѣднія твои письма, еслибы духъ мой не былъ стѣсненъ. Я разбирала только тѣ мѣста, которыя меня наиболѣе тронули, и о которыхъ я не думала такъ скоро тебя увѣдомить. О происходящемъ здѣсь буду писать послѣ.
Письмо XXIX.
КЛАРИСА ГАРЛОВЪ къ АННѢ ГОВЕ
въ субботу 11 марта
Я столько получила оскорбленій со стороны моего брата и сестры и столько откровенныхъ наглостей отъ безстыдной Бетти Барнесъ; что не написавши къ моимъ дядямъ по совѣту матери, разсудила прежде представить имъ мои жалобы на таковой несходственный съ братнимъ поступокъ. Но я тутъ оказала себя такимъ образомъ, что ты болѣе восторжествуешь надо мною, если не престанешь толковать слова мои чрезъ нѣкоторыя мѣста первыхъ моихъ писемъ. Кратко сказать, ты найдешь гораздо удобной случай, чтобы почитать меня довольно подверженною любви, естли бы причины, для коихъ я перемѣнила нѣсколько мое поведеніе, не заставляли тебя думать о семъ справедливѣе. Я принуждена согласоваться съ собственными ихъ мыслями, и поелику они необходимо требуютъ, чтобъ я была предубѣждена въ пользу Г. Ловеласа, то я имъ подала поводъ болѣе утвердиться въ семъ мнѣніи, нежели сомнѣваться. Вотъ причины сей перемѣны.
Вопервыхъ они полагаютъ первое свое основаніе на моемъ имъ признаніи, что я имѣю незанятое сердце, и не находя никакихъ для меня препятствій, стараются представить противоборствіе мое совершеннымъ упорствомъ. Почему думаютъ, что отвращеніе мое къ Сольмсу можетъ быть легко побѣждено должнымъ моему родителю послушаніемъ и уваженіемъ общей ползы фамиліи.
Потомъ хотя и употребляютъ сіе доказательство къ моему загражденію; однако въ томъ повидимому ни мало не полагаются на мое признаніе, и поступаютъ со мною съ такою наглостію и презрѣніемъ какъ бы я влюбилась въ слугу моего отца; такъ что условное отрицаніе отъ Г. Ловеласа не послужило мнѣ ни въ какую пользу.
Съ другой стороны могули я себя увѣрить, чтобы ненависть моего брата была основательна. Порокъ Г. Ловеласа по крайнѣй мѣрѣ тотъ, о которомъ безъ престанно говорятъ, есть безпорядочная его страсть къ женщинамъ. Безъ сомнѣнія ето важно: но изъ любви ли ко мнѣ братъ мой его поноситъ? нѣтъ, всѣ его поступки показываютъ, что имъ дѣйствуютъ другія пружины.
Итакъ справедливость обязываетъ меня нѣкоторымъ образомъ къ защищенію такого человѣка, который несмотря на справедливый свой гнѣвъ, не хотѣлъ нанесть всего возможнаго для него зла; вмѣсто того, братъ мой старался всегда ему учинить оное, когда только могъ. Кажется кстати было потревожить ихъ тою опасностію, чтобы употребляемые ими способы не были совершенно противны тѣмъ, кои они должны предпринять для соотвѣтствія собственнымъ своимъ видамъ. Однако ето не есть лестное ободреніе для Г. Ловеласа, что я предпочитаю его тому человѣку, которымъ меня устрашаютъ. Дѣвица Гове, говорила я сама въ себѣ, обвиняетъ меня въ мнимой слабости, подвергающей меня наглости брата. Я хочу представить себѣ, что нахожусь предъ глазами сей дорогой пріятельницы; и представить нѣкоторый опытъ ея разуму не показавъ нимало, что я имъ много занята.
Въ сихъ мысляхъ рѣшилась я написать слѣдующія два письма къ моему брату и сестрѣ.
,,Снося оскорбленія, можетъ быть по единымъ только вашимъ внушеніямъ, братецъ, должно быть мнѣ позволено принесть вамъ о томъ мои жалобы. Я не намѣрена оскорбить васъ моимъ письмомъ; но признаю за должность изъясниться откровенно. Обстоятельства меня къ сему обязываютъ.
,,Позвольте во первыхъ напомянуть вамъ, что я ваша сестра, а не служанка. Вы можете изъ сего заключить, что несправедливо ни мнѣ быть гонимой, ни вамъ поступать столь жестоко и пристрастно въ такомъ случаѣ, въ которомъ я не имѣю принимать отъ васъ повелѣнія.
,,Положимъ, что я должна вытти за такого человѣка, котораго вы не любите, и что къ нещастію моему не нахожу въ немъ нѣжнаго и благосклоннаго мужа; то можетъ ли сіе быть причиною вашей неучтивости и жестокости? должныли вы ускорить время моего нещастія, естьли я должна нѣкогда испытать оное? я сего не скрываю; мужъ, который бы поступалъ со мною еще хуже, нежели какъ вы со мною поступаете съ нѣкотораго времени, какъ съ сестрою, былъ бы безъ сомнѣнія варваръ.
,,Спросите вы самаго себя г. мой учинили ли бы вы такую строгость съ
,,Смѣю также вамъ объяснить, что главная цѣль воспитываемыхъ въ нашихъ университетахъ юношей есть та, дабы ихъ научить, какъ разсуждать справедливо, и обладать своими страстьми. Надѣюсь также любезный братъ, что вы людямъ имѣющимъ большее нашего знаніе не подадите случая думать, что одна болѣе успѣла за своимъ столикомъ, нежели другой въ университетѣ. Признаюсь, что съ великою досадою о томъ говорю; но я неоднократно слышала, что необузданныя ваши страсти не дѣлаютъ никакой чести вашему воспитанію.
,,Въ прочемъ уповаю, что вы не оскорбитесь моею смѣлостію. Вы меня сами къ тому побудили. Еслиже вы почитаете себя оскорбленнымъ, то разсмотрите болѣе причину нежели дѣйствіе. Тогда лишь только малое обратите на себя вниманіе, причина сія изчезнетъ, и съ праведливостію можно будетъ сказать, что не найдется дворянинъ совершеннѣе моего брата.
,,Я увѣряю васъ государь мой, что не изъ гордости, какъ вы меня въ томъ обвиняли, но съ истинною искренностію сестры, осмѣлилась вамъ предложить сей совѣтъ. Прошу небо, дабы оно опять внушило дружество въ сердце единаго моего брата. Заклинаю васъ быть ко мнѣ сострадательнымъ другомъ; ибо я есмь и пребуду на всегда вашею усердною сестрою.
Кларисса Гарловъ.
Вотъ отвѣтъ моего брата.
,,Я вижу, что не будетъ конца дерзкимъ твоимъ письмамъ, если къ тебѣ не отпишу. И такъ я не съ тѣмъ берусь за перо, чтобъ вступать въ брань съ отважною и гордою бездѣльницею, но чтобъ запретить тебѣ впредь безпокоить меня твоими смѣшными бреднями. Я не знаю, къ чему служитъ разумъ женщинѣ, если не къ тому, чтобъ быть кичливою и презирать другихъ твой же, безстыдная дѣвица, возноситъ тебя выше твоей должности, и научаетъ отвергать наставленія и повелѣнія твоихъ родителей. Но когда ты будешь слѣдовать сему пути презорство твое гораздо будетъ несноснѣе. Вотъ все то, что я тебѣ долженъ сказать, оно останется таковымъ, или мои старанія будутъ тщетны, если ты не престанешь оказывать предпочитательности сему безчестному Ловеласу, который по справедливости ненавидимъ всею твоею фамиліею. Весьма очевидно, что онъ глубоко печатлѣлся въ твоихъ нѣсколько преждевременныхъ склонностяхъ; но чѣмъ сіе впечатлѣніе будетъ неодолимѣе, тѣмъ болѣе найдутъ средствъ, дабы изторгнуть подлеца изъ твоего сердца. Что касается до меня, то не смотря на твой безстыдный совѣтъ и не менше прежнихъ дерзновенныя разсужденія, ты сама будешь виновата, если не хочешь имѣть меня всегда своимъ другомъ и братомъ. Но ежели не престанешь желать такого мужа, какъ Ловеласъ, то не почитай меня никогда ни тѣмъ ни другимъ.
Жамесъ Гарловъ.
,,Теперь должно тебѣ сообщить копію моего письма къ сестрѣ, и ея отвѣтъ.
,,Какимъ оскорбленіемъ, дражайшая сестрица! заслужила я, что вы вмѣсто того, дабы стараться о утишеніи гнѣва моего родителя, что бы я безъ сомнѣнія для васъ исполнила, естьли бы сей злощастный случай былъ вашъ, имѣете еще толь жестокое сердце, что не только его но и мать мою противъ меня возбуждаете? Представте себя на моемъ мѣстѣ, любезная Белла, и вообразите, что хотятъ васъ выдать за мужъ за Г. Ловеласа, къ коему, какъ думаютъ, вы имѣете непобѣдимую ненависть, не почли ли бы вы сіе повелѣніе весьма несноснымъ закономъ? Однако отвращеніе ваше къ Г. Ловеласу не можетъ быть столь велико, каково есть мое къ Г. Сольмсу: любовь и ненависть не суть произвольныя страсти.
,,Можетъ статься братъ мой почитаетъ качествомъ мужескаго духа, чтобъ быть нечувствительнымъ къ нѣжности. Мы обѣ слышали, какъ онъ хвалился, что никогда не любилъ съ отличностію: и въ самомъ дѣлѣ будучи обладаемъ другими страстьми, отвергающими въ своемъ первомъ началѣ другія склонности, не можетъ онъ имѣть никогда въ сердцѣ другихъ впечатлѣній, что съ такими склонностями гонитъ и не щадитъ злощастную сестру, удовлетворяя симъ своей ненависти и честолюбію; ето для меня не столько удивительно, но что бы сестра оставила сестру, и вмѣстѣ съ нимъ побуждала на гнѣвъ отца и мать въ такомъ случаѣ, которой относится до ея пола, и который бы могъ быть ея собственнымъ. Таковой поступокъ, Белла по справедливости не весьма благопристоенъ.
,,Мы обѣ помнимъ то время, въ которое г. Ловеласъ почитался за такого человѣка, коего можно было исправить, и когда ни мало не почитали преступленіемъ надежду, что бы его обратить на путь добродѣтели и щастія.
,,Я не хочу учинить въ томъ опыта. Однако безъ трудности признаюсь, что если я не имѣю къ нему никакой склонности, то способы, коими принуждаютъ меня согласиться на принятіе такого человѣка, какъ г. Сольмсъ, удобно могутъ мнѣ ее внушить.
,,Оставте на минуту всѣ предразсудки, и сравните сихъ двухъ особъ въ породѣ, воспитаніи, въ знатности, въ умѣ, въ обхожденіи и также въ щастіи, не выключая и исправленіе ихъ. Взвѣсте ихъ любезная сестрица: однако я всегда отрѣкаюсь отъ супружества, если хотятъ принять сего жениха.
,,Нещастіе, на которое я осуждена, есть жестокое для меня мученіе. Я бы желала обязать всѣхъ моихъ друзей. Но справедливость и честность позволяютъ ли мнѣ быть женою такого человѣка, котораго я терпѣть не въ состояніи? Если я никогда не противилась волѣ моего отца, естьли всегда почитала удовольствіемъ обязывать и повиноваться, то суди изъ сего бѣдственнаго упорства, сколь должна быть сильна моя ненависть.
,,Сжалься на до мною дражайтая моя Белла, любезная сестра, другъ, подруга, совѣтница, и все то, чемъ ты была въ щастливѣйшее время. Будь посредницею любящей тебя сестры Клари. Гарловъ.
,,Дѣвица Клар. Гарловъ.
,,Благопристоинъ ли, или нѣтъ мой поступокъ по твоимъ премудрымъ разсужденіямъ, я только тебѣ скажу свое мнѣніе о твоемъ поведеніи. Совсемъ своимъ благоразуміемъ ты кажешься глупою, которую любовь обезумила. Ето довольно видно изъ всего твоего письма. Что касается до твоего незамужства, то такому вздору никто не хочетъ вѣрить. Это одно только лукавство, дабы избѣгнуть отъ повиновенія своей должности и волѣ наилучшихъ твоихъ родителей, которые всегда къ тебѣ имѣли нѣжное расположеніе, хотя и весьма худо за оное награждены. Правда мы тебя всегда почитали кроткою и любимою дѣвицею. Но для чегожъ ты перемѣнилась? тебѣ никогда не противорѣчили, всегда позволяли слѣдовать собственной твоей волѣ. Ты лучше соглашаешься быть обладаемою дерзкимъ подлецомъ, нежели показать себя послушною. Тебѣ неможно любить Г. Сольмса? Вотъ отговорка; нѣтъ сестрица, истинная сему причина есть та, что сердце твое занято Ловеласомъ, симъ бѣднымъ Ловеласомъ, по справедливости проклинаемымъ всею твоею фамиліею, которой обагрилъ свои руки кровію твоего брата. Однако ты хочешь его ввести въ нашъ союзъ, не правдали?
,,Я не могу вообразить себѣ, чтобы могла имѣть малѣйшую склонность къ такому человѣку. Если онъ когда нибудь получалъ нѣкоторое благоволѣніе отъ нашей фамиліи, то ето было прежде, нежели пагубный его нравъ былъ извѣстенъ. Опыты, которые столь сильное произвели надъ нами впечатленіе, должны бы и тебя столько же поразить, еслибы ты не была столь рѣшительнаго свойства, какъ всѣ теперь узнали изъ сего случая.
Боже мой! Какія выгоды на сторонѣ сего человѣка! Порода, воспитаніе, знатность, разумъ, обходительность, видъ, щастіе и исправленіе все свидѣтельствуетъ въ его пользу! Какая нѣжность сердца любовію питающагося! и ты хочешь никогда не вступать въ супружество! такъ. Я за сіе отвѣчаю, хотя всѣ сіи мнимыя совершенства тебя ослѣпляютъ. Но окончимъ; я хочу только, что бы ты при всемъ остроуміи, не почитала другихъ безразсудными, надъ коими ты думаешь повелѣвать жалобнымъ твоимъ голосомъ.
Я позволяю тебѣ писать, сколько угодно; но сей отвѣтъ будетъ послѣдній, который ты отъ меня получишь.
Арабелла Гарлловъ.
Я изготовила также два письма къ моимъ дядьямъ, которыя отдала въ саду одному слугѣ, прося его, что бы онъ ихъ вручилъ, куда надобно. Если я должна получить такія же отвѣты, какъ отъ моего брата и сестры, то ничего не могу обѣщать себѣ пріятнаго; но когда испытаю всѣ средства, то тѣмъ меньше буду себя упрѣкать, если что нибудь случиться нещастное. Я къ тебѣ пришлю копію съ сихъ двухъ писемъ; когда узнаю, какъ они были приняты, если только о томъ меня увѣдомятъ.
Письмо XXX
КЛАРИСА ГАРЛОВЪ къ АННѢ ГОВЕ.
Въ воскресенье въ вечеру 12 Марта.
Этотъ Ловеласъ повергаетъ меня въ.мучительное безпокойствіе. Отважность и безразсудность его чрезвычайны. онъ былъ нынѣ въ церквѣ, вѣроятно съ тою надеждою, что бы меня тамъ увидѣть; однако если сіе было его побужденіе; то таковыя умыслы должны его обмануть.
Хорея, которая была въ церквѣ сказала мнѣ, что онъ весьма гордо и съ презрѣніемъ смотрѣлъ на нашу фамилію. Отецъ мой и дядья, также моя мать и сестра тутъ находились. По щастію не было тутъ моего брата. Они все были приведены въ смятеніе. Какъ онъ еще въ первый разъ явился здѣсь послѣ той нещастной встрѣчи; то все собраніе къ нему обратилось.
Какое онъ имѣетъ намѣреніе, что принялъ на себя толь грозный и вызывающій видъ, какъ Хорея и другіе примѣтили? Для того ли онъ пришелъ чтобъ меня видѣть? но поступая такимъ образомъ съ моею фамиліею, думалъ ли онъ услужить мнѣ или понравиться? онъ знаетъ, сколько она его ненавидитъ, и для того не старается, хотя по видимому и весьма безполезно, умѣрить ихъ ненависть.
Я думаю, вы помните дражайшая пріятельница, сколь часто примѣтна была намъ его гордость. Вы сами ему въ томъ смѣялись; и ни мало не оправдываясь, онъ согласился великодушно на обвиненіе. Симъ признаніемъ думалъ онъ загладить все, что касается до меня, то я всегда думала, что въ его состояніи гордость можетъ быть весьма худою причиною забавы. Этотъ порокъ весьма подлъ, и притомъ безполезенъ въ людяхъ высокой породы. Если они заслуживаютъ уваженіе, то не ужели не надѣются получить его не полагая за нужное требовать онаго? Искать почтенія высокомѣріемъ значитъ подать сомнѣніе о собственномъ своемъ достоинствѣ; или показать, что другіе не почитаютъ его того достойнымъ по его дѣламъ. Отличность или знаменитость можетъ быть поводомъ къ гордости тѣмъ, для коихъ сіи качества новы. Тогда осужденія и презрѣнія, кои она на нихъ навлекаетъ, берутъ надъ нею перевѣсъ. Съ толикими выгодами, а особливо со стороны его личности и просвѣщенія, какъ увѣряютъ, къ чему служитъ быть гордымъ и надменнымъ! а наипаче когда черты его лица въ томъ его обвиняютъ и измѣняютъ. Сколько онъ мнѣ кажется неизвинителенъ! гордъ, но чемъ же? не тѣмъ, что дѣлаетъ добро; таковую гордость можно оправдать. Гордъ внѣшними выгодами. Но такая слабость не заставляетъ ли сомнѣваться и о внутреннемъ? Правда, другіе бы могли опасаться, что бы не быть попираемыми, если бы не показывали на себѣ надменнаго вида; но такой человѣкъ, какъ онъ, долженъ быть увѣренъ, что униженность послужила бы ему украшеніемъ его достоинствъ.
Не можно не приписать ему многихъ дарованій. Но сіи дарованія и всѣ его личныя преимущества служили ему причиною къ заблуженію. Я не обманываюсь въ семъ мнѣніи, и свободно заключаю, что разсматривая на однихъ вѣсахъ зло и добро, не будетъ перевѣса на сторонѣ послѣдняго.
Если друзья мои повѣрятъ моей скромности, то я смѣло утверждаю, что проникла бы во всѣ его недостатки. Тогда бы я съ такою же непоколѣбимостію ему отказала, съ какою другихъ отринула, и съ какою буду противиться навсегда г. Сольмсу. Сколько имъ безъизвѣстно мое сердце! оно лучше окаменѣетъ, нежели добровольно согласится на то, что бы учинило малѣйшее поношеніе имъ, моему полу и самой мнѣ.
Прости мнѣ, любезная пріятельница, за сіи мои важныя единобесѣдованія, ибо я ихъ такъ могу назвать. Какимъ образомъ я позволила себѣ вступить въ толь многія разсужденія? но случай къ онымъ представляется мнѣ въ настоящемъ видѣ. Всѣ здѣсь заняты однимъ предмѣтомъ. Хорея говоритъ, что онъ старался оказать ея матери совершенное уваженіе, на что она не преминула изъявить ему свою учтивость. онъ всегда удивлялся моей матери. Я думаю, что она не имѣла бы къ нему отвращенія, если бы ее къ тому не принудили, и естьли бы, не было сей нещастной встрѣчи между имъ и ея сыномъ.
Докторъ Левинъ, который также былъ въ церквѣ, примѣтя замѣшательство всей нашей фамиліи, причиненное Г. Ловеласомъ, старался по окончаніи службы вступить съ нимъ въ довольно продолжительный разговоръ; дабы дать время уѣхать всѣмъ моимъ родственникамъ.
Кажется, что отецъ мой ежедневно болѣе противъ меня ожесточается. Тоже говорятъ и о моихъ дядяхъ. Они сего утра получили мои письма. Отвѣтъ ихъ, если меня удостоятъ, безъ сомнѣнія подтвердитъ мнѣ неблагоразуміе сего безразсуднаго человѣка, которой столь не кстати показался въ церквѣ.
Говорятъ, что они досадуютъ на мою мать за изъявленіе ея учтивости, безъ которой она не могла обойтись. Итакъ ненависть вооружается противъ самой благопристойности, хотя она должна быть болѣе разсмотрѣна со стороны оказывающаго ее, нежели пріемлющаго. Но они думаютъ всѣ, какъ меня увѣряютъ, что остается, только одно средство къ пресѣченію оскорбленій. Итакъ я останусь жертвою мученія. Что выиграетъ онъ своею безразсудностію, и какую изъ сего получитъ выгоду, для своихъ намѣреній. {* Читатель можетъ видѣть въ XXXVІ письмѣ, какія были причины побудившія Г. Ловеласа пріѣхать въ церковь.}
Всего болѣе опасаюсь я, чтобъ сіе явленіе не предвѣщало отважнѣйшихъ предпріятій. Если онъ осмѣлится показаться здѣсь, какъ безпрестано на то требуетъ отъ меня позволѣнія, то я трепещу, что бы, не было пролитія крови. Для избѣжанія таковаго бѣдствія я бы лучше позволила себя погребсти живую, если бы не было другаго средства.
Они всѣ совѣтуются. Догадываюсь что дѣло идетъ о моихъ писмахъ, съ самаго утра собрались сюда, и по сему то случаю мои дядья были въ церквѣ. Я къ тебѣ пришлю списки съ сихъ двухъ писемъ, если можно въ тоже самое время послать и отвѣты. Сіе же письмо есть не что иное, какъ изображеніе моего страха и ожесточенія противъ того человѣка, которому я должна оный приписать.
Письмо XXXI.
Г. ЛОВЕЛАСЪ къ Г. БЕЛФОРДУ
Въ понедѣльникъ 15 марта.
Тщетно будеть меня побуждать ты и твои товарищи {* По мнѣнію сочинителя, сіи двѣ особы переписывались часто между собою по Римскому штилю. И потому не почитали за обиду употребляемыя съ обѣихъ сторонъ вольности. Часто они приводятъ въ своихъ письмахъ нѣкоторыя мѣста изъ лутчихъ своихъ стихотворцевъ, которыя переведены прозою.} возвратиться въ городъ, пока сія гордая красавица будетъ содержать меня въ неизвѣстности. Если я до сего времени получилъ какой нибудь успѣхъ, то симъ одолженъ ея заботливости о безопасности тѣхъ, коихъ я весьма многія имѣю причины ненавидѣть.
Итакъ пиши, говоришь ты, если не хочешь ѣхать. Подлинно я могу писать и безъ всякаго затрудненія; хотя бы имѣлъ или нѣтъ, о чемъ писать. Сіи строки будутъ сему доказательствомъ.
Братъ моея богини, какъ я тебѣ сказывалъ, у Г. Галла учинилъ меня опять своимъ соперникомъ; человѣкъ нимало не опасный по виду и качествамъ, но страшный по своимъ представленіямъ. Онъ чрезъ свои предложенія овладѣлъ сердцами всей фамиліи Гарловъ. Сердцами! сказалъ я. Вся фамилія ихъ не имѣетъ, выключая той, которая меня пленила. Но сія несравненная душа находится теперь заключенною и гонимою отцемъ самымъ суровымъ и самовластнѣйшимъ человѣкомъ, по внушенію кичливаго и надменнѣйшаго брата. Тебѣ извѣстны ихъ нравы; и потому я не буду о семъ марать бумаги.
Но можешь ли ты вообразить страннѣе сего, какъ быть влюбленнымъ въ дочь, сестру и племянницу такой фамилію, которую я вѣчно долженъ презирать, и чувствовать умножающеюся свою страсть, не отъ презрѣнія, гордости жестокости обожаемой красоты, но отъ препятствій происходящихъ по видимому отъ ея добродѣтели? я наказанъ за то что не хитрой лицемѣръ, за то, что не стараюсь о своей чести, за то что позволяю злословію противъ себя изрыгать ядъ. Но нужно ли мнѣ лицемѣрство. Мнѣ, который въ состояніи овладѣть всѣмъ, лишь только покажусь, и притомъ съ угодными для себя условіями, мнѣ который никогда не внушалъ страха безъ чувствительнаго соединенія владычествующей любви? стихотворецъ сказалъ:,,что добродѣтель не что иное есть, какъ театральная роль, и что тотъ который кажется добродѣтельнымъ, поступаетъ болѣе по своему искуству, нежели по склонности.
Изрядно; итакъ я принужденъ употребить сіе искуство, если хочу понравиться такой женщинѣ, которая истинно заслуживаетъ удивленіе. Въ самомъ дѣлѣ, для чего прибѣгать къ сему искуству? не ужели я не могу себя исправить? Я имѣю толь.о одинъ порокъ. Что ты скажетъ о томъ Бельфордъ? Если какой смертной знаетъ мое сердце, то только ты одинъ: ты его знаешь; по крайнѣй мѣрѣ столькоже какъ и я. Но ето гнусный обманщикъ; ибо оно тысящу разъ обольщало своего господина. Своего господина? сего то я не могу сказать. Я уже лишился свободы съ той минуты, какъ увидѣлъ въ первый разъ сію ангельскую красоту. Въ прочемъ я къ могу былъ расположенъ по описанію ея нрава; ибо сколькобъ сами ни были чужды добродѣтели, надобно быть безумнымъ, что не удивляться ей въ другомъ человѣкѣ. Посѣщеніе сдѣланное мною Арабеллѣ, какъ я тебѣ говорилъ, было ошибкою дяди, который почелъ одну сестру за другою, и которой вмѣсто того, чтобъ привесть меня къ божеству, коей слава поразила меня по моемъ возвращеніи изъ путешествій, показалъ мнѣ простую смертную. Съ великимъ трудомъ могъ отказаться; столько то я находилъ привязанности и старанія въ сей сестрѣ. Я опасался только разорвать дружбу съ такою фамиліею, отъ которой надѣялся получишь богиню.
Я тебѣ сказывалъ, что любилъ одинъ разъ въ своей жизни, и думаю, что сія любовь была чистосердечна. Я говорю о первой моей юности, и о сей знатной кокеткѣ, коей вѣроломство, какъ ты знаешь, хотѣлъ я наказать во всѣхъ тѣхъ женщинахъ, которыми бы мнѣ случай позволилъ обладать. Думаю, что для исполненія сего желанія, довольно въ различныхъ климатахъ принесъ жертвъ своему мщенію. Но воспоминая прежнее мое состояніе и сравнивая оное съ настоящимъ положеніемъ, я принужденъ признаться, что не былъ еще никогда влюбленнымъ.
Какъ же могло статься, спросишь ты меня, что я будучи столько ожесточенъ, за то что былъ обманутымъ, не преставалъ питать своей склонности къ любовнымъ дѣламъ? я тебя о томъ увѣдомляю, сколько могу вспомнить. Ибо надобно начать отъ дальнихъ обстоятельствъ. Подлинно другъ мой, ето произошло отъ сильной склонности къ новизнѣ. Стихотворцы своими небесными описаніями столько разгорячили мое воображеніе, сколько божественная Кларисса воспламеняетъ теперь мое сердце. Они возбудили во мнѣ охоту писать о богиняхъ. Я хотѣлъ только показать опытъ новаго моего жара въ Сонетахъ, Елегіяхъ и Мадригаллахъ.
Мнѣ нужна была Ириса, Клориса и Силвія. Надобно было дать моему купидону крылья, стрѣлы, молнію и весь піитическій приборъ, представить мечтательную красоту, и помѣстить ее тамъ, гдѣ другіе никогда бы не думали найти; я часто приходилъ въ замѣшательство, когда богиня моя новаго покроя не столько была жестока, нежели сколько свойственно было жалобному тону моего Сонета или Елегіи.
Сверхъ того другое тщеславіе соединено было съ моею страстію. Я отлично былъ принимаемъ всѣми женщинами. Будучи молодъ и надмененъ, ласкалъ себя тѣмъ мучительствомъ которое производилъ надъ ихъ поломъ; обращая на ту или другую свой выборъ, которой дѣлалъ дватцать ревнивыми. Вотъ мое увеселеніе, которымъ я тогда тысячу разъ наслаждался. Я взиралъ съ совершеннымъ удовольствіемъ на негодованіе соперницы, за ставлялъ стыдиться не одну красавицу; видѣлъ многихъ терзающихся, можетъ быть о той свободѣ, съ какою другою обращалась лично съ молодымъ вертопрахомъ, который не могъ вмѣстѣ всѣмъ оказать такой милости.
Словомъ сказать, гордость, какъ я теперь познаю, побудила меня болѣе, нежели любовь отличать себя наглостями, послѣ какъ я лишился своей кокетки. Я почиталъ себя ею любимымъ, по крайнѣй мѣрѣ столько, сколько думалъ ее любить. Самое тщеславіе мое увѣряло меня, что она не могла въ томъ себѣ воспрепятствовать. Таковой выборъ одобренъ былъ всѣми моими друзьями, которые желали меня видѣть околдованнымъ, ибо они уже прежде не полагались на мои любовныя правила. Они говорили, что всѣ женщины придворнаго обхожденія, которыя любятъ танцы, пѣсни и музыку, были привержены къ моей компаніи. Въ самой вещи, знаешь ли ты кого нибудь, Белфордъ, (я боюсь, что бы не показать тщеславія) который бы танцовалъ, пѣлъ и игралъ на инструментахъ столько пріятно, какъ твой другъ.
Я никогда. не намѣренъ предаваться лицемѣрію, такъ что лучше желаю быть ослѣпленъ тѣми качествами, которыя свѣтъ во мнѣ признаетъ. Весьма удаленъ отъ притворства являемаго самолюбіемъ, отъ мнимой униженности и отъ всѣхъ подлыхъ хитростей, коими пріобрѣтаютъ почтеніе глупыхъ. Тщеславіе мое всегда будетъ откровенно въ тѣхъ свойствахъ, коимъ я одолженъ самому себѣ, каковы суть моя обходительность, мои рѣчи, видъ, непоколебимое поведеніе, и вкусъ въ благопристойности, я могу почитать славою все то, что ни пріобрѣлъ. Что касается до природныхъ моихъ дарованій, то не требую за нихъ уважать меня болѣе. Ты и самъ скажешъ, что я къ тому не имѣю причины. Но если я стою по своему уму болѣе, нежели обыкновенный человѣкъ, то таковое преимущество не приписываю самъ собою; и гордиться такою вещію, коея злоупотребленіе дѣлаетъ насъ виновными, значитъ украшать себя чужими перьями, подобно какъ баснословная Соя.
Въ разсужденіи же моей кокетки, я не могъ и вообразить, что бы первая женщина, наложившая на меня, оковы, (хотя они легче тѣхъ, кои теперь ношу), могла когда нибудь предпочесть меня кому другому; и при самомъ ея презрѣніи приписывалъ болѣе цѣны потерянному мнимому добру, нежели сколько находилъ достоинства, когда обладалъ имъ.
Теперь же Бельфолдъ, я ощущаю всю силу любви. Всѣ мои мысли имѣютъ предмѣтомъ божественную Клариссу Гарловъ. Гарловъ! съ какимъ отвращеніемъ произношу сіе омерзительное имя. Кларисса! прелестное имя, которое пронзаетъ глубину моего сердца. Вообразилъ ли бы ты когда нибудь себѣ, что бы я, который до сего самаго времени столько оказывалъ любви и ласкательства, сколько самъ отъ нее получалъ? я говорю тогда, когда должно оставить истинное удовольствіе. чтобъ обязать себя узами, былъ способенъ въ такой чрезвычайной нѣжности. Я въ семъ себя не прощаю. И относя слѣдующія первыя три стиха къ безсильнымъ любовникамъ, я вижу дѣйствія, производимыя сею пагубною страстію въ моемъ сердцѣ, гораздо лучше изражаемыя къ трехъ послѣднимъ.
,,Любовь дѣйствуетъ различно, судя по различіи сердецъ ею плененныхъ. Она воспламеняетъ въ спокойныхъ склонностяхъ огонь подобный тому, которымъ возжигаются на жертвенникахъ куренія.,,
,,Но пылкія души суть пищею ужаснѣйшаго пламени. Таковой огнь, коего стремительность умножаетъ бурю страстей, проникаетъ жестоко, и горитъ для мщенія.
Конечно для мщенія; ибо подумалъ ли бы ты, что бы я стерпѣлъ одну минуту оскорбленія отъ сей глупой фамиліи, если бы я не воображалъ себѣ, что она для моей пользы безпокоится? Кто бы повѣрилъ, что бы я добровольно сносилъ презрѣнія и угрозы отъ тѣхъ, коихъ единый мой видъ ужасаетъ, а особливо отъ сего мерскаго брата, который одолженъ мнѣ своею жизнію, (которая по справедливости не достойна быти уничтожена моими руками) естьли бы честолюбіе мое не удовольствовалось тѣмъ, что я при самомъ его вывѣдывателѣ для примѣчанія моихъ поступокъ, играть съ нимъ по своему произолѣнію. Я воспламеняю и ослабляю пылкія его страсти согласно съ моими намѣреніями. Довольно увѣряю его о своемъ поведеніи и разположеніяхъ, дабы внушить въ него слѣпую довѣренность къ сему обоюдному дѣйствователю, котораго роль заставляя его самаго играть во всѣхъ движеніяхъ, кои ему предписываетъ моя воля.
Вотъ другъ мой, что возноситъ мою гордость выше запальчивости. По сей машинѣ, которой пружины въ безпрестанномъ находятся дѣйствіи, всѣ они поступаютъ для моего удовольствія. Старой матросъ {* Антонинъ.}, (дядя) есть мой посланникъ при королевѣ матери Анны Гове, дабы ее побудить принять участіе въ дѣлѣ Гарловыхъ, съ тѣмъ намѣреніемъ, чтобъ симъ сдѣлать примѣръ принцессѣ своей дочерѣ и подать имъ помощь къ утвержденію власти, которую она рѣшилась поддержать кстати или нѣтъ, безъ чего бы я мало могъ надѣяться.
Какое же мое побужденіе, спросишь ты? Такое, что бы моя любезная не могла найти нигдѣ себѣ покровительства, какъ въ моемъ домѣ. Ибо какъ я довольно знаю ея фамилію, она принуждена будетъ скрыться; или принять такого человѣка, котораго проклинаетъ. И такъ если всѣ мои мѣры будутъ приняты, и если моя услужливость всегда будетъ оказываема, увѣряю тебя, что она ко мнѣ прибѣгнетъ, не смотря на всѣхъ родственниковъ и непреклонное свое сердце; что скоро или нѣтъ, будетъ принадлежать мнѣ безусловно и безъ обѣщаннаго исправлѣнія. А можетъ быть не будетъ нужды въ долговременной осадѣ. Тогда я увижу всѣхъ подлецовъ сей фамиліи ползающихъ предъ моими ногами. Я буду имъ налагать свои законы. Принужу сего властолюбиваго и гнуснаго брата преклонить колѣны предъ подножіемъ моего трона.
Я тревожусь только малыми успѣхами, коихъ опасался искать въ пріобрѣтеніи сердца столь неприступной красоты. Толико плѣняющій образъ являющійся на прекрасныхъ чертахъ лица, такія блистательныя глаза, столь божественный станъ, столь цвѣтущее здравіе; толико оживотворенный видъ, весь цвѣтъ первой юности, съ такимъ не порочнымъ сердцемъ. А я любовникомъ! Щастливъ благопріятствуемый Ловеласъ! Какъ можно тутъ что нибудь постигнуть! Однако многіе находятся, которые помнятъ ея рожденіе. Нортонъ, которая была воспитательницею ея, говоритъ что въ младенчествѣ ея прилагала объ ней матернія попеченія, и способствовала къ воспитанію ея. Вотъ убѣдительныя доказательства, что она не вдругъ слетѣла съ неба, какъ ангелъ. И такъ почему же она имѣетъ нечувствительное сердце? Но вотъ заблужденіе, и я опасаюсь, что бы она вѣчно отъ него не излѣчилась. Она называетъ одного своимъ отцемъ, нельзя бы было охуждать ея мать, если бы она не была женою такого отца, другихъ своими дядьями, безсильнаго подлеца своимъ братомъ, презрительнѣйшую женщину своею сестрою; сіи права заставляютъ ее оказывать однимъ преданность, другимъ почтеніе, съ какою бы жестокостію съ нею не поступали. Гнусныя союзы! Плачевныя преразсудки младенчества! Если раздраженная природа ее въ томъ не обманула, или если бы она сама избрала себѣ родственниковъ, то нашла ли бы одного изъ всѣхъ сихъ, который бы достоинъ былъ сего названія!
Сердце мое съ великодушіемъ сноситъ то предпочтеніе. которое она даетъ имъ надо мною, хотя и увѣрена о ихъ ко мнѣ несправедливости, увѣрена, что союзъ мой здѣлаетъ всѣмъ имъ болѣе чести, изключая ее, которой весь свѣтъ долженъ почтеніемъ, и отъ котораго бы самая царская кровь была уважена. Но коликое оно должно возчувствовать негодованіе, если бы я узналъ, что бы она, не смотря на свои гоненія могла сомнѣваться единую минуту о предпочтеніи меня тому, коего ненавидитъ и презираетъ. Нѣтъ; она не унизитъ себя столько, чтобъ купить за такую цѣну себѣ спокойствіе. Не можетъ быть, чтобъ она согласилась на составляемыя противъ нея злобою и корыстолюбіемъ замыслы. Благородный ея духъ не можетъ не презирать оныхъ, и довольную имѣетъ причину разрушить ихъ.
Посему можешь ты понять, что я нескоро возвращусь въ городъ, для того что хочу быть увѣренъ отъ обладательницы моего сердца, что не буду пожертвованъ такому человѣку, какъ Сольмсъ. Къ нещастію ея, предвижу я великую трудность въ полученіи такого увѣренія, если она когда нибудь принуждена будетъ подвергнуться моей власти. (Ибо не надѣюсь, чтобъ она добровольно на то согласилась).
Наиболѣе меня мучитъ то, что ея ко мнѣ равнодушіе не происходитъ ни отъ какой склонности къ другому. Но берегись прелестная особа, берегись совершеннѣйшая и любезнейшая женщина, уничижить себя малѣйшимъ знакомъ предпочтительности въ пользу того недостойнаго совмѣстника, котораго скучные твои родственники возбудили изъ ненависти ко мнѣ… Ты скажешь Бельсфордъ, что я весьма чуденъ; конечно я бы дошелъ до такой странности, если бы ея не любилъ. Иначе могъ ли бы я снести безпрестанныя обиды отъ непримиримой ея фамиліи? Могъ ли бы я до того себя унизить, что бы провождать свою жизнь только около дому гордаго ея отца, но и при самомъ ея звѣринцѣ и возлѣ стѣнъ ея сада, отдѣляющаго ее на бесконечное разстояніе, гдѣ не надѣюсь найти и самой ея тѣни? Довольно ли бы я былъ награжденъ, когда бы скитаясь многія ночи по неизвѣстнымъ путямъ и непроходимымъ мѣстамъ, видѣлъ нѣкоторыя черты изъявляющіе мнѣ, что онъ большую приписываетъ цѣну недостойному предмѣту, нежели мнѣ, и для того только ко мнѣ пишетъ, что бы принудить меня сносить оскорбленія, коихъ единое представленіе волнуетъ мою кровь? находясь во все сіе время въ бѣдномъ трактирѣ, какъ бы опредѣленъ былъ тутъ жить, имѣя такое почти содержаніе и уборы, какъ въ Вестфальскомъ моемъ путешествіи, я почитаю себя щасливымъ, что необходимость ее уничижительнаго рабства не происходитъ отъ ея надменности и мучительства, коимъ еще она сама порабощена.
Но могъ ли какой нибудь романическій Ирой подвергнуть себя толь труднымъ испытаніямъ? Порода, щастіе, будущая моя знатность: бѣдный въ сравненіи соперника! Не должно ли мнѣ быть злощастнымъ любовникомъ, дабы побѣдить великія трудности, и попрать презрѣніе? Подлинно я самъ себя стыжусь, я, которой по прежнимъ обязательствамъ дѣлаю себя виновнымъ въ клятвопреступленіи, если бы былъ вѣренъ какой нибудь женщинѣ.
Однако почемужъ мнѣ стыдиться такихъ уничижительностей? Не славно ли любить ту, которую нельзя видѣть не любя, или не уважая ее, или не воздавая вмѣстѣ сіи дани?,,Причина любви, говоритъ Дриденъ, не можетъ быть ознаменована. Не должно ее искать въ лицѣ. Она находится въ мысляхъ того, который любитъ,, Но если бы онъ былъ современникомъ моей Клариссы, то бы признался въ своемъ заблужденіи, и разсматривая совокупно образъ, душу и поступки призналъ бы справедливость всеобщаго гласа въ пользу сего превосходнаго творенія природы.
Я думаю, что ты захочешь узнать, не ищули я другой добычи, и можно ли такому повсемѣстному сердцу, какъ мое, ограничить себя на долгое время однимъ предмѣтомъ? Бѣдный Бельфордъ. Конечно ты не знаешь сего прекраснаго созданія, если можешь дѣлать мнѣ такія вопросы. Все, что есть изящнаго въ семъ полѣ, сопряжено въ Клариссѣ Гарловъ Пока бракъ или другіе союзы будутъ представлять мнѣ во въ семъ совершенномъ ангельскомъ подобіи, не могу быть занятъ другою женщиною. Сверьхъ того духу, какъ мой, представляются здѣсь другія многія побужденія, которыя не отъ любви преисходятъ. Толь удобной случай къ пронырствамъ и хитростямъ, которые я, какъ ты знаешь, почитаю себѣ за удовольствіе! Не ужели ты за ничто ставишь конецъ долженствующій увѣнчать мои труды? Быть обладателемъ такой дѣвицы, какъ Кларисса, вопреки неукротимымъ ея стражамъ, вопреки благоразумію и осторожности, которыхъ я никогда не находилъ ни въ какой женщинѣ! Какое торжество. Какое торжество надъ всѣмъ поломъ. Сверьхъ того, не долженъ ли я удовлетворить мщеніе? Мщеніе, которое благопристойность заставляетъ меня удержать; но дабы со временемъ оказать съ большимъ оное неистовствомъ? Можешь ли ты подумать, что у меня нѣтъ ни единой мысли, которая бы къ ней не клонилась, и которая бы не была посвящена сему обожаемому предмѣту?
По полученнымъ въ сію минуту извѣстіямъ думаю, что ты здѣсь будешь мнѣ нуженъ. Итакъ будь готовъ къ отъѣзду по первому увѣдомленію.
Пусть также готовится Белтонъ, Мовбрай и Турвилъ. Я имѣю намѣреніе отправить въ путешествіе Жамеса Гарлова, дабы нѣсколько образовать его разумъ и научить обходительности. Такой глупецъ весьма великую имѣетъ къ томъ нужду. Средство уже найдено; надобно только его исполнить; но такъ чтобъ не могли меня подозрѣвать участникомъ. Вотъ я на что рѣшился, покрайнѣй мѣрѣ буду владѣть братомъ если не имѣю сестры.
Но какой бы не имѣло успѣхъ такое предпріятіе, кажется, что путь теперь открытъ къ весьма важнымъ покушеніямъ. Уже составленъ заговоръ къ моей погибѣли. Дарья и племянникъ, которые прежде выходили съ однимъ слугою, берутъ ихъ двухъ; и сія сугубая свита должна быть столько же вооружена, когда господа ихъ осмѣлятся показаться внѣ своего дома. Такой приборъ означаетъ откровенную противъ меня войну и твердую рѣшительность въ пользу Сольмса. Я думаю, что сіи новыя распоряженія должно приписать моему вчерашнему въ церквѣ ихъ присутствію, въ такомъ мѣстѣ, которое должно служить примиреніемъ, если бы таковые родители были христіане, и если бы они предполагали что нибудь въ своихъ молитвахъ: я надѣялся быть позваннымъ, или по крайнѣй мѣрѣ сыскать нѣкоторой предлогъ, чтобъ проводить ихъ по выходѣ, и доставить такимъ образомъ себѣ случай видѣть свою богиню. Ибо я представлялъ себѣ, что они не воспретятъ мнѣ общихъ должностей благопристойности. Но кажется, что мой видъ поразилъ ихъ страхомъ, которымъ они не могли овладѣть. Я примѣтилъ смятеніе на ихъ лицахъ, и что они всѣ опасались нѣкотораго чрезвычайнаго произшествія. И подлинно они бы не обманулись, если бы я больше увѣренъ былъ о сердцѣ ихъ дочери. Однако я не намѣренъ имъ нанесть никакого вреда, ниже коснуться волоса безумныхъ ихъ головъ.
Ты будешь получать себѣ наставленія письменно, если случай того потребуетъ. Но я думаю, что довольно тебѣ казаться со мною вмѣстѣ. Итакъ если будутъ ко мнѣ представлены гордый Мовбрай, пылкій и непреодолимый Белтонъ, веселый Турвилъ, мужественый и неустрашимый Бельсфордъ; я же буду вашъ предводитель, то какіе бы враги отъ насъ не вострепетали? надобно симъ мальчикамъ оградить себя многими служителями такого же качества, какъ и господа.
Ты видишь, другъ, что я къ тебѣ писалъ такъ, какъ ты хотѣлъ; писалъ о бездѣлицѣ, о мщеніи, о любви, которую ненавижу потому, что она надо мною владычествуетъ, самъ не знаю о чемъ. Ибо смотря на свое письмо, удивляюсь его продолжительности. Что бы оно никому не было сообщено; ето для меня всего важнѣе. Ты мнѣ говорилъ, что я долженъ къ тебѣ писать, для одного твоего удовольствія.
Итакъ наслаждайся симъ чтеніемъ, если чрезъ то не сочинителя, то собственное свое обѣщаніе уважишь. Почему, оканчивая королевскимъ штилемъ говорю тебѣ повелительно; прощай.
Письмо XXXII.
КЛАРИССА ГАРЛОВЪ кЪ АННѢ ГОВЕ.
Во Вторникъ 12 марта.
Я къ тебѣ посылаю копію съ моихъ писемъ къ дядьямъ съ отвѣтами, и предоставляя тебѣ объ нихъ судить, я ничего о томъ не буду говорить.
Г. Юлію Гарловъ.
Въ Субботу 9 Марта.
Позвольте мнѣ, дражайшій мой дядюшка! просить васъ о покровительствѣ, дабы родитель мой отрѣшилъ то повелѣніе, на которое онъ не можетъ настоять, не учинивъ меня во всю жизнь нещасливою.
Во всю жизнь! повторяю я. Не ужели она ничего не стоитъ милостивый государь? не мнѣ ли надлежитъ жить съ тѣмъ человѣкомъ, котораго предлагаютъ? не ужели для собственной моей пользы не имѣю я права судить, могу ли съ нимъ быть благополучною.
Положимъ, что сіе мое нещастіе совершилось; то позволитъ ли мнѣ благоразуміе жаловаться и оказывать негодованіе? но хотя бы и можно было, гдѣжъ найду помощь противъ супруга? непреоборимое и откровенное мое къ нему отвращеніе, не довольно ли бы оправдало жестокія его поступки, когда я вопреки своей волѣ должна исполнять мое званіе? Но хотя бы себя и побѣдила въ томъ, то не страхъ ли одинъ учинилъ меня способною къ толикому терпѣнію!
Я повторяю еще; что ето не бездѣлица, но отрава для всей моей жизни. Помилуйте дражайшій мой дядюшка; для чего хотятъ осудить меня къ толь бѣдственной жизни? для чего бы я принуждена была щитать себѣ утѣшеніемъ окончаніе ея.
Супружество весьма много обѣщавающее, есть довольно важное обязательство, которое устрашаетъ младую особу, когда она со вниманіемъ объ немъ помыслитъ. Быть преданной чужому человѣку, и прейтить въ новую фамилію, лишиться своего имени для совершенной зависимости, предпочитать сего чужаго своему отцу, матери и всему свѣту, поставлять его нравъ выше своего собственнаго, или спорить можетъ быть на щотъ своей должности, чтобъ исполнить невиннѣйшее намѣреніе, заключить себя въ его домѣ, стараться о новыхъ свѣденіяхъ, оставляя прежнія, отказаться можетъ быть отъ самаго тѣснаго дружества, не имѣя права изслѣдовать, справедливоли сіе принужденіе, или нѣтъ, но почитая только своимъ правиломъ произволѣніе мужа; всѣми сими пожертвованіями молодая дѣвица обязана только тому, котораго любить можетъ, если же находитъ сему противное, то жизнь ея не можетъ быть бѣдственнѣе.
Я бы желала, что бы отъ меня зависило повиноваться всѣмъ вамъ. Сколь для меня пріятно, мое вамъ повиновеніе, если оно возможно! согласись сперва вытти замужъ, сказалъ одинъ родственникъ: любовь послѣдуетъ вмѣстѣ съ бракомъ. Но можно ли принять таковое наставленіе? Весьма много представляютъ въ бракѣ, въ самомъ пріятномъ видѣ, что послѣ едва можетъ быть сносно, что будетъ, когда мужъ нимало не надѣясь на страсть своей жены, будетъ имѣть причину на нее подозрѣвать? ибо онъ увѣренъ, что она предпочла бы ему всякаго другаго, если бы располагала сама своимъ выборомъ? коликая недовѣрчивость, ревность, холодность, и безполезныя предубѣжденія должны возмутить спокойствіе таковаго союза. Самой невиннѣйшій поступокъ, простой взглядъ можетъ быть протолкованъ въ худую сторону; вмѣсто того, равнодушіе будетъ служить желаніемъ обязывать, а страхъ учинится должностію любви.
Вникните нѣсколько въ сіи разсужденія, дражайшій мой дядюшка, и представте ихъ моему родителю съ свойственною сему предмѣту убѣдительностію, которую слабость моего пола, и неопытный возрастъ не дозволяютъ мнѣ соединить съ симъ начертаніемъ. Употребите всѣ возможныя ваши мѣры къ отвращенію отъ злощастной племянницы того зла, которое останется неизлѣчимымъ.
Я отрекаюсь навсегда отъ супружества, если сіе условіе будетъ принято. Сколь велико должно быть мое бѣдствіе, видѣть себя лишенною всякаго сообщенія, отлученною отъ присудствія своихъ родителей, оставленною вами, милостивый государь, и другимъ моимъ дядею, не имѣющею дозволѣнія быть при божественной службѣ, которая бы по видимому должна быть весьма способнымъ средствомъ къ приведенію меня къ должности, если бы къ нещастію я ее преступила! такимъ ли образомъ уповаютъ произвесть впечатлѣніе въ вольномъ и откровенномъ сердцѣ? Столь странный способъ болѣе можетъ ожесточить нежели побѣдить. Я не могу жить въ столь бѣдственномъ положеніи. Едва тѣ люди, которые даны для моихъ услугъ, смѣютъ мнѣ говорить. Собственная моя служанка отпущена съ явными знаками подозрѣнія и неудовольствія. Теперь же заставляютъ меня сносить поступки дерзкой служанки моей сестры.
Жестокость можетъ еще далѣе простираться; я вамъ говорю чистосердечно, милостивый государь. Но неуспѣютъ, и каждой будетъ тогда раскаиваться о своемъ участіи.
Позвольте мнѣ предложить одинъ способъ; если я должна быть охраняема, изгнана и заключена, то пріимите меня въ свой домъ. По крайнѣй мѣрѣ честные люди не столько будутъ удивляться, что не видятъ болѣе въ церквѣ той особы, о которой они не имѣли худаго мнѣнія, и что входъ въ оную имъ былъ загражденъ.
Я надѣюсь, что не будетъ возраженій противъ сего моего расположенія. Вы за удовольствіе почитали видѣть меня у себя въ щастливое время, то не ужели не потерпите меня въ бѣдственныя сіи минуты до окончанія пагубныхъ смятеній? я обѣщаюсь не выступать изъ вашего дома ни на единый шагъ, если вы мнѣ въ томъ воспретите, и не имѣть ни съ кѣмъ свиданія безъ вашего согласія, если только вы не позволите Г. Солмсу тревожить меня своимъ посѣщеніемъ.
Не лишите меня сей милости, дражайшій мой дядюшка, если вы не можете мнѣ пріобрѣсть другой важнѣйшей, то есть, щасливаго примиренія. Надежда моя не уничтожится, когда будете за меня ходатайствовать. Тогда вы наиболѣе возвысите прежнія свои добродѣтели, которыя обязываютъ меня быть во всю мою жизнь и проч.
Клар. Гарловъ.
Отвѣтъ.
Въ Воскресенье въ вечеру.
Я весьма сожалѣю, любезная моя племянница, что принужденъ тебѣ отказать. Но мои обстоятельства таковы. Ибо если ты не хочешь себя склонить къ тому, чтобъ намъ служить въ такомъ дѣлѣ, въ которомъ мы вступили по честнымъ обѣщаніямъ прежде, нежели могли предвидѣть толь сильныя препятствія, то не должна никогда надѣяться отъ насъ получить того, чѣмъ была прежде.
Словомъ сказать, мы теперь находимся въ боевомъ порядкѣ. Въ наставленіяхъ своихъ опускаешь ты то, что больше всего должна знать; и такъ сіе изъясненіе покажетъ тебѣ, что мы нимало не трогаемся твоими убѣжденіями, и непобѣдимы въ своемъ противоборствіи. Мы согласились или всѣ уступить или никто, такъ что ни одинъ не будетъ преклоненъ безъ другаго. Итакъ ты знаешь свой жребій. остается только тебѣ здаться.
Я долженъ тебѣ представить, что добродѣтель повиновенія не въ томъ состоитъ, что бы обязать съ собственною выгодою, но жертвовать своею склонностію; безъ сего, не знаю, въ чемъ должно полагать ея достоинство.
Въ разсужденіи твоего средства, не могу тебя принять къ себѣ Клари: хотя въ такой прозьбѣ я никогда не думалъ тебѣ отказать. Ибо хотябъ ты и не имѣла ни съ кѣмъ свиданія безъ нашего соизволѣнія, но можешь писать къ кому нибудь и получать письма. Мы довольно увѣрены къ своему стыду и сожалѣнію, что ты въ состояніи это сдѣлать.
Ты отрекаешься навсегда отъ супружества; но мы хотимъ тебя выдать замужъ. Но поелику ты не можешь получить желаемаго тобою человѣка, то отвергаешь тѣхъ, коихъ тебѣ мы предлагаемъ. Итакъ, какъ намъ извѣстно, что ты имѣешь съ нимъ нѣкоторую переписку, или по крайнѣй мѣрѣ продолжала оную столь долго, какъ могла, что онъ насъ презираетъ всѣхъ, и что не имѣлъ бы такой дерзости, если бы не былъ увѣренъ о твоемъ сердцѣ вопреки всей фамиліи; то мы рѣшились разрушить его намѣренія, и возторжествовать надъ нимъ, нежели ему покориться. Кратко сказать, не уповай на мое покровительство. Я не хочу быть твоимъ посредникомъ. Вотъ все то, что ты можешь получить со стороны недовольнаго дяди.
Юлій Гарловъ
Въ прочемъ полагаюсь, на мнѣніе моего брата Антонина.
Г. Антонину Гарловъ.
Въ Субботу 9 Марта.
Дражайшій и достопочтенный дядюшка! Поелику вы представляя мнѣ Г. Сольмса, особенную приписывали ему честь, называя его лучшимъ вашимъ другомъ, и требовали отъ меня всякаго къ нему почтенія, какое онъ заслуживаетъ по сему качеству, то я васъ прошу прочесть съ благосклонностію нѣкоторыя разсужденія, которыя осмѣливаюсь вамъ предложить, не утруждая васъ многими.
Я предубѣжденна въ пользу другой особы, говорятъ мои родственники. Разсудите милостивый государь, что до возвращенія моего брата изъ Шотландіи сія особа не была отвергнута отъ фамиліи, и что мнѣ не воспрещали получать отъ нея посѣщенія. Итакъ, виноватали я въ томъ, что предпочитаю знакомство, чрезъ цѣлой годъ продолжавшееся тому, которое шесть недѣль имѣла? Я не могу вообразить, что бы со стороны породы, воспитанія и личныхъ качествъ, находилось весьма малое различіе между сими двумя предмѣтами. Съ позволѣнія вашего скажу, что я никогда бы и не подумала объ одномъ, естьли бы онъ не открылъ такого выбора, которой, кажется, справедливость не дозволяетъ мнѣ принять, такъ какъ и ему предлагать выборъ, котораго отецъ мой никогда бы не потребовалъ, если бы не самъ оный предложилъ.
Однако одному приписываютъ весьма многія несовершенства. Безпорочнѣе ли его другой? главное возраженіе, чинимое противъ Г. Ловеласа, и отъ которого я не намѣрена его защищать, касается до его нравовъ, которые почитаютъ весьма развращенными, въ разсужденіи его любви. Но не стольколи поносительны другаго, въ разсужденіи его ненависти; и также его любви, можно бы сказать, по тому, что различіе сего состоитъ только въ предмѣтѣ; сребролюбіе же есть корень всякаго зла.
Но если увѣрены о моемъ предубѣжденіи, то какую можетъ имѣть надежду Сольмсъ? Какое онъ предполагаетъ намѣреніе? Что должна я думать о такомъ человѣкѣ, которой желаетъ мною обладать противъ моей склонности? и невесьмали строго друзьямъ моимъ требовать отъ меня согласія на выборъ того, которого не люблю, когда они почитаютъ за неоспоримое, что сердце мое отдано другому.
Снося толикія утѣсненія, время уже мнѣ говорить о своемъ защищеніи. Посмотримъ на какихъ правилахъ основывается Г. Сольмсъ. Думаетъ ли онъ уважить себя предо мною, навлекая на меня нещастія? неужели уповаетъ онъ пріобрѣсть мое почтеніе строгостію моихъ дядьевъ, презрѣніемъ брата, жестокостію сестры, лишеніемъ моей свободы, пресѣченіемъ сообщенія съ наилучшимъ другомъ моего пола, особою незаслужившею никакого порицанія со стороны чести и благоразумія? у меня похищаютъ любимую мою служанку, принуждая отъ другой терпѣть дерзкія поступки, покой мой превращаютъ въ темницу, что бы довесть меня до послѣдняго утомленія; лишаютъ домашняго присмотра, который тѣмъ большимъ для меня былъ удовольствіемъ, что я помогала своей матери въ ея заботахъ, къ коимъ сестра моя ни мало несклонна. Жизнь мою отравляютъ столь несносною скукою, что я столько же мало имѣю приверженности, сколько свободы къ тѣмъ предмѣтамъ, которые прежде служили къ моему услажденію. Вотъ средства, которыя почитаютъ нуждными къ моему уничиженію, дабы принудить меня къ браку съ симъ человѣкомъ, средства имъ одобряемыя, и на которыхъ онъ утверждаетъ свою надежду. Но я его увѣряю, что онъ обманывается, если почитаетъ мою кротость и терпѣливость подлостію души, и расположеніемъ къ рабству…
Я васъ прошу, милостивый государь, разсмотрѣть нѣсколько его и мое свойство. Какими качествами надѣется онъ къ себѣ меня привлечь? Ахъ дражайшій мой дядюшка! если я должна вступить противъ своей воли въ супружество, то покрайнѣй мѣрѣ съ такимъ, отъ которого бы могла чему нибудь научиться. Какой тотъ мужъ, коего все знаніе ограничивается тѣмъ, что бы повелѣвать, и которой самъ имѣетъ нужду въ тѣхъ наставленіяхъ, кои долженъ подавать своей женѣ?
Я думаю, что меня будутъ винить въ надменности и тщеславіи. Но если сіе нареканіе основательно, то не меньше и для меня выгодно. Чѣмъ болѣе будутъ предполагать во мнѣ почтенія къ самой себѣ, тѣмъ менѣе я обязана ему оказывать его, и тѣмъ меньше мы способны быть одинъ для другаго. Я льстила себя, что друзья мои имѣли лучшее обо мнѣ мнѣніе. Братъ мой говорилъ нѣкогда, что приписываемая честь моимъ качествамъ, препятствовала союзу Г. Ловеласа. Итакъ, что можно подумать о такомъ человѣкѣ, каковъ Г. Сольмсъ?
Если хотятъ уважить выгодность его преложеній, то позвольте не въ предосужденіе ваше сказать, что всѣ тѣ, которые знаютъ мою душу, справедливо предполагаютъ во мнѣ немалое презрѣніе къ таковымъ побужденіямъ, какую они могутъ имѣть силу надъ тою особою, которая имѣетъ все, что ни желаетъ; которая въ дѣвическомъ своемъ состояніи имѣетъ болѣе, нежели сколькобъ надѣялась получить отъ мужа въ свое разположеніе; которой впрочемъ расходы и тщеславіе весьма умѣренны, и которая меньше помышляетъ о умноженіи своего сокровища, сохраняя излишнее, нежели чтобъ оное употребить на облегченіе бѣдныхъ? Итакъ, если такіе виды толь мало клонятся къ моему корыстолюбію, то можноли вообразить, чтобъ сомнительные замыслы, будущее представленіе, увеличиванія фамиліи въ особѣ брата и въ его потомкахъ, имѣли когда нибудь вліяніе въ мои мысли.
Поступокъ сего брата со мною, и малая его внимательность къ чести фамиліи, желая лучше отважить свою жизнь, которая по его достоинству единороднаго сына весьма дорога, нежели оставить безъ удовольствія свои страсти, коихъ покарять себѣ почитаетъ онъ за безчестіе, но къ коимъ смѣю сказать, собственное его и другихъ спокойствіе весьма малое позволяетъ ему оказывать снисхожденіе; поступокъ его, говорю я, заслужилъ ли особенно отъ меня то, чтобъ я пожертвовала щастіемъ своей жизни, а можетъ быть вѣчнымъ моимъ благополучіемъ, дабы содѣйствовать къ исполненію такого плана, котораго, если небезразсудность, то по крайнѣй мѣрѣ неизвѣстность и невѣроятность доказать обязуюсь.
Я боюсь, милостивый государь, чтобъ вы не обвиняли меня въ запальчивости. Но не случай ли меня къ тому принудилъ; меня, которая для того навлекла на себя бѣдствіе, возбуждающее мое стѣнаніе, что весьма мало являла оной въ своемъ противоборствіи. Я заклинаю васъ простить сіе удрученному моему сердцу, которое возстаетъ противъ своихъ нещастій; потому что зная совершенно свое положеніе само собою свидѣтельствуется, что оныхъ не заслужило.
Но для чего мнѣ столь долго заниматься тѣмъ предположеніемъ, что предубѣждена въ пользу другаго, когда я объявила моей матери, такъ какъ вамъ теперь объявляю, милостивый государь, что если перестанутъ склонять меня къ браку съ Г. Сольмсомъ; то я готова отрещися во всѣхъ обязательствахъ, не только отъ Ловеласа, но и отъ всякаго, т. е. не вступать никогда въ супружество безъ согласія моихъ родителей, моихъ дядьевъ и моего родственника Мордена, яко исполнителя послѣдней воли моего дѣда. Въ разсужденіи же брата, смѣю сказать, что послѣднія его поступки столь мало были согласны съ его званіемъ, что онъ имѣетъ только право на мои учтивости.
Если недовольно убѣдительны мои объясненія о томъ, что отвращеніе мое къ Г. Сольмсу не происходитъ ни отъ какого предубѣжденія, въ которомъ меня обвиняютъ, то я объявляю торжественно, что хотя бы онъ одинъ изъ мущинъ находился въ природѣ, то и тогда бы не согласилась быть его женою. Поелику долгъ мой требуетъ отвратить отъ сей истинны всякое сомнѣніе, то кому лучше могу изъяснить мои мысли, какъ не такому дядѣ, который откровенность и чистосердечіе не малою почитаетъ добродѣтелію?
Симъ ободряя себя, осмѣливаюсь предложить пространнѣе нѣкоторыя возраженія.
Кажется мнѣ, какъ и весь свѣтъ видитъ, что Г. Сольмсъ довольно тѣсный имѣетъ разумъ, безъ всякой способности. Онъ столько же глупъ въ своемъ обхожденіи, какъ и въ видѣ; скупость его самая гнуснѣйшая. Среди безчисленнаго богатства не наслаждается онъ ничѣмъ; и не больше изливая свое сердце, нимало нечувствителенъ къ нещастіямъ другаго. Собственная его сестра не бѣдственную ли провождаетъ жизнь, которую бы онъ могъ учинить пріятнѣе съ малѣйшею частію своего достатка? съ какою холодностію онъ сноситъ, что согбенный старостію дядя, братъ его матери обязанъ чужимъ бѣднымъ своимъ пропитаніемъ, которое онъ получаетъ отъ нѣкоторыхъ честныхъ фамилій. Вы знаете, милостивый государь, мой откровенной, вольной и обходительный нравъ, какая будетъ моя жизнь въ толь тѣсномъ кругѣ, ограниченномъ единственно корыстолюбіемъ, изъ предѣловъ которого такова економія никогда бы не позволила мнѣ выходить.
Такой мужъ какъ онъ, способенъ къ любви! и въ самомъ дѣлѣ къ наслѣдству моего дѣда, которое состоитъ, какъ онъ многимъ сказывалъ, въ столь выгодномъ для него уѣздѣ, что можетъ умножить въ двое знатную часть его имѣнія. Представленіе такого пріобрѣтенія чрезъ союзъ, который бы нѣсколько его возвысилъ изъ низкости, заставляетъ его думать, что онъ способенъ къ любви, и даже увѣряетъ, что оную чуствуетъ; но ето ничто иное есть, какъ подчиненная любовь. Богатство всегда останется первою его страстію, для которой единственно отъ другаго сребролюбца оставлено ему то, коимъ онъ теперь владѣетъ. Такимъ то образомъ принуждаютъ меня отказаться отъ всякой честной склонности, дабы имѣть равныя съ нимъ мысли, и влачить нещастливѣйшую въ свѣтѣ жизнь! Простите меня, милостивый государь, за сіи жестокія выраженія. Если иногда мало щадятъ тѣхъ особъ, къ коимъ чувствуютъ отвращеніе, когда видятъ ихъ награжденными такою милостію, коей они недостойны; то я извинительнѣе всякой другой въ толь угнѣтающемъ нещастіи, которое не всегда позволяетъ мнѣ наблюдать выборъ въ своихъ словахъ.
Когдажъ сіе описаніе поразительно, то довольно мнѣ его представлять въ такихъ краскахъ, дабы показать, что я его довольно примѣтила. Чтожъ касается до испытанія, то хотя бы онъ въ десять кратъ былъ лучше, нежели какъ я его воображала, чему однакожъ не повѣрю: то и тогда бы столько же непріятнымъ казался предъ моими глазами, нежели кто нибудь другой. Итакъ, я васъ заклинаю, милостивый государь, быть ходатаемъ вашей племянницы, дабы ее избавишь отъ нещастія, ужасающаго ее болѣе самой смерти.
Дядья мои много могутъ получать отъ моего родителя, если примутъ участіе въ моихъ пользахъ. Будьте увѣрены, милостивый государь, что не упорство мною управляетъ, но отвращеніе, коего не можно мнѣ побѣдить. Чувствуя важность моего къ отцу повиновенія, помышляла я сама съ собою и подвергала всякимъ искушеніемъ свое сердце; но оно противоборствуетъ моимъ усиліямъ. Оно меня упрекаетъ, что я его приношу на жертву такому человѣку, которой глазамъ моимъ несносенъ, и которой зная чрезмѣрное мое отвращеніе, не былъ бы склоненъ къ толь ненавистному гоненію, еслибы имѣлъ чувствованія честнаго человѣка.
Уважьте и не опровергайте моихъ причинъ. Вы удобно ихъ утвердите своею силою, и я бы смѣло могла надѣяться всего. Еслиже вы не одобрите моего письма; то нещастіе мое усугубится. Однако справедливость обязываетъ меня писать къ вамъ съ такою вольностію, дабы увѣрить Г. Сольмса, на что онъ можетъ уповать. Простите меня, что столь долгое оправданіе могло вамъ нанесть досаду. Да произведетъ оно нѣкоторое впечатлѣніе надъ вашею душею и сердцемъ. Я вамъ за сіе вѣчно останусь обязанною.
Кл. Гарловъ.
Отвѣтъ отъ Г. Антонина Гарловъ.
Любезная моя племянница Клари! Ты бы лучше дѣлала, если бы ни къ кому изъ насъ не писала. Что касается до меня особенно, то я совѣтую тебѣ никогда не разсуждать со мною о такомъ предмѣтѣ, о которомъ ты пишешь.
,,Тотъ, кто первый защищаетъ свое дѣло, говоритъ мудрецъ, кажется справедливымъ, но его сосѣдъ потомъ изслѣдываетъ оное.,, Я буду здѣсь твоимъ сосѣдомъ, и изслѣдую до самой глубины твое сердце, если сіе письмо есть изображеніе твоей искренности. Однако предвижу, что такое предпріятіе важно, потому что хитрость твоя въ писаніи довольно извѣстна. Но поелику нужно защитить отцовскую власть, пользу, честь и щастіе фамиліи, то весьма бы было удивительно, если бы не могли опровергнуть всѣ остроумныя доказательства, коими бунтующее дитя хочетъ утвердить свое упорство. Ты видишь, что я нахожу нѣкоторое препятствіе назвать тебя дѣвицею Клари Гарловъ.
Вопервыхъ не признаешься ли ты, что предпочитаешь такого человѣка, коего мы всѣ ненавидимъ, и которой довольно наноситъ намъ безчестія? Потому, какъ ты изображаешь честнаго человѣка? Я удивляюсь, что ты толь дерзновенно говоришь о такомъ человѣкѣ, къ коему мы всѣ имѣемъ почтеніе. Но сему я полагаю туже самую причину.
Какъ ты начинаешь свое письмо! поелику я одобрялъ тебѣ Г. Сольмса, какъ своего друга, то ты тѣмъ хуже съ нимъ поступала. Вотъ истинной смыслъ остроумныхъ твоихъ разсужденій, дѣвица: я не столько глупъ чтобъ его не понялъ. Итакъ, извѣстный волокита долженъ быть предпочтенъ такому человѣку, которой любитъ деньги? Позволь сказать, племянница, что ето не прилично такой нѣжной особѣ, какою тебя всегда почитали. Кого болѣе несправедливымъ почитаешь ты, того ли кто мотаетъ, или того, кто бережетъ? Одинъ стережетъ свои деньги, другой разточаетъ чужое имѣніе. Но твой любимецъ есть человѣкъ безпорочный.
Полъ вашъ кажется мнѣ весьма чуденъ. Самая нѣжнѣйшая изъ женщинъ предпочитаетъ разпутнаго, воло… Я думаю, что благопристойность не позволяетъ повторять сіе подлое имя. Хотя оно оскорбительно, однако тотъ, коему приписывается, нравится и получаетъ преимущество. Я бы не остался до сего времени холостымъ, если бы не примѣтилъ противорѣчія во всѣхъ такихъ женщинахъ, какъ ты. Какое названіе развратность даетъ вещамъ? Разумный человѣкъ, которой старается быть справедливымъ предъ очами свѣта, почитается сребролюбцемъ; вмѣсто того, подлый развратникъ пріобрѣтаетъ себѣ имя пріятнаго и обходительнаго человѣка.
Я смѣло спорю, что Ловеласъ никогда бы не оказывалъ тебѣ столько уваженія безъ двухъ причинъ. Какія же они? Его досада на насъ и независимое твое имѣніе. Желательно бы было, что бы твой дѣдъ въ своемъ завѣщаніи не уполномочилъ тебя такою властію. Но онъ ни какъ не думалъ, чтобы любезная его внука употребила оную противъ желанія всѣхъ своихъ родственниковъ.
Чего можетъ надѣяться Г. Сольмсъ если ты имѣешь предубѣжденное сердце? Конечно, любезная моя племянница, ты такъ говорить. Но не можетъ ли онъ чего нибудь надѣяться отъ согласія твоихъ родителей и насъ? совсѣмъ ни чего кажется мнѣ. Подлинно ето весьма замысловато. Однако я думаю, что съ такою почтительною дѣвицею, какою мы тебя всегда почитали. Больше бы ни чего быть не надлежало. Мы зная прежнее твое къ намъ повиновеніе, простирались далѣе. Теперь нѣтъ ни какого средства; ибо мы не хотимъ подвергнуть себя посмѣянію вмѣстѣ съ нашимъ другомъ Г. Сольмсомъ. Вотъ все то, что я тебѣ долженъ сказать.
Что твое имѣніе для него выгодно, то это не можетъ быть странно? Не симъ ли доказываетъ онъ остроумная моя племянница, свою къ тебѣ любовь? Надобно безъ сомнѣнія найтить ему нѣчто пріятное въ тебѣ; но онъ ни чего пріятнаго отъ тебя себѣ не обѣщаетъ. Разсмотри сіе внимательнѣе; но скажи, не принадлежитъ ли сіе имѣніе къ намъ некоторымъ образомъ? Не имѣемъ ли мы всѣ въ ономъ участія, и права, которое еще твоему предшествовало, если разсмотримъ качество права? откуда же оно происходитъ, если не отъ слабости добраго старика, который тебѣ далъ его по преимуществу? Слѣдовательно не имѣемъ ли мы права избрать того, который долженъ съ тобою въ супружествѣ владѣть симъ имѣніемъ? и можетъ ли ты по сему желать, чтобъ мы его отдали въ руки обманщика, который всѣхъ насъ ненавидитъ? ты меня просишь со вниманіемъ разсмотрѣть то, о чемъ ко мнѣ пишешь. Разсмотри себя племянница, и ты увидишь, что мы больше можемъ сказать въ свое защищеніе, нежели сколько ты думаешь.
Оказываемую тебѣ жестокость должна ты приготовлять сама себѣ. Отъ тебя зависитъ оную прекратить. И такъ я сіе почитаю бездѣлицею. Тебя не прежде отлучили и заключили въ домѣ, пока прозьбы и увѣщанія не произвели надъ тобою никакого дѣйствія… Замѣть сіе: и Г. Сольмсъ по справедливости можетъ поступать противъ твоего упорства; не оставь и сіе также безъ замѣчанія.
Что касается до запрещенія твоихъ посѣщеній, то о семъ ты никогда много не заботилась, яко о такомъ наказаніи, которое налагаютъ для того, чтобъ сдѣлать нѣкоторой перевѣсъ. Если ты говорить о неудовольствіи, то оно у насъ есть общее. Толь любезное дитя! Дочь, племянница, въ которой мы поставляли свою славу! Однако сіе обстоятельство зависитъ отъ тебя такъ какъ и прочее. Но сердце твое противится, говорить то, когда ты хочешь преклонить себя къ повиновенію твоимъ родителямъ. Не прекрасно ли сіе описаніе? и къ нещастію оно весьма истинно въ такомъ дѣлѣ; но я увѣренъ, что ты могла бы любить Г. Сольмса, еслибы хотѣла. Ежелибы приказано было тебѣ его ненавидѣть, можетъ быть тогда бы ты его полюбила. Ибо я всегда примѣчалъ въ вашемъ полѣ удивительную романическую превратность. Дѣлать и любить то, что для тебя не пристойно, значитъ поступать на щетъ всѣхъ женщинъ.
Я совершенно согласенъ съ твоимъ братомъ, что если чтеніе и писаніе довольное имѣютъ вліяніе въ разумъ молодыхъ дѣвицъ, то сіи вещи весьма сильны бываютъ для утвержденія ихъ мнѣній. Ты говоришь, что можно тебя обвинять въ тщеславіи и гордости. Ето самая правда, любезная племянница. Конечно гордо и тщеславно презирать честнаго человѣка, который знаетъ читать и писать, такъ какъ большая часть честныхъ людей; я тебѣ о томъ говорю. Но тебѣ надобенъ мужъ, который бы тебя могъ чему нибудь научить! Я бы всего лучше желалъ, чтобъ ты знала столько же свою должность, какъ и дарованія. Вотъ племянница, чему должно тебѣ научаться, и слѣдовательно Г. Сольмсъ можетъ въ чемъ нибудь тебя наставить. Я не покажу ему твоего письма, хотя по видимому ты того желаешъ, дабы оно не возбудило въ немъ жестокости, какъ въ школьномъ учителѣ, когда ты будешь ему принадлежать.
Положимъ, что ты лучше его знаешь писать; чтоже! тѣмъ будешь для него полезнѣе. Не истинно ли ето? никто лучше тебя не разумѣетъ экономію, ты будешь содержать его щоты, и сбережешь ему тѣ издержки, которыя онъ долженъ употребить на прикащика. Я тебя увѣряю, что сіе весьма выгодно для фамиліи, ибо большая часть сихъ людей есть подлые обманщик, которые иногда входятъ въ довѣренность у другаго прежде, нежели онъ узнаетъ ихъ качества, и которые весьма часто принуждаютъ его платить имъ процѣнты съ собственныхъ своихъ доходовъ. Я не понимаю, для чего бы такая должность была недостойна доброй женщины? Ето лучше, нежели сидѣть цѣлыя ночи за столомъ, или перебирать карты, и быть безполезною для фамиліи, какъ обыкновенная нынѣ мода. Я бы послалъ къ чорту всѣхъ женщинъ такой
щаго ихъ племянника. Удобное и скорое прощеніе служитъ только къ ободренію оскорбляющихъ. Вотъ правило твоего отца; и если бы оно лучше было наблюдаемо, то никогда бы не увидѣли столько упорныхъ дочерей. Наказаніе есть мзда воздаваемая преступникамъ. Награжденія должны быть для тѣхъ, которые ихъ заслуживаютъ; и я не отрицаю, что не можно довольно употребить строгости противъ самопроизвольныхъ проступковъ.
Что надлежитъ до его любви, то въ немъ довольно оной, если ты объ ней будешь судить по твоему поступку не давно оказанному. Я никакой не нахожу трудности тебѣ о томъ сказать; и сіе его нещастіе, какъ удобно можетъ случиться, превратится со временемъ въ твое собственное.
Въ разсужденіи его скупости, я самъ отвѣчаю тебѣ, молодая дѣвнца. Ни кому столько не прилично, какъ тебѣ, въ томъ его поносить, тебѣ, которой онъ по единой страсти своей предлагаетъ все, чѣмъ ни владѣетъ въ свѣтѣ, т. е. со всею своею любовію къ богатству, онъ еще гораздо большею пылаетъ къ тебѣ. Но чтобъ тебѣ не осталось никакого извиненія съ сей стороны, мы наложимъ на него такія условія, которыя ты сама будешь сказывать, и обяжемъ его назначить должную сумму въ совершенное твое разположеніе. О семъ уже тебѣ предложено, и я говорилъ доброй и достойной госпожѣ Гове, въ присудствіи надменной ея дочери, дабы она о томъ тебя увѣдомила.
Если должно тебѣ отвѣчать на твое предубѣжденіе къ Г. Ловеласу; то ты соглашаешся никогда его не принимать безъ нашего согласія. Сіе явно означаетъ, что ты надѣешся довести насъ до своего намѣренія чрезъ терпѣніе и утомленіе наше. Онъ не перемѣнитъ своихъ поступковъ, пока тебя будетъ видѣть въ дѣвическомъ состояніи. Но въ сіе время ты не престанешь насъ мучить, заставя насъ необходимо безпрестанно за тобою смотрѣть; и мы не меньше будемъ подвержены его неистовству и угрозамъ. Чтобы учинилось въ прошедшее Воскресенье, если бы твой братъ и онъ были въ церквѣ? Надобно также сказать, что ты не сдѣлала бы изъ него того, чего можешь надѣяться отъ Сольмса. Одинъ будетъ отъ тебя трепетать, а отъ другова ты сама, замѣть сіе. Тогда ты нигдѣ не найдешь прибѣжища. Если же произойдетъ какое нибудь несогласіе между тобою и Г. Сольмсомъ, то мы можемъ всѣ вступиться. Съ другимъ же, скажутъ тебѣ: управляйся сама, какъ хочешь, ты то довольно заслужила. Ни кто не захочетъ или не осмѣлится открыть рта въ твою пользу. Но должно, кажется, любезная племянница, чтобъ представленіе сихъ домашнихъ ссоръ тебя ужасало. Щастливый мѣсяцъ супружества нынѣ состоитъ только изъ двухъ недѣль. Ето есть мятежное состояніе, хотя бы вступали въ оное сами собою, или по совѣтамъ своихъ родственниковъ. Изъ трехъ насъ братьевъ, одинъ только осмѣлился жениться. Для чего же? потому что опытъ другаго, насъ учинилъ осторожными.
Не презирай столько денги. Можетъ быть узнаешь цѣну ихъ, сего свѣденія въ тебѣ еще не достаетъ, и которое, съ собственнаго твоего признанія, Г. Сольмсъ въ состояніи тебѣ подать.
Я обвиняю твою запальчивость. Я никакъ не прощаю такой досадѣ, которую ты сама на себя навлекла. Еслибы причина оной была несправедлива, то я бы охотно согласился быть твоимъ ходатаемъ, но мое прежнее правило есть то, что дѣти должны покаряться власти своихъ родителей. Когда твой дѣдъ оставилъ тебѣ хорошую часть своего наслѣдства, хотя и при жизни трехъ своихъ сыновъ, внука, и старшей твоей сестры; мы ни мало на то не роптали. Довольно того, что отецъ нашъ того хотѣлъ. Тебѣ надлежитъ подражать сему примѣру. Если ты къ тому не разположена; то тѣ, которые тебѣ даютъ оный, большее имѣютъ право почитать тебя неизвиняемою. Замѣть сіе, племянница.
Ты говоришь о своемъ братѣ весьма презрительно, и пишешь къ нему чрезмѣрно непочтительно, такъ какъ и къ своей сестрѣ. Въ прочемъ братъ твой старѣе тебя одною третью. Ето человѣкъ достойный. Когда ты столько уважаешь знакомство продолжевшееся чрезъ одинъ годъ, то прошу покорно не забыть то, чѣмъ одолжена брату, которой первый по насъ въ фамиліи, и отъ коего зависитъ имя; какъ отъ твоего справедливаго повиновенія зависитъ самое честное разположеніе составленное для чести тѣхъ, отъ которыхъ ты происходишь. Я тебя спрашиваю, честь фамиліи не естьли твоя собственная? Если ты не такъ думаешь, то тѣмъ меньше достойна оной. Тебѣ покажутъ сіе разположеніе съ тѣмъ условіемъ, чтобъ ты прочла его безъ всякихъ предразсудковъ, хотябы оно было хорошо или худо. Если любовь не разстроила твой умъ, то я увѣренъ, что ты оное одобришь. Но если къ нещастію пребудешь въ семъ состояніи, то Г. Сольмсъ, хотя бы былъ Ангелъ, нимало не успѣетъ. Чортъ бываетъ любимъ, когда женщина беретъ въ свою голову такія мысли. Я видѣлъ многія сему примѣры.
Хотя бы Г. Сольмсъ былъ одинъ въ природѣ, то и тогда бы ты его не пожелала! ты бы его не пожелала Клари! Подлинно ето забавно. Въ самомъ дѣлѣ сколь колки твои слова. Не удивляйся сему, потому что ты обьявила толь рѣшительную волю, что тѣ, которые имѣютъ надъ тобою власть, должны сказать съ своей стороны: мы хотимъ, чтобъ ты имѣла Г. Сольмса. Я изъ сего числа. Замѣть сіе. Если тебѣ прилично сказать нѣтъ; то мы за долгъ почитаемъ говорить такъ.
Я боюсь, чтобъ Г. Сольмсъ не былъ честнымъ человѣкомъ. И такъ опасайся его много оскорблять, онъ столько же трогается сожалѣніемъ о тебѣ, сколько и любовію. Онъ безпрестанно говоритъ, что увѣритъ тебя въ своей любви дѣлами, потому что ему не позволено оной изьяснить на словахъ. Сія его надежда въ будущее время состоитъ въ твоемъ великодушіи. Въ самомъ дѣлѣ мы думаемъ, что онъ на сіе уповать можетъ. Мы совѣтуемъ ему тому вѣрить, и сіе то поддерживаетъ его терпѣливость, такъ что ты своему отцу и дядьямъ должна приписать его постоянство. Ты видишь, что и сіе еще должно служить доказательствомъ, которое требуетъ твоего повиновенія.
Ты должна знать, что говоря мнѣ, будто бы справедливость не позволяетъ принять такія условія, которыя тебѣ предложены; такое твое разсужденіе касается до твоего отца и насъ. Въ письмѣ твоемъ много находится другихъ мѣстъ, которыя не меньшаго достойны охужденія; но мы ихъ приписываемъ тому, что ты называешь горестію твоего сердца.
Я не преставалъ любить тебя нѣжно, Клари; и хотя моя племянница, я тебя почитаю прелестнѣйшею дѣвицею: но я тебѣ кленусь, что ты должна повиноваться своимъ родителямъ, и угождать твоему дядѣ Юлію и мнѣ. Тебѣ довольно извѣстно, что мы заботимся только о твоей пользѣ, если она согласна съ справедливостію, пользою и честію всей фамиліи. Что бы подумали о томъ, изъ насъ, которой бы не старался объ общемъ благѣ, и которой бы хотѣлъ вооружить часть противъ цѣлаго?
Однако только ты можешь любить г. Сольмса! но ты не знаешъ, говорю я тебѣ, къ чему способна. Ты утверждаешь себя въ своемъ отвращеніи; позволяешь сердцу твоему упорствовать. Я тебя увѣряю, что я никогда не думалъ, чтобъ оно было столько непобѣдимо. Здѣлай нѣкоторое надъ нимъ усиліе любезная племянница, и уничтожь его силу. Такимъ образомъ мы поступали съ своими матросами и салдатами въ морскихъ сраженіяхъ, безъ чего бы никогда не побѣдили. Мы всѣ надѣемся, что ты одержишь побѣду. Для чегожъ? Для того что такъ должно быть. Вотъ что мы думаемъ, какъ бы ты сама ни думала; и которыя же мысли должны имѣть преимущество по твоему мнѣнію? Можетъ статься, что ты имѣешь больше ума, нежели мы; но если ты разумнѣе, то весьма безполезно намъ жить тридцать или сорокъ лѣтъ больше, нежели ты.
Сіе письмо столько же продолжительно, какъ и твое. Можетъ быть оно не столь жалко писано, и не такимъ гладкимъ слогомъ, каковъ есть моей племянницы; но я увѣренъ, что доказательство на моей сторонѣ сильнѣе, и чрезмѣрно ты меня обяжешь, если своимъ согласіемъ на всѣ наши желанія докажешь, что и ты также о томъ увѣрена. Если сего не сдѣлаешь, то не надѣйся найти во мнѣ своего ходатая ниже друга, сколько бы ты дорога для меня ни была, ибо сіе мнѣ нанесетъ досаду и въ томъ, что я называюсь твоимъ дядѣю.
Антонинъ Гарловъ.
Во Вторникъ въ два часа по полуночи.
П. П. Ты не должна болѣе писать ко мнѣ, развѣ только съ увѣреніемъ о твоемъ послушаніи. Защищеніе твое будетъ безполезно; ибо я увѣренъ, что доказательства мои неопровергаемы. Я знаю, что они таковы. Потому то я и писалъ день и ночь отъ Воскресенья до сего утра, выключая тѣ часы, въ которыя бываю въ церьквѣ, и сему подобное время. Но сіе письмо, говорю я тебѣ, будетъ послѣднее отъ А. Г.
Письмо XXXIII.
КЛАРИССА ГАРЛОВЪ къ АННѢ ГОВЕ.
Во вторникъ 17 Марта.
Столь мало сыскавъ милости въ своей фамиліи, я приняла намѣреніе, которое тебя удивитъ. Ничего болѣе, какъ только писать къ самому Г. Сольмсу. Письмо мое отослано, и я получила отвѣтъ. Надобно было къ нему прибавить нѣчто; ибо случай позволилъ мнѣ видѣть другое изъ его сочиненій, коего слогъ былъ весьма худой и правописаніе низкое. Что касается до его хитрости, то въ немъ сего не недостаетъ, и ты узнаешь его по сему свойству. Я положила также въ сей свертокъ полученное отъ моего брата письмо по случаю того, которое я писала къ Г. Сольмсу. Я думала, что можно было уничтожить тщетную его надежду, и что сей способъ былъ надежнѣйшій. Онъ по крайней мѣрѣ достоинъ былъ испытаній: но ты увидишь, что ни что не послужило. Братъ мой принялъ весьма сильныя мѣры.
ГОСПОДИНУ СОЛЬМСУ.
Въ среду 15 Марта.
Государь мой!
Вы удивитесь моему письму, содержаніе его покажется какъ не меньше странно. Но я оправдываю себя необходимостію моего положенія, не имѣя нужды въ другомъ защищеніи.
Когда вы начинали знакомство съ фамиліею моего отца, тогда видѣли особу, которая къ вамъ пишетъ въ весьма щастливомъ состояніи; любимою нѣжнѣйшими и снисходительнѣйшими родителями, благопріятствуемою своими дядьями, почитаемою свѣтомъ.
Какая перемѣна явленія! вамъ угодно было обратить на меня пріятные взоры. Вы отнеслись къ моимъ друзьямъ. Предложенія ваши были ими одобрены безъ моего участія, какъ бы моя склоность и щастіе должны почесться бездѣлицею. Тѣ, которые имѣютъ право ожидать отъ меня исполненія всякой должности и справедливаго повиновенія, требовали безотвѣтнаго послушанія. Я не имѣла щастія думать одинаково съ ними, и въ сей первой разъ мысли мои были отъ ихъ различны. Я ихъ просила поступать со мною съ нѣкоторымъ снисхожденіемъ въ толь важномъ для моей жизни пунктѣ, но увы! безъ всякаго успѣху. Тогда я нашла себя принужденною изьяснить съ природною скромностію мои мысли, и даже объявить вамъ, что любовь, моя занята другимъ предметомъ. Однако съ неменьшимъ оскорбленіемъ, какъ и удивленіемъ вижу, что вы не оставили своихъ намѣреній, и еще теперь не оставляете.
Дѣйствіе сего столь для меня прискорбно, что я не нахожу ни какого удовольствія вамъ его описывать. Вольный вашъ доступъ ко всей моей фамиліи, довольно о семъ васъ увѣрилъ, довольно для чести вашего великодушія и для моей славы. Я претерпѣла для васъ то, чего никогда не видала, и чего никогда не почитали меня достойною; и желаютъ, чтобъ я себѣ нигдѣ не нашла милости, какъ въ жестокомъ и невозможномъ условіи, дабы предпочесть всѣмъ прочимъ такого человѣка, коему сердце мое не даетъ сего преимущества.
Въ горестномъ нещастіи, которое я должна приписать вамъ и жестокому вашему упорству, прошу васъ государь мой, возстановить душевное мое спокойствіе, коего вы меня лишили, возвратить любовь дражайшихъ моихъ друзей, которую я чрезъ васъ потеряла, и если имѣете вы сіе великодушіе, которое должно отличать любви достойнаго человѣка, заклинаю васъ оставить сватовство, которое подвергаетъ почитаемую вами особу толикимъ злощастіямъ.
Если вы имѣете нѣкоторое ко мнѣ уваженіе, какъ въ томъ увѣряютъ меня друзья мои, то не къ вамъ ли одному оно относится? можетъ ли оно быть нѣкоторою услугою для той, которая есть печальнымъ его предметомъ, когда производитъ толь пагубныя дѣйствія для ея спокойствія? И такъ познайте, что въ семъ обманываетесь; ибо можетъ ли разумный человѣкъ желать себѣ женою такую женщину, которая не даетъ ему своего сердца, женщину, которая не можетъ его почитать, и которая слѣдовательно будетъ только весьма худою женою? Какая бы была жестокость здѣлать худою женщиною ту, которая всю свою славу поставляетъ, чтобъ быть доброю.
Если я могу полагать нѣкоторое различіе, то наши нравы и склонности весьма мало между собою сходны. Вы гораздо меньше щастливѣе будете со мною, нежели со всякою другою особою моего пола. Гоненіе мною претерпѣваемое, и упорство, ибо такъ называютъ, съ какимъ я тому противлюсь, довольны къ убѣжденію васъ, хотя бы я не имѣла ни какого столь твердаго доказательства, какъ не возможность принять такого мужа, коего не льзя почитать.
И такъ, государь мой, если вы не довольно имѣете великодушія, чтобъ пожертвовать чѣмъ нибудь въ мою пользу; то позвольте для вашей любви и собственнаго вашего благополучія просить васъ, дабы вы отъ меня отреклись и обратили свою страсть къ достойному ея предмету. По чему хотите вы учинить меня бѣдною, не будучи сами щастливѣе? Вы можете сказать моей фамиліи, что не имѣя ни какой надежды пріобресть моего сердца, (подлинно государь мой ни чего нѣтъ сего достовѣрнѣе). рѣшились болѣе обо мнѣ не думать, и перемѣнили свои намѣренія. Удовлетворяя моей прозьбѣ, вы пріобрѣтете право на мою благодарность, которая меня обяжетъ быть во всю мою жизнь вашею всепокорнѣйшею.
Кл. Гарловъ.
КЛАРИССѢ ГАРЛОВЪ
Отъ преданнѣйшаго ея любовника.
Дражайшая дѣвица!
Письмо ваше произвело надо мною дѣйствіе совсѣмъ противное вашему чаянію. Увѣряя о вашемъ разположеніи, оно меня больше всего убѣдило о превосходномъ вашемъ качествѣ. Какъ бы вы ни называли мое сватовство: однако я рѣшился въ томъ настоять; и щастливымъ буду себя почитать, если терпѣніемъ, твердостію, и не поколебимымъ и не измѣняемымъ почтеніемъ могу побѣдить на конецъ всѣ трудности.
Поколику ваши добрые родители, дядья и другіе пріятели обѣщались мнѣ, что вы не будете имѣть г. Ловеласа, если они могутъ ему воспрепятствовать, и какъ я думаю, что нѣтъ другаго совмѣстника на моемъ пути; то буду ожидать терпѣливо конца сего дѣла. Извини меня въ томъ любезнѣйшая Кларисса; но хотѣть, чтобъ я отрекся отъ притяжанія неоцѣненнаго сокровища, дабы учинить другова щастливымъ, и доставить ему средство къ моему отлученію, есть не что иное, какъ бы кто нибудь меня просилъ быть столько великодушнымъ, чтобъ отдать ему все мое богатство, потому что оно было бы нужно для его благополучія.
Я еще прошу въ томъ у васъ извиненія, дражайшая дѣвица; но рѣшился ожидать, сколько будетъ можно, хотя и сожалѣю, что вы должны что нибудь стерпѣть, какъ вы сами мнѣ о томъ пишите. Прежде, нежели имѣлъ щастіе видѣть васъ, я не находилъ ни какой женщины, которую бы могъ любить; и пока не изчезнетъ моя надежда, пока вы не будете принадлежать какому нибудь щастливѣйшему человѣку; я долженъ быть и пребуду вашъ вѣрный и всенижайшій почитатель.
Рожеръ Сольмсъ.
Г. ЖАМЕСЪ ГАРЛОВЪ, къ ДѢВИЦѢ КЛАРИССѢ.
Прекрасная выдумка писать къ Г. Сольмсу, дабы принудить его отступиться отъ своихъ требованій! Изъ всѣхъ остроумныхъ романическихъ твоихъ мыслей, сія есть самая удивительнѣйшая. Но не говоря ничего о нашемъ на тебя негодованіи, какъ можешь ты приписать Г. Сольмсу тѣ поступки, которые изторгаютъ изъ тебя толь извинительныя жалобы? Тебѣ довольно извѣстно глупинькая, что твоя страсть къ Ловеласу навлекаетъ на тебя всѣ сіи оскорбленія; и не надлежало бы тебѣ надѣяться того, хотя бы Г. Сольмсъ не сдѣлалъ тебѣ чести своимъ предложеніемъ.
Поколику ты не можешь отрицать сей истинны, то разсмотри, пріятная болтунья, (если больное твое сердце позволяетъ тебѣ что нибудь изслѣдовать) сколь мнимы твои жалобы и обвиненія. По какому праву требуешь ты отъ Г. Сольмса возстановленія того, что ты называешь твоимъ прежнимъ благополучіемъ, когда оно зависитъ отъ тебя? И такъ оставь свои трогательныя выраженія, ухватливая дѣвица; если не знаешь ихъ употребить въ пристойномъ мѣстѣ. Прими себѣ правиломъ то, что хотя бы ты имѣла или нѣтъ Г. Сольмса, не будешь однакожъ обладать симъ подлымъ Ловеласомъ, услажденіемъ твоего сердца; если твои родители дядья и я можемъ тому препятствовать. Нѣтъ заблудившаяся красота, мы не отъ тебя будемъ имѣть такого сына, племянника и брата, если ты сама, себѣ изберешь супругомъ толь разпутнаго нечестивца. Не внимай своему сердцу, и не обращай къ нему свои мысли, если надѣется когда нибудь получить прощеніе и милость отъ твоей фамиліи, а особливо отъ того, который еще не престаетъ называться твоимъ братомъ.
Жамесъ Гарловъ.
П. П. Я знаю лукавыя твои письма. Если получу отвѣтъ на сіе, то отошлю его къ тебѣ обратно не читая; ибо я не хочу спорить о толь ясныхъ пунктахъ. Одинъ только разъ хотѣлъ я испытать, дабы склонить тебя къ Г. Сольмсу, которому кажется уничтожительно о тебѣ и думать.
Письмо XXXIV.
Г. ЛОВЕЛАСЪ къ Г. БЕЛЬФОРДУ.
Съ великимъ удовольствіемъ пріемлю я отъ васъ, друзья мои, радостныя увѣренія о вашей вѣрности и дружествѣ. Да будутъ увѣрены о моихъ расположеніяхъ особенные мои пріятели, и достойнѣйшіе нашей довѣренности тѣ, которыхъ я назначилъ въ первомъ моемъ письмѣ…
Что касается до тебя, Бельфордъ, то я желалъ бы здѣсь тебя видѣть, сколько можно скорѣе. Кажется, что другіе не столь скоро будутъ мнѣ нужны; однако сіе не препятствуетъ имъ пріѣхать къ Милорду М… куда я также долженъ быть, не для принятія ихъ, но дабы увѣрить сего стараго дядю, что нѣтъ никакого другаго нещастія въ деревнѣ, которое бы требовало его посредничества.
Я намѣренъ всегда имѣть тебя здѣсь съ собою не для моей безопасности; фамилія только довольствуется злословіемъ; но для моего удовольствія. Ты будешь со мною говорить о Греческихъ, Латинскихъ и Аглинскихъ писателяхъ; дабы отвратить отъ безопасности страждущій любовію духъ.
Я хочу, чтобъ ты былъ въ своемъ старомъ платьѣ, слуга же твой безъ ливреи, и имѣлъ бы вольное съ тобою обращеніе. Ты его будешь почитать отдаленнымъ родственникомъ, коему стараешся сыскать должность своею высокою довѣренностію; я разумѣю при дворѣ. Ты меня можешь найти въ маломъ пивномъ трактирѣ, на вывѣскѣ бѣлаго оленя, въ бѣдной деревнѣ отстоящей на пять миль отъ замка Гарловъ. Сей замокъ извѣстенъ всѣмъ. Ибо онъ произшелъ изъ ничтожества, подобно Версаліи, съ нѣкотораго времени, которое не достопамятно. Нѣтъ никого, который бы его не зналъ, но съ тѣхъ годовъ, когда увидѣли нѣкотораго Ангела между человѣческими дѣтьми.
Хозяева мои есть бѣдные люди; но честные. Они почитаютъ меня знатнымъ человѣкомъ, который имѣетъ причину скрываться, и потому почтеніе ихъ безпредѣльно. Все ихъ семейство состоитъ въ пріятномъ и прекрасномъ твореніи семнадцати лѣтъ. Я его называю своею розовою пуговицею. Бабушка ея (ибо она не имѣетъ матери) есть добрая старуха, которая меня просила съ уничиженностію быть снисходительнымъ къ ея внукѣ. Вотъ средство къ полученію чего нибудь отъ меня. Сколько прекрасныхъ твореній находилось въ моихъ рукахъ, коихъ бы я привелъ въ недоумѣніе, еслибы знали мою силу, и просили сперва о моей милости, (побѣждать гордыхъ) была бы моя надпись, если бы надлежало мнѣ избрать оную.
Сія бѣдная малютка есть такой простоты, которая тебѣ наиболѣе нравится. Все скромно, униженно и невинно является въ ея видѣ и въ обхожденіи. Я люблю въ ней сіи три качества, и берегу ее для твоего увеселенія; въ мѣсто того самъ буду бороться съ стихіями, обходя вокругъ стѣнъ замка Гарловъ. Ты съ удовольствіемъ будешь видѣть откровенно въ ея душѣ все то, что женщины высокой породы стараются скрывать, дабы менѣе показать себя въ естественномъ видѣ, и слѣдовательно менше любезными.
Но я тебя заклинаю почитать розовую мою пуговицу; сей единый благовонный цвѣтъ, которой распускался дѣсять лѣтъ при моемъ жилищѣ, или которой бы могъ еще разпускаться десять годовъ.
Я не помню, чтобъ былъ когда нибудь столько скроменъ, какъ со времени моего вступленія въ сей родъ жизни.
Мнѣ нужно быть таковымъ. Скоро или поздо, откроется мѣсто моего убѣжнща, и безъ сомнѣнія будутъ думать, что розовая моя пуговица туда меня привлекаетъ. Хорошее свидѣтельство со стороны сихъ добрыхъ людей довольно къ возстановленію моей чести. Можно вѣрить сей старухѣ и отцу, который есть чесный крестьянинъ полагающій все свое удовольствіе въ дочери. Повторяю тебѣ Бельфордъ, береги мою розовую пуговицу. Наблюдай съ нею то правило, котораго я не преступалъ, не подвергнувъ себя долговременному разкаянію. Не погуби бѣдную дѣвицу, не имѣющую никакой подпоры, кромѣ своего простодушія и невинности, не знающую ни нападенія, ни коварства и никакихъ любовныхъ ухватокъ. Шея неподозрѣвающаго агнца не уклоняется отъ ножа. И такъ берегись Бельфордъ закласть моего агнца.
Другая причина побуждаетъ меня болѣе о семъ тебя просить. Сіе младое сердце пронзено любовію. Оно чувствуетъ страсть, которой имя ему еще не извѣстно. Я видѣлъ въ одинъ день, какъ она своими глазами слѣдовала за молодымъ ученикомъ плотническаго мастерства, сыномъ одной вдовы, живущей на другой сторонѣ улицы. Ето довольно пригожій крестьянинъ, который не болѣе, какъ тремя годами ея старѣе. Вѣроятно, что ребяческія игры были началомъ такого союза, такъ что они не могли сего примѣнить до того возраста, въ который природа отверзаетъ источникъ чувствительности: ибо я не долго примѣчалъ, что ихъ любовь взаимна. Вотъ мои доказательства; коль скоро увидитъ молодецъ прелестную свою любовницу, то старается стоять прямо, съ изьявленіемъ своего непремѣняемаго уваженія; привѣтствуетъ взорами красавицу, которая также слѣдуетъ за нимъ своими глазами, и когда заходитъ за уголъ скрывающій отъ него ея прелести, то снимаетъ свою шляпу, и еще свидѣтельствуетъ свою преданность. Однажды стоялъ я позади ея, не давъ ей себя примѣтить. Она отвѣтствовала ему совершеннымъ почтеніемъ и вздохами, коихъ Жанъ не могъ слышать за дальностію. Щастливъ плутъ! Говорилъ я самъ въ себѣ. Я удалился, и розовая моя пуговица скоро также возвратилась; какъ сіе безмолвное зрѣлище для нея было удовлетворительно.
Я испыталъ ея сердце, коего тайну она мнѣ ввѣрила. Жанъ Бартонъ довольно ей нравился, признавалась она мнѣ, и говорилъ ей, что онъ бы ее любилъ болѣе всѣхъ находящихся въ деревнѣ дѣвицъ. Но увы! не должно о семъ думать. Почемужъ, спросилъ я ее? Она не знаетъ сама, отвѣчала мнѣ воздыхая; но Жанъ есть племянникъ такой тетки, которая обѣщала ему сто гиней по окончаніи ученія, дабы пристроить его къ мѣсту; отецъ ея весьма малымъ можетъ ее надѣлить. И хотя мать молодаго Бартона говоритъ, что не знаетъ, гдѣ найти своему сыну пригожую и изъ лучшаго дому дѣвицу, однако она продолжала съ вздохами, сіи слова ни къ чему не служатъ; я не хочу, чтобъ Жанъ былъ бѣденъ и нещастливъ для моей любви.
Чего бы я не здѣлалъ Бельфордъ, (ибо надѣюсь, что Ангелъ мой меня исправитъ, если не примиримая глупость ея родственниковъ не погубитъ насъ обоихъ;) чего бы не здѣлалъ, говорю я, дабы имѣть столь кроткое и невинное сердце, каково есть Жана Бартона, и моей розовой пуговицы?
Я знаю, что мое сердце есть самое бѣдное, которое только питается злостію; и думаю что оно таково отъ природы. Правда иногда ощущаю въ немъ хорошія движенія, но они тотчасъ изчезаютъ. Склонность къ проискамъ, злобныя вымыслы, слава побѣды, удовольствіе видѣть свои желанія споспѣшествуемыя щастіемъ; вотъ чемъ оно наслаждается, и что служитъ къ его развращенію. Я бы былъ бездѣльникомъ, еслибы родился для сохи.
Однако за удовольствіе почитаю помышлять, что исправленіе мое не невозможно. Но тогда другъ мой надобно будетъ имѣть лучшую компанію: ибо извѣстно, что взаимное наше обращеніе служитъ только къ укрѣпленію нашихъ пороковъ. Не безпокойся дружочикъ, ты и твои товарищи выберите себѣ другова начальника, и я думаю, что ты для нихъ можешь быть къ тому способнымъ. Поелику я за правило себѣ поставляю, по учиненіи безчестнаго поступка здѣлать нѣкоторое добро для заглажденія своего преступленія, что однакожъ весьма мало исполнялъ; то намѣренъ прежде, нежели оставлю сей округъ (я хочу оставить его съ успѣхомъ, иначе послѣдуя другому правилу, учиню въ двое больше зла посредствомъ мщенія), присодинить ко сту гиней Жана, другіе сто, дабы содѣлать благополучными два невинныя сердца. И такъ я тебѣ повторяю сто разъ, почитай мою розовую пуговицу. Мнѣ помѣшали. Однако я изготовлю другое письмо сего же дня, которое будетъ вмѣстѣ съ первымъ отправлено.
Письмо XXXV.
Г. ЛОВЕЛАСЪ къ Г. БЕЛФОРДУ
Помощію вѣрнаго моего лазутчика я столько же увѣренъ о поступкахъ мною обожаемой, сколько и о поведеніи всей фамиліи. Весьма для меня пріятно имѣть сего плута благопріятствуемаго дядьми и племяннкомъ, и проникающаго во всѣ ихъ тайны, хотя впрочемъ онъ слѣдуетъ по моему направленію. Я ему приказалъ, подъ опасеніемъ лишенія моего недѣльнаго ему жалованія, и обѣщаннаго покровительства, поступать съ такою осторожностію, чтобъ ни моя дражайшая, ниже кто нибудь изъ фамиліи не могъ на него подозрѣвать. Я ему говорилъ, что онъ можетъ смотрѣть за нею, когда она выходитъ, удаливъ однакожъ прочихъ служителей отъ той дороги, по которой она ходитъ, и что онъ долженъ самъ убѣгать ея взоровъ. Онъ сказалъ брату, что сіе прекрасное твореніе старалось его принудить подаркомъ (котораго она никогда ему не давала), отнести къ дѣвицѣ Гове письмо (котораго со всѣмъ не было), со вложеніемъ другаго; (которое можетъ быть было ко мнѣ) но что онъ не согласился исполнить такую должность, и просилъ ее, чтобъ она никогда не почитала его измѣнникомъ. Сія ложная повѣренность пріобрѣла ему шилингъ, и многія похвалы. Послѣ того приказано всѣмъ служителямъ усугубить свое бдѣніе, дабы моя богиня не нашла какое нибудь средство къ пересылкѣ своихъ писемъ. Вскорѣ потомъ послали моего попечителя сказать ей при проходѣ, что онъ чувствительно сожалѣетъ и разкаевается о своемъ отказѣ, въ надѣжде, что она ему вручитъ свои письма. Онъ долженъ обьявить, что она ему ихъ не повѣрила.
Не видишь ли къ какимъ добрымъ концамъ можетъ довесть сія хитрость, вопервыхъ онъ обезпечиваетъ мою красавицу, такъ что она сама того не знаетъ, въ свободѣ прогуливаться въ саду, ибо всѣ ея родственники увѣрены, что съ того времени, какъ у ней отняли служанку, не осталось ей никакого средства къ пересылкѣ своихъ писемъ. И такъ сношеніе ея съ дѣвицею Гове какъ и со мною, совершенно скрытно.
Вовторыхъ онъ можетъ быть доставитъ мнѣ средство къ тайному съ ней свиданію, о которомъ я безпрестанно помышляю, какимъ бы образомъ она меня ни приняла. Я узналъ отъ своего лазутчика, которой можетъ по своей волѣ удалять всѣхъ прочихъ служителей, что она ежедневно поутру и въ вечеру ходитъ въ одинъ птичникъ, отстоящій не близко отъ замка, подъ тѣмъ предлогомъ, чтобъ тамъ накормить нѣсколько птицъ, оставленныхъ ей дѣдомъ. Я весьма помню о примѣченныхъ мною тамъ ея движеніяхъ, и какъ она сама мнѣ признавалась въ одномъ своемъ письмѣ, что имѣетъ никому неизвѣстную съ девицею Гове переписку; то не иначе думаю, какъ чрезъ сей способъ.
Можетъ быть я чрезъ свое свиданіе получу ея согласіе на другія милости такого же рода. Если сіе мѣсто ей не нравится, то я въ состояніи переселяться въ овощной Голландской садъ, простирающійся вдоль по стенѣ. Лазутчикъ мой, добрый Іосифъ Леманъ доставилъ мнѣ два ключа, изъ коихъ одинъ для нѣкоторыхъ причинъ я ему отдалъ, которой отпираетъ дверь сада со стороны старой аллеи; куда по народному преданію собираются духи, ибо тутъ за дватцать лѣтъ повѣсился одинъ человѣкъ. Правда дверь сія заколочена засовомъ со стороны сада, но помощію Іосифа препятствія сіи отнимутся.
Надлежало ему клясться своею честію, что не будетъ съ моей стороны никакого нещастія его господамъ. Онъ меня увѣряетъ, что ихъ любитъ, но почитая меня за честнаго человѣка, коего союзъ можетъ быть весьма выгоденъ для фамиліи, какъ всякой бы въ томъ признался, говоритъ онъ, еслибы предразсудки были уничтожены, не находитъ никакого препятствія служить мнѣ, безъ чего бы не согласился онъ для всего свѣта играть такую ролю. Нѣтъ никакого обманьщика, который бы не находилъ средства оправдать себя какимъ нибудь оброзомъ предъ собственнымъ своимъ судилищемъ, и я согласенъ, что если есть какая нибудь похвала для честности, то сія есть наибольшая, когда видимъ, что самые беззаконнѣйшіе оной ищутъ въ то время, когда они предаются тѣмъ поступкамъ, кои ихъ должны показывать таковыми предъ свѣтомъ и собственными ихъ глазами.
Но что должно подумать о той глупой фамиліи, которая на меня налагаетъ необходимость прибѣгать къ столь многимъ проискамъ? Любовь моя и мщеніе берутъ верьхъ по перемѣнно. Если первая изъ сихъ страстей не будетъ имѣть желаемаго успѣха, то я буду утѣшаться жертвою другой. Они ее возчувствуютъ, клянусь всѣмъ тѣмъ, что ни есть священнаго; хотя бы надлежало отрещись отъ своего отечества на всѣ прочіе дни своей жизни.
Я повергнусь къ ногамъ моего божества; познаю тогда, какое произведу впечатленіе надъ ея мыслями. Еслибы не былъ воспящаемъ сею надеждою, то бы покусился ее увезть. Толь славное похищеніе достойно самаго Юпитера.
Но я хочу во всѣхъ моихъ движеніяхъ имѣть основаніемъ кротость. Почтеніе мое будетъ простираться даже до обожанія. Единая рука ея будетъ чувствовать весь жаръ моего сердца, прикосновеніемъ трепещущихъ моихъ губъ; ибо я увѣренъ, что они будутъ трепетать, если не стану притворствовать. Вздохи мои будутъ столькоже спокойны, какъ и тѣ, кои я слышалъ отъ нѣжной моей розовой пуговицы.Я изторгну ея повѣренность своею унизительностію. Не возпользуюсь у единеніемъ мѣста. Все мое стараніе будетъ клониться къ тому, чтобъ разсѣять ея страхъ и увѣрить ее, что она можетъ впредь полагаться на мою нѣжность и честь. Жалобы мои будутъ легки, и не окажу ни малѣйшей угрозы противъ тѣхъ, которые не престаютъ меня оною страшить. Но ты можешь не безъ причины воображать себѣ Бельфордъ, что я подражая Дриденову льву, стараюсь сперва пріобрѣсть себѣ добычу, а потомъ изтощать все свое мщеніе на недостойныхъ охотниковъ, дерзающихъ на меня нападать.
Письмо XXXVI.
КЛАРИССА ГАРЛОВЪ къ АННѢ ГОВЕ.
Въ субботу въ вечеру 18 Марта.
Я едва не умерла отъ страха, и теперь еще не въ силахъ. Вотъ отъ чего. Я вышла въ садъ подъ обыкновеннымъ моимъ предлогомъ, надѣясь найти что нибудь отъ тебя въ условленномъ мѣстѣ. Не примѣтивъ тутъ ни чего, пошла съ досады съ того двора, въ которомъ лежали дрова, какъ услышала вдругъ нѣчто шевелившееся позади чурбановъ. Суди о моемъ удивленіи; но бы еще болѣе усугубилось при видѣ человѣка, который тотчасъ мнѣ показался. Увы! сказала я себѣ, вотъ плодъ не позволенной переписки.
Лишъ только я его примѣтила, то онъ заклиналъ меня ничего не страшиться; и приближившись весьма скоро, разкрылъ свой плащь, которой мнѣ показалъ Г. Ловеласа. Нельзя было мнѣ кричать, хотя я и увидѣла, что ето былъ мущина, и притомъ извѣстный; голосъ мой изчезъ; и еслибы я не ухватилась за перекладину, поддерживающую старую кровлю, то бы упала безъ чувствъ.
До сего времени, какъ тебѣ извѣстно, любезная пріятельница, содержала я его въ справедливомъ отъ себя удаленіи. Но собравшись съ своими силами, суди, какое должно быть первое мое движеніе, когда я представила себѣ его нравъ, по свидѣтельству всей фамиліи, его предпріимчивый духъ, и когда увидѣла себя одну съ нимъ весьма близко отъ проселочной дороги и столь отдаленно ото замка.
Однако почтительность его вскорѣ уничтожила сей страхъ; но въ мѣсто того поражена была другимъ, дабы не быть примѣченною съ нимъ, и чтобъ братъ мой не узналъ о толь странномъ произшествіи. Слѣдствія самыя естественнѣйшія представлялись моему воображенію; большее ограниченіе моей свободы, совершенное пресѣченіе нашей переписки, и довольно вѣроятный предлогъ къ насильственнымъ принужденіямъ. Съ обѣихъ сторонъ ничто не могло оправдать Г. Ловеласа въ столь отважномъ предпріятіи.
Итакъ коль скоро я могла говорить, то представила ему съ великимъ жаромъ, сколь много была оскорблена; выговаривала ему, что не долженъ онъ подвергать меня гнѣву всѣхъ моихъ друзей для единаго только удовлетворенія наглаго своего нрава: и приказала тотъ часъ удалиться. Я сама также спѣшила уйти, какъ онъ палъ предо мною на колѣни, прося меня провесть съ нимъ хотя единую минуту. онъ признавался мнѣ, что для того отважился на сей дерзновенный поступокъ, дабы избѣжать другаго гораздо важнѣйшаго; словомъ, что не могъ сносить долѣе безпрестанныя отъ моей фамиліи оскорбленія. и толь досадное мнѣніе, что весьма малыя оказалъ опыты своего ко мнѣ почтенія; что плодъ его терпѣнія могъ бы только лишить его меня на всегда, и усугубить ругательства тѣхъ, которые бы торжествовали о его потерѣ.
Тебѣ извѣстно, любезная пріятельница, сколько колѣны его гибки, и сколь языкъ его легокъ. Ты мнѣ говорила, что онъ часто оскорбляетъ въ маловажныхъ вещахъ, дабы послѣ искусно оправдаться. Въ самомъ дѣлѣ движеніе его, чтобъ меня удержать, и сей проступъ его защищенія, гораздо были поспѣшнѣе, нежели сколько я могу представить.
Онъ продолжалъ съ такимъ же жаромъ: изобразилъ свой страхъ, дабы столь кроткій и столь снисходительный ко всѣмъ, выключая его, мой нравъ, и сіи правила повиновенія, которыя принуждаютъ меня воздавать другимъ должное, не требуя того, чѣмъ они мнѣ обязаны, не были орудіями употребляемыми въ пользу того, который возбужденъ для того, чтобъ отмстить мнѣ за оказанную мнѣ отъ дѣда отличность, а ему за то, что даровалъ жизнь такой особѣ, которая бы безъ сомнѣнія изторгнула собственный его духъ, и которая теперь старается лишить его надежды, дражайшей самой его жизни.
Я ему отвѣчала, что употребляемая со мною строгость не произведетъ того дѣйствія, котораго желаютъ; что не упоминая о чистосердечномъ моемъ желаніи не вступать никогда въ супружество, я его увѣряю особенно, что если мои родственники уволятъ меня отъ союза съ тѣмъ человѣкомъ, къ которому чувствую отвращеніе, то не для того, чтобъ принять другова, который имъ не нравится…
Здѣсь онъ прервалъ мою рѣчь, прося извиненія въ своей дерзновенности, но дабы сказать, что онъ не могъ стерпѣть своего отчаянія, когда послѣ толикихъ доказательствъ почтительной его страсти услышалъ отъ меня…
Я имѣю также право, государь мой, сказала я ему, прервать васъ съ своей стороны. Для чего вы не представляете еще съ большею очевидностію важность того обязательства, которое налагаетъ на меня сія толь выхваляемая страсть? Для чего вы не обьявляете мнѣ откровенно, что упорство, коего я не желала, и которое меня приводитъ въ не согласіе со всею фамиліею, есть заслуга, уличающая меня въ неблагодарности, когда я оному ни мало не соотвѣтствую какъ вы того повидимому требуете.
Я должна простить, говорилъ онъ, если онъ стараясь оказать заслугу свою чрезъ сравненіе, потому что увѣренъ, что нѣтъ никого въ свѣтѣ достойнаго меня, могъ надѣяться большаго участія въ моей милости, нежели сколько получилъ, когда увидѣлъ своими соперниками Симмовъ и Віерлеевъ, а потомъ сего презрительнаго Сольмса. Упорство же свое почитаетъ онъ не свободнымъ дѣйствіемъ; и я должна признаться, что хотя бы онъ не имѣлъ ни когда ко мнѣ любви, то предложенія Сольмса учинили бы мнѣ такія же препятствія со стороны моей фамиліи; по чему онъ осмѣливается сказать мнѣ, что я своимъ къ нему благоволеніемъ, не только не умножу ихъ, но еще подамъ способнѣйшее средство къ отвращенію оныхъ.
Родственники мои привели дѣла къ такое положеніе, что не можно мнѣ ихъ обязать, не принеся себя на жертву Сольмсу. Впрочемъ они полагаютъ справедливое между Сольмсомъ и имъ различіе. Однимъ уповаютъ разполагать по собственному своему произволенію; другой же въ состояніи меня защитить отъ всѣхъ оскорбленій и почитаетъ законною надеждою пріобрѣсть себѣ званіе, которое гораздо выше глупыхъ видовъ моего брата.
Какимъ образомъ сей человѣкъ, любезная моя пріятельница, столь подробно знаетъ о всѣхъ домашнихъ нашихъ бѣдствіяхъ? Но я болѣе удивляюсь, что онъ могъ знать то мѣсто, въ которомъ меня нашелъ, и сыскать способъ къ сему свиданію.
Въ смятеніи моемъ казались мнѣ минуты весьма продолжительны, потому наипаче, что ночь приближалась. Однако нельзя было отъ него избавиться, не выслушавъ болѣе.
Какъ онъ надѣется быть нѣкогда щастливѣйшимъ человѣкомъ, то увѣрялъ меня, что толикое имѣетъ попеченіе о моей чести, что не побуждая меня къ предпріятію такихъ поступковъ, которыми бы я могла заслужить нареканіе, самъ не меньше, какъ и я ихъ порицаетъ, сколько бы для него они выгодны ни были. Но поколику мнѣ не позволяютъ избрать незамужнее состояніе; то далъ мнѣ знать, многоли я имѣю способовъ къ избѣганію насильствія, коему желаютъ подвергнуть мои склонности? Не имѣю ли я отца ревнующаго о своей власти, и дядей, имѣющихъ съ нимъ одинаковыя мысли? День пріѣзда Г. Мордена еще далекъ. Дядя мой и тетка Гервей весьма малую имѣютъ силу въ фамиліи; братъ же и сестра не престаютъ раздражать. Безпрестанныя предложенія Сольмса служатъ другимъ побужденіемъ, и мать дѣвицы Гове склоняется болѣе на ихъ сторону, нежели на мою, дабы симъ подать примѣръ своей дочери.
Потомъ спросилъ меня, соглашусь ли я принять по крайней мѣрѣ одно письмо отъ его тетки Лаврансъ; ибо другая его тетка Садлиръ, продолжалъ онъ, лишившись съ нѣкоторыхъ дней единородной своей дочери, мало мѣшается въ свѣтскія дѣла. Обѣ они стараются о его бракѣ, и желаютъ болѣе соединить его со мною, нежели съ другою какою нибудь женщиною.
Подлинно дражайшая моя пріятельница, весьма много находится справедливаго въ его словахъ; я могу сдѣлать сіе примѣчаніе, не упоминая о трепетаніи сердца; однако я ему отвѣчала, что не смотря на особенное свое уваженіе къ двумъ его теткамъ, не буду принимать писемъ, которые бы клонились къ тому намѣренію, коему я никакъ пособствовать не намѣрена; что въ печальномъ моемъ положеніи должность меня обязываетъ всего надѣяться, всю сносить и на все отваживаться; что отецъ мой видя меня непоколебимую, и рѣшившуюся лучше умѣреть, нежели вытти за мужъ за г. Сольмса, можетъ быть оставитъ свои требованія.
Онъ прервалъ мою рѣчь, дабы представить невѣроятность сей перемѣны послѣ различныхъ поступокъ моей фамиліи, кои онъ предо мною изчислилъ, какъ то предосторожность ихъ въ обязаніи госпожи Гове, дабы она приняла участіе въ ихъ пользахъ, яко такая особа, которая бы мнѣ могла дать убѣжище, если бы я была доведена до отчаянія, безпрестанное наущеніе моего брата, чрезъ которое онъ старается внушить моему отцу, что по возвращеніи г. Мордена, отъ котораго я могу требовать исполненіе завѣщанія, весьма будетъ поздо удержать меня въ зависимости; принятое ихъ намѣреніе, дабы меня заключить, отнять мою служанку, и дать другую отъ моей сестры; хитрость, съ какою они принудили мою мать отрещись отъ собственнаго своего мнѣнія, чтобъ сообразоваться со всѣми ихъ видами; столько доказательствъ, сказалъ онъ мнѣ, что ни что не въ состояніи перемѣнить ихъ рѣшимости, есть столько же причинъ смертельнаго его безпокойствія. Онъ меня спросилъ, видѣла ли я когда нибудь, чтобъ отецъ мой оставилъ какое нибудь намѣреніе, а особливо когда оно относилось до его власти и правъ. Знакомство его говорилъ онъ, продолжавшееся нѣсколько времени съ моею фамиліею, показало ему очевидно многіе знаки самопроизвольнаго владычества, какое рѣдко можно найти въ самыхъ государяхъ, и коего мать моя, наилучшая изъ всѣхъ женщинъ видѣла на себѣ печальный опытъ.
Онъ коснулся другихъ разсужденій такого же свойства; но я ему обьявила, что сіе меня оскорбляетъ, и никогда бы не позволила ему обращать ихъ на моего отца. Я продолжала, что несправедливая жестокость не могла меня разрѣшить отъ того, чѣмъ я обязана родительской власти.
Я не должна думать, отвѣчалъ онъ мнѣ, чтобъ онъ почиталъ себѣ за удовольствіе напоминать мнѣ о семъ потому, что судя по получаемымъ имъ огорченіямъ отъ моей фамиліи, хотя онъ довольное имѣетъ право не меньше ее беречь, однако знаетъ, что малѣйшая отважность такого рода можетъ мнѣ сдѣлать неудовольствіе. Въ прочемъ принужденъ признаться, что имѣя въ молодости весьма пылкія страсти, и стараясь всегда открывать свободно свои мысли, съ немалымъ трудомъ подвергаетъ себя насилію, которое признаетъ праведнымъ. Но уваженіе его ко мнѣ повелѣваетъ ему ограничить свои примѣчанія явною и неоспоримою истинною, и я не могу оскорбиться, если онъ покажетъ естественное слѣдствіе изъ сказаннаго имъ; т. е. что когда отецъ мой съ толикою горделивостію оказываетъ свои права надъ женою, ни въ чемъ ему не прекословившею, то нѣтъ никакой надежды, чтобъ онъ могъ для дочери ослабить власть, о которой еще болѣе ревнуетъ, и которую подкрѣпляютъ пользы фамиліи, сильное отвращеніе, хотя и несправедливое, и ожесточеніе моего брата и сестры, а особливо иногда отлученіе мое лишило меня средства стараться о своемъ дѣлѣ, и показать цѣну справедливости и истинны къ моему защищенію.
Увы! любезный другъ, сколь истинны сіи примѣчанія, и послѣдствіе. Въ прочемъ онъ его вывелъ съ большимъ равнодушіемъ къ моей фамиліи нежели сколько я надѣялась отъ столь поносимаго человѣка, коему все приписываютъ неукротимыя страсти.
Не будешь ли ты мнѣ твердить о трепетаніи сердца, и разлившейся на моемъ лицѣ краскѣ, если таковыя примѣры обузданности его нрава, заставляютъ меня думать, что предполагая нѣкоторую возможность примиренія его съ моею фамиліею, нельзя отчаеваться, чтобъ онъ не могъ быть обращенъ къ добродѣтели кротостію и разумомъ.
Онъ мнѣ представилъ, что насиліе оказываемое моей свободѣ всѣмъ извѣстно, что братъ мой и сестра говорятъ обо мнѣ, какъ о избалованномъ ребенкѣ, который теперь находится въ бунтующемъ состояніи, что всѣ тѣ однакожъ, которые меня знаютъ, безъ всякаго сомнѣнія оправдываютъ мое отвращеніе къ такому человѣку, который кажется болѣе приличенъ моей сестрѣ, нежели мнѣ; что сколь онъ ни нещастливъ тѣмъ, что не могъ большаго произвесть впечатлѣнія надъ моимъ сердцемъ, всѣ меня ему вручаютъ, что самые его враги не находя никакого предлога къ препятствію въ его породѣ, богатствѣ и надеждѣ, полагаютъ противъ него одно выраженіе, которое онъ при помощи божіей и моего примѣра, обѣщается отвратить на всегда, поколику начинаетъ чистосердечно познавать свои заблужденія и угнѣтеніе ихъ, хотя они не столько страшны, какъ изображены злобою и завиствію; но что онъ сей пунктъ тѣмъ скорѣе оставляетъ, что лучше должно говорить дѣлами, нежели обѣщаніями. Потомъ пріемля сей случай за способный къ изьявленію мнѣ учтивости, онъ говорилъ, что любя всегда добродѣтель, хотя и нестрого наблюдалъ ея уставы, почитаетъ качества моей души неразрывною своею цѣпью, и посправедливости можетъ сказать, что прежде, нежели узналъ меня, онъ ничего не находилъ, что бы могло уничтожить въ немъ нещастливый относительно супружества предразсудокъ, который до того времени дѣлалъ его нечувствительнымъ къ желаніямъ и прозьбамъ всѣхъ его родствениковъ.
Ты видишь, любезный другъ, что онъ откровенно говоритъ о себѣ такъ, какъ и его враги. Я согласна, что такая откровенность въ толь мало выгодномъ для его чести пунктѣ, дѣлаетъ вѣроятными прочія его увѣренія. Кажется мнѣ, что я не легко бы обманулась лицемѣрствомъ, а особливо въ такомъ человѣкѣ, который по-читается за весьма вольнаго, если онъ самъ о себѣ столь странно изьясняется въ такомъ возрастѣ, въ которомъ сія убѣдительность весьма рѣдка. Привычка, думаю я, не столь удобно искореняется. Мы всегда примѣчали, что онъ свободно сообщалъ свои мысли, и поступокъ съ нимъ моей фамиліи довольно доказываетъ, что не можетъ служить рабски изъ единого корыстолюбія. Сколь жалко, что въ семъ нравѣ, изьявляющемъ столь похвальныя качества, добрыя склонности помрачены, и какъ бы потушены порокомъ. Намъ говоритъ, что онъ имѣетъ лучшій умъ, нежели сердце. Но думаешь ли ты въ самомъ дѣлѣ, чтобъ онъ могъ имѣть весьма худое сердце? Вся его фамилія не укоризненна, выключая только его. О госпожахъ говорятъ съ удивленіемъ. Но я опасаюсь подвергнуть себя упреку, котораго желаю избѣгнуть. Однако весьма бы далеко простирали осужденіе, если бы упрекали женщину въ воздаваемой ею честному человѣку справедливости и въ выгодномъ ея объ немъ мнѣніи, когда ей безпрепятственно позволяютъ воздавать такую же справедливость всякому другому человѣку.
Онъ вторично началъ меня просить о получаніи письма отъ тетки его Лаврансъ, и чтобъ я не отвергла ихъ покровительство. Онъ утверждалъ, что знатные люди, такъ какъ и добродѣтельные весьма осторожны, что и не удивительно: ибо знатность сохраняемая достойнымъ образомъ есть добродѣтель, и взаимно добродѣтель есть истинная знатность, что побужденія ихъ къ наблюденію благопристойной осторожности, суть одни и тѣ же, что оба сіи качества, одинаковое имѣютъ начало; безъ чего бы тетка его рѣшилась ко мнѣ написать; но что она желаетъ знать, хорошо ли будутъ приняты ея предложенія, тѣмъ болѣе, что по видимому они не всею моею фамиліею были бы одобрены, и что во всякомъ другомъ случаѣ, кромѣ сего неправеднаго гоненія, она бы опасалась представлять мнѣ ихъ.
Я ему отвѣтствовала, что признательность моя за сіе предложеніе не препяствуетъ мнѣ видѣть, къ чему можетъ меня довесть сей поступокъ. Я опасалась чтобъ не показать вида тщеславія, еслибы ему сказала, что прозьбы его въ семъ случаѣ заключаютъ въ себѣ нѣкоторое лукавство, и желаніе принудить меня къ такимъ мѣрамъ, отъ которыхъ не легко можно избавиться. Но я ему говорила, мало можетъ меня тронуть, что въ мысляхъ моихъ единая добродѣтель величественна, что изящный нравъ госпожъ его фамиліи больше меня поражаетъ, нежели качество сестръ Милорда М… И дочерей Пера; что хотя бы мои родственники и одобрили его сватовство, то никакъ бы я не согласилась принимать его попеченій, если бы онъ только сталъ представлять важность достоинства своихъ тетокъ; потому что тѣже самыя причины, которыя заставляютъ меня удивляться имъ, служили бы тогда возраженіями противъ него. Я его увѣряла; что съ не малымъ огорченіемъ вступила съ нимъ въ письменное сообщеніе; а особливо съ того времени, какъ таковая переписка мнѣ была воспрещена; что единый полезный плодъ, который я думала получить отъ непредвидѣннаго и нежеланнаго свиданія, есть тотъ, дабы ему обьявить, что я принуждена впредь пресѣчь всякое сношеніе, надѣюсь, что онъ не будетъ послѣ сего прибѣгать къ угрозамъ противъ моей фамиліи, дабы привесть меня въ необходимость ему отвѣтствовать.
Свѣтлость дня еще дозволяла мнѣ примѣтить, что онъ послѣ сего изьясненія принялъ на себя весьма важной видъ. Онъ столько уважаетъ свободный выборъ, говорилъ мнѣ, и оставляя средства насильствія одному Сольмсу, толикое имѣетъ презрѣніе къ сему способу, что самъ бы себя возненавидѣлъ, еслибы могъ помыслить когда нибудь, чтобъ обязать меня страхомъ. Однако надобно разобрать два случая. Во первыхъ безпрестанныя оскорбленія, содержимые при немъ лазутчики, изъ коихъ онъ одного открылъ, поношенія, простираемыя даже до его фамиліи, и тѣ, которыя на меня возвергаютъ по единому отношенію къ нему; безъ чего бы онъ признался, что не прилично ему подвергать себя имъ для меня безъ моего позволенія; всѣ сіи причины служатъ ему необходимымъ закономъ къ изъявленію справедливаго его гнѣва. Должно ли честному человѣку, спросилъ онъ меня, сносить столько обидъ, если бы онъ не былъ удерживаемъ такимъ побужденіемъ, каково есть то, чтобъ мнѣ угождать. Во вторыхъ онъ меня просилъ разсмотрѣть, дозволяетъ ли мое положеніе дѣлать нѣкоторое отлагательство въ принятіи средствъ, которыя онъ предлагаетъ мнѣ въ послѣдней крайности. Въ прочемъ предложеніе его тетки ни къ чему меня необязываетъ. Я могу принять сіе покровительство, не навлекая на себя необходимость принадлежать ему, если найду какую нибудь причину къ охужденію его поведенія.
Я ему отвѣчала, что ето означалобы обманъ, и что я не могу предаться въ покровительство его друзей, не заставя думать, что имѣю другіе виды.
Думаетели вы, прервалъ онъ, чтобъ публика иначе толковала насильствіе содержащее васъ въ неволѣ? Вы должны разсудить сударыня, что не имѣете больше свободы въ выборѣ, и что вы находитесь во власти тѣхъ, которые намѣрены васъ принудить къ исполненію своей воли. Предложеніе мое вамъ есть то, чтобъ принять услуги отъ моей тетки, и не прежде оными пользоваться, какъ употребивъ все къ избѣжанію необходимости оныхъ. Позвольте мнѣ сказать также, что если вы съ сей минуты пресѣчете переписку, на которой вся моя надежда основывалась, если не рѣшились загладить худшее изъ всѣхъ золъ, то весьма очевидно, что вы погибнете отъ того. Худшее! я разумѣю для меня одного; ибо оно не можетъ быть таковымъ для васъ. Тогда какъ могу только стерпѣть сіе предположеніе? И такъ справедливо, что вы будете принадлежать Сольмсу! Но клянусь всемъ священнымъ что ни онъ, ни вашъ братъ, ни ваши дядья не возпользуются своею побѣдою. Сколь для меня постыдно таковое ихъ торжество!
Сильная его запальчивость меня устрашила. Я оказала справедливое свое огорченіе; но онъ бросясь еще къ моимъ ногамъ говорилъ; не разлучайтесь со мною для Бога, не оставте меня въ томъ отчаяніи, въ которомъ я нахожусь! Не разкаяніе мое о данной клятвѣ повергаетъ меня къ вашимъ ногамъ; я ее повторяю еще въ семъ ужасномъ предположеніи. Но не почтите сіе угрозою, дабы склонить васъ страхомъ на мою сторону. Если сердце ваше, продолжалъ онъ вставши, повелѣваетъ вамъ слѣдовать родительской волѣ, или лучше сказать братней, и предпочесть Сольмса, то я конечно отомщу тѣмъ, которые оскорбляютъ меня, и родственниковъ моихъ; но потомъ изторгну свое сердце собственными руками, дабы его наказать за его преданность къ такой женщинѣ, которая способна къ сей предпочтительности.
Я ему сказала, что сіи слова меня озлобляютъ, но что онъ можетъ себя увѣрить, что я никогда не буду женою г. Сольмса, не заключая однакожъ изъ того что нибудь въ свою пользу, потому что я тоже самое обьявила своей фамиліи предполагая, что нѣтъ другаго занимающаго мое сердце.
По крайней мѣрѣ согласилась бы я дѣлать ему честь свою перепискою. Надѣясь показать больше успѣховъ въ моемъ почтеніи, онъ никакъ не можетъ снести лишенія единой милости имъ полученной.
Я ему говорила, что если злоба его противъ моей фамиліи не утишилась, то я не отрекаюсь, по крайней мѣрѣ на нѣкоторое время, и даже до окончанія настоящихъ моихъ злощастій продолжать переписку, въ которой сердце мое непрестанно меня упрекаетъ, какъ онъ отъ собственнаго своего чувствуетъ упреки, (съ нетерпѣливостію перехватилъ) за то, что сноситъ все то, что надобно терпѣть когда разсуждаетъ, что сія необходимость наложена на него не мною, для которой самыя жесточайшія мученія были бы ему пріятны, но чрезъ онъ не окончилъ сей рѣчи.
Я ему откровенно обьявила, что онъ сіе долженъ приписать самому себѣ, коего не порядочные нравы укрѣпляютъ сторону его противниковъ. Но весьма не справедливо, сказала я ему, говорить съ выгодою о такомъ человѣкѣ который самъ ни мало не уважаетъ своей чести.
Онъ старался оправдать себя, но я ему отвѣчала, что хочу судить о немъ по собственному его правилу, т. е. по его дѣламъ, безъ коихъ мало можно полагаться на слова.
Если бы враги его, перехватилъ онъ, не были столь сильны и рѣшительны, или если бы они не оказали своихъ намѣреній жестокими насиліями, то охотно бы онъ согласился повергнуть себя шестимѣсячному или годовому испытанію. Но онъ увѣренъ, что всѣ ихъ виды ограничивались бы продолженіемъ одного мѣсяца, и мнѣ болѣе всѣхъ извѣстно, должно ли надѣяться нѣкоторой перемѣны со стороны моего отца.
Я ему говорила, что прежде, нежели буду искать другаго покровительства, желаю испытать всѣ средства, которыя мнѣ могутъ внушить мое почтеніе и довѣренность, коей еще меня не лишили нѣкоторыя особы фамиліи, и если ни въ чемъ не буду имѣть успѣха, то отдать имъ землю, которая толикую возбудила противъ меня зависть, почитаю надежнымъ способомъ.
Онъ ни мало не противится такому опыту, сказалъ онъ мнѣ. Не предлагаетъ мнѣ другаго покровительства, пока необходимость принудитъ меня онаго искать. Но дражайшая Кларисса, говорилъ онъ мнѣ, ухватя мою руку; и прикладывая ее съ великимъ трепетаніемъ къ своимъ губамъ, если уступка сей земли можетъ окончить ваши мученія; то отдайте оную немедлѣнно, и будьте моею. Я одобрю всею моею душею сей вашъ поступокъ. Таковое увѣреніе, любезная пріятельница, не безъ великодушія. Но когда нужны только льстительныя слова, то чего не предпринимаютъ мущины, дабы получить повѣренность женщины.
Съ великимъ трудомъ я возвратилась отъ него на дорогу лежащую къ замку, и при наступленіи ночи страхъ мой усугублялся. Я не могу сказать, чтобъ онъ происходилъ отъ его поступка. Напротивъ того онъ мнѣ подалъ наилучшее противъ прежняго о себѣ мнѣнія, отъ котораго ни мало не уклонялся въ продолженіи сего переговора. Если онъ горячился сильно при единомъ предположеніи, что Сольмсъ можетъ быть предпочтенъ; то сей жаръ извинителенъ въ такомъ человѣкѣ, который почитаетъ себя весьма влюбленнымъ, хоть онъ весьма малое можетъ произвесть надо мною впечатлѣніе.
Отходя онъ просилъ моего благоволенія съ сильнѣйшими убѣжденіями, но съ такимъ подобострастіемъ, какъ и горячностію, не говоря о другихъ милостяхъ, хотя и изьявилъ мнѣ нѣкоторымъ образомъ свое желаніе къ другому свиданію, о которомъ я ему запретила навсегда думать въ томъ же мѣстѣ. Я признаюсь тебѣ, любезный другъ, тебѣ которой малѣйшая моя сокровенность должна казаться преступленіемъ, что доказательства его, почерпнутыя изъ настоящихъ моихъ злощастій относительно къ будущему времени, начинаютъ меня ужасать, дабы не быть принужденною принадлежать которому нибудь изъ сихъ двухъ мущинъ, и если сіе избраніе необходимо, то я думаю, что ты меня не будешь порицать, если я тебѣ открою, которой изъ двухъ долженъ быть предпочтенъ; ты мнѣ сама говорила о томъ, который недостоинъ сего преимущества. Но истинная моя предпочтительность есть къ дѣвическому состоянію; и я еще не совершенно потеряла надежду къ полученію свободы на сей щастливый выборъ.
Я пришла въ свой покой, не будучи ни чѣмъ примѣчена. Однако страхъ о семъ понятіи, ввергнулъ меня въ толикое смятеніе, что я гораздо болѣе чувствовала онаго при начатіи сего письма, нежели сколько должно было, изключая ту первую минуту, въ которую онъ меня увидѣлъ; ибо тогда силы мои едва не ослабѣли; и чрезмѣрно щастливо, что въ такомъ мѣстѣ, въ которомъ онъ меня нашелъ, въ толь поразительномъ ужасѣ, и будучи одна съ нимъ не поверглась безъ чувствъ на землю.
Я недолжна также позабыть, что когда ему выговорила за его поступокъ въ церквѣ, онъ мнѣ признавался, что несправедливо описали мнѣ сіе произшествіе, что онъ не думалъ тамъ меня видѣть, но надѣялся имѣть случай поговорить съ учтивостію съ моимъ отцемъ, и получить позволеніе проводить его до замка, что докторъ Левинъ не совѣтовалъ ему въ такомъ случаѣ подходить ни къ кому изъ фамиліи, показавъ ему всеобщее смятеніе произведенное его присудствіемъ. Не то было его намѣреніе, увѣрялъ онъ меня, чтобъ показать свою гордость и надменность, и если кто его въ томъ обвиняетъ, то не по какой другой причинѣ, какъ по единому дѣйствію сей безпокойной воли, которую онъ противъ своего огорченія находитъ непобѣдимою, и когда онъ привѣтствовалъ мою мать, то такуюже учтивость желалъ оказать всѣмъ находившимся на лавкѣ особамъ, какъ и той, которую онъ съ чистосердечіемъ почитаетъ.
Если можно въ семъ на него полагаться; и въ самомъ дѣлѣ едва могу себя увѣрить, чтобъ онъ стараясь мнѣ нравиться, сталъ презирать всю мою фамилію, то вотъ примѣръ ненависти, которая изображаетъ все ложными красками. Однако, если бы Хорея не хотѣла услужить своимъ господамъ, то для чегобъ ей приносить мнѣ столь предосудительныя для него вѣсти? онъ ссылается на доктора Левина для своего оправданія: но увы. Я лишена того удовольствія, чтобъ, видѣть сего честнаго человѣка, и всѣхъ тѣхъ, отъ коихъ бы могла получать полезныя совѣты въ злощастномъ своемъ положеніи. Въ прочемъ я думаю, что мало бы было виноватыхъ въ свѣтѣ, если бы всѣ обвиняемые или подозрѣваемые свободно могли расказать свои приключенія, и если бы имъ вѣрили по-собственному ихъ свидѣтельству.
Ты не будешь жаловаться, чтобъ сіе письмо было весьма кратко. Но иначе не можно бы было помѣстить всѣ подробности столь точно, какъ ты требуешь. Не забуть любезная пріятельница, что послѣднее твое письмо было отъ 9 числа.
Письмо XXXVII.
АННА ГОВЕ къ КЛАРИССѢ ГАРЛОВЪ.
Воскресенье 19 Марта.
Прошу извиненія, дражайшая моя пріятельница, что я тебѣ подала причину напомянуть мнѣ о числѣ послѣдняго моего письма. Я представила, сколько возможно въ своей памяти дѣла разумныхъ твоихъ родственниковъ, въ томъ мнѣніи, что ты скоро склонишся на ту или другую сторону, и что тогда я буду имѣть нѣкоторый степень достовѣрности, на которомъ бы могла утверждать свои примѣчанія. Въ самомъ дѣлѣ я тебѣ написала то, чего бы не было во многихъ письмахъ? Тебѣ извѣстно, что я только могу поносить глупыхъ твоихъ гонителей; но таковый слогъ не по твоему вкусу. Я тебѣ совѣтовала возвратить себѣ землю; ты отвергаешь сіе мнѣніе. Не можешь снести той мысли, чтобъ принадлежать Сольмсу, и Ловеласъ рѣшился имѣть тебя своею, какія бы препятствія въ томъ ни полагали. Я увѣрена, что ты не можешь миновать выбора которого нибудь изъ нихъ. Посмотримъ, какія будутъ первые ихъ поступки. Въ разсужденіи Ловеласа, когда онъ разказываетъ собственную свою исторію, кто бы осмѣлился сказать, что онъ находясь со мною съ такою скромностію, и имѣя столь добрыя намѣренія въ церквѣ, былъ подверженъ малѣйшему нареканію? Злобные тѣ люди, которые возстаютъ противъ самой невинности! Но пождемъ, говорю я, первыхъ ихъ поступковъ, и на что ты рѣшишся. Разсужденія мои тогда будутъ соразмѣрны моему свѣденію.
Въ разсужденіи перемѣны твоего искуства въ письмахъ твоихъ къ дядьямъ, брату и сестрѣ, потому что они за удовольствіе почитаютъ приписывать тебѣ предубѣжденіе къ Ловеласу, и что всѣ твои отрицанія послужили только къ укрѣпленію приводимыхъ ими противъ тебя доказательствъ, я признаю, что ты весьма хорошо поступила, чтобъ ихъ оставить при сихъ подозрѣніяхъ, и испытать то, что ты можешь получить отъ нихъ симъ способомъ. Но если… Будь нѣсколько терпѣлива, любезная пріятельница. Ты почла за долгъ защитить сама перемѣну твоихъ поступокъ; и если ты мнѣ говоришь откровенно, какъ другъ своему истинному другу, то надобно, чтобъ и я тебя нѣсколько потревожила. Посмотримъ, ибо я не могу удержать своего пера.
Если ты къ сей перемѣнѣ своихъ поступокъ не имѣла другой причины, какъ той, которую ты мнѣ изьяснила, то прими на себя трудъ разсмотрѣть, что должно думать о сей причинѣ, почему бы твоя пріятельница могла терпѣть, чтобъ ты была похищена безъ своего свѣденія.
Когда кто чувствуетъ простуду, то во первыхъ старается узнать, какъ оную получилъ, и по довольномъ изслѣдованіи, или оставляетъ оную на произволъ природы, или употребляетъ средства для отвращенія ея, когда она бываетъ несносна. Равнымъ образомъ, любезный другъ прежде, нежели истинная или мнимая твоя болѣзнь учинится толь несносною, что принудитъ тебя къ діетѣ; позволь мнѣ искать съ тобою вмѣстѣ ея начала. Я увѣрена, что съ одной стороны безразсудное поведеніе твоихъ родственниковъ, съ другой же обольщающая хитрость Ловеласа, по крайней мѣрѣ, если сей человѣкъ не больше глупъ, нежели какъ свѣтъ объ немъ думаетъ, доведутъ до сей крайности, и послужатъ въ его пользу.
Но какъ бы то ни было; Ловеласъ ли или Сольмсъ, выборъ не терпитъ изслѣдыванія. Однако почитая истинными всѣ отзывы, я бы предпочла всякаго другаго изъ твоихъ любовниковъ обоимъ имъ, сколькобъ они ни были также недостойны тебя. Въ самомъ дѣлѣ, кто можетъ быть достоинъ дѣвицы Клариссы Гарловъ?
Я желаю, чтобъ ты меня не обвинила въ томъ, что весьма часто упоминаю объ одномъ и томже. Я бы почла себя неизвинительною, (тѣмъ болѣе, что сей пунктъ не заключаетъ никакого сомнѣнія, и если нужны доказательства, то я могу оныя почерпнуть изъ многихъ мѣстъ твоихъ писемъ) неизвинительною говорю, еслибы ты мнѣ чистосердечно призналась… Въ чемъ признаться, скажешь ты мнѣ? Я думаю дражайшая моя Гове, что ты уже не приписываешь мнѣ любви.
Нѣтъ, нѣтъ. Какимъ образомъ твоя Гове можетъ имѣть такія мысли? Любовь, сіе толь скоро произносимое слово имѣетъ весьма обширное знаменованіе. Какъ же мы ее назовемъ? Ты мнѣ сообщила слово, коего смыслъ еще ограниченнѣе, но которое также нѣчто означаетъ: нѣкоторая договорная склонность. Нѣжный другъ! Не ужели я не знаю, сколько ты презираешь дѣвство, и что не можешь быть цѣломудренною, будучи столь молода и пріятна?
Но оставимъ сіи грубыя названія, и позволь, любезная пріятельница повторить тебѣ то, о чемъ я тебѣ уже сказала: т. е. что я буду имѣть право жестокія приносить на тебя жалобы, если ты стараешся въ своихъ письмахъ скрывать отъ меня, какую нибудь тайну твоего сердца.
Я тебя увѣряю, что больше буду въ состояніи подать тебѣ полезный совѣтъ, если ты мнѣ изьяснишь откровенно, сколь велика или нѣтъ твоя горячность къ Ловеласу. Ты, которая почитаешь себѣ за великую честь предвѣденіе, если я могу употребить сіе слово, и которое по справедливости заслуживаетъ оно болѣе, нежели какая нибудь особа твоего возраста; ты безъ сомнѣнія разсуждала сама съ собою о его нравѣ, и о томъ предположеніи, что должна нѣкогда ему принадлежать. Не опустила также и Сольмса и оттуда то произошло твое къ одному отвращеніе, такъ какъ договорная склонность къ другому. Откроешь ли мнѣ любезный другъ, что ты помышляла о добрыхъ и худыхъ его качествахъ, какое они произвели впечатлѣніе надъ тобою? Тогда взвѣшивая ихъ мы увидимъ, которая сторона будетъ тяжелѣ, или лучше сказать, которая въ самомъ дѣлѣ перевѣшиваетъ. Свѣденіе сокровенностей твоего сердца нужно къ удовлетворенію моего дружества. Конечно ты не страшишся повѣрить самой себѣ такую тайну. Если опасаешся, то многія по сему имѣешь причины обо мнѣ сомнѣваться. Но я утверждаю смѣло, что ты ни въ томъ ни въ другомъ не признаешся, и думаю, что ни которое изъ сихъ двухъ признаній не имѣетъ основательности.
Познай, любезный другъ, что если я когда нибудь оказывала шутки, которые заставили тебѣ обратить вниманіе на саму себя, особливо въ такомъ случаѣ, въ которомъ бы ты могла ожидать отъ наилучшаго твоего друга постояннѣйшихъ разсужденій, то сего никогда не было при чтеніи тѣхъ мѣстъ твоихъ писемъ, въ которыхъ ты изъяснялась съ довольною откровенностію, не подавая никакого сомнѣнія о своихъ мысляхъ; но только тогда, когда ты старалась утаевать, когда употребляла новыя обороты къ изображенію общихъ вещей, когда говорила о любопытсвѣ, о договорной склонности. И скрывала подъ словами, требующими всякой проницательности, измѣнническія дѣйствія, какъ бы то священное дружество, въ которомъ мы клялись взаимно.
Вспомни, что ты нѣкогда мои видѣла недостатки. Тогда ты показала всю силу своихъ правъ. Я тотчасъ тебѣ призналась, что единою своею гордостію отторгала любовь. Ибо я не могла снести того понятія, чтобъ кто нибудь имѣлъ власть причинить мнѣ малѣйшее безпокойствіе. Въ прочемъ человѣкъ тотъ, съ которымъ я имѣла дѣло весьма мало могъ стоить твоего. И такъ я могла сіе приписать сколько моему неблагоразумію, столько его надо мною владычеству.
Сверьхъ того ты на меня вооружилась сперьва за мое любопытство, и когда я доведена до договорной склонности, ты помнишь, что случилось. Сердце мое престало трепетать для него: окончимъ. Но кстати сіе напомнить, что любовникъ мой не столько былъ прелестенъ, какъ твой; мы четыре дѣвицы: Бидулфъ, Лоиза, Камліонъ и я, требуемъ твоего мнѣнія на разрѣшеніе важнаго пункта; т. е. сколько красота насъ можетъ обязывать. Сей случай въ твоемъ положеніи не чрезвычайный. Мы тебя также спрашиваемъ, должно ли почитать за что нибудь красоту въ томъ человѣкѣ, который оною гордится; потому что по твоимъ примѣчаніямъ, таковое тщеславіе подаетъ справедливую причину сомнѣваться о внутреннемъ достоинствѣ.
Ты почитаешь его порокомъ, отъ котораго ты изъята, такъ какъ и отъ всѣхъ другихъ, хотя въ тебѣ, яко образцѣ нашего пола, соединены всѣ красоты и пріятности, и по сему всегда имѣла большее право утверждать, что онъ неизвинителенъ въ женщинѣ.
Надобно тебѣ объявить, что не давно мы о сей матеріи разговаривали. Лоиза просила меня отписать къ тебѣ для изтребованія твоего мнѣнія, коему мы какъ тебѣ извѣстно, всегда покорялись въ небольшихъ своихъ спорахъ. Я надѣюсь, что ты при жестокихъ своихъ безпокойствіяхъ найдешь свободное время для удовлетворенія нашему чаянію. Никто болѣе тебя не показываетъ свѣденія и пріятности во всѣхъ тѣхъ предмѣтахъ, о которыхъ ты разсуждаешь. Изьясни намъ также, какъ можетъ быть, чтобъ столько старающійся о украшеніи своего лица, хотя оно и весьма мало того требуетъ, не показалъ себя глупцомъ предъ одною особою. Да послужатъ сіи вопросы къ твоему увеселенію, по крайней мѣрѣ если второй изъ нихъ можетъ быть предложенъ безъ всякаго огорченія. Одинъ предмѣтъ сколькобъ важенъ нибылъ, не доволенъ занять толь обширный духъ, каковъ есть твой. Но если въ самомъ дѣлѣ ни тотъ, ни другой тебѣ не понравился; то причти сію прозьбу тѣмъ моимъ дерзновенностямъ, которыя ты мнѣ прощала.
Анна Гове.
Письмо XXVIII.
КЛАРИССА ГАРЛОВЪ къ АННѢ ГОВЕ.
Въ Понедѣльникъ 20 Марта.
Письмо твое столь чувствительно меня тронуло, что я не могла отвратить той нетерпѣливости, которая принуждаетъ меня отвѣтствовать на оное. Я хочу изьясниться чисто, безъ околичностей, словомъ, съ такою откровенностію, которая прилична взаимному нашему дружеству.
Но позволь сперва мнѣ объявить съ признательностію, что если во многихъ мѣстахъ своихъ писемъ подала столь не сомнительныя доказательства своего почтенія къ Ловеласу, что ты почла за долгъ пощадить меня для ихъ ясности, то сіе изьявляетъ великодушіе достойное тебя.
Думаешь ли ты, чтобъ былъ въ свѣтѣ столь беззаконный человѣкъ, который бы не подалъ случая тѣмъ, кои сомнѣваються о его свойствѣ, быть довольными имъ въ одно, нежели другое время? И когда онъ въ самомъ дѣлѣ его неопускаетъ; то несправедливо ли говоря объ немъ, употреблять возраженія соразмѣрно съ его поступкомъ? Я приписываю оказывающему мнѣ услуги человѣку столько справедливости, какъ бы ему не была одолжена ими. Кажется мнѣ, что обращать право его почтенія къ собственному его предосужденію, покрайнѣй мѣрѣ, когда онъ не подаетъ къ тому другой причины, есть столь тиранскій поступокъ, что я бы не захотѣла быть такою, которая позволяетъ себѣ сію жестокость. Но хотя я стараюсь не преступать предѣловъ справедливости; можетъ быть трудно воспятить, чтобъ тѣ, коимъ извѣстны виды сего человѣка, не полагали во мнѣ нѣкотораго пристрастія въ его пользу, а особливо если такія имѣетъ мысли та женьщина, которая будучи сама нѣкогда подвержена искушеніямъ, желаетъ возторжествовать, видя свою пріятельницу столькоже слабую, какъ и она. Благородныя души, старающіеся объ одномъ совершенствѣ, заслуживаютъ по моему мнѣнію нѣкоторое извиненіе въ сей великодушной рѣвности.
Если духъ мщенія имѣетъ нѣкоторое участіе въ семъ разсужденіи; то сіе мщеніе, любезный другъ, должно разумѣть въ умѣреннѣйшемъ смыслѣ. Я люблю твои шутки, хотя въ случаѣ они могутъ причинить нѣкоторое огорченіе. Искренняя душа, которая потомъ познаетъ, что не столько колкости, сколько дружества заключается въ выговорѣ, обращаетъ всѣ свои чувствованія къ признательности. Знаешь ли ты, къ чему сіе клонится? Можетъ быть въ семъ письмѣ я покажу нѣкоторый видъ огорченія безпристрастно. Сіе изьясненіе, любезный другъ, будетъ также относиться къ моей чувствительности, которую ты могла примѣтить въ другихъ письмахъ; и отъ которой я, можетъ быть неболѣе могу впредь уклоняться. Ты мнѣ часто напоминаешь, что я недолжна желать пощады.
Я не помню чтобъ ты что нибудь написала о семъ человѣкѣ, которое бы не служило болѣе къ его порицанію, нежели къ похвалѣ. Но если ты о немъ судишь иначе, то я не заставлю тебя искать тому доказательствъ въ моимъ письмахъ. По крайнѣй мѣрѣ наружные виды должны были свидѣтельствовать противъ меня, и мнѣ надлежитъ представить ихъ въ истинномъ порядкѣ. Довольно могу тебя увѣрить, что какъ бы ты ни толковала мои слова, я никогда не желала изьясняться съ тобою съ малѣйшею скрытностію; я къ тебѣ писала съ совершенною откровенностію сердца, какой только требовалъ случай. Если бы я думала притвориться, или какою нибудь причиною къ тому была принуждена, то не подалабы можетъ быть повода къ твоимъ замѣчаніямъ, о моемъ любопытствѣ въ извѣдываніи того, какія обо мнѣ имѣетъ мысли Ловеласова фамилія, о моей договорной склонности и о другихъ сему подобныхъ пунктахъ.
Я тебѣ признавалась прежде съ искренностію друга, какія мои были намѣренія относительно къ первому пункту, и въ томъ охотно ссылаюсь на выраженія моего письма. Въ разсужденіи втораго, я старалась показать себя такою, какъ прилично особѣ моего пола и свойства, въ злощастномъ состояніи, въ которомъ ее обвиняютъ въ противной должности любви, полагая предмѣтомъ ея страсти человѣка худыхъ нравовъ. Конечно ты одобряешь мое желаніе, чтобъ показать себя въ надлежащемъ видѣ, когда бы я не имѣла никакого другаго намѣренія, какъ заслужить продолженіе твоего почтенія.
Но дабы оправдать себя въ скрытности… Ахъ любезный другъ, надобно здѣсь остановиться.
Письмо XXXIX.
КЛАРИССА ГАРЛОВЪ къ АННѢ ГОВЕ.
Въ понедѣльникъ 20 Марта.
Письмо сіе увѣритъ тебя о тѣхъ причинахъ, которыя побудили меня прервать столь поспѣшно къ тебѣ отвѣтъ, и которыя можетъ быть не дозволяютъ мнѣ его окончить, и послать къ тебѣ скорѣе, нежели завтра, или въ слѣдующій день, тѣмъ болѣе, что я много имѣю сказать о предложенныхъ отъ тебя мнѣ вопросахъ. Теперь я должна тебя увѣдомить о новомъ покушеніи моихъ родственниковъ при посредствѣ Госпожи Нортонъ.
Кажется, что они вчера просили ее быть здѣсь сего утра для полученія ихъ наставленій и для употребленія власти, которую она имѣетъ надо мною. Я думаю, что они надѣялись изъ сего по крайнѣй мѣрѣ сходнаго съ ихъ намѣреніями поступка, т. е. чтобъ представить меня неизвинительною предъ собственными ея глазами, и показать неосновательность частыхъ ея жалобъ моей матери о претерпѣваемой мною строгости. Увѣреніе мое о не предубѣжденіи сердца, послужило имъ доказательствомъ къ уличенію меня въ упорствѣ и развратности; потому что они съ справедливостію думаютъ заключить, что не имѣя ни къ кому особенного уваженія, возраженія мои происходятъ только отъ сихъ двухъ причинъ. Теперь, какъ я, дабы лишить ихъ сего оружія, подала нѣкоторый поводъ предполагать во мнѣ чувствованія предпочтительности, рѣшились они приступить скорѣе къ исполненію своего расположенія, и въ семъ намѣреніи призвали себѣ на помощь сію почтенную женьщину, къ которой какъ имъ извѣстно, имѣю я отличнѣйшее почтеніе.
Она пріѣхала по собраніи моего отца, матери, брата, сестры, двухъ дядьевъ, и тетки Гервей, которые ее ожидали.
Братъ мой увѣдомилъ ее съ начала о всемъ, что ни происходило со времени послѣдняго ея со мною свиданія. Онъ ей читалъ нѣкоторыя мѣста изъ моихъ писемъ, гдѣ по ихъ толкованію, признавалась я въ своей къ Г. Ловеласу предпочтительности. Изьяснилъ ей кратко ихъ отвѣты, послѣ того обьявилъ ихъ рѣшительность.
Послѣ него говорила моя мать: я тебѣ разскажу слово въ слово все то, что слышала отъ моей честной Нортонъ.
Изъясняла ей, съ какимъ снисхожденіемъ приняты были прочіе мои отказы; сколько старалась, чтобъ я согласилась однажды обязать всю фамилію, и сколь непоколѣбимы мои рѣшимости, о! любезная моя Нортонъ, сказала она ей; моглали ты подумать, чтобъ моя и твоя Кларисса была способна къ столь твердому противоборствію волѣ наилучшихъ родителей? Но посмотри, что ты можешь отъ ней получить. Намѣреніе уже принято и нѣтъ ни малѣйшей надежды, чтобъ мы его перемѣнили. Отецъ ея, не имѣя никакого подозрѣнія о ея послушаніи положилъ всѣ условія съ Г. Сольмсомъ. Какія условія, госпожа Нортонъ! какія выгоды для нея и для всей фамиліи! Словомъ отъ нея зависитъ соединить насъ всѣхъ справедливыми обязательствами. Г. Сольмсъ, который зная изящныя свои правила надѣется теперь своимъ терпѣніемъ, а потомъ ласковостію обязать ее сперва къ признательности и постепенно къ любви, намѣренъ смотрѣть на все сквозь пальцы.
Итакъ, госпожа Нортонъ, (такъ продолжала моя мать) если вы увѣрены, что ребенокъ долженъ покаряться власти своихъ родителей въ существенѣйшихъ, какъ и въ самыхъ маловажныхъ пунктахъ; то я прошу васъ испытать, какую вы имѣете силу надъ ея умомъ. Я не имѣю ни какой. Отца и дядьевъ ея польза есть та, чтобъ обязать насъ всѣхъ; ибо земля ея дѣда не стоитъ половины того, что для нее намѣрены сдѣлать. Если кто нибудь можетъ преодолѣть толикое упорство, то развѣ вы. И я надѣюсь что вы охотно примете на себя сію должность.
Госпожа Нортонъ спросила, позволятъ ли ей напомянуть о обстоятельствахъ прежде, нежели итти въ мой покой.
Братъ мой тотчасъ ей отвѣчалъ, что ее призвали для того, чтобъ говорить сестрѣ его, а не собранію. И вы можете ей сказать, сударыня, что дѣла съ Г. Сольмсомъ столь благоуспѣшны, что не должно быть никакой перемѣнѣ. Слѣдовательно ненужны напоминовенія ни съ вашей ни съ ея стороны.
Будьте увѣрены, Госпожа Нортонъ, сказалъ ей мой отецъ раздраженнымъ голосомъ, что мы не будемъ осмѣяны ребенкомъ. Никогда не скажутъ, что мы робкіе дураки, какъ бы не имѣли ни какой власти надъ собственною нашею дочерью; словомъ сказать, мы непотерпимъ, чтобъ она была похищена мерзкимъ развратникомъ, который хотѣлъ убить единственнаго нашего сына. И такъ повѣрите, что повиновеніе есть лучшее для нея средство. Ибо надобно ей повиноваться, пока я живъ, хотя она по безразсудной милости моего отца почитаетъ себя отъ меня независимою. Потому то съ сего самого времени она не была такою, какова была прежде. Таковое несправедливое разположеніе означаетъ мою оплошность. Но если она выйдетъ за сего подлаго Ловеласа; то я буду имѣть тяжбу до послѣдняго шилинга. Обьяви ей сіе мое признаніе, и что завѣщаніе можетъ быть уничтожено, и будетъ.
Дядья мои поборствовали моему отцу съ такимъ же жаромъ.
Братъ изьяснялся въ самыхъ сильныхъ выраженіяхъ. Неумѣреннѣе поступала и сестра.
Тетка моя Гервей сказала съ большею кротостію; что нѣтъ никакого случая, въ которомъ бы родительское разположеніе болѣе имѣло участія,. какъ въ бракѣ, и что весьма справедливо налагаютъ въ томъ на меня законы.
Съ сими наставленіями добрая сія женщина пришла въ мой покой. Она мнѣ сказала все, что ни происходило. Долгое время принуждала меня согласиться съ такою искренностію, дабы исполнить препорученное дѣло, что я не одинъ разъ заключала, что они ввязали ее въ свои выгоды. Но узнавъ не преодолимое мое отвращеніе къ ихъ любимцу, оплакивала вмѣстѣ со мною нещастіе мое. Потомъ старалась вывѣдать, чнстосердечно ли мое намѣреніе, чтобъ не вступать никогда въ супружество. Когда по довольномъ изслѣдованіи она не могла сомнѣваться о моихъ разположеніяхъ; то столько была увѣрена о принятіи такого предложенія, которое изключало Г. Ловеласа, что съ великою торопливостію отъ меня вышла; и хотя я ей представляла, что оно много разъ было употреблено безъ пользы, однако думала обезпечить меня въ успѣхѣ онаго.
Но она возвратилась вся въ слезахъ, будучи посрамлена выговорами, которыя навлекала на себя своими прозьбами. Они ей отвѣчали, что долгъ мой повиноваться, какія бы законы имъ ни угодно было на меня налагать, что предложеніе мое есть одно лукавство, дабы провесть время, что бракъ мой съ Г. Сольмсомъ можетъ ихъ удовлетворить; что они мнѣ уже то объявили, и не могутъ быть спокойны, какъ послѣ отправленія онаго, поколику имъ извѣстно, коликую власть имѣетъ Ловеласъ надъ моимъ сердцемъ; что я сама признавалась въ томъ въ своихъ письмахъ къ дядьямъ моимъ, брату и сестрѣ, хотя и отрицалась предъ моею матерію съ великимъ не добродушіемъ; что я уповаю на ихъ снисхожденіе и на власть, которую надъ ними имѣю; что они не отлучилибы меня отъ своего присудствія, если бы не знали сами, что уваженіе ихъ ко мнѣ превосходитъ гораздо болѣе то, которое я имъ оказываю; но что наконецъ они хотятъ послушанія, безъ чего я никогда не буду имѣть права на ихъ любовь, какія бы изъ того не могли быть слѣдствія.
Братъ мой сталъ выговаривать сей бѣдной женьщинѣ, что она своими ничего незначущими слезами меня только ожесточила. Духъ женскій, говорилъ онъ ей, исполненъ развратности и театральной гордости, которая въ состояніи отважить на все молодую романическую голову; такъ какъ моя, дабы возбудить жалость странными приключеніями. Возрастъ мой и умъ, сказалъ дерзкой, весьма много могутъ мнѣ найти прелестей въ меланхолической любви. Онъ говоритъ, что печаль моя, которую она изобразила въ мою пользу, не будетъ никогда для меня смертельною; но не осмѣливается думать, чтобъ она не была такою для нѣжнѣйшей и снисходительнѣйшей изъ всѣхъ матерей. Наконецъ объявилъ онъ госпожѣ Нортонъ, что она можетъ сходить еще одинъ разъ въ мой покой, но если успѣхъ не болѣе будетъ соотвѣтствовать ихъ объ ней мнѣнію; то они ея станутъ подозрѣвать въ сосѣдствіи ея такому человѣку, коего они всѣ проклинаютъ. Правда всѣ хулили таковое недостойное разсужденіе, которое пронзило до чрезвычайности сію добрую женьщину, но онъ не смотря на то прибавилъ еще безъ всякаго противорѣчія, что если опа не можетъ ничего получить отъ своего кроткаго ребенка, вѣроятно, что она такъ меня называла въ своихъ сострадательныхъ движеніяхъ; то можетъ удалиться, не возвращаться безъ призыва и оставить кроткое свое дитя въ управленіе его отца.
Истинно любезная пріятельница, не бывало никогда столь дерзкаго и столь жестокаго брата, какъ мой. Какимъ образомъ могутъ отъ меня требовать толикаго отверженія, когда позволяютъ ему столь гордо поступать съ честною и разумною женщиною.
Однако она ему отвѣчала, что всѣ его насмѣшки надъ тихостію моего нрава, ни мало не опровергаютъ истинны, какъ она можетъ въ томъ его увѣрить, что рѣдко найдешь столь кроткую душу, какова есть моя, и что она всегда примѣтила, что хорошими средствами можно было получить все отъ меня, даже и то, что было противно моимъ мыслямъ.
Тетка моя Гервей сказала на сіе, что мнѣніе столь разумной женщины заслуживаетъ нѣкоторое вниманіе; и что она сама иногда сомнѣвалась, не лучше ли бы было начать такими способами, которые обыкновенно большее производятъ впечатлѣніе надъ великодушными нравами. За что претерпѣла она выговоры отъ моего брата и сестры, которые приказали ей спросить у моей матери, не съ безмѣрнымъ ли снисхожденіемъ поступала она со мною.
Мать моя отвѣчала, что снисходительность ея довольно далеко простиралась; но надобно было признаться, какъ она о томъ весьма часто говорила, что сдѣланный мнѣ пріемъ по моемъ возвращеніи, и способъ, по которому было предложеніе отъ Г. Сольмса, не были средства, какими надлѣжало начать дѣло.
Ей зажали ротъ: ты отгадаешь кто дражайшая Гове. Другъ мой, ты всегда имѣешь съ собою нѣкоторое возраженіе, дабы извинить бунтующую дочь! Вспомни, какимъ образомъ мы съ ней поступали, ты и я. Вспомни, что ненавидимый нами подлецъ никогда бы не отважился настоять въ своихъ видахъ, еслибы упорство сей развратной твари его неободряли. Госпожа Нортонъ! (обращаясь къ ней съ гнѣвомъ) сходите еще одинъ разъ, и если надѣетесь получать что нибудь кротостію, то долгъ вашъ не воспящаетъ вамъ употребить оной, но если никакой не найдете пользы, то полно о семъ говорить.
Такъ, любезная Нортонъ, сказала ей моя мать, употребите то, что есть самое сильнѣйшее надъ ея душею. Если по щастію вы успѣете, то мы пойдемъ я и сестра моя Гервей, приведемъ ее въ своихъ обьятіяхъ для полученія благословенія отъ своего родителя и доброжелательства отъ всего собранія.
Госпожа Нортонъ пришедши ко мнѣ, повторяла съ слезами все, что ни слышала. Но послѣ всѣхъ нашихъ взаимныхъ разговоровъ я ей сказала, что она никакъ не можетъ надѣяться обязать меня къ такимъ мѣрамъ, которыя единственно были отъ моего брата, и къ коимъ я имѣю толикое отвращеніе. Она меня сжимала въ своихъ матернихъ обьятіяхъ. Я тебя оставляю, дражайшая дѣвица, сказала она мнѣ! Я тебя оставляю потому, что должно. Но заклинаю тебя ничего не предпринимать безразсудно, ничего, чтобы не было сообразно твоему качеству. Если слухъ справедливъ, то г. Ловеласъ недостоинъ тебя. Если можно тебѣ повиноваться, вникни, что долгъ тебя къ тому обязываетъ. Признаюсь, что не употребляютъ лучшихъ способовъ съ столь великодушною особою; но разсуди, что малова стоитъ послушаніе, когда оно непротивно собственнымъ нашимъ желаніямъ. Помысли о томъ, чего должно ожидать отъ такого чрезвычайнаго нрава, какъ твой. Помысли, что отъ тебя зависитъ соединить и раздѣлить на всегда твою фамилію. Хотя и весьма оскорбительно тебѣ толикое принужденіе, однако я осмѣливаюсь сказать, что по строгомъ разсмотрѣніи вещей благоразуміе твое побѣдитъ всѣ предразсудки. Чрезъ сіе покажешь ты всей фамиліи такую услугу, которая не только послужитъ къ твоей славѣ; но вѣроятно чрезъ нѣсколько мѣсяцовъ учинится для тебя непремѣннымъ и постояннымъ источникомъ покоя и удовольствія.
Разсуди, любезнѣйшая моя воспитательница, отвѣчала я ей, что не маловажнаго, ниже кратковременнаго поступка отъ меня требуютъ. Цѣлая моя жизнь отъ него зависитъ. Разсуди также, что сей законъ налагаетъ на меня властолюбивый братъ, который располагаетъ всемъ по своему произволенію. Посмотри, сколь велико мое желаніе имъ удовлетворять, когда я отрекаюсь отъ супружества, и прерываю на всегда всякое соотношеніе съ тѣмъ человѣкомъ, коего они ненавидятъ, потому что братъ мой его ненавидитъ.
Мнѣ все извѣстно, дражайшая дѣвица; но при всемъ томъ разсуди сама, что если ты останешься нещастливою отвергнувъ ихъ волю, дабы слѣдовать своей собственной; то лишишься и того утѣшенія, которое служитъ помощію честной дѣвицѣ, когда при своей подчиненности родственникамъ успѣхъ брака не соотвѣтствуетъ ихъ чаянію.
Надобно мнѣ тебя оставить, повторила она мнѣ. Братъ твой скажетъ (заплакала она), что я тебя ожесточаю своими безразсудными слезами. Въ самомъ дѣлѣ весьма несносно, что столь много обращаютъ вниманія на нравъ одного ребенка, не смотря ни мало на склонность другаго. Но я не меньше тебѣ напоминаю, что долгъ твой есть повиноваться, если ты можешь сдѣлать себѣ такое насильствіе. Отецъ твой подтвердилъ своими повелѣніями разположенія твоего брата, которыя теперь учинились его собственными. Я думаю, что нравъ Г. Ловеласа не столько можетъ оправдать твой выборъ, сколько ихъ ненависть. Довольно очевидно, что намѣреніе твоего брата есть то, дабы лишить тебя довѣренности всѣхъ твоихъ родственниковъ, а особливо твоихъ дядьевъ; но сія самая причина должна бы тебя побудить, если можно, стараться о томъ, дабы они разрушили неблагородныя его замыслы. Я буду о тебѣ молить небо. Вотъ все то, чемъ я должна тебѣ служить. Надобно мнѣ итти, чтобъ имъ объявить, что ты рѣшилась никогда не принимать Г. Сольмса. Такъ ли? Подумай Кларисса.
Такъ, любезная моя воспитательница. Вотъ еще, о чемъ я тебя могу увѣрить. никогда не произойдетъ отъ меня того, что бы было предосудительно тому попеченію, которое ты имѣла о моемъ воспитаніи. Я претерплю все, выключая то принужденіе, чтобъ вручить свою руку тому, который никогда не можетъ имѣть никакого участія въ моей любви. Я постараюсь своимъ почтеніемъ, униженностію и терпѣніемъ преклонить сердце моего отца. Но предпочту всякаго рода смерть тому злощастію, чтобъ быть женою сего человѣка.
Я ужасаюсь, сказала она мнѣ, итти съ столь рѣшительнымъ отвѣтомъ. Они припишутъ сіе мнѣ. Но позволь мнѣ разлучающейся съ тобою присоединить нѣкоторое примѣчаніе, которое я заклинаю тебя никогда не опускать изъ вида.,,Особы отличенные благоразуміемъ и такими дарованіями, какъ твои, кажется произведены въ свѣтъ для того, чтобъ возвысить своими примѣрами важность вѣры и добродѣтели. Сколько они виновны, когда заблуждаются! Коликая неблагодарность къ сему высочайшему существу, который ощастливилъ ихъ столь драгоцѣннымъ благодѣяніемъ. Какой ущербъ для свѣта? Какая рана для добродѣтели. Но я надѣюсь, что того никогда не скажутъ о дѣвицѣ Клариссѣ Гарловъ.,,
Я не могла иначе отвѣтствовать, какъ своими слезами; и когда она меня оставила, подумала, что сердце мое купно съ нею отъ меня удалилось.
Я вздумала тотчасъ сойти и послушать, какимъ образомъ она была принята. Ей сдѣланъ былъ пріемъ соотвѣтственый ея страху. Хочетъ ли она? Или не хочетъ? Не испускайте пустыхъ слезъ, госпожа Нортонъ, (ты знаешь, кто ей такъ говорилъ) рѣшилась ли она или нѣтъ покаряться волѣ своихъ родителей?
Симъ хотѣли ей зажать ротъ во всемъ томъ, что она намѣрена была говорить въ мою пользу. Если должно изьясниться ничего нескрывая, отвѣчала она; то Кларисса согласится лучше умѣреть, нежели принадлежать когда нибудь… Другому, нежели Ловеласу, перехватилъ мой братъ. Вотъ любезнѣйшіе родители, какое послушаніе вашей дочери. Вотъ кроткое дитя Госпожи Нортонъ. И такъ сударыня вы можете отсюда удалиться. Мнѣ приказано вамъ запретить всякое сношеніе съ сею развращенною дѣвицею, поелику вы имѣя со всею нашею фамиліею дружество, потворствуете намѣреніямъ каждаго изъ тѣхъ, которые оную составляютъ. Потомъ безъ всякаго противорѣчія отвелъ ее самъ къ двери безъ сомнѣнія съ симъ суровымъ и оскорбительнымъ видомъ, который надменные богачи принимаютъ на себя предъ бѣднымъ имъ не нравящимся.
Вотъ любезный другъ, какимъ образомъ лишили меня впредь совѣта разумнѣйшей и добродѣтельнѣйшей женщины, хотя я въ немъ ежедневно большую имѣю нужду. Правда я бы могла къ ней писать и получать ея отвѣты чрезъ тебя; но если станутъ ее подозрѣвать въ сей перепискѣ, то я знаю, что она не согласилась бы показать лжи, или малѣйшаго притворства; и признаніе ея послѣ полученныхъ запрещеній лишило бы ее на всегда покровительства моей матери. Етотъ пунктъ нѣсколько для нея важенъ; ибо въ послѣдней моей болѣзни я просила мать, что если умру не сдѣлавъ ничего для сей рѣдкой женщины, то сама бы она доставила ей честное пропитаніе, которое можетъ быть ей нужно, когда она не въ состояніи болѣе будетъ содержать себя своею иглою, которая нынѣ служитъ ей съ довольною выгодою.
Какіяжъ теперь будутъ ихъ мѣры? Не оставятъ ли они своихъ замысловъ узнавъ, что одно только непреодолимое отвращеніе дѣлаетъ упорнымъ сердце, которое не по природѣ не преклонно? Прощай любезная пріятельница. Что касается до тебя, то будь щастлива. Кажется чтобъ совершенно быть таковою, единаго только не достаетъ въ тебѣ свѣденія, что благополучіе твое зависитъ отъ тебя.
Кларисса Гарловъ.
Письмо XL. {*}
{* Продолженіе XXXVIII письма.}
Сонъ отъ моихъ глазъ столь далекъ, хотя уже и полночь, что берусь опять за ту матерію, которую принуждена была прервать, дабы удовлетворить твоему желанію, и тремъ нашимъ пріятельницамъ, сколько разсѣянныя мои мысли дозволятъ. Надѣюсь однакожъ, что мрачное молчаніе царствующее въ сей часъ, нѣсколько успокоитъ мой духъ.
Надобно оправдать себя совершенно въ столько же важномъ обвиненіи, какъ и то, что являю предъ нѣжнѣйшимъ моимъ другомъ. Я признаюсь сперва, что если Г. Ловеласъ кажется моимъ глазамъ сноснымъ, то симъ онъ обязанъ особеннымъ моимъ обстоятельствамъ, и смѣло утверждаю, что если бы ему противоположили человѣка разумнаго, добродѣтельнаго и великодушнаго, человѣка чувствительнаго къ нещастіямъ другаго, чтобы меня увѣрило, что онъ болѣе бы имѣлъ признательности къ уваженію обязывающаго сердца; если бы противоположили Г. Ловеласу такого качества человѣка, и употребляли бы такіяже прозьбы, дабы склонить меня къ принятію его, то я сама бы не понимала, еслибы такія же имѣли причины выговаривать мнѣ за сіе непобѣдимое упорство, въ которомъ меня нынѣ обвиняютъ. Самое лицо никакого бы мнѣ не сдѣлало затрудненія. Ибо сердце должно имѣть первое участіе въ нашемъ выборѣ, какъ истинный свидѣтель добраго поведенія.
Но при самомъ гоненіи, при безпрестанныхъ насильствіяхъ, коимъ меня подвергаютъ, признаюсь тебѣ, что иногда чувствую болѣе трудности, нежели сколько нахожу въ добрыхъ качествахъ Г. Ловеласа, чѣмъ себя оградить противъ отвращенія, которое имѣю къ прочимъ мущинамъ.
Ты говоришь, что я должна была предполагать, что могу нѣкогда ему принадлежать. Признаюсь, что имѣла иногда сіе искушеніе, и дабы отвѣчать на требованіе дражайшей моей пріятельницы, я хочу предложить ей двѣ стороны доказательствъ.
Начнемъ прежде о томъ, что служитъ въ его пользу. Когда ему доставленъ былъ входъ въ нашу фамилію, то утверждались сперва на отрицательныхъ его добродѣтеляхъ. Онъ не имѣлъ страсти къ игрѣ, къ рыстаніямъ {Извѣстно, сколько рыстанія и охотничьи снаряды разгорячаютъ Агличанъ.}, къ Лисьей ловлѣ, и къ напиточному столу. Тетка моя Гервей увѣряла насъ съ чистосердечностію о всѣхъ неудовольствіяхъ, коимъ подвержена нѣжная женщина съ пьяницею; и здравый разсудокъ увѣрилъ насъ, что трезвость не должно презирать въ человѣкѣ, поелику неумѣренность ежедневно подаетъ поводъ къ толь печальнымъ приключеніямъ. Я помню, что сестра моя особенно выхваляла сію выгодную отличность въ его нравѣ, когда имѣла нѣкоторую надежду ему принадлежать.
Его никогда не обвиняли въ скупости, ниже въ недостаткѣ щедрости, и когда навѣдывались о его поведеніи, то расточительности и безпутства въ немъ ни мало не находили. Честолюбіе его, довольно похвальное въ семъ пунктѣ, защитило его отъ сихъ двухъ пороковъ. съ другой стороны онъ всегда готовъ признавать свои проступки. Никогда не слыхали, чтобъ онъ что нибудь сказалъ не благопристойное о вѣрѣ; сей порокъ видимъ мы въ дерзскомъ Віерлеѣ, который кажется за остроуміе почитаетъ разглашать отважныя нелѣпости, кои всегда оскорбительны для постоянной души. Въ обращеніи съ нами онъ никогда не былъ достоинъ нареканія: что показываетъ, какое бы о его поступкахъ не имѣли мнѣніе, что онъ можетъ имѣть входъ въ честное общество, и вѣроятно, что въ другомъ онъ слѣдуетъ болѣе примѣру, нежели сколько самъ его подаетъ. Случай бывшій въ прошедшую субботу {Она говоритъ о свиданіи.} не мало способствовалъ ему къ успѣху въ моемъ почтеніи, со стороны скромности, хотя онъ въ тоже самое время и оказывалъ нѣкоторую неустрашимость. Со стороны породы, не можно оспоривать его преимущества надъ всѣми тѣми, которые мнѣ были предлагаемы. Если можно судить о его расположеніяхъ по сему разсужденію, которое иногда тебѣ кажется забавно.,,Что когда здравый разсудокъ бываетъ соединенъ съ истинною знатностію, и наслѣдственными отличіями, то честь сама собою придается, какъ перчатки на пальцы, (обыкновенное его выраженіе) напротивъ выскочка продолжалъ онъ, тотъ, который росъ какъ моховикъ, (другое его любимое слово) становится гордымъ своими достоинствами и титлами:,, Если таковыя мысли, говорю я, могутъ служить основаніемъ мнѣнія объ немъ, то должно заключить въ его пользу, что какимъ бы образомъ поведеніе его не соотвѣтствовало его свѣденію, однако не можетъ онъ не знать того, чего имѣютъ право требовать отъ особъ его породы. Признаніе есть половина исправленія.
Онъ имѣетъ знатное имѣніе, и то, которое должно ему достаться весьма велико… Съ сей стороны ничего не льзя сказать.
Но не можно ему, по мнѣнію нѣкоторыхъ особъ, быть нѣжнымъ и снисходительнымъ супругомъ. Тѣмъ, которые думаютъ мнѣ дать такого мужа, какъ Сольмсъ, насильственными способами, не прилично представлять мнѣ такое возраженіе. Надобно мнѣ тебѣ открыть, какимъ образомъ я о семъ размышляла сама съ собою, ибо ты должна помнить, что я еще беру выгодную сторону его нрава.
Большая часть поступковъ, коихъ женьщина должна ожидать отъ него, можетъ быть будетъ зависитъ отъ нея самой. Можетъ быть принуждена будетъ она съ такимъ человѣкомъ, который не привыкъ видѣть себѣ прекословія, соединить исполненіе повиновенія съ своимъ обѣтомъ обязывающимъ къ оному. Она должна будетъ стараться безпрестанно нравиться. Но какой тотъ мужъ, который не надѣется найти сихъ расположеній въ женѣ; а особливо если онъ не имѣетъ никакой при.чины думать, что она предпочла бы его въ своемъ сердцѣ прежде принятія сего качества? И не пристойнѣе ли и пріятнѣе повиноваться тому человѣку, коего избрали, хотя бы онъ и не всегда былъ столько справедливъ, какъ желаютъ, нежели тому, коего никогда бы не имѣли, еслибы можно было избавиться отъ союза съ нимъ? Я думаю, что какъ супружескіе законы суть произведеніе мущинъ, кои повиновеніе поставляютъ частію обязательствъ женщинъ; то сіи не должны даже въ тѣсномъ обращеніи показывать мужу, что они могутъ нарушить свой договоръ, сколькобъ удобенъ къ тому случай ни былъ, дабы онъ будучи самъ судіею, не приписалъ большую цѣну другимъ пунктамъ, кои бы онѣ уважали гораздо болѣе. Въ самомъ дѣлѣ толь торжественное условіе никогда не должно быть презираемо.
Съ сими правилами, отъ которыхъ если жена не будетъ отступать въ своемъ поведеніи, какой бы мужъ могъ поступать съ нею глупо? Жена Ловеласова, одна ли такая будетъ особа, къ которой бы онъ не оказывалъ взаимной учтивости и благосклонности? Ему приписываютъ храбрость: видѣли ли когда нибудь, чтобъ храбрый человѣкъ, если онъ нелишенъ разсудка, имѣлъ совершенно подлую душу? Общая склонность нашего пола къ мущинамъ такого свойства, основанная повидимому на нуждѣ, которую естественная наша тихость, или лучше сказать воспитаніе имѣетъ въ безпрестанномъ покровительствѣ, довольно показываетъ, что въ общемъ смыслѣ малое находится различіе между мужественнымъ и великодушнымъ.
Обратимъ всю въ худую сторону: заключитъ ли онъ меня въ покоѣ? Запретитъ ли мнѣ принимать посѣщенія отъ дражайшей моей пріятельницы, и воспятитъ ли мнѣ имѣть всякое съ нею сношеніе? Лишитъ ли меня домоводства, если не будетъ жаловаться на мое управленіе? Опредѣлитъ ли надо мною служанку, попуская ей меня оскорблять? Не имѣя родной сестры, позволитъ своимъ двоюроднымъ Монтегю, и согласится ли принять которая нибудь изъ сихъ дамъ позволеніе, чтобъ поступать со мною тираннически? И такъ для чего, помышляла я часто, для чего побуждаютъ меня жестокіе друзья, изслѣдывать различіе?
Потомъ ощущала сокровенное удовольствіе, что могу обратить такого человѣка на путь добродѣтели и чести; служить второю причиною его спасенія, предваряя всѣ нещастія, въ которыя толь предпріимчивый духъ можетъ себя низринуть, по крайней мѣрѣ если разглашеніе объ немъ справедливо.
Въ семъ мнѣніи, и когда думала, что разсудливый человѣкъ всегда удобнѣе можетъ оставить свои заблужденія, нежели другой, я признаюсь тебѣ, любезный другъ, что не легко было избѣгнуть того пути, отъ котораго съ толикимъ насиліемъ стараются меня отторгнуть. Все владычество, приписываемое мнѣ надъ моими страстьми, и которымъ по мнѣнію многихъ, дѣлаю я не малую честь своему возрасту, едва мнѣ въ томъ помогло. Придай еще, что почтеніе его родственниковъ всѣхъ изьятыхъ отъ укоризнъ, выключая его, знатно усугубило важность сей стороны.
Но разсмотримъ другую: когда я разсуждаю о запрещеніи моихъ родственниковъ, о вѣтренности, уничижающей весь нашъ полъ, еслибы оказала такую предпочтительность; совсѣмъ не вѣроятно, чтобъ моя фамилія, возбужденная встрѣчею, и содержимая въ семъ жару честолюбіемъ и хитростьми моего брата, могла когда нибудь утушить сію вражду; что по сему надлежало бы ожидать вѣчныхъ раздоровъ, казаться предъ нимъ и предъ его родственниками въ качествѣ обязанной особы, которая бы только половину имѣла того имѣнія, кое она должна за собою укрѣпить, что отвращеніе его къ нимъ есть столько же велико, какъ и то, которое они къ нему имѣютъ; что вся его фамилія ненавидима единственно для него, и что она тоже платитъ и моей; что онъ весьма худую имѣетъ славу въ разсужденіи нравовъ; и что скромной дѣвицѣ, знающей о семъ, таковая мысль должна быть несносною; что онъ молодъ, обладаемый своими страстьми, пылкаго нрава, пронырливый притомъ, и склонный къ мщенію; что мужъ такого свойства могъ бы перемѣнить мои начала и подвергнуть случаю надежду мою къ будущей жизни; что собственные его родственники, двѣ добродѣтельные тетки и дядья, отъ которыхъ онъ ожидаетъ толь великія выгоды, не имѣютъ никакой надъ нимъ власти; что если онъ имѣетъ нѣкоторыя сносныя качества, то они менѣе основываются на добродѣтели, нежели на честолюбіи; что признавая изящность нравственныхъ правилъ, и утверждая, что вѣритъ награжденіямъ и наказаніямъ въ другомъ состояніи, онъ не престаетъ жить, презирая однихъ, и попирая другихъ; что будучи увѣрена о сихъ истиннахъ, и зная довольно важность оныхъ, былабы я болѣе неизвинительна, нежели въ случаѣ невѣденія, потому что заблужденіе въ разсужденіи, есть несравненно хуже, нежели недостатокъ свѣденія въ судящей способности, когда предаюсь всѣмъ симъ размышленіямъ; то принуждена заклинать тебя любезный другъ, молить обо мнѣ всевышняго, дабы онъ не попустилъ никогда мнѣ обязать себя такими безразсудными узами, которыя могутъ меня учинить неизвинительною предъ собственными своими глазами. Ибо мнѣніе публики необходимо должно занимать второе мѣсто.
Я сказала въ его похвалу, что онъ безъ труда признаетъ свои пороки: однако весьма ограничиваю сей пунктъ. Мнѣ нѣкогда приходило на умъ, что сія искренность можетъ быть приписана двумъ причинамъ, которыя мало могутъ возбудить повѣренности; одна, что онъ столько обладаемъ своими пороками, что ни мало не старается о отверженіи оныхъ; другая, что можетъ быть предполагаетъ нѣкоторыя выгодныя слѣдствія, уличая себя въ половинѣ своего нрава, дабы другую оставить сокровенною; въ мѣсто того совокупность ничего не можетъ стоить. Сія хитрость заграждаетъ возраженія, на кои бы ему трудно было отвѣчать; она ему снискиваетъ честь искренности, когда онъ не можетъ получать другой, и когда бы строжайшее изслѣдованіе, можетъ быть, послужило къ открытію другихъ его пороковъ.
Ты согласишься теперь, что я его не защищаю; но все то, что враги его объ немъ говорятъ, не можетъ быть ложно. Я примусь опять за перо чрезъ нѣсколько минутъ.
Иногда, если ты помнишь, обѣ мы почитали его за простодушнѣйшаго и чистосердечнѣйшаго человѣка. Въ другое время казался онъ, намъ самымъ скрытнѣйшимъ и хитрѣйшимъ, такъ что послѣ одного посѣщенія, въ которомъ думали, что довольно его разсмотрѣли, въ другой разъ почитали его за непроницаемаго человѣка. Сіе примѣчаніе, любезный другъ, надобно почитать между тенію картины. Однако по подробномъ всего изслѣдованіи, ты судила объ немъ выгодно, я же утверждала, что главный его недостатокъ есть чрезмѣрная вольность, которая заставляетъ его презирать благопристойность, и что онъ весьма занятъ, что не можетъ быть способенъ къ лукавству. Ты утверждала, что когда онъ о чемъ говорить съ похвалою, то самъ истинно вѣритъ своимъ словамъ; что его перемѣны и вѣтренность суть дѣйствія его сложенія, и должны быть приняты на щотъ цвѣтущаго здравія и хорошаго согласія души и тѣла, которымъ по твоему наблюденію, купно наслаждаются; отъ куда заключила, что еслибы сей тѣсный союзъ тѣлесныхъ и душевныхъ его способностей былъ управляемъ скромностію, т. е. еслибы его живость заключалась въ предѣлахъ нравственныхъ обязательствъ, то онъ бы не былъ во всю жизнь презрительнымъ весельчакомъ.
Что касается до меня, то я тебѣ тогда сказала, и теперь еще имѣю причины вѣрить, что въ немъ не достаетъ сердца, а слѣдовательно и всего. Разсѣянная голова способна получить наилучшій оборотъ, но не можетъ быть убѣждена. Но кто даетъ сердце тѣмъ, кои его не имѣютъ? Единая высочайшая благодать можетъ перемѣнить худое сердце дѣйствіемъ, которое едва не можетъ быть чудеснымъ. Не должно ли убѣгать такого человѣка, котораго только подозрѣваютъ въ семъ порокѣ. О чемъ же помышляютъ родители? Увы! о чемъ они помышляютъ, когда ввергая дочь въ погибель, заставляютъ ее думать лучше, нежели какъ бы она могла при своемъ содѣйствіи, о подозрительномъ человѣкѣ, дабы избѣгнуть другаго, котораго она проклинаетъ?
Я тебѣ говорила, что почитаю его мстительнымъ. Подлинно часто сомнѣвалась, не лучше ли можно щитать упорствомъ оказываемую мнѣ его услужливость, когда онъ узналъ, сколько противенъ моимъ родственникамъ. Правда съ сего времени я болѣе видѣла въ немъ рвенія; но ни мало имъ не угождая, онъ почитаетъ за удовольствіе содержать ихъ въ страхѣ. Онъ приводитъ свое безкорыстіе въ извиненіе, и сія причина тѣмъ вѣроятнѣе кажется, что ему извѣстно, что они могли бы обратить въ его пользу стараніе его имъ нравиться. Въ прочемъ я не отрицаю, что онъ не безъ причины думаетъ, что самая униженнѣйшая покорность была бы отвергнута съ его стороны, и должна также сказать, что для обязанія меня онъ согласится къ примиренію, если бы я подала нѣкоторую надежду въ успѣхѣ. Въ разсужденіи его поступка въ церквѣ въ прошедшее Воскресенье, я не много полагаюсь на его оправданіе, ибо думаю, что гордость его являлась тутъ подъ предлогомъ скромныхъ намѣреній. Хорея, которая ему непріятельница, могла ли въ томъ обманутеся?
Я не полагаю въ немъ столь глубокаго познанія человѣческаго сердца, какъ нѣкоторые думаютъ. Не помнишь ли ты, сколько его поражало общее разсужденіе, которое онъ нашелъ въ первой книгѣ нравственности? Въ одинъ день, какъ онъ жаловался съ угрозами на злословіе противъ него обращаемое, я ему сказала:,,что онъ долженъ его презирать, если невиненъ, еслиже правда, то мщеніе не,сотретъ пятна, что никогда не заглаждали шпагою свои проступки; что онъ можетъ исправляя себя въ порокѣ, приписываемомъ ему непріятелемъ, перемѣнить ненависть сего непріятеля въ дружество, вопреки самыхъ его разположеній, что должно почесться благороднѣйшимъ мщеніемъ; ибо непріятель не можетъ желать ему исправленія недостатковъ, въ коихъ онъ его обвиняетъ.,,
Намѣреніе, сказалъ онъ мнѣ, уязвляетъ. Почему такъ,отвѣчала я ему,,,когда оно не можетъ уязвить безъ исполненія? Противникъ продолжала я,,держитъ только шпагу, вы сами на нее набѣгаете. И почто питать чрезмѣрную злобу, утушеніе которой учинилобы васъ наилучшимъ во всю жизнь?,, Какія могутъ быть познанія такого человѣка, который былъ весьма удивленъ сими разсужденіями? Однако можетъ статься, что онъ полагаетъ удовольствіе въ мщеніи, почитая тотъ же порокъ неизвинительнымъ въ другомъ. Не одинъ бы онъ охуждалъ въ другомъ то, что себѣ самому прощаетъ.
Для сихъ причинъ, любезная пріятельница, узнавъ, сколько перевѣшиваетъ одна сторона другую, я тебѣ сказала въ ономъ письмѣ: Ни за что въ свѣтѣ не хочу имѣть къ нему того, что можетъ назваться любовью: и не мало преступала предѣлы благоразумія предположеніемъ договорной склонности, надъ которой ты столько смѣялась.
Но ты скажешь: какое всѣ сіи слова имѣютъ отношеніе до существа дѣла? Ето одни только умоположенія; ты не умаляешъ тѣмъ къ нему любви. Признайся, имѣешь ли ты ее, или нѣтъ, любовь, подобно ипохондрической болѣзни, не менѣе вкореняется, хотя не имѣетъ справедливыхъ причинъ, коимъ бы могла ее приписать; и сіе-то служитъ основаніемъ твоихъ жалобъ на мое притворство.
Хорошо, любезный другъ; поелику ты сего желаешь непремѣнно, то я думаю, что при всѣхъ его недостаткахъ имѣю болѣе къ нему склонности, нежели къ какой способною когда нибудь себя почитала. И еще большую, изслѣдовавъ всѣ его недостатки, нежели какую бы должна имѣть. Думаю также, что производимыя на меня гоненія могутъ мнѣ еще болѣе ея внушить, а особливо, когда я воспоминаю въ его пользу обстоятельства послѣдняго нашего свиданія, и съ другой стороны ежедневно вижу новыя опыты тиранства. Словомъ, я тебѣ скажу чистосердечно, чтоесли бы недоставало въ немъ чего нибудь со стороны нравовъ, то я бы предпочла его всѣмъ мущинамъ.
Вотъ скажешь ты мнѣ, что ты называешь условною склонностію! Ласкаюсь любезная пріятельница, что ничего болѣе. Я никогда нечувствовала любви, и такъ позволяю тебѣ судить, она ли ето или нѣтъ. Но осмѣливаюсь сказать, что если ето она, то не почитаю его за столь сильнаго обладателя, за столь неукротимаго побѣдителя, какимъ его представяютъ, и думаю, что дабы быть не преодолимымъ, онъ долженъ больше получить ободренія, нежели сколько я ему подала; потому что довольно увѣрена, что могу еще безъ трепетанія сердца отрещись отъ одного изъ сихъ двухъ, дабы оскорбиться отъ другаго.
Но поговоримъ основательнѣе. Если справедливо, любезный другъ, что особенное несчастіе моего состоянія принудило, или если ты такъ думаешь, обязало меня склонностію къ Г. Ловеласу, и что сія склонность по мнѣнію твоему превратилась въ любовь; то ты, которая способна къ толь нѣжнымъ впечатлѣніямъ дружества ты, которая имѣешь столь высокое мнѣніе о нѣжности нашего пола, и которая теперь столь чувствительна къ злощастіямъ любящей тебя особы, должнали оскорблять столько сію нещастную пріятельницу, въ такомъ пунктѣ; а особливо когда она не старалась, какъ ты думаешь, то доказать многими мѣстами моихъ писемъ, остерегаться отъ твоей проницательности? Можетъ быть нѣкоторыя изустныя насмѣшки были къ стати, наипаче еслибы твоя пріятельница была при концѣ своихъ бѣдствій, и когда бы она притворялась, безпорочно воспоминая протедшее. Но разточать ихъ съ забавностію, и съ нѣкоторымъ торжествующимъ видомъ на бумагѣ; подлинно любезный другъ, (и я не столько говорю для своей пользы, сколько для чести твоего великодушія; ибо я тебѣ не однократно повторяла, что шутки твои мнѣ нравятся.) таковыя поступки не великую приносятъ тебѣ славу, по крайнѣй мѣрѣ, если разсмотрѣть важность пункта, и твоихъ собственныхъ мнѣній.
Я останавливаюсь здѣсь, дабы ты о семъ нѣсколько размыслила.
Приступимъ къ тому вопросу, чрезъ которой ты желаешь узнать, какую силу по моему мнѣнію лицо должно имѣть въ обязаніи нашего пола. Кажется мнѣ, что какъ требованіе твое касается до меня особливо, то я должна изьяснить тебѣ вообще свои мысли, но также разсмотрѣть сей предмѣтъ въ отношеніи къ частному моему положенію, дабы ты могла судить, сколько родственники мои справедливы или нѣтъ, когда приписываютъ мнѣ предубѣжденіе въ пользу одного и въ предосужденіе другаго, со стороны лица. Но я покажу сперьва, что сравнивая Г. Ловеласа и Сольмса, они съ не малою основательностію воображаютъ себѣ, что сія причина можетъ имѣть нѣкоторую надо мною силу; и сіе ихъ воображеніе превращается съ достовѣрность.
Не льзя спорить, что лицо имѣетъ нѣчто не только нравящагося, и привлекательнаго для женщины, но и могущаго подать ей нѣкоторую убѣдительность въ ея выборѣ. Оно при первомъ свиданіи производитъ пріятныя впечатлѣнія, въ коихъ желаемъ видѣть подтвержденія; и если щастливый случай въ самомъ дѣлѣ подтверждаетъ оныя, то приписываемъ себѣ въ похвалу оправданіе своего предложенія, и болѣе любимъ ту особу, которая намъ подала случай къ лестному о собственной нашей проницательности мнѣнію.
Однако я всегда почитала главнымъ правиломъ, что въ мущинѣ, такъ какъ и въ женьщинѣ, красивое лицо должно быть подозрительно, но особливо въ мущинахъ, которые должны гораздо болѣе почитать душевные, нежели тѣлесные свои качества. Въ разсужденіи нашего пола, если общее мнѣніе дѣлаетъ женьщину надмѣнною своею красотою, даже до того, что она презираетъ важнѣйшія и долговременныя качества, то въ семъ ее удобнѣе могутъ извинить, потому что прелестная вѣтреница сама не менѣе того надѣется на свое пріятство. Но сія выгода столь кратка, что не можно взирать на нее завистливыми глазами. Когда сіе лѣтнее солнце приближится къ своему склоненію, когда сіи измѣняемыя прелести, сіи преходящія мечтанія изчезнутъ, и зима привлечетъ съ собою хладныя морщины; та которая не радѣла о драгоцѣнныхъ своихъ способностяхъ, возчувствуетъ справедливыя слѣдствія своей вѣтренности. Какъ другая Елена, не можетъ она тогда снести самаго отраженія своего зеркала, и будучи простою старухою впадетъ въ презрѣніе, которое соединено съ симъ качествомъ; напротивъ того разумная женщина, которая до глубокой старости сохранитъ любезное качество добродѣтели и благоразумія, вмѣсто глупаго удивленія видитъ непремѣняемое почтеніе, которое ей не малой приноситъ выигрышъ въ обмѣнѣ.
Если же мущина гордится своимъ лицомъ, то сколько въ немъ находятъ слабости. Съ самою остротою, онъ не посвящаетъ ни единой минуты на упражненіе ума. Душа его всегда разсѣяна по внѣшности, всѣ его попеченія ограничены наружнымъ его видомъ, который онъ можетъ быть обезображиваетъ, стараясь украсить. Онъ ни чего не предпринимаетъ, что бы до него не относилось, самъ себѣ удивляется, и не смотря на осмѣянія театра столь часто падающія на глупости свѣта; онъ ослѣпляется собою, и коснѣетъ въ семъ свойствѣ, которое дѣлаетъ его предмѣтомъ презрѣнія одного пола, и игралищемъ другаго.
Такая почти всегда бываетъ участь твоихъ красавцовъ, и всѣхъ тѣхъ, кои стараются отличать себя нарядомъ; что меня заставляетъ повторить, что одно лице есть совсѣмъ ничего незначущее совершенство. Но когда человѣкъ соединяетъ съ онымъ свое знаніе и другія дарованія, которыя бы пріобрѣли ему совсѣмъ другія отличія, то такое преимущество есть знатное приращеніе личныхъ достоинствъ, и если оно не перемѣнится чрезмѣрнымъ самолюбіемъ и худыми нравами, то обладающій имъ есть истинно достойное почтенія существо.
Не льзя отрицать вкуса у Г. Ловеласа. Сколько я могу о семъ судить, онъ свѣдущъ во всѣхъ тѣхъ знаніяхъ, кои относятся до словесныхъ наукъ. Но хотя онъ и легко можетъ обращать свое тщеславіе въ пользу, однако примѣтили, что весьма доволенъ своимъ лицомъ, дарованіями, и даже украшеніемъ. Впрочемъ показывая столь непринужденный видъ въ своемъ нарядѣ, что сіе почитаютъ малейшею его заботою. Въ разсужденіи его лица, я бы почла себя неизвинительною, питая его тщеславіе изьявленіемъ малѣйшаго уваженія къ такому отличію, котораго не можно у него оспоривать. Теперь, любезный другъ, могу тебя спросить, удовлетворила ли я твоему чаянію. Если мало соотвѣтствовала своему намѣренію, то постараюсь исполнить его съ большимъ успѣхомъ въ спокойнѣйшее состояніе; ибо мнѣ кажется, что разсужденія мои слабы, слогъ низокъ, и воображеніе безъ жару. Я не болѣе чувствую въ себѣ силы, какъ показать, сколько жертвую твоимъ повеленіямъ.
Кларисса Гарловъ.
П. П. Дерзкая Бетти разгорячила мое воображеніе слѣдующею рѣчью, которую она приписываетъ Сольмсу. Сіе гнусное твореніе хвалится теперь, сказала она.,,Что надѣется получить драгоцѣнную малютку безъ большаго съ своей стороны труда. Какое бы отвращеніе я не имѣла къ его особѣ, по крайней мѣрѣ онъ можетъ уповать на мои правила, и съ удовольствіемъ будетъ видѣть, какими пріятными степенями я доведена буду до того, что стану искать средства ему нравиться. (ужасный человѣкъ!) Такъ разсуждаетъ его дядя, знающій совершенно свѣтъ, что страхъ есть достовѣрнѣйшій свидѣтель, нежели любовь добраго поведенія жены, въ разсужденіи своего мужа; хотя въ прочемъ онъ намѣренъ съ столь любезною особою извѣдать то, чего можетъ надѣяться отъ любви, по крайней мѣрѣ нѣсколько недѣль; ибо сей же самый дядя его увѣрялъ, что чрезмѣрная нѣжность служитъ только къ поврежденію женьщинъ.,,
Какъ ты думаешъ, любезный другъ, о такомъ подлецѣ, наставленнымъ своимъ угрюмымъ дядею, который никогда не имѣлъ чести любить женьщинъ?
Письмо XLI.
КЛАРИССА ГАРЛОВЪ, къ АННѢ ГОВЕ.
Во вторникъ 2 Марта.
Съ какимъ снисхожденіемъ поступала бы со мною моя мать, еслибы ей позволено было слѣдовать собственной своей склонности! Я довольно увѣрена, что не подвергнули бы меня сему недостойному гоненію, еслибы ея благоразуміе и изящный разумъ должное имѣли уваженіе. Не знаю, сей ли дражайшей матери, или моей теткѣ, или обѣимъ имъ я должна приписать новое надо мною искушеніе. Вотъ письмо исполненное благосклонности, которое я получила сего утра чрезъ Хорею.
Любезное мое дитя! Нѣкоторыя слова произнесенныя доброю твоею Нортонъ, которыя открыли намъ твою жалобу на неснисходительный съ тобою поступокъ при перьвомъ изьясненіи намѣренія Г. Сольмса возбудили въ насъ особенное вниманіе. Если ето правда дражайшая Клари: то ты не можешь себя оправдать въ нарушеніи своего долга и въ противоборствіи волѣ своего отца въ такомъ пунктѣ, котораго ему безъ поврежденія своей чести перемѣнить не льзя. Но все еще можетъ быть заглажено; отъ единой твоей воли, любезное дитя, зависитъ настоящее благополучіе твоей фамиліи.
Отецъ твой позволилъ мнѣ сказать тебѣ, что если ты согласиться наконецъ соотвѣтствовать его чаянію, то прошедшія неудовольствія будутъ преданы забвенію такъ, какъ бы ихъ никогда не было, но также приказалъ обьявить тебѣ, что сіе прощеніе въ послѣдній разъ тебѣ предлагается.
Я тебѣ говорила, и ты не можешь позабыть, что требованы изъ Лондона обращики самыхъ богатыхъ матерій. Они привезены; отецъ твой, дабы показать, сколько онъ рѣшителенъ желаетъ, чтобъ я ихъ тебѣ отослала: я не хотѣла послать съ ними письма; но ето ничего не стоитъ. Должно признаться, что не уважаютъ болѣе столько твоей нѣжности, какъ прежде.
Матеріи сіи самыя новѣйшія и лучшія, какія только можно было найти. Мы желаемъ, чтобъ онѣ приличны были достоинству, которое мы въ свѣтѣ занимаемъ, имѣнію, которое должны соединить съ тѣмъ, какое тебѣ дѣдъ твой оставилъ, и благородному званію, къ которому тебя опредѣляютъ.
Отецъ твой хочетъ тебѣ подарить шесть перемѣнъ полнаго платья со всѣми приборами, изъ коихъ одна со всѣмъ новая, а другая не болѣе двухъ разъ была тобою употребляема. Поелику новая весьма дорога, то если ты желаешь, чтобъ она была внесена въ сіе число, отецъ твой дастъ тебѣ сто гиней, дабы замѣнить цѣну оныя.
Г. Сольмсъ намѣренъ тебѣ поднесть уборъ изъ алмазовъ: поколику ты ихъ имѣешь собственные и еще тѣ, которыя получила отъ своей бабушки; то если угодно тебѣ ихъ оправить по нынѣшнему вкусу, подарокъ его будетъ проданъ за весьма довольную сумму, которая тебѣ будетъ принадлежать, кромѣ годоваго жалованья на мѣлкія твои расходы. И такъ возраженія твои противъ качествъ такого человѣка, о которомъ ты не столь хорошее имѣешь мнѣніе, какъ бы надлежало, не имѣютъ относительно къ послѣдующему времени, истиннаго основанія; и ты будешь болѣе независимою, нежели какою должно быть женщинѣ, въ которой мало полагаютъ разборчивости. Ты знаешь, что я, которая принесла больше приданаго въ фамилію, нежели сколько ты имъ жертвуешь Г. Сольмсу, не имѣла столь знатныхъ выгодъ. Мы за долгъ себѣ поставляемъ тебѣ ихъ представить; въ согласныхъ супружествахъ мало терпятъ ограничиваній. Однако я довольно буду раскаеваться, что споспѣшествовала къ симъ расположеніямъ. Если ты не можешь преодолѣть всего отвращенія, дабы обязать насъ.
Не удивляйся Клари: такой моей откровенности. Поступокъ твой до сего времени не позволялъ намъ вступить съ тобою въ столь обширную подробность. Однако судя по тому, сколько изьявляли печальнаго тебѣ и мнѣ наши разговоры, и по взаимной твоей съ дядьями перепискѣ, ты не сомнѣвается, какія должны быть слѣдствія. Надобно, любезная дочь, или намъ отрѣщись отъ своей власти, или тебѣ отъ своего нрава: не льзя тебѣ ожидать исполненія перваго опыта, и мы имѣемъ не опровергаемыя причины надѣяться другаго. Ты знаешь, сколь часто я тебѣ напоминала, что ты должна рѣшиться или принять Г. Сольмса, или изключить себя изъ числа нашихъ дѣтей.
Тебѣ покажутъ, если желаешь копію съ условій. Кажется, что они могутъ быть безъ ущерба противоположены всякимъ возраженіямъ, въ нихъ включены новыя выгоды, относящіяся къ пользѣ фамиліи, коихъ еще не было, когда тетка твоя въ первый разъ тебѣ о томъ говорила. Подлинно мы столько себѣ не предполагали. Если въ сихъ условіяхъ, по твоему мнѣнію должно быть что нибудь перемѣнено, то мы сіе охотно исполнимъ. И такъ, дражайшая дочь, согласишся прочесть. Я сего дня или завтра пришлю къ тебѣ ихъ, если потребуешь.
Поколику дерзость особы, чтобъ показаться въ церкви, и безпрестанныя его угрозы, не могутъ не наносить намъ безпокойствій, которыя будутъ продолжаться до самаго твоего брака, то ты не должна удивляться, что рѣшились сократить время. Срокъ будетъ положенъ отъ сего дня до двухъ недѣль, если ты не сдѣлаешь мнѣ такихъ возраженій, которыя бы я могла уважить. Но если согласишься охотно, то сверьхъ того не откажутъ тебѣ еще осьми или десяти дней.
Можетъ быть разборчивость твоя покажетъ намъ нѣкоторое различіе въ семъ союзѣ. Но не должно тебѣ такую приписывать цѣну личнымъ своимъ качествамъ, если не хочешь, чтобъ тебя почитали весьма чувствительною къ такой же самой выгодѣ въ другомъ человѣкѣ, сколько бы ни презрительна была въ самой себѣ сія отличность: такъ должны разсуждать о семъ отецъ и мать. Мы имѣемъ двухъ дочерей, которыя намъ равно любезны; для чего бы Кларисса находила неравенство въ такомъ союзѣ, въ которомъ старшая ея сестра того бы не усматривала, ни мы для нее, если бы Г. Сольмсъ сперва ее требовалъ отъ насъ себѣ въ супружество.
И такъ прими себѣ за правило наше желаніе; ты будешь тотчасъ возвращена въ наши обьятія; всѣ прошедшія твои упорства будутъ погребены въ забвеніи, мы всѣ себя увидимъ щастливыми въ тебѣ и взаимно. Ты можешь теперь сойти въ кабинетъ твоего отца, гдѣ мы будемъ оба, и подадимъ тебѣ свое мнѣніе на выборъ матерій, благословляя тебя съ сердечною нѣжностію.
Будь честною и чувствительною дочерію, любезная Кларисса, какою ты всегда была. Послѣдній твой поступокъ, и малая надежда нѣкоторыхъ особъ на твою перемѣну, не воспятили еще мнѣ произвесть сіе покушеніе въ твою пользу. Не измѣняй моей повѣренности дражайшая дочь; я не буду болѣе посредницею между тобою и твоимъ отцомъ, если сіе послѣднее предпріятіе останется безъ успѣху. И такъ я тебя ожидаю, любезное дитя; отецъ твой также тебя ожидаетъ: но постарайся скрыть отъ него малѣйшій видъ печали на твоемъ лицѣ. Если ты придешь, то я тебя заключу въ свои обьятія, приложу къ нѣжному своему сердцу съ такимъ удовольствіемъ, съ какимъ всегда тебя лобызала. Ты не знаешь, любезная дочь, того мученія, которое я терплю нѣсколько недѣль, и не прежде его познаешь, пока не увидишь себя въ моемъ положеніи, въ которомъ нѣжная и сострадательная мать день и ночь проливаетъ свои молитвы къ небу, и среди смятенія старается сохранить миръ и согласіе въ своей фамиліи. Но условія тебѣ извѣстны. Не приходи, если ты не рѣшилась ихъ исполнить. Хотя сіе кажется мнѣ не возможнымъ, судя по тому, что я къ тебѣ написала. Если ты придешь съ спокойнымъ лицомъ, которое бы показывало, что сердце твое склонилось къ должности, то я изьявлю тебѣ нѣжнѣйшими знаками, что есмь истинно любящая тебя мать.
Суди дражайшая пріятельница, сколько я должна быть тронута такимъ письмомъ, въ которомъ толь ужасныя обьявленія соединены съ толикою нѣжностію и благоволеніемъ! Увы! говорила я себѣ, почему столь жестоко колеблюсь между повелѣніемъ, коему не могу повиноваться и благосклонностію пронзающею мое сердце! Если бы я знала, что паду мертва предъ олтаремъ, прежде, нежели пагубный обрядъ могъ вручитъ ненавидимому мною человѣку права на мои чувствованія, то думаю, осмѣлиться бы приступить къ оному. Но помышлять, что должно жить съ такимъ человѣкомъ и для такого, котораго не можно терпѣть, сколь ужасно!
И такъ могутъ дѣлать, чтобъ блескъ платья и украшеній произвелъ нѣкоторое впечатлѣніе надъ такою дѣвицею, которая всегда себѣ за правило почитала, что единая цѣль женщинъ старающихся о своемъ нарядѣ есть та, дабы сохранить любовь своего мужа, и сдѣлать честь его выбору? Въ такомъ мнѣніи самыя богатые уборы мнѣ предлагаемые не должныли усугубить мое отвращеніе? Подлинно, весьма великое побужденіе наряжаться, дабы понравиться Г. Сольмсу.
Словомъ сказать, не льзя мнѣ было сойти съ такими условіями, которыя на меня были наложены. Думаешь ли ты, любезный другъ, чтобъ я могла что нибудь предпринять? писать, хотя бы письмо мое было удостоено чтенія, но чтобъ я написала послѣ столь многихъ безполезныхъ усилій? чтобы предложила, чтобы могло быть одобрено? Я бросалась во всѣ стороны покоя въ семъ мученіи своего сердца. Съ негодованіемъ бросила къ дверямъ обращики. Заключила себя въ свой кабинетъ; но скоро оттуда вышла. Садилась то на тотъ, то на другой стулъ; прибѣгала поперемѣнно ко всѣмъ окнамъ. Ни что не могло меня остановить. Въ семъ смятеніи начала опять читать письмо, какъ Бетти увѣдомила меня, что отецъ мой и мать ожидаютъ меня въ кабинетѣ.
Скажи моей матери, отвѣчала я ей, что я ее прошу изъ милости притти сюда на минуту, или чтобъ она мнѣ позволила переговорить съ собою на единѣ, въ особливомъ мѣстѣ, какое ей угодно будетъ избрать. Какъ сія дѣвка повиновалась мнѣ безотвѣтно, то я припадши къ лѣсницѣ слышала, что отецъ мой говорилъ весьма громко: вы видите плодъ своего снисхожденія. Ето во зло употребленныя милости. Почто укорять сына въ принужденіи, когда нельзя ничего надѣяться какъ чрезъ сіе средство? Ты ее одна не увидишь, изключенія моего присудствія должно ли мнѣ быть сносно?
Напомни ей, сказала Бетти моя мать, на какихъ условіяхъ позволено ей сойти. Я ее иначе не хочу видѣть.
Бетти пришла ко мнѣ съ симъ отвѣтомъ. Я взяла перо; но съ такимъ трепетомъ, что едва могла его держать, и хотябы рука моя не столько колебалась, я бы не знала что должно писать. Бетти, которая меня оставила возвратилась чрезъ нѣсколько времени съ запискою отъ моего отца. Упорная и развратная Клари, я вижу, что никакое снисхожденіе не можетъ тебя тронуть; мать твоя съ тобою не свидится. Не надѣйся также и меня видѣть. Но будь готова къ повиновенію. Тебѣ извѣстны наши разположенія: дядя твой Антонинъ, братъ, сестра и любимая твоя Госпожа Нортонъ, будутъ присудствовать при обрядѣ, который будетъ отправленъ безъ огласки въ домовой церквѣ твоего дяди. Когда Г. Сольмсъ можетъ тебя привесть въ такое состояніе, въ которомъ мы желаемъ тебя видѣть, то можетъ быть жена его пріобрѣтетъ опять нашу милость, но не ожидай сего въ качествѣ развращенной дочери. Поколику отправленіе брака должно быть скрытно, то послѣ сего будутъ приняты разположенія касательно до платья и екипажа. И такъ пріуготовляйся ѣхать къ дядѣ въ началѣ слѣдующей недѣли. Ты къ намъ покажешся послѣ совершенія, дѣло не терпитъ отлагательствъ, намъ дорого стоитъ стрещи тебя въ заключеніи коего ты достойна, и терять время съ упорнымъ ребенкомъ. Я не буду слушать болѣе представленій; не приму никакихъ писемъ, отвергну всякія жалобы. И ты не услышишь ничего болѣе отъ меня, пока не увижу тебя въ другомъ видѣ; вотъ послѣднія слова разгнѣваннаго отца.
Если сія рѣшимость непремѣнна, то отецъ мой справедливо говоритъ, что болѣе меня не увидитъ, ибо я никогда не буду женою Сольмса. Суди, что смерть гораздо менѣе меня ужасаетъ.
Ко Вторникъ въ вечеру.
Ненавистный Сольмсъ прибылъ въ замокъ почти въ то время, какъ я получила письмо отъ моего отца. Онъ требовалъ позволенія меня видѣть. Такая дерзость чрезмѣрно меня удивила.
Я отвѣчала Бетти, на которую возложено было посольство: сперва долженъ онъ возвратить мнѣ отца и мать, которыхъ я лишилась, и тогда я разсмотрю, должна ли выслушать то, чего онъ отъ меня надѣется. Но если родственники мои отрекаются видѣть меня единственно для него, то я гораздо менѣе соглашусь видѣться съ нимъ для его любви. Я думаю сударыня, сказала мнѣ Бетти, что вы не позволите мнѣ итти съ симъ отвѣтомъ: онъ сидитъ съ господами. Иди, повторила я ей въ своей досадѣ, и скажи ему, что я его не хочу видѣть; меня доводятъ до отчаянія; ничего не можетъ быть сего хуже.
Она вышла, показывая мнимое свое несогласіе на мой отвѣтъ. Однако изьяснила его во всей точности. Сколько былъ встревоженъ отецъ мой! Они всѣ были вмѣстѣ въ его кабинетѣ. Братъ мой предлагалъ, чтобъ меня тотчасъ выслать изъ дому и оставить Ловеласу и на произволъ жестокой моей судьбы. Мать моя проговорила нѣкоторыя слова въ мою пользу, которыя я не могла хорошо выслушать. Но вотъ какой ей отвѣтъ: другъ мой, весьма несносно смотрѣть, чтобъ столь благоразумная женщина, какъ вы, защищала упорнаго ребенка. Какой примѣръ для другихъ дѣтей! Не имѣлъ ли я къ ней столько любви, какъ вы? И для чегожъ перемѣнился? Дай Богъ, чтобъ полъ вашъ могъ быть нѣсколько разборчивъ! Но глупая нѣжность матерей всегда ожесточала дѣтей.
Мать моя не преминула бранить Бетти, какъ она сама въ томъ признавалась, за то, что разказала слово въ слово мой отвѣтъ; но отецъ мой за сіе ее хвалилъ.
Сія дѣвка говоритъ, что онъ въ своей ярости взошелъ бы въ мой покой, узнавъ, что я отрицаюсь видѣть Г. Сольмса; если бы мой братъ и сестра не умѣрили его гнѣва.
Для чего онъ не взошелъ? Для чего меня не умертвилъ; дабы окончить всѣ мои мученія? Я бы ни о чемъ не сожалѣла, какъ только о его собственномъ нещастіи, которое бы онъ могъ чрезъ сіе на себя навлечь.
Г. Сольмсу угодно было вступиться за меня. Не чрезмѣрно ли я ему обязана?
Весь домъ въ смятеніи. Но подлинно жизнь стала быть для меняне сносною; увы! жизнь столь благополучная за и нѣсколько до сего недѣль, и толикихъ злощастій теперь исполненная! Мать моя не ошиблась! Что я должна вытерпѣть жестокія искушенія.
П. П. Братъ мой и сестра желаютъ, чтобъ меня вручили въ совершенное ихъ разположеніе. Меня увѣряютъ, что отецъ мой на сіе уже согласился, хотя мать моя еще противится. Но если они въ томъ успѣютъ, то какой жестокости не должна я ожидать отъ ихъ злобы и ненависти? Сіе извѣстіе получила я отъ своей родительницы Долли Гервей чрезъ записку, которую она положила въ саду на моей дорогѣ. Она пишетъ, что не терпѣливо желаетъ меня видѣть; но ей того не дозволятъ прежде, нежели я буду Госпожею Сольмсъ, или соглашусь принять сіе лестное имя. Упорство ихъ подаетъ мнѣ примѣръ, которому я безъ сомнѣнія буду слѣдовать.
Письмо XLII.
КЛАРИССА ГАРЛОВЪ, къ АННѢ ГОВЕ.
Между мною и сестрою моею произошло весьма жестокое дѣйствіе или лучше сказать истинныя ругательства. Могла ли ты подумать, любезный другъ, чтобъ я была способна къ ругательствамъ?
Она ко мнѣ была прислана по причинѣ моего отказа, чтобъ видѣть Г. Сольмса. Я думала, что фурію на меня напустили. Представленіе спокойствія и примиренія, тщетная надежда, которою я питалась! Я вижу, что съ согласія всѣхъ буду предана ей и моему брату.
Во всемъ томъ, что она сказала предосудительнаго мнѣ, я отдаю только справедливость тому, что имѣетъ нѣкоторый видъ убѣдительности. Поколику я требую твоего мнѣнія о поступкахъ, то дѣло было весьма подозрительно предъ собственными моими глазами, если бы я старалась обмануть своего судію.
Она представила сперва мнѣ, какой я была подвержена опасности, еслибы отецъ мой взошелъ въ мой покой, къ чему онъ уже рѣшился. Я должна между прочимъ благодарить Г. Сольмса, которой ему въ ономъ воспрепятствовалъ. Потомъ обратила свои злобныя разсужденія на Госпожу Нортонъ, которую обвиняла въ томъ, что болѣе укрѣпляла меня въ упорствѣ. Осмѣивала мнимое мое почтеніе къ Ловеласу, удивлялась чрезвычайно, что умная и при томъ благочестивая Кларисса Гарловъ имѣетъ столь великую страсть къ гнусному подлецу, что родители ея принуждены ее заключить, дабы воспрепятствовать ей впасть въ обьятія сего недостойнаго любовника. Позволь спросить, сестрица, сказала она мнѣ, какой ты имѣешь порядокъ въ расположеніи твоего времени. Сколько часовъ изъ двадцати четырехъ употребляешь ты на шитье, на благочестивыя твои упражненія, на переписку, и на твои любовныя дѣла? Я сомнѣваюсь, любезная малютка, чтобъ сіе послѣднее отдѣленіе, подобно Ааронову жезлу не поглощало все прочее. Говори; не правдали? Я ей отвѣчала, что сугубое мнѣ дѣлаютъ оскорбленіе, утверждая, что я одолжена своею безопасностію отъ негодованія моего отца такому человѣку, къ коему никогда бы не могла быть обязанною малѣйшимъ чувствованіемъ признательности. Съ великимъ жаромъ оправдывала поступокъ Гж. Нортонъ, и не меньше его показала въ своемъ отвѣтѣ на ея оскорбительныя разсужденія о Г. Ловеласѣ… Въ разсужденіи употребленія своихъ часовъ я ей сказала, что достойнѣе ея было бы имѣть состраданіе о злощастіи сестры, нежели утѣшаться имъ, а особливо когда я должна съ справедливостію нѣкоторыхъ часовъ ея времени.
Сіи послѣднія слова тронули ее чувствительно. Я примѣтила, что она не безъ принужденія напоминала мнѣ съ умѣреннымъ жаромъ о той благосклонности, съ какою поступали со мною всѣ мои родственники, а особливо моя мать прежде сей крайности. Она мнѣ говорила, что я показала такія качества, которыхъ бы никогда во мнѣ не предполагали; что если бы знали во мнѣ такое мужество, то ни кто бы не осмѣлился со мною ввязываться; но къ нещастію дѣло оставлено быть не можетъ, что нужно знать, повиновеніе ли или упорство должно возторжествовать, и должна ли родительская власть уступить не покорливости дочѣрп, словомъ надобно или соединить или разорвать.
Въ другомъ случаѣ, сказала я ей, я бы охотно приняла на себя видъ шутливости, какъ и ты; но если Г. Сольмсъ по мнѣнію всѣхъ, а особливо по твоему, имѣетъ такія достоинства, то для чего онъ мнѣ не зять?
О бѣдное дитя! она думала безъ злобы, что я столько же забавна, какъ и она. Теперь же еще большаго отъ меня.надѣется. Но могули я подумашь, чтобъ она желала похитить у своей сестры столь приверженнаго любовника? еслибы первыя его старанія клонились къ ней, то сіе мнѣніе былобы нѣсколько справедливо; но получить отказъ отъ младшей сестры! нѣтъ, нѣтъ, другъ мой, не о томъ идетъ рѣчь. Впрочемъ ты бы сіе отверзла свое сердце, извѣстно кому, напротивъ того мы стараемся заключить его если можно. Словомъ сказать, (переменяя здѣсь голосъ и видъ) если бы я показала рвеніе, какъ нѣкоторая молодая особа мнѣ знакомая, чтобъ повергнуть себя въ обьятія развращеннѣйшаго въ Англіи человѣка, которой бы вознамѣрился получить успѣхъ въ своихъ требованіяхъ цѣною крови моего брата; то не удивлялась бы, видя всю свою фамилію старающуюся изторгнуть меня отъ сего подлеца, и выдать немедлѣнно за какого нибудь честнаго человѣка, который бы кстати при томъ случаѣ сталъ свататься. Вотъ Клари: о чемъ идетъ дѣло; не толкуй его иначе.
Толь оскорбительная рѣчь не заслуживаетъ ли жаркаго отвѣта? Увы! бѣдная сестра, сказала я ей, человѣкъ, о которомъ ты говоришь не всегда почитался за столь развращеннаго. Справедливо, что любовь худо принятая превращается въ ненависть.
Я думала, что она хотѣла меня бить. Однако съ съ холодностію продолжала; мнѣ весьма часто говорятъ о опасности, которой подверженъ мой братъ и о убійцѣ его, когда меня столь мало щадятъ для чегожъ бы я не изьяснялась откровенно? не братъ ли мой вызвалъ другаго; и не умертвилъ ли бы онъ его, если бы могъ? сохранилъ ли бы онъ ему жизнь, если бы отъ него зависѣло лишить оной? неприлично зачиньщику жаловаться. Въ разсужденіи обстоятельствъ, которыя случились кстати, дай Богъ чтобъ нѣкоторыя предложенія были такого рода! Я не виновата, Белла, еслибы человѣкъ, который бы былъ кстати, не сватался кстати за тебя.
Изьявилали бы ты болѣе твердости, любезный другъ, и не удивляешся ли, что я столько оной показала? Я ожидала удара отъ ея руки. Она ее нѣсколько времени держала поднятою, и ярость задушала ея голосъ: потомъ бросившись къ дверямъ сошла до половины лѣсницы. Но назадъ воротилась, и когда могла говорить; то просила небо, дабы оно дало ей нѣкоторое терпѣніе. Конечно такъ, сказала я ей. Но ты видишь, Белла, что не принимаешь спокойно такого отвѣта, которой сама на себя навлекла. Можешь ли меня простить? Возврати мнѣ сестру, и я весьма буду разкаеваться въ своихъ словахъ, если они тебя оскорбляютъ.
Ярость ея только умножилась; она почитала умѣренность мою какъ бы побѣдою надъ ея запальчивостію. Она рѣшилась, сказала мнѣ, разгласить всѣмъ, что я вступила въ заговоръ противъ моего брата, въ пользу подлаго Ловеласа.
Я ей отвѣчала, что желала бы привесть для своего оправданія то, чтобы она могла сказать для своего, что по справедливости гнѣвъ мой больше не извинителенъ, нежели мои разсужденія.
Но не думая, чтобъ посѣщеніе ея не имѣло другаго побужденія, кромѣ того, что до сего времени между нами произошло, я ее просила обьявить пристойнымъ образомъ, не приказано ли ей предложить мнѣ о чемъ нибудь, чтобъ я могла съ удовольствіемъ выслушать, и чтобы подало мнѣ надежду видѣть опять друга въ своей сестрѣ.
Она пришла отъ всей фамиліи, перервала съ важнымъ видомъ, дабы узнать собственно отъ меня, склонилась ли я наконецъ къ повиновенію. Одного слова довольно; она требуетъ только подтвержденія или отрицанія. Болѣе терпѣть не будутъ отъ столь упорной твари.
Клянусь предъ Богомъ, сказала я ей, что совершенно оставлю того человѣка, который всѣмъ вамъ не нравится съ тѣмъ условіемъ, чтобъ не принуждали меня къ принятію Г. Сольмса или кого нибудь другова.
Я ни чего не открыла, чего бы прежде отъ меня не слышали. Различіе только въ одномъ изьясненіи. И такъ я почитаю другихъ глупыми, что они могли обмануться мнимыми обѣщаніями.
Еслибы были другія предложенія, которыя бы могли удовлетворить всѣмъ; и освободить меня отъ того человѣка, который всегда будетъ для меня несноснымъ; то я бы безъ сомнѣнія ихъ употребила. Правда, я уже признавалась, что не выду никогда замужъ безъ согласія моего отца…
Ты надѣшься на свои хитрости, прервала она меня, дабы привесть моего отца и мать къ своему намѣренію.
Слабое упованіе, сказала я ей, и никто не долженъ знать лучше ея свойства тѣхъ, кои въ состояніи сему противится.
Она не сомнѣвается, чтобъ я ихъ всѣхъ не склонила къ своей цѣли, если мнѣ позволяетъ ихъ видѣть и обманывать моимъ лукавствомъ.
По крайней мѣрѣ Белла, ты научи меня судить о тѣхъ я коихъ я должна обвинять въ претерпѣваемой мною жестокости. Но подлино ты ихъ почитаешь весьма слабыми. Безпристрастная особа, которая бы судила о тебѣ и обо мнѣ но твоимъ рѣчамъ, почла бы меня чрезмѣрно пронырливою, или тебя особою весьма худаго свойства.
Такъ, такъ, ты чрезмѣрно пронырливое и самое хитрое твореніе. Отъ сюда она приступила къ уличеніямъ столь подлымъ и недостойнымъ сестры. Упрекала меня въ томъ, что я обворожила всѣхъ своею льстивою и вкрадчивою учтивостію, и привлекла на себя отъ всѣхъ вниманіе въ тѣхъ собраніяхъ, въ коихъ была съ нею вмѣстѣ. Сколько разъ, сказала она, когда мы находились братъ мой и я въ обществѣ, въ которомъ насъ слушали съ удовольствіемъ, ты нечаянно являлась съ гордою своею учтивостію, дабы похитить у насъ то уважаніе, которое къ намъ имѣли! не смотрѣли болѣе на твоихъ старшихъ родственниковъ; во всемъ слѣдовали мнѣнію дѣвицы Клариссы. Намъ должно было или молчать или говорить, не возбуждая ни въ комъ вниманія.
Она остановилась какъ бы отдохнуть. Продолжай любезная Белла.
Такъ я буду продолжать. Не обворожилали ты моего дѣда? находилъ ли онъ что нибудь пріятнымъ, естьли бы не восхищала ты своимъ золотымъ языкомъ сего слабаго старика? однако чтожъ бы ты оказала или сдѣлала, чтобы не можно было сказать или сдѣлать такъ какъ и ты? Завѣщаніе его довольно показываетъ, сколько твои хитрости его обольстили лишить собственныхъ своихъ сыновей всего пріобрѣтеннаго имѣнія, и отдать его самой младшей внукѣ! отдать тебѣ всѣ картины фамиліи, потому что онъ почиталъ тебя знающею въ живописи и видѣлъ, что ты чистила своими прекрасными руками портреты своихъ предковъ, хотя столь худо слѣдуешь ихъ примѣрамъ! оставить тебѣ знатное количество серебреной посуды, которой довольно было на два или три многолюдныхъ домовъ; и запретить ее передѣлать; потому что дорогое его дитя уважаетъ только старинный вкусъ.
Меня сіи презрительныя укоризны ни мало не тронули. Бѣдная сестрица сказала я ей, возможно ли, чтобъ ты столь худо различала хитрость отъ природы. Если я кому нибудь услужила, то тѣмъ самимъ дѣлала себѣ удовольствіе, и не искала другаго награжденія. Душа моя гнушается хитрости и мерзкихъ побужденій, которыя ты мнѣ приписываешь. Сколько я желала, чтобъ дѣдъ мой никогда меня не награждалъ отличіями. Но онъ видѣлъ, что братъ мой довольно снабденъ чужимъ даяніемъ, и законными своими правами; онъ хотѣлъ, чтобъ оказанныя мнѣ имъ благотворенія были причиною того, дабы тебѣ пріобрѣсть лучшую часть отъ милостей моего отца, и я не сомнѣваюсь, чтобъ ты того не ожидала. Ты знаешь, Белла, что земля, которую мнѣ отказалъ дѣдъ, не составляетъ половины наличнаго имѣнія имъ оставленнаго.
Какое сравненіе, отвѣчала моя сестра, между надеждою и настоящимъ владѣніемъ соединеннымъ притомъ съ такими отличіями, которыя болѣе дѣлаютъ тебѣ чести, нежели самая важность подарка.
Ето то повидимому, Белла, причинило мнѣ нещастіе, возбуждая вашу зависть. Но не отступилась ли я отъ сего владѣнія.
Такъ, перервала она, и я болѣе еще вижу въ тебѣ пронырства въ разсужденіи способа… Никогда бы не проникнули совершенно въ твои намѣренія, еслибы не нашли средство имѣть тебя нѣсколько въ удаленіи, и принудить къ рѣшительному объявленію; еслибы не запретили тебѣ дѣйствовать своими пружинами, обвиваться, какъ змей около своей матери и заставлять ее оплакивать самую необходимость, чтобъ отказать тебѣ въ чемъ нибудь, къ чему упорное твое сердце однажды только стремилось.
Мое упорное сердце! правда ли ето Белла? Конечно упорное: ибо знала ли ты когда нибудь, что такое значитъ уступать! не представляли всегда съ хитростію, что все то, чего ты требовала, было справедливо, на противъ того брату моему и мнѣ отказывали часто въ малѣйшихъ милостяхъ.
Я не помню Белла, чтобъ когда требовала что нибудь такое, въ чемъ бы не должно было меня удовольствовать, и прозьбы мои были рѣдки, касательно до меня самой, – хотя я ихъ болѣе имѣла за другихъ.
Какое коварство въ моихъ разсужденіяхъ?
Все то, о чемъ ты говоришь, Белла, относится до прежняго времени; я не могу вспомнить глупостей нашего ребячества, чтобъ недавно обнаружившееся твое отвращеніе происходило отъ столь отдаленнаго источника.
Она меня укоряла еще въ злости, въ грубой умѣренности, и ядовитыхъ моихъ словахъ. О Клари! ты всегда была лицемѣрною дочерію!
Никто, сказала я ей, не думалъ, чтобъ я была лицемѣрною дочерію, когда я отдала все въ разположеніе своего отца, и при такомъ знатномъ доходѣ довольствовалась, какъ и прежде, малымъ жалованьемъ, которое онъ мнѣ положилъ, не требуя никакой прибавки.
Такъ, коварное твореніе, вотъ еще твое лукавство! не предвидѣла ли ты, что добродѣтельный сей отецъ принужденъ будетъ мнимымъ твоимъ почтеніемъ, и некорыстолюбіемъ содержать на лицѣ всю сумму твоихъ доходовъ, и такимъ образомъ онъ только будетъ исполнять должность твоего надзирателя, не преставая однакожъ производить тебѣ домашняго твоего жалованья. По тому то твои безпутные расходы ни чего не стоили тебѣ собственнаго твоего имѣнія.
Мои безпутные расходы, Белла! получала ли я отъ своего отца когда нибудь болѣе, нежели сколько ты?
Нѣтъ, я въ томъ согласна; я обязана тебѣ, что получала симъ способомъ болѣе, нежели сколько бы совѣсть моя можетъ быть позволила мнѣ требовать. Но я могу показать отъ сего еще большую часть. А у тебя сколько осталось? Я объ закладъ бьюсь, что ты не имѣешь пятидесяти гиней въ остаткѣ.
Справедливо, Белла, что я едва могу показать сей суммы. – О! я довольно въ томъ увѣрена. Я думаю, что твоя маминька Нортонъ… Но прочее скрою.
Безстыдная Белла, сія добродѣтельная женщина сколь ни нещастлива со стороны имѣнія, имѣетъ душу истинно благородную, благороднѣе нежели тѣ, которые могутъ ей вмѣнять малѣйшее подлое чувствованіе.
Куда же ты употребила всѣ тѣ деньги, которыя тебѣ позволено было разточать отъ самого твоего младенчества? или Ловеласъ, твой развратникъ будетъ тебѣ собирать съ нихъ процѣнты?
Для чегожь бы мнѣ стыдиться своей сестры? Однако Белла ты не обманываешься. Я люблю лучше собирать процѣнты съ своихъ денегъ, и процѣнты съ процѣнтовъ, нежели чтобъ они ржавили въ кабинетѣ.
Она понимаетъ, отвѣчала мнѣ. Еслибы я была другаго пола, то бы старалась, по ея имѣнію искать похвалъ отъ всего округа. Народная любовь, удовольствіе видѣть себя окруженною при церковныхъ дверяхъ множествомъ бѣдныхъ, суть пріятная пища для моихъ глазъ. Возклицанія слышимыя изъ дали, какое очарованіе для моего романическаго воображенія. Я не скрываю своего лица подъ покрываломъ, въ семъ то она можетъ мнѣ отвѣчать. Но нежестоколи для меня видѣть себя лишенную въ воскресеніе того удовольствія, чтобъ блистать въ церквѣ, и принужденною оставить любимое свое чванство.
Подлинно, Белла, сія шутка весьма колка отъ твоего языка, судя, по твоему участію въ претерпѣваемой мною жестокости. Но продолжай: скоро у тебя не достанетъ духа. Я не могу тебѣ платить оскорбленіемъ за оскорбленіе… Бѣдная Белла! здѣсь любезная моя Гове, я улыбнулась съ весьма презрительнымъ видомъ.
Оставь такое наглое презрѣніе, не говори о бѣдной Беллѣ съ симъ видомъ преимущества въ младшей сестрѣ, сказала она мнѣ съ жаромъ.
Ну такъ, богатая Белла, оказывая ей глубокое почтеніе. Сіе имя понравится тебѣ болѣе, и въ самомъ дѣлѣ сходственнѣе съ сими золотыми кучами коими ты хвалишься.
Смотри Клари, (поднявъ руку) если ты не будешь скромнѣе и осторожнѣе въ своихъ словахъ, и если позабудешь почтеніе, коимъ обязана старшей сестрѣ, то испытаешь…
Какъ! Белла, ты хочешь большую показать надо мною жестокость, нежели какую я уже отъ тебя видѣла? Ето мнѣ кажется невозможнымъ. Развѣ только сія рука на меня упадетъ; и такой чрезмѣрности меньше бы надлежало тебѣ предаваться, нежели сколько мнѣ сносить оной.
Запальчивость ея привела ее въ смущеніе. Но стараясь успокоиться; доброе и послушное твореніе, сказала она съ колкою усмѣшкою! потомъ перемѣняя рѣчь просила меня не забыть, что мы говорили о существѣ самаго дѣла, что всѣ бы удивились толикой ея медленности, что подумали бы, что надобно чего нибудь отъ меня надѣяться, наконецъ что время ужина приближается.
Я не могла удержаться отъ слезъ. Сколько бы я была щастлива, сказала я, естьлибъ могла сойти къ ужину, и наслаждаться самымъ пріятнѣйшимъ въ моей жизни удовольствіемъ въ разговорѣ съ своимъ отцемъ, матерю и съ добрыми моими родственниками.
Сіи слова произнесенныя стремительнымъ чувствованіемъ, подвергнули только меня новому оскорбленію. Природа не дала чувствительнаго сердца Беллѣ. Она не можетъ изъявить великой радости. Правда жестокосердіе ея избавляетъ многихъ безпокойствій; однако чтобъ десять разъ избѣгнуть оныхъ, я не соглашусь лишиться того удовольствія, котораго источникомъ есть чувствительность сердца.
Она мнѣ говорила, что прежде своего удаленія желаетъ знать для моей пользы, что должно ей сказать о моихъ разположеніяхъ.
Ты можешь увѣрить, отвѣчала я ей, что я покаряюсь всему кромѣ того только, что относится до Г. Сольмса.
Етова ты жалаешь теперь Клари, чтобъ приближиться къ подкопу. (не знаю, отъ куда она беретъ такія выраженія.) Но другой не раздражится ли, и не будетъ ли рыкать ужасно, когда увидитъ изторгнутую изъ своихъ когтей добычу, о которой онъ не сомнѣвался.
Надобно вытерпѣть твои слова, иначе мы никогда не дойдемъ до яснаго. Я не буду безпокоиться тѣмъ, что ты называешь его рыканіями. Дамъ ему обѣщаніе, что если я когда нибудь выду за мужъ, то не прежде, какъ онъ женится; если онъ не доволенъ симъ снисхожденіемъ, то я буду думать. Что онъ долженъ быть доволенъ, и увѣрю всѣми способами, что никогда не буду имѣть съ нимъ свиданій и переписки, безъ сомнѣнія сіи предложенія будутъ приняты.
Но я думаю, что ты тогда согласишься видѣть Г. Сольмса, и обращаться съ нимъ учтиво, но крайнѣй мѣрѣ какъ съ другомъ моего отца.
Нѣтъ, я думаю, что мнѣ будетъ позволѣно удалиться въ свой покой, когда онъ покажется. Я неболѣе буду имѣть съ однимъ обращеній, сколько съ другимъ переписки. Я бы подала случай Г. Ловеласу къ какому нибудь безразсудному поступку подъ тѣмъ предлогомъ, что для того его оставила, дабы вручить себя Г. Сольмсу.
И такъ ты толикую дала надъ собою власть сему подлецу, что страхъ оскорбить его будетъ препятствовать тебѣ поступать учтиво съ друзьями твоего отца въ собственномъ его домѣ. Когда сіе условіе будетъ предложено, то скажи пожалуй, чего ты можешь отъ него надѣяться.
Всево, или ни чего? отвѣчала я ей, судя по тому, въ такомъ видѣ она его представитъ. Я прошу тебя, Белла, представить его въ благопріятномъ видѣ: скажи, что я оставляю во всѣхъ отношеніяхъ своему отцу, дядьямъ, и самому брату тѣ права, коими обязана духовной своего дѣда, какъ бы для увѣренія о исполненіи своихъ обѣщаній. Если я ихъ нарушу, не надѣясь ничего отъ своего отца, то ни кто болѣе не будетъ за меня свататься. Сверхъ того не смотря на худыя со мною брата моего поступки, послѣдую съ нимъ тайно къ Шотландію, чтобъ служить при немъ ключницею съ тѣмъ условіемъ, чтобъ онъ не поступалъ со мною хуже, нежели съ наемною женьщиною; или если нашъ родственникъ Морденъ останется долѣе въ Италіи, то я охотно поѣду къ нему во Флоренцію.
Я тебя только однажды спрошу глупинькая, напишешь ли ты сіи прекрасныя предложенія на бумагѣ?
Со всею моею охотою. Я пошла къ свой кабинетъ, гдѣ не только включила въ краткихъ словахъ всѣ сіи пункты, но и присоединила еще нѣсколько строкъ относительно къ моему брату, въ коихъ, изъявила ему чуствительное сожалѣніе о оскорбленіи его:,,просила его подкрѣпить мои предложенія своею довѣренностію, и самому предписать обязательство, которое бы ограничивало мои права; представила ему, что онъ болѣе всѣхъ имѣетъ способовъ примирить меня съ моимъ отцемъ, и что осталась бы обязанною ему во всю свою жизнь, естьли бы онъ хотѣлъ, чтобъ я была одолжена сею милостію братней любви.,,
Какъ сестра моя, ты думаешь, провела то время; въ которое я писала? водя своими пальцами по моимъ Клависинамъ съ тихимъ припѣваніемъ, дабы показать свое равнодушіе.
Когда я къ ней приближилась съ своею бумагою, то жестокая съ великою проворностію сказала: ты уже окончила, сестрица? О! сколь легко водить своимъ перомъ. Позволено ли мнѣ прочесть?
Если угодно, Белла.
По прочтеніи смѣялась она принужденно. Ты не видѣла Клари, что я надъ тобою шутила? и хочешь, чтобъ я сошла съ такою запискою, въ которой не нахожу разсудка?
Ты не удержишь меня, Белла, сею мнимою твердостію. Она не можетъ быть постоянна. Въ такой шуткѣ было бы весьма мало ума.
Какая глупость! упоенная предубѣжденіемъ голова думаетъ, что всѣ видятъ ея глазами. Но помилуй, любезное дитя, какая будетъ власть твоего отца? кто здѣсь уступитъ, отецъ или дочь? какъ ты думаешь сообразить сіи прекрасныя предложенія съ тѣми обязанностями, кои существуютъ между твоимъ отцемъ и Г. Сольмсомъ. Кто знаетъ, что твой подлецъ не будетъ слѣдовать за тобою до самаго края свѣта? возми, возми сіе письмо, Клари, приложи его къ своему влюбленному сердцу, и не надѣйся, чтобъ я подала къ смѣху, принимая твои смѣшныя обѣщанія. Я довольно знаю тебя; и брося бумагу на столъ убѣжала она съ хохотаніемъ. Презрѣніемъ за презрѣніе, сказала она, подойдя ко мнѣ, вотъ за твои Бѣдныя Беллы.
Я не преминула включить то, что написала, въ другую записку къ моему брату, въ которой изобразила ему въ краткхъ словахъ поступокъ своей сестры, опасаясь, чтобъ она въ своей ненависти не представила моихъ мыслей подъ другимъ видомъ, коего они не заслуживаютъ. Слѣдующее письмо есть отвѣтъ на мою записку, которое мнѣ было отдано въ то время, какъ я ложилась на постелю. Братъ мой не могъ стерпѣть даже до утра.
КЛАРИССѢ ГАРЛОВЪ.
Удивительно, что ты осмѣливаешься ко мнѣ писать, ты которая безпрестанно кидаешь на меня женскія стрѣлы. Я не могу владѣть самъ собою, узнавъ, что ты почитаешь меня зачиньщикомъ въ такой ссорѣ, которая одолжена своимъ началомъ моему къ тебѣ уваженію.
Ты учинила признаніе въ пользу безчестнаго, которое должно побудить всѣхъ твоихъ родственниковъ оставить тебя на всегда. Что касается до меня, то я никогда не повѣрю обѣщаніямъ такой женьщины, которая пріемлетъ на себя обязательства противныя признанной склонности. Единое средство предупредить твою гибель есть то, чтобъ лишить тебя власти, которою ты сама себя погубляешь. Я не намѣренъ былъ тебѣ отвѣтствовать; но чрезмѣрное добродушіе твоей сестры меня преодолѣло; въ расужденіи твоего путешествія въ Шотландію день прощенія уже прошелъ. Я неболѣе также тебѣ совѣтую ѣхать къ Г. Мордену, чтобъ представлять предъ нимъ такую роль, которую ты играла при своемъ дядѣ. Притомъ столь честной человѣкъ могъ бы ввязаться въ какую нибудь ссору, то ты и его будешь обвинять зачиньщикомъ.
Чудное твое состояніе, которое побуждаетъ тебя предлагать о бѣгствѣ, дабы удалиться отъ своего развратника и употребить ложь, чтобъ скрыться къ неизвѣстное мѣсто! судя по сему покой твой есть самое выгоднѣйнее убѣжище, какое только можно найти для тебя. Поступокъ твоего Героя, когда онъ искалъ тебя въ церьквѣ, показываетъ довольно его власть надъ твоимъ сердцемъ, хотя бы ты не учинила постыднаго въ томъ признанія.
Я присоединю еще нѣсколько словъ. Если я для чести фамиліи несклоню тебя къ браку, то намѣренъ уѣхать въ Шотлаидію, и невидѣть во всю жизнь никого изъ общихъ нашихъ родственниковъ.
Жамесъ Гарловъ.
Вотъ братъ, вотъ называютъ усерднымъ почтеніемъ къ отцу, матери и дядьямъ. Но онъ видитъ, что съ нимъ поступаютъ какъ съ важнымъ человѣкомъ, и потому его надмѣнность соотвѣтственна тому мнѣнію, которое объ немъ имѣютъ.
Письмо XLIII.
КЛАРИССА ГАРЛОВЪ, къ АННѢ ГОВЕ.
Тетка моя Гервей, которая препроводила ночь въ замкѣ, вышла въ сію минуту изъ моего покоя. Она приходила съ моею сестрою. Ей не позволяли быть у меня безъ такого свидѣтеля. Когда я ее увидѣла, то сказала ей, что посѣщеніе ея есть чрезвычайная милость для злощастной плѣнницы. Цѣловала у ней руку, и она также обнимала меня говоря: почему столько отдалена, любезная племяница, тетка, которая любитъ тебя столь нѣжно?
Она мнѣ объявила, что пришла изъясниться со мною, дабы успокоить фамилію; что не могла себя увѣрить чтобъ я; еслибы не почитала себя гонимою съ жестокостію, я, которая была всегда столь кроткаго свойства, могла противиться съ такою твердостію своему отцу и желаніямъ всѣхъ своихъ родствениковъ; что мать моя и она приписываютъ рѣшительность мою тому способу, которымъ начали со мною дѣло и тому моему мнѣнію, что братъ мой въ началѣ имѣлъ болѣе участія въ предложеніяхъ Г. Сольмса, нежели отецъ мой и другіе родственники; что наконецъ обѣ они желаютъ, еслибы могли, подать мнѣ нѣкоторое справедливое извиненіе, дабы оставить честнымъ образомъ мое противоборствіе во время сего приступа. Белла перебирала книги съ задумчивымъ видомъ, но не показывала повидимому никакой склонности вмѣшаться въ разговоръ. Тетка моя представивъ мнѣ, что возраженія мои безполезны, потому что честь моего отца зависитъ отъ сего повиновенія, обратила свои разсужденія на законъ моей должности съ большею убѣдительностію, нежели какой бы я надѣялась, естлибы сестра моя не присутствовала. Я не буду повторять многихъ доказательствъ, которыя сходны въ тѣми, коими ты должна уже быть утомлена съ обѣихъ сторонъ. Но надобно тебя увѣдомить о всемъ томъ, что имѣетъ нѣкоторый видъ новости.
Видя мою непреклонность, говорила она мнѣ, что съ своей стороны не скрываетъ, что Г. Сольмсъ и Ловеласъ должны равномѣрно получить отказъ; но дабы удовлетворить моимъ родственникамъ, я не мѣнѣе обязана помытлять о супружествѣ, и она болѣе склоняется къ Г. Віерлею, спросивъ меня, какое я имѣю объ немъ мнѣніе.
И подлинно Клари, сказала моя сестра, подойдя, что ты скажешь о Г. Віерлѣе.
Я тотчасъ узнала представляемыя мнѣ сѣти. Меня хотѣли принудить изъясниться, дабы вывесть изъ моего отвѣта доказательство совершеннаго моего предубѣжденія въ пользу Г. Ловеласа. Таковыя уловки тѣмъ болѣе были хитрѣе, что г. Віерлей явно говоритъ о своемъ ко мнѣ почтеніи, и со стороны нравовъ, такъ какъ и лица, болѣе имѣетъ преимущества надъ Сольмсомъ. Я вздумала обратить сіе лукавство противъ ихъ самихъ, показывая, сколь легко отступиться отъ выгодъ Г. Сольмса, потому что не можно надѣяться таковыхъ же предложеній отъ Г. Віерлея.
Въ такомъ намѣреніи спросила я, избавитъ ли меня отъ гоненій Г. Сольмса отвѣтъ мой, предполагая его выгоднымъ для Г. Віерлея; ибо я признаюсь, сказала я, что не имѣю къ одному того отвращенія, которое оказываю къ другому.
Тетка моя отвѣчала мнѣ, что возложенная на нее должность недалеко простирается; и что она только знаетъ, что отецъ мой и мать не прежде будутъ спокойны, пока увидятъ надежду Г. Ловеласа совершенно уничтоженную моимъ супружествомъ.
Пронырливая тварь! сказала моя сестра. Сіе разсужденіе и тотъ способъ, какимъ она предложила свой вопросъ послѣ моей тетки, совершенно меня увѣрили, что мнѣ разставляли сѣти.
Ахъ! какъ! тетушка, перервала я; не предлагаетели вы мнѣ о томъ, что не имѣетъ никакого отношенія къ намѣреніямъ моего брата? и не должна ли я потому надѣяться окончанія своихъ мученій и злощастія, не видя себя болѣе обезпокоиваему какимъ ни будь ненавистнымъ человѣкомъ? И такъ всѣ мои представленія отвергаютъ; однако они должны быть приняты, я осмѣливаюсь о томъ сказать.
Но если, любезная племянница, не остается тебѣ никакой надежды, то я не думаю, чтобъ ты почитала себя совершенно свободною отъ повиновенія, коимъ дочь обязана своимъ родителямъ.
Извините меня, сказала моя сестра, я ни мало не сомнѣваюсь, чтобы намѣреніе дѣвицы Клари, если ей не можно соединиться съ своимъ дражайшимъ Ловеласомъ, не было то, дабы возвратить свою землю отъ моего отца, и жить тамъ въ сей независимости, которая есть основаніемъ ея развратности. И сколь честную будешь препровождать тамъ жизнь, сестрица! а Гж. Нортонъ, твой оракулъ, начальствующая надъ твоимъ домомъ, бѣдныя твои при воротахъ; сама ты среди нищенскаго собранія съ гордымъ и вкупѣ подлымъ видомъ, и почитающая себя превосходнѣе всѣхъ женьщинъ находящихся въ округѣ, которыя небудутъ имѣть сихъ благородныхъ наклонностей: бѣдныя внѣ дома, сказала я, но Ловеласъ во внутренности, то есть, посрамляющій твою честь одною рукою, и уничтожающій ее другою. Прекрасный планъ! Но знай, бѣглецъ, что воля умершаго дѣда будетъ ограничена властію находящагося въ жизни отца; и что будетъ разполагать землею такъ, какъ бы учинилъ мой дѣдъ, еслибы онъ увидѣлъ при своей жизни столь великую перемѣну въ своей любимой внукѣ.
Словомъ сказать, она не отойдетъ къ тебѣ, если ты не довольно будешь разборчива въ употребленіи ея или пока возрастъ не позволитъ тебѣ прибѣгнуть къ законамъ, дабы изсторгнуть ее съ почтительностію у своего отца.
Фу! дѣвица Гарловъ, сказала ей моя тетка, такія слова недостойны сестры.
Позвольте ей продолжать сударыня. Ето ни чего въ сравненіи того, что я претерпѣла отъ дѣвицы Гарловъ; она только показываетъ яростную свою зависть, или даетъ высокія повеленія, коимъ я принуждена покаряться. Я ей только скажу въ отвѣтъ, что знаю, къ чему должна прибѣгнуть для возвращенія своихъ правъ, и ничто не препятствуетъ мнѣ вступить въ обладаніе оныхъ, еслибы я имѣла намѣреніе, но о семъ я никогда и не думала. Представте сударыня моему отцу, что величайшія жестокости, и самыя оскорбительныя слѣдствія не принудятъ никогда искать противныхъ его волѣ способовъ; хотя бы я была доведена до нищеты, и изгнана изъ дома, что было бы можетъ быть для меня предпочтительнѣе тому, чтобъ быть заключенною въ немъ и поносимою.
Въ такомъ случаѣ, дражайшая племянница, отвѣчала моя тетка, если ты вступишь въ бракъ, то принуждена будешь сообразоваться съ намѣреніями своего мужа; и еслибы сей мужъ былъ Г. Ловеласъ, то не можно сомнѣваться, чтобъ онъ не нашелъ случая къ произведенію новыхъ безпокойствій въ фамиліи. Въ самомъ дѣлѣ, любезная племянница, еслибы онъ имѣлъ къ тебѣ истиное уваженіе, то не слыхала бы ты безпрестанно о его похвальбахъ. Онъ весьма мстительный человѣкъ; на твоемъ мѣстѣ Клари, я бы опасалась не оскорбивъ его, сего мщенія, коимъ онъ не престаетъ угрожать фамиліи.
Угрозы его, перехватила я, суть ни что иное, какъ весьма обыкновенное возмездіе за тѣ, коими его ежедневно устрашаютъ. Никто не намѣренъ сносить оскорбленія съ такою терпѣливостію какъ я. Но меньше ли были извѣстны его качества, нежели нынѣ? Тогда увѣрены были, что супружество, что разборчивость женьщины въ выборѣ такого мужа была бы самая рѣдкая; но я весьма много о семъ сказала, говорила я оборотясь къ своей сестрѣ. Впрочемъ я повторяю, что не было бы какъ и прежде, ни слова о Г. Ловеласѣ, еслибы по ступали со мною съ великодушіемъ.
Тетка моя Гервей, перервавъ нѣкоторый оскорбительный отвѣтъ моей сестры, представила мнѣ еще, что не могутъ быть спокойны, если не увидятъ меня за мужемъ; говорятъ продолжала она, что ты для успокоенія Г. Ловеласа желаешь дать ему обязательство, чтобъ не принадлѣжать во всю жизнь никому, если не будешь его женою. Сіе предполагаетъ, что ты весьма много имъ занята.
Я признаюсь откровенно, отвѣчала ей, что не знаю лучшаго средства къ предупрежденію новыхъ злощастій. И если не хотятъ, что я объ немъ думала, то нѣтъ другаго человѣка, о которомъ бы я могла имѣть выгодное мнѣніе. Однако охотно бы отдала все что имѣю, дабы онъ оставилъ свое ко мнѣ предубѣжденіе и обязался другою. Конечно охотно, Белла, хотя я вижу твои забавныя улыбки.
Можетъ быть такъ, Клари, однако ты не можешь запретить мнѣ улыбаться.
Если не хотятъ, чтобъ я объ немъ думала, повторила моя тетка. Разумѣю сіи слова Клари. Время уже сойти. Пойдемъ дѣвица Гарловъ. Я попрошу твоего отца, чтобъ онъ позволилъ придти къ Клари самой моей сестрѣ, можетъ быть изъ того выдѣтъ какое нибудь щастливое произшествіе.
Я предвижу, сказала Белла, какое должно быть сіе произшествіе. Мать моя и Клари зальются слезами; но съ тѣмъ различіемъ, въ разсужденіи слѣдствій, что мать моя возвратится съ пронзеннымъ до глубины сердцемъ, а Клари будетъ болѣе ожесточена торжествомъ своимъ надъ нѣжностію моей матери. Если вы хотите знать о томъ, сударыня, то для сей причины не дозволяютъ сей прекрасной особѣ выходить изъ своего покоя.
Она взяла за руку мою тетку; и я не говоря ни слова, обѣихъ ихъ проводила до лѣсницы.
Письмо XLIV.
КЛАРИССА ГАРЛОВЪ къ АННѢ ГОВЕ.
Сердце мое колебалось между надеждою и страхомъ видѣть мою мать, соединеннымъ съ печалію и смущеніемъ, что причинила ей толико досадъ. Я ее ожидала съ трепетомъ; однако безпокоиства мои миновались: ей не позволено было взойти. Снисходительная моя тетка опять возвратилась, но сопровождаема моею сестрою. Она взяла меня за руку, и подлѣ себя посадила.
Я должна признаться, сказала она мнѣ, что если я пришла къ тебѣ въ послѣдній разъ противъ согласія твоего отца, то ето для того, чтобъ тебѣ услужить, по тому что меня крайне ужасаютъ слѣдствія твоего упорства. Сказавъ сіе начала она мнѣ представлять надежду всѣхъ моихъ родственниковъ, богатство Сольм-са, которое превозходитъ все то, что когда нибудь себѣ представляли, выгодныя условія, худую славу о Г. Локеласѣ, отвращеніе, которое имѣетъ къ нему вся фамилія; каждое обстоятельство было представлено въ живѣйшихъ краскахъ, хотя сіи описанія были тѣже самыя, которыя я слышала отъ своей матери; изъ чего заключила, что мать моя не увѣдомила никого о томъ, что произходило между ею и мною, иначе бы тетка моя не стала говорить въ другой разъ о такихъ вещахъ, которыя мнѣ безполезно были представляемы.
Она мнѣ говорила, что подать поводъ моему отцу къ такимъ мыслямъ, что онъ не имѣетъ власти надъ своими дѣтьми, а особливо надъ дочерью, которую всегда любилъ даже до обожанія, значитъ пронзить его сердце, и по тому сія чрезмѣрная нѣжность, превратившаяся въ негодованіе, ненависть и ярость, въ состояніи будетъ его довесть до всякихъ крайностей. Потомъ сложивъ свои руки съ трогательною благосклонностію, заклинаю тебя, любезная племянница, для себя и для тебя самой, для всего того, что тебѣ драгоцѣнно на свѣтѣ, преодолѣть нещастливое предубѣжденіе, отвратить угрожающія тебѣ бѣдствія, и сдѣлать щастливыми всѣхъ предостерагая себя отъ пагубныхъ злощастій. Дражаишая Клари, должно ли, чтобъ я повергнулась къ твоимъ ногамъ? Я ето исполню охотно… Въ жару сего восторга она дѣйствительно пала на колѣни а купно съ нею и я, опустивъ голову съ стыда, прося ее встать, обнимая ее руками, и орошая ея грудь своими слезами.
Дражайшая моя тетушка! Какая чрезмѣрная благосклонность и снисхожденіе! Увы! Встаньте. Вы раздираете мое сердце столь невѣроятными знаками нѣжности.
Скажи, любезная моя племянница, скажи, что ты соглашаешься обязать всѣхъ своихъ родственниковъ, скажи, я тебя заклинаю, если ты насъ любишь.
Увы! Какъ мнѣ обѣщать вамъ то, исполненію чего я лучше предпочту смерть.
Покрайней мѣрѣ, скажи мнѣ, дражайшая Клари, что ты объ етомъ нѣсколько времени подумаешь, что разсудишь на единѣ сама съ собою. Подай покрайней мѣрѣ нѣкоторую надежду, чтобъ убѣжденія мои и заклинанія не были тщетны.
Она не оставляла сего положенія, и я также не перемѣняла своего предъ нею.
Какое странное явленіе! если бы я колебалась сомнѣніемъ, дражайшая моя тетушка, то давно бы его побѣдила… Что кажется сильнымъ побужденіемъ моимъ родственникамъ, не можетъ быть таковымъ для меня. Сколько я разъ повторяла, чтобъ мнѣ позволили остаться дѣвицею? или нельзя не лишить меня такой милости? Пусть позволятъ мнѣ ѣхать въ Шотландію, во Флоренцію, или въ какое другое мѣсто, которое угодно будетъ избрать. Пусть пошлютъ меня въ Индію невольницею; я на все могу согласиться: но никогда не дамъ клятвы жить съ такимъ человѣкомъ, котораго терпѣть мнѣ неможно.
Въ сіе время Белла сохранила молчаніе поднявъ руки, какъ бы изъ удивленія къ моему ожесточенію. Я вижу, сказала мнѣ тетка вставая, что ни что не можетъ преклонить твоего духа. Къ чему служитъ снисхожденіе, перервала моя сестра? вы видите, сударыня, что благосклонность ваша употреблена во зло. Скажите ей прямо, чего она должна ожидать; объявите ея приговоръ.
Тетка моя взявъ ее за руку, удалилась къ окну, обливаясь слезами. Я не могу, Арабелла, право не могу, сказала она ей тихо; [однако я слышала до единаго слова] съ ней поступаютъ весьма жестоко. Впрочемъ ето благородное сердце; какое нещастіе, что дѣла доведены до такой крайности. Но надобно принудить Г. Сольмса отказаться.
Какъ! Сударыня, отвѣчала ей моя сестра тихимъ, но сердитымъ голосомъ! И вы также отдаетесь въ обманъ сей хитрой Сиренѣ? Мать моя хорошо поступила, что не пришла сюда. Я сомнѣваюсь, не будетъ ли и самъ мой отецъ послѣ первой своей вспыльчивости преклоненъ ея лукавствомъ. Одинъ только мой братъ, думаю, въ состояніи ее принудить.
Не думай о томъ, чтобъ позвать сюда твоего брата, отвѣчала моя тетка; я его почитаю чрезмѣрно неистовымъ. Она ни чего не показываетъ въ своихъ поступкахъ, что бы означало упорство и развратность. Если придетъ твой братъ, то я не буду отвѣчать за слѣдствія; ибо я думаю, что она два или три раза едва не упадала въ обморокъ.
О! сударыня, она имѣетъ сердце гораздо твердѣе, нежели какъ вы воображаете. Вы видите, сколько успѣли ставъ предъ нею на колѣни.
Тетка моя стояла долго при окнѣ задумавшись, обратясь ко мнѣ спиною. Белла сіе время почла способнымъ къ оказанію мнѣ грубѣйшихъ оскорбленій. Она сходила въ мой кабинетъ, гдѣ взявъ обращики присланныя мнѣ отъ матери, и принесши ко мнѣ разложила ихъ на стулѣ. По томъ показывала мнѣ ихъ одинъ послѣ другаго на своемъ рукавѣ и плечѣ; и тихимъ голосомъ, дабы не услышала тетка, давала Иронически свое о каждомъ цвѣтѣ мнѣніе: ета матерія безъ сомнѣнія для брачнаго дня, а ета для слѣдующаго. Что ты объ нихъ скажешь, любезная сестрица? О семъ крамозинномъ бархатѣ шитомъ на такомъ грунтѣ? Я его нахожу весьма удивнтельнымъ для столь прекраснаго стана, какъ твой. Сколько придаетъ онъ тебѣ блистательности! ты воздыхаешь, дражайшая! [въ самомъ дѣлѣ печаль изторгнула изъ моего сердца нѣсколько вздоховъ.] А cей черный бархатъ будетъ ли не къ стати столь прелестнымъ глазамъ? Ловеласъ не говорилъ ли тебѣ, что ты имѣешь глаза достойныя обожанія? Но что ето? Любезная, ты ничего не отвѣчаешь. Алмазы же круживы…
Она не престала бы о семъ говорить, если бы тетка моя не подошла къ намъ, отирая свои слезы и что ето племянница, тайный разговоръ? Ты мнѣ кажешься весьма весела и довольна, дѣвица Гарловъ, такъ что я заключаю изъ того не малую надежду.
Сестра моя отвѣчала, что она давала мнѣ свое мнѣніе о матеріяхъ, хотя я ее о томъ не просила; но что я молчаніемъ по видимому одобряла ея разсужденія.
О Белла, сказала я ей, дай Богъ, чтобъ: г. Ловеласъ потребовалъ отъ тебя исполненія того, что ты объ немъ прежде говорила! Сіе мнѣніе давала бы ты для своей собственной пользы, и мы бы обѣ были весьма щастливы. Но виновата ли я, что иначе случилось? Сія рѣчь привела ее въ толикое неистовство, что она называла меня оскорбительными именами. Какъ! Сестрица, перехватила я; ты раздражаешься, какъ бы сіи слова заключаютъ болѣе смысла, нежели какой я въ нихъ предполагала. Желанія мои чистосердечны для тебя равно, какъ для меня самой и для всей фамиліи. Чтожъ я сказала столь язвительнаго? Не подавай мнѣ повода заключить, любезная Белла, что я нашла истинный узелъ твоихъ со мною поступковъ, который до сего времени былъ неизьяснимъ со стороны сестры.
Фу, фу! Клари, сказала мнѣ тетка.
Какъ поносительныя насмѣшки моей сестры болѣе умножались, берегись сказала ей еще, чтобъ ты не столько была способна вонзать свои стрѣлы, сколько самой быть ими уязвленной, естьли бы я стала употреблять твое собственное оружіе; то бы совѣтовала тебѣ посмотрѣть нѣсколько, сколь худо пристаетъ къ твоему плечу сія матерія.
Фу, фу! дѣвица Клари, повторяла моя тетка.
Дѣвицѣ Гарловъ, сударыня, надлежало бы вамъ говорить фу, фу, если бы вы слышали половину жестокихъ ея оскорбленій.
Сойдемъ сударыня, сказала моя сестра съ чрезмѣрною запальчивостію. Пусть дуется сія тварь, пока отъ собственнаго своего яда не лопнетъ. Въ семъ моемъ гнѣвѣ, въ послѣдній разъ я ее вижу.
Если бы я имѣла весьма подлое сердце, сказала я ей, дабы слѣдовать такому примѣру, которой охуждаю, то столько легко мнѣ обратить сіи поношенія къ твоему посрамленію, что удивительнымъ для меня кажется, чтобъ ты осмѣлилась имъ подвергнуться. Однако, Белла, поколику ты намѣрена сойти, то прости меня, и я также тебя прощаю. Ты къ сему обязана двумя причинами, по твоему старшинству и жестокости твоей въ оскорбленіи удрученной печалію сестры. Если бы ты была въ семъ злополучіи, въ которомъ меня вѣчно желаютъ оставить, если бы могла ощутить половину моихъ мученій; то по крайней мѣрѣ тѣмъ бы утѣшалась, что не имѣешь такой сестры, которая бы могла поступить съ тобою, такъ какъ ты со мною поступала.
Сколько ты…! и не сказавъ, мнѣ, что такое, бросилась она къ дверямъ.
Позвольте сударыня, сказала я своей теткѣ, ставъ предъ нею на колѣни, и сжимая ея руки, позвольте мнѣ удержать васъ на минуту, не для того, чтобъ жаловаться на мою сестру, которая должна найти свое наказаніе въ самой себѣ, но дабы возблагодарить васъ за ту благосклонность, которая возбуждаетъ во мнѣ чувствительнѣйшую признательность. Я прошу васъ только не приписать моему упорству непреоборимую твердость, которую я оказала столь дражайшей теткѣ, и простить меня во всемъ, что я сказала или учинила непристойнаго предъ вашими глазами, свидѣтельствуюсь небомъ, что не имѣла ни какой злобы къ бѣдной Беллѣ. Осмѣливаюсь сказать, что ни она, ни мой братъ, ни самой отецъ мой, не знаютъ того сердца, которое они толь жестоко изнуряютъ.
Я довольное получила утѣшеніе, дражайшая Гове, видя, какое дѣйствіе произвело вдругъ отсутствіе моей сестры. Встань благородная душа! любезная дѣвица. [сіи суть благосклонныя выраженія моей тетки.] Не будь предо мною въ такомъ положеніи; не открывай никому, что я тебѣ сказать намѣрена. Я болѣе имѣю къ тебѣ удивленія, нежели сколько могу его изобразить. Если ты не будешь требовать своихъ правъ на землю твоего дѣда, и если можешь отрещись отъ Ловеласа, то не престанешь почитаться самою рѣдкою въ своемъ возростѣ… Но мнѣ должно идти съ твоею сестрою. Вотъ послѣднія мои слова: покаряйся, если можешь, намѣреніямъ своего отца. Какую ты окажешь услугу своимъ повиновеніемъ! Моли всевышняго, дабы онъ подкрѣпилъ твои силы въ учиненіи сего опыта. Ты не знаешь всего того, что можетъ съ тобою воспослѣдовать.
Одно слово, дражайшая тетушка еще одно слово; [ибо она хотѣла меня оставить] употребите всю вашу довѣренность въ пользу любезной моей госпожи Нортонъ, дѣла ея находяться въ весьма худомъ состояніи. Если она будетъ больна, то весьма трудно ей пропитать себя безъ помощи моей матери. Я никакого не буду имѣть средства къ ея вспоможенію; ибо соглашусь лучше лишиться нужнаго, нежели требовать своихъ правъ: и увѣряю васъ, что она столь сильно убѣждала меня склониться къ повиновенію, что доказательства ея не мало утвердили меня въ той рѣшительности, чтобъ избѣгнуть всякихъ крайнихъ способовъ, къ коимъ однакожъ да не попуститъ мнѣ небо никогда быть доведенной. Увы! меня лишаютъ вспомоществующихъ ея совѣтовъ, и имѣютъ худыя мысли о добродѣтельнѣйшей въ свѣтѣ женьщинѣ.
Я восхищаюсь сими чувствованіями, сказала моя тетка, цѣлуя меня многократно, да будетъ тебѣ всевышній покровителемъ и вождемъ! Но должно тебѣ повиноваться; я тебѣ обьявляю, что должно. Словомъ мнѣ не позволяютъ болѣе сего тебѣ сказать: и помни, Клари, что должно повиноваться.
Я думаю, что сіе обьявленіе есть то, сестра моя называла моимъ приговоромъ. Однако онъ не строжѣе того, который уже былъ мнѣ произреченъ. Казалось, что тетка моя нарочито возвышала свой голосъ, повторяя сіи послѣднія слова: и помни Клари, что должно повиноваться. Послѣ сего она тотчась меня оставила.
Все, что я чувствовала въ семъ ужасномъ явленіи, обьемлетъ меня опять, когда къ тебѣ объ немъ пишу; перо мое выпадаетъ изъ рукъ, и я вижу всѣ цвѣты радуги чрезъ слезныя потоки.
Въ среду въ 5 часовъ.
Я присоединю нѣсколько строчекъ. Тетка моя оставивъ меня, нашла сестру мою на низу лѣсницы, которая ей выговаривала, что за ставила ее столь долго ждать. Однако она одобряла послѣднія ея слова, которыя весьма удобно могла слышать, и говорила о моемъ упорствѣ: думаетели вы, сударыня, чтобъ ваша Кларисса, сія любимая всѣми дѣвица была столь худаго свойства? и ктожъ обязанъ повиноваться, отецъ ли ея, или она, какъ вы ей сказали? Тетка моя отвѣчала жалостнымъ голосомъ, но я не могла различить ея словъ.
Не удивляешься ли ты, любезная пріятельница сей странной не поколебимости въ столь не благоразумномъ предпріятіи? Но я думаю, что братъ мой и сестра безпрестанно толкуютъ въ худую сторону все то, что отъ меня не происходитъ, и къ нещастію моему не имѣю никого, кто бы осмѣлился защитить меня. Сестра моя говоритъ, что если бы почитали меня столь мужественною, то никогда бы не вступили со мною въ сраженіе. Они не знаютъ какъ согласить мнимое мое упорство съ постояннымъ моимъ нравомъ, и надѣются изнурить меня различными своими приступами. Ты видишь, что братъ мой рѣшился или меня принудить къ браку, или оставить замокъ Гарловъ, никогда въ него не возвращаясь. И такъ надобно или лишиться сына, или принудить дочь самую развратнѣйшую и неблагодарнѣйшую въ свѣтѣ! Вотъ подъ какимъ видомъ представлены случаи. Они еще гораздо болѣе будутъ отдалены отъ истинны, я въ томъ не сомнѣваюсь. Но кто можетъ угадать, какія будутъ ихъ новыя мѣры?
Я пошлю теперь же свой отвѣтъ на твое письмо отъ прошедшаго Воскресенья. Въ немъ нѣтъ никакой перемѣны; ибо долго бы его было списывать, да при томъ и времени на то не имѣю. Однако я опасаюсь, любезная пріятельница, что во многихъ мѣстахъ весьма далеко простирала свою вольность. Но не имѣю довольно спокойнаго духа, чтобъ въ немъ что ни будь перемѣнить. Не гнѣвайся на меня; я тебя увѣряю, что если ты можешь извинить въ моемъ письмѣ одно или два мѣста, то ето будетъ для того, что они положены наилучшимъ твоимъ другомъ.
Письмо XLV.
АННА ГОВЕ, къ КЛАРИССѢ ГАРЛОВъ.
Въ среду въ вечеру 22 Марта.
Мнѣ гнѣваться, на что же любезная пріятельница? Ни что не можетъ быть для меня пріятнѣе того, что ты называешь своими вольностями. Я удивляюсь только твоему снисхожденію къ моимъ; вотъ все; и сожалѣю, что заставила тебя писать столь продолжительный ко мнѣ отвѣтъ на предложенные вопросы, хотя и съ великимъ удовольствіемъ читаю оный.
Я увѣрена, что ты никогда не имѣла намѣренія поступать со мною скрытно, во первыхъ по тому, что ты такъ говоришь, во вторыхъ потому, что ты не могла еще сама познать своего положенія, и будучи гонима, не въ состояніи столько различать дѣйствій любви и гоненія, чтобъ опредѣлить власть каждой изъ сихъ двухъ причинъ: объ етомъ, думаю, я уже тебѣ говорила. И такъ оставляю теперь сей вопросъ.
Робертъ сказалъ мнѣ, что ты лишь только положила свой послѣдней пакетъ на условленномъ мѣстѣ, какъ онъ его взялъ. Онъ туда приходилъ за часъ прежде, но ничего не нашелъ, и примѣтивъ мою нетерпѣливость видѣть что нибудь отъ тебя, шатался нѣсколько времени около твоихъ стѣнъ.
Родственница моя Женни Деддиль находится здѣсь и хочетъ сію ночь препровесть со мною. Я небуду имѣть времени отвѣчать тебѣ со всякимъ вниманіемъ, какого требуетъ содержаніе твоихъ писемъ. Ты знаешь, что съ нею надобно безпрестанно болтать. Однако случай приведшій ее сюда, весьма важенъ. Она пріѣхала просить мою мать, чтобъ съѣздить къ госпожѣ Ларкинъ, ея бабушкѣ, которая давно уже несходитъ съ постѣли, и которая узнавъ на конецъ, что она при смерти, думаетъ о духовной, не смотря на отвращеніе, которое до сего самаго времени имѣла къ сему обряду. Она соглашается на него съ тѣмъ условіемъ, чтобъ мать моя, которая есть отдаленная родственница, не преминула тутъ присудствовать, дабы вспомоществовать ей своими совѣтами; ибо весьма великое имѣютъ мнѣніе о искуствѣ моей матери во всемъ томъ, что касается до духовныхъ, брачныхъ договоровъ и другихъ дѣлъ такого рода…
Госпожа Ларкинъ живетъ отъ насъ на семнадцать миль. Мать моя, которая не можетъ согласится ночевать внѣ своего дома, намѣревается ѣхать весьма рано, чтобъ въ вечеру возвратиться обратно. И такъ я думаю весь день завтра посвятить себя къ твоимъ услугамъ, и не буду ни для кого сказываться дома. Что касается до безпокоющей меня женщины, то я ей предложила проводить двухъ дамъ, дабы прежде ночи отозвать домой мою мать. Я знаю только сіи случаи, въ которыхъ бы такіе люди могли къ чему нибудь быть годны, дабы придать нашему полу въ публичныхъ собраніяхъ нѣкоторый видъ тщеславія и неустрашимости.
Я помню, что тебѣ говорила однажды, что не будетъ для меня противенъ союзъ моей матери съ Г. Гикманомъ. Какая важность въ различіи пятнадцати или двадцати лѣтъ, а особливо когда женщина столь хорошее имѣетъ здоровье, что можно надѣеться, что она долгое время сохранитъ свою молодость, и когда любовникъ есть человѣкъ столь умный! Не шутя я думаю, что любила бы его столько, какъ своего отца, сколько по всякому другому условію. Они чрезмѣрное другъ къ другу оказываютъ уваженіе.
Но я имѣю въ головѣ лучшія мысли, по крайнѣй мѣрѣ для мущины, и приличнѣйшія со стороны возроста. Что ты скажешь, любезный другъ, если вступить въ посредство съ твоею фамиліею, чрезъ которое бы ты отвергла двухъ твоихъ жениховъ, и приняла моего? естьли ты къ одному изъ двухъ имѣешь договорную склонность, то мысли сіи не могутъ тебя оскорбить. Не достаетъ только твоего одобренія. Въ такомъ мнѣніи, какого бы я не имѣла почтенія къ Г. Гикману? Гораздо болѣе, нежели въ другомъ. Жила моей глупости открыта; позволить ли ей течи? сколь трудно противиться слабымъ склонностямъ!
Гикманъ кажется мнѣ гораздо сходнѣе съ твоею склонностію, нежели который нибудь изъ тѣхъ, кои тебѣ до сего времени были предлагаемы. Онъ человѣкъ умной, столь важный, и столь многія другія качества имѣющій. При томъ не говорила ли ты, что ето твой любимецъ? Но можетъ быть ты награждаешь его толикимъ почтеніемъ для того, что онъ уважаемъ моею матерію. Я не сомнѣваюсь, чтобъ онъ не получилъ великаго выигрыша въ обманѣ, по крайней мѣрѣ, если онъ не легкомысленнѣе, нежели какъ я думаю.
Но ахъ! гордый твой любовникъ тотчасъ бы его удушилъ. Вотъ что я позабыла. Для чего, любезный другъ, когда дѣло идетъ о семъ Гикманѣ? Судя по всему онъ принадлежитъ къ хорошему роду людей; но изъ числа ли совершенныхъ? Нѣтъ, ето одинъ изъ слабыхъ мнѣ извѣстныхъ, и предмѣтъ, который я тебѣ даю къ порицанію.
Ты меня почитаешь весьма щастливою въ разматриваніи того, что до него относится. Какъ смѣшной поступокъ, который заставляютъ тебя терпѣть, исполняетъ твое сердце горестію, то ты по крайнѣй мѣрѣ почитаешь сноснымъ то, чтобы совсѣмъ тебѣ таковымъ не казалось въ другомъ положеніи.
Я осмѣливаюсь сказать, что со всею твоею важностію, ты не захотѣла бы его для себя, развѣ только въ противоположеніи съ Сольмсомъ будешь принуждена избрать одного изъ двухъ. Вотъ какому опыту я тебя подвергаю. Посмотримъ, что ты на сіе скажешь.
Что касается до меня, то я тебѣ признаюсь, что имѣю великія возраженія противъ Гикмана. Онъ и супружество есть такія двѣ вещи, которыя вмѣстѣ не представляются въ моей головѣ. Изьяснить ли тебѣ вольно свои объ немъ мысли, то есть, о его добрыхъ и худыхъ качествахъ, какъ бы я писала къ кому нибудь такому, который его не знаетъ? Такъ я думаю, что на то рѣшилась. Но льзяли разсуждать съ важностію о семъ предмѣтѣ? Мы еще не имѣемъ важныхъ поступей, и онъ мѣня спрашиваетъ, можемъ ли мы имѣть когда нибудь ихъ. Впрочемъ хотя я весьма рада, что могу умѣрить на минуту твою печаль своими нелѣпыми описаніями, однако шутка ни мало не совмѣстно съ настоящимъ чувствованіемъ безпокойствія столькоже жестокаго, какъ и то, которое я о тебѣ имѣю.
Меня перервали для честнаго Гикмана. Онъ прибылъ сюда въ два часа, вѣроятно посѣтить мою мать для ея дочери, хотя она и не имѣемъ нужды быть просимой въ его пользу. Хорошо, что одна замѣняетъ другую, безъ чего бы сему бѣдняку весьма трудно было раздѣлять свои услуги, и столь тягостное исполненіе его бы утомило.
Когда уже онъ готовъ былъ къ отъѣзду, и лошади его стояли на дворѣ, то мать моя приказала меня позвать подъ тѣмъ предлогомъ, что хочетъ о чемъ то поговорить. Въ самомъ дѣлѣ она мнѣ сказала нѣсколько словъ, которыя ни чего не значили, и я довольно примѣтила, что единственная ея причина меня созвать на низъ была та, чтобъ быть мнѣ свидѣтелемъ нѣжныхъ и пріятныхъ его поклоновъ, и дабы подать ему случай пожелать мнѣ добраго здоровья. Она знаетъ, что я не имѣю охоты ему благопріятствовать своимъ присудствіемъ, когда бываю занята съ другой стороны. Я не могла не показать на себѣ нѣсколько холоднаго вида, примѣтивъ, что она не имѣла ничего, о чемъ бы мнѣ сказала, и какое было ея намѣреніе. Она смѣялась моей развлеченности, дабы любимецъ ея уѣхалъ безъ огорченія.
Онъ мнѣ поклонился почти до земли. Хотѣлъ взять меня за руку, но я не согласилась быть подъ его плетію, которую онъ держалъ въ другой рукѣ. Я ее оттолкнула къ его плечу, какъ бы старалась его поддержать, опасаясь, чтобъ онъ наклонясь не разшибъ себѣ носа объ землю. Ахъ! Боже мой сказала я ему, если вы упадете! Рѣзвая тварь, сказала моя мать, улыбаясь! сія злобная шутка тотчасъ его смутила. Онъ подавался въ задъ, держа въ рукѣ узду, и всегда отдавая поклоны, пока наѣхавши на своего слугу едва не опрокинулъ его приподнявшись. Я съ великою охотою смѣялась. Онъ селъ, кольнуль лошадь шпорами, и не хотя меня оставить своими глазами едва не ударился объ ворота.
Я возвратилась въ свой покой, будучи имъ столько занята, что принуждена была продолжать свое намѣреніе. Можетъ быть я буду столько щастлива, что могу тебя развеселить на минуту. Помни, что я его описываю съ доброй и худой стороны.
Гикманъ есть одинъ изъ тѣхъ безполезныхъ людей, которые показываютъ заботливый видъ, не имѣя никогда постоянныхъ упражненій. Онъ исполненъ замысловъ, которыхъ никогда не исполняетъ, не рѣшителенъ, ни къ чему не привязывающійся, выключая то удовольствіе, чтобъ мучить меня своими смѣшными любовными рѣчьми, въ которыхъ очевидно подкрѣпляетъ его благосклонность моей матери, нежели собственная его надежда, и тому что я никогда оной ему не подавала.
Я принимаю въ разсужденіе его лицо, хотя вообще судя по столь дородному тѣлу можно сказать, что образъ Гикмановъ довольно изряденъ. Не говорю я, что въ немъ не достаетъ красоты; ибо по твоему разсужденію что такое красота есть въ мущинѣ? но съ хорошими чертами, и толстыми губами онъ не имѣетъ половины того мужескаго вида, который изображенъ въ пріятной физіономіи Ловеласа.
При томъ какое пристрастіе ко многимъ чуднымъ употребленіямъ? Я не могла довольно насмѣяться нѣкоторому накрахмаленному опахалу, которой виситъ у него на шеѣ, потому что мать моя думаетъ, что оно весьма хорошо пристало, и я не должна для того столько быть съ нимъ вольна, чтобъ дать знать ему, что хочу видѣть его въ другомъ видѣ. Если о семъ изъясниться, то вкусъ сего человѣка столько страненъ, что слѣдуя только самому себѣ онъ снялъ бы себѣ образецъ для галстука, съ нѣкотораго стараго портрета Короля Вильгельма, гдѣ подбородокъ сего Государя лежитъ какъ на подушкѣ.
Въ разсужденіи его платья не можно сказать, чтобъ оно было когда нибудь не опрятно, но иногда весьма великолѣпно, а иногда чрезвычайно просто, такъ что никогда не можетъ назваться пристойнымъ. Въ поступкахъ его находится столько принужденія и пріуготовленія, что больше бы ихъ почли махинальными, нежели обыкновенными и естественными. Я знаю, что ты приписываешь сей порокъ страху, чтобъ не оскорбить и не непонравиться, но подлинно церемоніальные твои щеголи часто подвергаются тому, чего желаютъ избѣгнуть.
Впрочемъ Гикманъ есть человѣкъ честный, изъ весьма хорошей фамиліи. Имѣніе его знатно и со временемъ можетъ онъ сдѣлаться Баронишковъ. Онъ имѣетъ сердце сострадательное и чувствительное. Его почитаютъ довольно щедрымъ, и я бы могла тоже сказать, еслибы хотѣла принять его подарки, которые онъ мнѣ предлагаетъ, безъ сомнѣнія въ той надеждѣ, что они нѣкогда къ нему возвратятся съ тою, которая ихъ приняла; способъ, которой всѣ соблазнители употребляли съ успѣхомъ отъ самаго сатаны до подлѣйшаго его послѣдователя. Однако ето человѣкъ разумный, т. е. превосходный Економъ.
Наконецъ я не могу сказать, чтобъ имѣла теперь болѣе склонности къ другому нежели къ нему, какимъ бы образомъ я ни могла думать прежде.
Онъ не имѣетъ страсти къ охотѣ, и если содержитъ стаю сабакъ, то по крайней мѣрѣ не предпочитаетъ ихъ твореніямъ своего рода. Я признаюсь, что ето не худой знакъ для женьщины. Онъ любитъ лошадей, но не имѣя склонности къ рысталищамъ, которая бываетъ весьма дорогою забавою; не приверженъ къ другимъ играмъ: трезвъ, учтивъ, словомъ, онъ имѣетъ качества, которыя матери любятъ въ мужѣ для своихъ дочерей, и которыя дочери должны бы можетъ быть любить для себя самихъ, еслибы могли такъ судить въ собственномъ своемъ дѣлѣ, какъ опытъ со временемъ научитъ судишь въ дѣлѣ будущихъ своихъ дочерей.
Не смотря на все сіе, если тебѣ говорить откровенно, я не думаю, чтобъ любила Гикмана, ниже чтобъ когда нибудь случилось мнѣ его любить.
Ето странно, что во всѣхъ сихъ умныхъ любовникахъ скромность не можетъ быть соединена съ благопристойною живостію и честною неустрашимостію, что они неумѣютъ дать добрымъ своимъ качествамъ такого вида, который бы не будучи, никогда удаленъ отъ почтенія въ оказываемыхъ ими женьщинѣ услугахъ, могъ болѣе показать жару ихъ страсти, нежели вялое ихъ свойство. Кто не знаетъ, что любви пріятно укрощать львиныя сердца; что женьщины, коихъ совѣсть упрекаетъ въ лишеніи мужества, желаютъ естественно, и склонны къ предпочтенію такого человѣка, который наиболѣе онымъ одаренъ, какъ способнѣйшаго къ покровительствованію ихъ, что чемъ болѣе имѣютъ онѣ того, что называютъ въ мущинахъ малодушіемъ, тѣмъ болѣе находятъ пріятностей въ героическихъ качествахъ; что довольно явствуетъ изъ сихъ книгъ, въ которыхъ они съ удовольствіемъ читаютъ о преодолѣнныхъ препятствіяхъ, о выигранныхъ. сраженіяхъ, о пяти или шести сотъ непріятелей разтерзанныхъ силою романическаго рыцаря; наконецъ что они хотятъ, чтобъ человѣкъ, котораго любятъ, былъ герой для всякой, какъ и они, но чтобы во всемъ томъ, что до нихъ ни относится, кротость и униженность его была безпредѣльна? Женьщина имѣетъ нѣкоторую причину хвалиться побѣдою такого сердца, которое ни что не можетъ устрашить, и потому то весьма часто мнимый храбрецъ съ важнымъ видомъ собираетъ плоды, которые должны принадлежать истинному мужеству.
Что касается до честнаго Гикмана, то сія добрая душа вообще столь гибка, что я едва могу различить, естьли что въ мою пользу въ почтительныхъ знакахъ его подобострастія. Если я его ругаю, то онъ столь легко принимаетъ на себя порицанія и имъ подвергается, что я сама прихожу въ замѣшательство, когда на него нападаю, хотя бы случай былъ справедливъ или нѣтъ. Ты можешь судить, что часто, когда вижу его раскаевающагося въ проступкахъ, которыхъ онъ не учинилъ, сомнѣваюсь я, должноли смѣяться или сожалѣть объ немъ.
Мы иногда обѣ съ удовольствіемъ представляли себѣ, какія должны быть въ ребячествѣ поступки и физіономія пришедшихъ въ совершенный возрастъ особъ, т. е. судя по настоящимъ наружностямъ, какія они должны быть въ первыя свои лѣта. Я тебѣ объявляю, въ какомъ видѣ воображаю я Гикмана, Сольмса и Ловеласа, трехъ нашихъ героевъ, когда ихъ предполагаю въ училищѣ.
Сольмсъ думаю я долженъ быть скверный и жадный мальчишка, который безпрестанно вертелся около своихъ товарищей, надѣясь что нибудь унесть, и который бы охотно попросилъ у каждаго изъ нихъ половину изъ хлѣба, дабы зберечь свой. Я представляю Гикмана какъ большую сухопарую тварь, съ толькоже ровными волосами какъ и физіономія, котораго всѣ прочіе попирали и рвали, и который возвращался домой съ заплаканными глазами, дабы пожаловаться своей матери. Ловеласъ напротивъ того былъ рѣзвый бездѣльникъ, вспыльчивый, своенравный и злобный, который ходилъ воровать въ овощныя сады, лазилъ по стѣнамъ и ѣздилъ верхомъ безъ сѣдла и безъ узды; дерзкій плутишка, который давалъ тычки, и самъ ихъ сносилъ; который никому не отдавалъ справедливости и самъ оной не требовалъ, который имѣя голову два раза въ день разбитою говорилъ; етому пособитъ пластырь, или она сама собою излѣчится; между тѣмъ, думая еще большій учинить вредъ, онъ переламывалъ съ другой стороны себѣ кости.
Согласнали ты въ семъ? Я думаю, что такія и теперь приписываютъ имъ разположенія, которыя ихъ изображаютъ только съ небольшою перемѣною. Весьма не сносно, что всѣ мущины суть столько же вредящіе животные, которые по крайней мѣрѣ только во многомъ различествуютъ, и изъ сихъ то изверговъ принуждены мы выбирать.
Но я больше всего опасаюсь, чтобъ сей забавный видъ не былъ нѣсколько не къ стати, когда стенаеть въ столь прискорбныхъ обстоятельствахъ. Если я тебя не развеселила своими грубостями, то не только не извинительна предъ тобою, но и предъ собственнымъ своимъ сердцемъ, которое не смотря на его наружную легкомысленность совершенно твоимъ злощастіямъ. Поколику сіе письмо наполнено только одними глупостями, то оно не будетъ послано безъ другаго, которое будетъ заключать нѣсколько основательнѣйшаго и приличнѣйшаго твоему бѣдственному положенію, т. е. настоящему предмѣту нашей переписки.
Письмо XLVI.
АННА ГОВЕ, къ КЛАРИССѢ ГАРЛОВЪ.
Въ четвертокъ въ 7 часовъ утра.
Мать моя и родительница Женни Дерзаль, поѣхали на разсвѣтѣ въ заложенной четырьмя лошадьми Берлниѣ, съ тремя лакеями позади, сопровождаемые не устрашимымъ ихъ шталмейстеромъ, а онъ двумя изъ своихъ людей верьхомъ, какъ ихъ господинъ. Мать моя и онъ любятъ уборъ, когда выѣзжаютъ вмѣстѣ; ето есть нѣкоторый родъ взаимнаго ихъ привѣтствія, которое покрайней мѣрѣ показываетъ, что одинъ старается принять его отъ другаго. Робертъ твой и мой слуга, не имѣя другихъ господъ, остался на весь день для нашихъ повелѣній.
Я должна сперва, любезной другъ охулить сіе твое намѣреніе, чтобъ не вступать ни въ какое требованіе своихъ правъ. Всякъ долженъ самъ себѣ справедливостію, такъ какъ и другому. Я охуждаю еще болѣе тебя въ томъ, что ты объявила сіе намѣреніе своей теткѣ, и сестрѣ. Они не преминутъ о томъ сказать твоему отцу и брату, которые не столько великодушны, чтобы симъ не возпользовались. Я помню, что отъ тебя слышала нѣкоторое примѣчаніе, которое сказалъ тебѣ докторъ Левинъ, по случаю одного славнаго проповѣдника, коего поведеніе худо соотвѣтствуетъ его дарованіямъ:,,что дабы превосходить въ умозрѣніи и дѣятельности, надобно имѣть различныя качества, которыя не всегда. бываютъ соединены въ одной особѣ.,, Я бы желала, любезный другъ, чтобъ ты, которая столь щастливо соединяешь дѣятельность съ умозрѣніемъ во всемъ томъ- что есть истинно похвальнаго, отнесла здѣсь сіе правило къ самой себѣ. Дѣло идетъ о исполненіи разположеній твоего дѣда, думаешь ли ты, что поколику они служатъ въ твою пользу, то ты имѣешь болѣе воли отмѣнить ихъ, нежели тѣ, кои не имѣютъ другаго побужденія, кромѣ своего корыстолюбія къ нарушенію оныхъ.
Я знаю, сколько ты презираешь богатство: но ты мнѣ сама признавалась, что съ одной стороны его почитаешь; то есть, ты говоришь:,,что оно подаетъ способы обязывать; вмѣсто того лишеніе его заставляетъ необходимо принимать милости, которыя иногда противъ воли бываютъ изторгаемы, или покрайней мѣрѣ съ худымъ намѣреніемъ у тѣхъ подлыхъ душъ, кои не знаютъ, въ чемъ состоитъ главная цѣль благотворенія.,, Разсуди, любезный другъ, о семъ началѣ, которое бы никогда не положила, еслибы не почитала его истиннымъ, и посмотри, какъ оно согласуется съ даннымъ отъ тебя объявленіемъ своей теткѣ и сестрѣ, что хотя бы ты была изгнана изъ отеческаго дома и приведена въ бѣдность, то и тогдабы не требовала своихъ правъ на то имѣніе, котораго у тебя не можно оспоривать. Самый ихъ страхъ видѣть тебя владѣющею онымъ не показываетъ ли тебѣ, что худыя ихъ поступки къ тому тебя съ справедливостію побуждаютъ?
Я признаюсь, что читая въ первый разъ чувствительно была тронута тѣмъ письмомъ, которое ты получила отъ своей матери съ обращиками. Въ самомъ дѣлѣ, ето весьма странный опытъ со стороны матери, ибо она никогда не имѣла намѣренія тебя оскорблять; и я сожалѣю, что столь добрая женьщина могла согласиться на такую хитрость, какой исполнено сіе письмо. Не меньше также ея видно въ нѣкоторыхъ разговорахъ, которыхъ содержаніе ты мнѣ изъяснила. Не видишь ли въ семъ принужденномъ поступкѣ, чего жестокіе умы не могутъ получить отъ кроткаго нрава своими повелительными прозьбами и худыми совѣтами.
Ты мнѣ часто выговаривала, и я еще того надѣюсь, за мои вольныя мысли о нѣкоторыхъ твоихъ родственникахъ. Но слова твои, любезный другъ, не попрепятствуютъ мнѣ сказать тебѣ, что глупая гордость не достойна ничего, кромѣ презрѣнія. Правило сіе справедливо; и если его къ нимъ приспособить, то я не нахожу никакой причины къ изключенію ихъ изъ онаго. Я ихъ презираю всѣхъ, выключая только твою мать, которую хочу пощадить въ твою пользу. Въ настоящихъ обстоятельствахъ можетъ быть есть причина къ оправданію ея. Жертвуя безпрестанно столь долгое время собственною своею волею, она удобно можетъ подумать, что не столь должно быть тягостно для ея дочери жертвовать своею свободою. Но когда я разсуждаю, кто первые виновники твоихъ злощастій, то прихожу въ чрезвычайную ярость… И думаю, что еслибы поступали со мною такъ какъ съ тобою, то давно бы я была госпожею Ловеласъ; однако помни, любезный другъ, что сей же самый поступокъ, которому бы не удивлялась въ столь дерзкомъ твореніи, какъ я, былъ бы не извинителенъ въ такомъ нравѣ, какъ твой.
Поколику твою мать однажды склонили противъ собственнаго ея мнѣнія; то я не удивляюсь болѣе, что тетка твоя Гервей приняла туже самую сторону. Извѣстно, что сіи двѣ сестры никогда не были различныхъ между собою мыслей. Но я не преминула вникнуть въ свойство обязательствъ данныхъ Г. Гервеемъ, по причинѣ разстройки въ его дѣлахъ, которая но много сдѣлала чести его поступку. Бездѣлица, другъ мой; я говорю только о знатной части его имѣнія, которая уступлена за половину цѣны твоему брату, безъ чего бы она была продана его заимодавцами. Правда милость сія между родственниками весьма невелика, потому что братъ твой не пренебрегъ только его безопасности. Но вся фамилія Гервея не престаетъ теперь быть въ зависимости отъ самаго великодушнѣйшаго благотворителя, который получилъ отъ того право, какъ сказывала мнѣ сама дѣвица Гервей, поступать съ своимъ дядею и теткою съ гораздо меньшею учтивостію. Я выхожу изъ терпѣнія. Должно ли его назвать твоимъ братомъ?… Но должно, любезный другъ, поелику онъ рожденъ отъ того же отца, какъ и ты. Сіе разсужденіе, думаю я, не имѣетъ ничего для тебя оскорбительнаго.
Я весьма сожалѣю, что ты къ нему писала симъ способомъ показала ты къ нему много уваженія, утвердила нѣсколько то мнѣніе, которое онъ имѣетъ о своей важности, и возбудила въ немъ большее желаніе къ оказанію надъ тобою своего неистовства: сей случай, онъ безъ сомнѣнія не упуститъ изъ вида.
Къ стати было сему человѣку помириться съ Ловеласомъ, если онъ еще не былъ увѣренъ отъ него, что должно лучше, безъ вреда самому себѣ, вложить опять свою шпагу въ ножны, когда бы могъ по случаю ее обнажить. Сіи неистовые гордецы, которые устрашаютъ женьщинъ, ребятъ и слугъ, обыкновенно робки между мущинами. Естьли бы ему случилось со мною встрѣтится или сказать мнѣ лично нѣсколько оскорбительныхъ словъ на мой щетъ, и въ предосужденіе нашего пола; то я бы не опасалась предложить ему два или три вопроса, хотя бы онъ ухватился за свою шпагу, или сталъ меня вызывать на поединокъ.
Я повторяю, что необходимость заставляетъ меня открыть свои мысли и писать о томъ. Онъ не мой братъ. Можешь ли ты сказать, чтобъ онъ былъ твой? И такъ молчи, если ты справедлива, и не досадуй на меня. Для чего бы ты приняла сторону жестокаго брата противъ истинной пріятельницы? Братъ можетъ нарушить права дружества; но другъ всегда замѣнитъ брата. Примѣть сіе; сказалъ бы здѣсь твой дядя Антонинъ.
Я не могу унизить себя до того, чтобъ положить особливыя разсужденія о письмахъ тѣхъ подлыхъ тварей, которыхъ ты называешь своими дядьями. Однако люблю иногда забавляться сими странными нравами. Но довольно, чтобъ я ихъ знала и тебя любила. Я прощаю ихъ нелѣпостямъ.
Поколику я съ толикою вольностію изъяснилась о столь чувствительныхъ для тебя предмѣтамъ, то почитаю за долгъ присоединить нѣкоторое разсужденіе, которое послужитъ къ совершенному утвержденію моего права исправлять тебя. Оно будетъ относиться до поступка нѣкоторыхъ женьщинъ, довольно намъ извѣстныхъ, которыя позволяютъ гордости и запальчивости лишать себя своей свободы, вмѣсто того, чтобъ быть убѣжденными нѣжностію и снисхожденіемъ, которыя бы покрайней мѣрѣ могли служить извиненіемъ для ихъ глупости. И такъ я говорю, что сія слабость нѣкоторыхъ честныхъ женьщинъ кажется показываетъ, что со многими особами нашего пола неистовая власть владычество больше успѣваетъ, нежели кротость и снисхожденіе въ изторженіи повиновенія. Въ самомъ дѣлѣ, любезный другъ, я часто думала, что большая часть женьщинъ суть истинныя куклы въ рукахъ мужа, чрезмѣрно рѣзвыя, а иногда весьма злыя, когда онъ много угождаетъ ихъ своенравію; подлыя рабы, если они бываютъ содержимы съ строгостію. Должна ли изъ сего заключить, чтобы страхъ гораздо болѣе насъ побуждалъ обязывать, нежели любовь? Честь, справедливость, признательность да не попустятъ никогда, чтобъ можно было сдѣлать таковое нареканіе разумной женщинѣ.
Если бы я могла сомнѣваться, чтобы слогъ и содержаніе сего письма не показали тебѣ, какимъ дерзкимъ перомъ оно начертано, тобы я подписала на немъ свое имя, потому что сердце мое имѣетъ тутъ столько участія, что не позволитъ никогда мнѣ отъ него отрещись. Но довольно того, что я безъ притворства начну скоро писать другое, а потомъ можетъ быть третіе, которыя всѣ въ сей вечеръ будутъ отправлены. А. Г.
Письмо XLVI.
АННА ГОВѢ, къ КЛАРИССѢ ГАРЛОВЪ.
Въ четвертокъ 23. Въ 10 часовъ утра.
Я рѣшилась отложить, или можетъ быть со всѣмъ оставить многія, которыя хотѣла предложить на другія мѣста твоихъ писемъ, дабы увѣдомить тебя, что Г. Гикманъ во время послѣдняго своего пребыванія въ Лондонѣ, имѣлъ случай нѣсколько развѣдать о образѣ жизни Г. Ловеласа. Ему случилось быть въ Кокотьерѣ {Славный кофейный домъ въ Лондонѣ, куда собираются честные люди.} вмѣстѣ съ двумя искренними его друзьями; одинъ, который называется Белтонъ, другой Мовбрай. Оба они весьма вольны въ своихъ рѣчахъ, и отважны. Однако хозяинъ того дома оказывалъ къ нимъ великое уваженіе, и говорилъ Гикману, который разпрашивалъ о ихъ свойствѣ, что ето два честные человѣка.
Они сами начали говорить о Г. Ловеласѣ, и когда нѣкоторые молодые люди спросили ихъ, когда они его ожидаютъ въ городъ: въ нынѣшній же день, отвѣчали они. Разговоръ продолжался о его похвалахъ. Г. Гикманъ обыкновеннымъ образомъ вмѣшался въ оный, и говорилъ имъ, что онъ слышалъ о Г. Ловеласѣ, какъ о достойномъ дворянинѣ. Скажите, какъ о свѣтскомъ человѣкѣ, который многими одаренъ качествами, отвѣчалъ ему одинъ изъ нихъ, и знайте государь мой,что ето значитъ описать его въ двухъ словахъ. Они подробнѣе разбирали добрыя его свойства, о которыхъ разговаривали съ великимъ удовольствіемъ. Но не говорили ни слова о его нравахъ…
Г. Гикманъ, сказалъ имъ, что онъ имѣетъ честь быть въ весьма великомъ почтеніи отъ женьщинъ, и улыбаясь; дабы показать, что онъ не хуже посему имѣетъ объ немъ мнѣніе, прибавилъ еще, что онъ простираетъ, говорятъ, удачу въ своихъ любовныхъ дѣлахъ столь далеко, сколько она можетъ продолжаться.
Очень хорошо Г. Гикманъ, сказала я сама себѣ слушая его. Сколько ты ни постояненъ и ни остороженъ, кажется мнѣ, что рѣчи ихъ съ твоими довольно сходствуютъ. Но я опасалась сообщить ему свое разсужденіе, потому что давно стараясь открыть недостатокъ въ Катонѣ моей матери. Подлинно я до сего самаго времени думаю, что онъ имѣетъ порядочные нравы, или весьма искусенъ прикрывать оныя.
Безъ сомнѣнія, отвѣчалъ одинъ изъ двухъ, подтверждая свой отвѣтъ убѣдительнѣйшею клятвою. Ахъ! Кто бы не зѣлалъ тогоже, будучи на его мѣстѣ.
Я въ томъ согласенъ, похвасталъ Пуританъ {Секта строгихъ Кальвинистовъ.} моей матери, но увѣряютъ, что онъ имѣетъ неложныя обязательства съ одною прекраснѣйшею въ Англіи особою.
Да, имѣетъ, отвѣтствовалъ Г. Белтонъ. Чортъ возми сію прекрасную; (мерзкій грубіянъ!) она заставила его потерять тщетно все свое время; но ея фамилія должна бы быть… (Г. Гикманъ не хотѣлъ повторить мнѣ проклинанія, которое было самое ужаснѣйшее.) И заплатить весьма дорого за свой поступокъ съ человѣкомъ такой породы и достоинствъ.
Можетъ статься, что его почитали очень вѣтренымъ, сказалъ на то г. Гикманъ, и мнѣ говорятъ объ нихъ, какъ о весьма добропорядочной фамиліи.
Добропорядочная! перервалъ одинъ; етово много сказано. Неужели чортъ похитилъ у него столько времени. Божусь, что я никогда не слыхалъ объ ней столь хорошаго отзыва съ того самаго времени, какъ вышелъ изъ училища. И притомъ ето ниская фамилія.
Вотъ какъ объ васъ говорятъ, любезная пріятельница. Ето суть друзья Г. Ловеласа. Я прошу тебя не оставить сего безъ замѣчанія.
Г. Гикманъ сказалъ мнѣ чистосердечно, что сей отвѣтъ его пристыдилъ; я смотрѣла ему въ глаза съ такимъ видомъ, который онъ весьма чудно понимаетъ. онъ мнѣ повторилъ еще о томъ, ка.ъ бы желалъ чрезъ сіе мнѣ сдѣлать удовольствіе. Не помнишь ли ты, любезный другъ, отъ кого я слышала, по случаю одного человѣка определеннаго къ штатскому званію, который отъ бездѣлицы стыдился, когда находился въ весьма вольномъ обществѣ;,,что ето довольно худой знакъ, что онъ подаетъ причину думать, что хорошія его мысли происходятъ болѣе отъ случая воспитанія, нежели отъ его выбора и собственныхъ его правилъ?,, такъ говорила одна молодая особа. И не помнишьли ты также даннаго ею сему человѣку наставленія?,,Чтобъ не страшиться порока, почитать себѣ за славу во всякомъ обществѣ защищать сторону добродѣтели; что надобно избѣгать, или оставлять то, что причиняетъ,стыдъ; случай не похвальный, если онъ ему подверженъ. Она продолжала, что порокъ есть слабъ, и не преминетъ скрыться, когда увидитъ лично такого непріятеля, какъ добродѣтель, сопровождаемаго разумомъ, и чувствованіемъ собственной его непорочности.,,
Наконецъ Г. Гикманъ признается, что изъ всего того, о чемъ онъ увѣренъ въ Лондонѣ неможно вывесть выгоднаго мнѣнія о нравахъ Г. Ловеласа. Однако сіи его друзья говорили о нѣкоторой перемѣнѣ, и о весьма хорошемъ намѣреніи принятомъ имъ недавно, которое они довольно одобряли, т. е. никогда не вызывать на поединокъ и никогда отъ него не отрекаться. Словомъ, они говорили объ немъ, какъ о весьма храбромъ и пріятнѣйшемъ въ свѣтѣ человѣкѣ, который со временемъ долженъ быть отличнымъ въ своей землѣ. Ибо нѣтъ ничего такого, къ чему бы онъ не былъ способенъ и проч.
Я опасаюсь, чтобъ сіи послѣднія слова не были истинны. Вотъ все то, любезный другъ, что Г. Гикманъ могъ вывѣдать; и сего довольно къ рѣшительности такой души, какъ твоя, если она еще не имѣетъ твердаго разположенія.
Однако надобно также сказать, что если какая женщина можетъ излѣчить его отъ заблужденія, то ето ты. Исторія послѣдняго твоего съ нимъ свиданія меня нѣсколько въ томъ утверждаетъ. Покрайнѣй мѣрѣ я нахожу справедливость и разсудокъ во всѣхъ его съ тобою разговорахъ: и если ты должна быть нѣкогда его женою… Но оставимъ прочее, ибо при всемъ томъ, онъ никогда не можетъ быть достоинъ тебя.
Письмо XLVIII.
АННА ГОВЕ, къ КЛАРИССѢ ГАРЛОВЪ.
Въ Четвертокъ послѣ обѣда.
Нечаянное посѣщеніе обратило въ другую сторону теченіе моихъ мыслей, и заставило меня оставить ту матерію, которую я намѣрена была продолжать. Ко мнѣ пришолъ человѣкъ… Одинъ, для котораго я могла перемѣнить то намѣреніе, чтобъ никого къ себѣ не принимать; человѣкъ, котораго я почитала въ Лондонѣ, какъ увѣряли два разпутные его друзья Г. Гикмана. Теперь, любезная пріятельница, я думаю, ненужно тебѣ объявить, что ето твой пріятный весельчакъ. Полъ нашъ любитъ, говорятъ, внезапные случаи, и я хотѣла тебя заставить долѣе отгадывать, отъ кого я получила сіе посѣщеніе, но собственное мое рвеніе мнѣ измѣнило; и поколику сіе открытіе не стоило тебѣ никакого труда, то приступимъ прямо къ самому дѣлу.
Причина его пришествія, сказалъ онъ мнѣ, есть та, чтобъ попросить меня, дабы я употребила нѣкоторое стараніе къ пріобрѣтенію ему благоволенія отъ прекрасной моей пріятельницы; и какъ онъ увѣренъ что мнѣ совершенно извѣстно твое сердце, то желаетъ знать, отъ меня, на что можетъ уповать. Онъ мнѣ сказалъ нѣсколько о вашемъ свиданіи, по жалуясь на малое удовольствіе, которое отъ тебя получилъ, и на злобу твоей фамиліи, которая кажется, возрастаетъ къ нему по мѣрѣ производимой ею надъ тобою жестокости. Сердце, продолжалъ онъ, находится въ ужасномъ волненіи, которое происходитъ отъ повсеминутнаго его страха, чтобы ты не склонилася на сторону презираемаго всѣми человѣка. Онъ мнѣ пересказалъ о нѣкоторомъ новомъ оскорбленіи со стороны твоего брата и дядьевъ; признавался, что если ты по нещастію принуждена будешь повергнуться въ объятія такого человѣка, для котораго столь не достойно съ нимъ поступаютъ, то останешься скоро самою младшею, какъ и любезнѣйшею вдовою въ Англіи, и что онъ также отплатитъ твоему брату за ту вольность, съ какою онъ объ немъ говоритъ во всѣхъ случаяхъ.
Онъ мнѣ предложилъ различныя начертанія. въ которыхъ выборъ предоставляетъ тебѣ, дабы избавить тебя отъ гоненій, коимъ ты подвержена. Я тебя только увѣрю объ одномъ, т. е. чтобъ возвратить твою землю; и если найдутся непреодолимыя препятствія; то принять въ помощь, какъ онъ тебѣ предлагалъ, его тетокъ, или Милорда М., дабы возвратить тебѣ владеніе оной. Объявлятъ, что если ты согласишься на сіи способы, то онъ не сдѣлаетъ никакого принужденія твоей свободѣ, и позволитъ тебѣ ожидать прибытія и согласія Г. Мордена, дабы ты могла рѣшиться по склонности своего сердца, и по тѣмъ увѣреніямъ, которыя будетъ имѣть о исправленіи, въ коемъ по мнѣнію его враговъ, имѣетъ онъ толикую нужду.
Я имѣла изрядный случай выспросить его, какія о тебѣ имѣютъ мысли тетки его и Милордъ, съ того времени, какъ имъ стала быть извѣстна ненависть, которую твоя фамилія питаетъ къ нимъ, такъ какъ и къ племяннику ихъ. Я имъ возпользовалась; онъ мнѣ показалъ письмо отъ своего дяди, въ которомъ я въ самомъ дѣлѣ читала:,,что союзъ съ тобою, безъ всякой другой причины, какъ только по однимъ твоимъ достоинствамъ былъ бы для нихъ всегда наивящшимъ щастіемъ.,, И милордъ столь далеко простирается въ разсужденіи того, что составляетъ предмѣтъ твоего любопытства;,,что какой бы убытокъ не претерпѣла ты отъ жестокости своей фамиліи, онъ его увѣряетъ, что сестры его и онъ вознаградятъ все; хотя судя по знатности столь богатой фамиліи, какъ твоя, должно бы желать для чести обѣихъ сторонъ, чтобъ сей союзъ былъ съ общаго согласія.,, Я ему говорила, что онъ имѣетъ чрезмѣрное отвращеніе къ Г. Сольмсу, и что если бы выборъ зависилъ отъ тебя, то бы ты предпочла не замужнее состояніе. что касается до него, то я не скрыла, что ты имѣешь важныя и справедливыя возраженія противъ его нравовъ; что мнѣ весьма странно кажется, что молодые, люди провождающіе столь вольную жизнь, въ какой его обвиняютъ, осмѣливаются думать, что самая добродѣтельнѣйшая и достойнѣйшая особа нашего пола должна быть ихъ долею, когда они вознамѣрятся жениться; что въ разсужденіи твоей земли, я тебя сильно убѣждала, и еще буду убѣждать къ возвращенію твоихъ правъ; но что до сего самаго времени ты на сіе не соглашаешься, что главная твоя надежда состоитъ въ Г. Морденѣ; и я думаю, что ты намѣрена поудержаться въ своихъ рѣшимостяхъ, и помедлить до его прибытія.
Въ разсужденіи пагубныхъ его намѣреній, сказала я ему, что если угроза можетъ быть кому нибудь полезна, то развѣ тѣмъ, которые столько тебя мучатъ, подавая имъ нѣкоторое побужденіе къ скорѣйшему окончанію ихъ предпріятій, но притомъ и съ одобреніемъ всѣхъ, ибо онъ недолженъ воображать, чтобы мнѣніе публики было когда нибудь въ пользу дерзкаго человѣка, имѣющаго не великую честь въ разсужденіи своихъ нравомъ, который бы намѣревался похитить у знатной фамиліи столь любимую дѣвицу, и которой будучи не въ состояніи получить преимущества надъ тѣмъ человѣкомъ, коего бы она избрала, сталъ бы ей угрожать мщеніемъ.
Я утверждала, что онъ весьма много обманывается, если надѣется тебя устрашить сими угрозами; что не смотря на всю кротость твоего нрава, я не знаю никого, кто бы имѣлъ болѣе твердости, нежели ты, или былъ бы не преклоннѣе; когда ты бываешь увѣрена, что на истинну и справедливость противоборствуешь.
Знайте, сказала я ему, что сколько Кларисса Гарловъ ни робка иногда кажется въ такимъ случаяхъ, въ которыхъ проницательность ея и благоразуміе показываютъ ей опасность въ разсужденіи того, что она любитъ; неможетъ однакожъ быть таковою въ тѣхъ обстоятельствахъ, когда честь ея, и истинное достоинство ея пола имѣютъ участіе. Словомъ сказать, государь мой, тщетно вы будете ласкаться тѣмъ, чтобъ принудить страхомъ дѣвицу Гарловъ къ какому нибудь поступку, который бы былъ недостоинъ благородной души.
Онъ столько удаленъ, сказалъ мнѣ, отъ тѣхъ мыслей, чтобъ тебя устрашить, что заклинаетъ меня не открывать тебѣ ни единаго слова о томъ, что онъ со мною говорилъ.,,Если онъ показываетъ угрожающій видъ, то я должна простить сіе его вспылчивости, которая происходитъ отъ единаго понятія лишиться тебя на всегда, и видѣть тебя въ объятіяхъ такого человѣка, котораго ты ненавидишь.,,. Въ столь ужасномъ предположеніи признается онъ, что мнѣніе публики слабое бы было побужденіе къ умѣренію его гнѣва, а особливо когда бы настоящія угрозы нѣкоторыхъ особъ твоей фамиліи, и торжество, которое бы они тогда оказали, возбудили и равнымъ образомъ оправдали его мщеніе.
Всѣ страны свѣта, продолжалъ онъ, для него кажутся одинаковы. Различіе только находитъ онъ въ разсужденіи тебя, и въ такомъ намѣреніи до котораго можетъ его довесть отчаяніе, если тебя лишится; онъ не опасается ни мало законовъ своего отечества.
Мнѣ весьма былъ противенъ тотъ видъ, съ какимъ онъ говорилъ сіи слова. Сей человѣкъ, любезный другъ, способенъ къ отважнѣйшимъ предпріятіямъ.
Какъ я не преминула учинить ему зато жестокаго выговора, то онъ старался нѣсколько умѣрить сію ярость, говоря мнѣ, что пока ты останешься дѣвицею, онъ будетъ сносить всякое оскорбленіе со стороны твоихъ родственниковъ; но если бы ты рѣшилась скрыться въ какое нибудь пристойное мѣсто, (предполагая, что ты не желаешь покровительства своего дяди и тетокъ, онъ мнѣ упомянулъ хитрымъ образомъ о моей матери) или еслибы ты согласилась удалиться въ Лондонъ въ какой нибудь дружескій домъ, въ которомъ бы онъ не являлся безъ твоего позволенія, и гдѣ бы ты могла помириться съ своею фамиліею, то бы онъ совершенно успокоился, и ожидалъ бы терпѣливо возвращенія Г. Мордена, и рѣшенія своего жребія. Ему столько извѣстно, сказалъ онъ мнѣ еще упрямство твоей фамиліи, и ея надежда на твой нравъ и твои правила, что онъ до того самаго времени будетъ о тебѣ безпокоиться, пока ты не избавишься отъ сугубой власти ихъ убѣжденій и угрозъ.
Разговоръ нашъ продолжался гораздо долѣе. Но какъ прочее было то, что онъ тебѣ говорилъ во время послѣдняго его съ тобою свиданія, то я въ томъ ссылаюсь на твою память.
Если ты требуешь моего мнѣнія, то я думаю, любезный другъ, что тебѣ больше всего нужно учинить себя независимою. Тогда все само собою успокоится. Ловеласъ есть человѣкъ дерзкой. И я бы желала, чтобъ ты отъ него могла освободиться, такъ какъ и отъ Сольмса. Не подлежа власти своего брата и сестры, ты изслѣдуешь свободно, что сходно съ твоею должностію и склонностями. Если фамилія твоя будетъ упорствовать въ глупыхъ своихъ разположеніяхъ, то я согласна что недолжно презирать внушенія Ловеласа, и первая вывѣдаю отъ своей матери, какъ она то приметъ. Съ своей стороны изъясни ты мнѣ безъ всякаго притворства, какъ ты думаешь о томъ предложеніи, чтобъ возвратить свои права, ибо я вмѣстѣ съ нимъ тебя къ тому побуждаю. По крайней мѣрѣ испытай, что можетъ произвесть сіе требованіе. Оно не означаетъ тяжбу. Но какое бы ты не приняла намѣреніе, берегись повторять, что со всѣмъ не будешь требовать своихъ правъ. Если гоненіе продолжится, ты весьма много будешь имѣть причинъ думать иначе. Оставь ихъ въ такихъ мысляхъ, чтобъ они опасались перемѣны твоихъ разположеній. Ты видишь, что не лучше съ тобою поступаютъ, хотя и объявила, что не будешь употреблять извѣстной имъ власти. Кажется мнѣ, что не надлежало бы говорить тебѣ о томъ. Желаю добраго вечера дражайшая и любезнѣйшая пріятельница.
Письмо XLIX.
КЛАРИССА ГАРЛОВЪ, къ АННѢ ГОВЕ.
Въ среду въ вечеру 22 Марта.
Бетти говоритъ, что по донесенію моей тетки и сестры, всѣ мои родственники въ своемъ собраніи приняли единодушно противъ меня намѣреніе. Ты узнаешь объ ономъ изъ полученнаго мною отъ брата письма, которое я къ тебѣ посылаю. Прошу тебя прислать его ко мнѣ обратно по прочтеніи. Оно можетъ быть для меня нужно въ продолженіи сихъ распрей.
Девица Клари!
Мнѣ приказано объявить тебѣ, что отецъ мой и дядья узнавъ отъ твоей тетки Гервей, что происходило между ею и тобою; увѣдомившись отъ сестры твоей, какое она отъ тебя получила оскорбленіе; вообразивъ все то, что между тобою и твоею матерію происходило: изслѣдовавъ всѣ твои доказательства и представленія; принявъ въ разсужденіе свои обязательства съ Г. Сольмсомъ, терпѣніе сего честнаго человѣка, чрезмѣрную его къ тебѣ нѣжность, и сколь мало подавала ты ему случаевъ, въ которыхъ бы онъ могъ показать тебѣ свои качества и изьяснить свои предложенія: наиболѣе два другіе пункта, т. е. отеческую власть явно оскорбленную, и безпрестанныя прозьбы Г. Сольмса, (хотя ты столь мало ихъ заслуживаешь) дабы освободить тебя отъ заключенія, которому онъ безъ всякаго сомнѣнія приписываетъ твое къ нему отвращеніе; не могши иначе того изьяснить, потому что ты увѣряла свою мать, что сердце твое свободно, чему онъ принужденъ вѣрить, и чему однакожь никто кромѣ его не вѣритъ; что для всѣхъ причинъ, говорю я, рѣшились они отправить тебя къ твоему дядѣ Антонину. И такъ пріуговляйся къ отъѣзду. День онаго не задолго прежде будетъ тебѣ извѣстенъ, и ты можешь знать тому причины.
Я тебѣ открою съ учтивочтію побужденія сего рѣшенія; перьвое есть то, чтобы увѣриться, что ты не будешь болѣе продолжать непозволеной переписки, ибо мы знаемъ отъ госпожи Гове, что ты имѣешь письменное сношеніе съ ея дочерью, и можетъ быть съ какою нибудь другою особою посредствомъ ея; второе то, что бы привесть тебя въ состояніе принимать посѣщенія отъ Г. Сольмса, отъ которыхъ ты здѣсь уклонялась, и дабы увѣрить тебя, какого человѣка, и какія выгоды отвергало твое упорство.
Если въ двѣ недѣли твоего съ Г. Сольмсомъ обращенія все то, что твои родственники ни представятъ тебѣ въ его пользу, не перемѣнитъ твоего ожесточенія подкрѣпляемаго тайными переписками; то ты увѣришь всѣхъ,что любовь у всѣхъ одинакова, Виргиліево изреченіе оправдывается въ тебѣ, какъ и во всемъ прочемъ одушевленномъ твореніи, и что ты не можешь или не хочешь отрещись отъ своего предубѣжденія въ пользу умнаго, добродѣтельнаго и благочестиваго Ловеласа. Ты видишь, что я всякимъ образомъ стараюсь тебѣ угодить. Тогда разсмотрятъ, должно ли удовлетворить сему честному упрямству, или оставить тебя на всегда.
Какъ твой отъѣздъ есть дѣло постановленное, то надѣются, что ты согласишься на то безпрекословно. Дядя твой ничего не побережетъ, дабы учинить пріятнымъ твое пребываніе въ его домѣ: однако онъ не дастъ тебѣ такого увѣренія, чтобъ мостъ былъ всегда поднятъ.
Особы, которыхъ ты будешь видѣть, кромѣ Г. Сольмса будутъ я, если ты мнѣ сдѣлаешь такую честь, сестра твоя, и смотря какъ ты будешь принимать Г. Сольмса, тетка твоя Гервей и дядя Юлій. Однако сіи двѣ послѣдніе особы удобно могутъ быть уволены отъ свиданія съ тобою, если ты не увѣришь насъ, что не будешь утомлять ихъ своими жалобными моленіями. Бетти Барнесъ опредѣлена къ твоему служенію. И я долженъ сказать тебѣ, Клари, что твое отвращеніе къ сей честной дѣвицѣ не подаетъ намъ худаго объ ней мнѣнія, хотя она желая тебѣ услужить почитаетъ какъ нещастіемъ, что не можетъ тебѣ нравиться. Мы требуемъ отъ тебя только одного слова въ отвѣтъ, дабы узнать, соглашаешься ли ты добровольно ѣхать. Снисходительная твоя мать приказала мнѣ объявить тебѣ съ своей стороны, что кромѣ посѣщеній Г. Сольмса, во время двухъ недѣль ничего отъ тебя теперь не требуютъ.
Жамесъ Гарловъ.
И такъ, любезный другъ, вотъ существенный замыслъ моего брата. Согласиться добровольно ѣхать къ своему дядѣ, дабы принимать тамъ откровенно посѣщенія Г. Сольмса. Церьковь и отдаленной домъ; совершенное пресѣченіе переписки, лишеніе всякаго средства къ бѣгству; если насильственно будутъ принуждать меня къ союзу съ ненавистнымъ человѣкомъ!
Хотя мнѣ весьма поздо было отдано сіе дерзкое письмо, однако я тотчасъ написала свой отвѣтъ, дабы братъ мой могъ его получить завтра по утру. Я тебѣ посылаю съ него копію, въ которой ты увидишь, сколько я была огорчена оскорбительною его ученостію, и жалобными его моленіями. Впрочемъ какъ повелѣніе касающееся до моего отъѣзда дано моимъ отцемъ и дядьями, то справедливое мое огорченіе безъ сомнѣнія будетъ приписано моему лукавству, дабы оправдать свое несогласіе, которое братъ мой и сестра не преминутъ представить упорнымъ дѣйствіемъ. Довольно мнѣ извѣстно, что они не надѣялись бы получить половины того, чего желаютъ достигнуть, принуждая меня совершенно лишиться милости моего отца и дядьевъ.
Трехъ строчекъ, братецъ, довольно было къ увѣдомленію меня о рѣшеніи моихъ родственниковъ; но вы бы тогда не имѣли случая показать своей глубокой учености столь непристойнымъ приведеніемъ Виргиліева стиха. Позвольте сказать вамъ, государь мой, что если кротость была частію вашего ученія въ школѣ, то она не нашла въ васъ духа способнаго къ принятію ея впечатлѣній. Я вижу, что полъ мой и качества сестры не суть такія титла, по которымъ бы я имѣла право на малѣйшую благопристойность со стороны брата старающагося болѣе о усовершенствованіи природныхъ своихъ худыхъ качествъ, нежели сихъ скромныхъ расположеній, кои порода должна внушать безъ помощи воспитанія.
Я не сомнѣваюсь, чтобъ сей приступъ васъ не оскорбилъ. Но какъ вы сами по справедливости то заслужили, то мое о семъ безпокойствіе тѣмъ болѣе ежедневно будетъ умаляться, чемъ болѣе вы станете изьявлять блистательность своего ума на щотъ справедливости и состраданія. Я наконецъ не въ состояніи сносить терпѣливо презрѣнія и оклеветанія, которыя менѣе приличествуютъ брату, нежели кому другому. И я намѣрена васъ, государь мой, просить особенно, чтобъ вы отложили свое посредствіе въ избраніи мнѣ мужа до того времени, пока я вамъ не предложу жены. Простите меня въ семъ: но я не могу не думать, что еслибъ я преклонила на свою сторону отца, то права мои были бы тѣже самыя, въ разсужденіи васъ, какія вы присвоиваете себѣ надо мною.
Что касается до опредѣленія, о которомъ вы меня увѣдомляете въ своемъ письмѣ, то я не отрекаюсь отъ принятія всякихъ повелѣній моего отца; но какъ сіе обьявленіе есть со стороны брата, который не давно толикую открылъ на меня вражду по одной сей причинѣ, что сестра не жертвуетъ собственнымъ его выгодамъ; то не безъ основанія думаю, что такое письмо есть только отъ васъ одного, и обьявляю вамъ, что пока я буду имѣть объ немъ такія мысли, то нѣтъ ни единаго мѣста, въ которое бы я могла ѣхать добровольно, ниже безъ насилія, для полученія посѣщеній отъ Г. Сольмса.
Я почитаю негодованіе свое столько справедливымъ, для чести моего пола какъ и собственной своей, что не привыкшии скрывать своихъ мыслей, объявляю вамъ также, что я не буду принимать болѣе вашихъ писемъ, развѣ обяжетъ меня къ тому власть, съ которою я никогда ни въ чемъ не буду спорить, выключая того случая, когда будущее и настоящее мое щастіе имѣетъ участіе: и еслибы я по нещастію подвергнулась сему случаю, то бы не сомнѣвалась, что строгость моего отца менѣе бы происходила отъ него самаго, нежели сколь отъ васъ, и отъ нелѣпыхъ и честолюбивыхъ вашихъ расположеній.
Въ семъ моемъ огорченіи скажу еще, что почитая меня даже столь развращонною и столь упорною, какъ безпрестанно повторяютъ, не поступали бы никогда со мною толь жестоко. И такъ изслѣдуйте свое сердце, братецъ, скажите, кому я должна сіе приписать, и разберите, въ чемъ я виновата, что заслужила тѣ злощастія, которыя вамъ на меня низринули.
Кларисса Гарловъ.
Когда ты прочтешь сіе письмо то изъясни мнѣ, любезный другъ, что ты обо мнѣ думаешь; кажется, что я не употребляю во зло твои наставленія.
Письмо L.
КЛАРИССА ГАРЛОВЪ, къ АННѢ ГОВЕ.
Въ четвертокъ по утру 23 Марта.
Письмо мое причинило много шуму. Никто не удалялся въ сію ночь изъ замка. Присудствіе моихъ дядьевъ было нужно для того, чтобъ они подали свое мнѣніе въ разсужденіи моего отвѣта, если бы я отрицалась отъ повиновенія столь справедливому по ихъ мнѣнію повелѣнію. Бетти размазываетъ, что отецъ мой въ первой своей ярости хотѣлъ войти въ мой покой и выгнать меня не медленно изъ своего дома. Его не могли иначе удержать, какъ увѣривъ, что симъ онъ соотвѣтствуетъ развратнымъ моимъ намѣреніямъ и исполняетъ то, что безъ сомнѣнія составляетъ предмѣтъ всѣхъ моихъ желаній. Наконецъ когда мать моя и тетка представили, что въ самомъ дѣлѣ я оскорблена первыми ихъ мѣрами, положили единогласно, чтобъ братъ мой написалъ ко мнѣ съ большимъ снисхожденіемъ. И какъ я обьявила, что безъ приказанія вышней власти не буду болѣе принимать отъ него писемъ, то мать моя потрудилась начертить слѣдующія строчки вмѣсто надписи.
,,Клари, прими и прочти сіе письмо съ терпѣливостію, прилично твоему полу, нраву, воспитанію и почтенію, коимъ ы намъ обязана. Ты пришлешь на него отвѣтъ съ надписаніемъ къ твоему брату.,,
Шарлотта Гарловъ.
Я осмѣливаюсь еще написать однажды, не смотря на повелительное защищеніе моей сестры. Мать твоя сего требуетъ необходимо, дабы ты не могла имѣть никакого предлога къ извиненію, если будешь непоколебима къ своемъ упрямствѣ. Я опасаюсь, дѣвица, чтобъ сіе слово не навлекло мнѣ имени глубокоученаго. Мы еще ласкаемся даже малѣйшимъ видомъ сей нѣжности, которая всѣхъ заставляла удивляться тебѣ… прежде нежели ты знала Ловеласа. Однако безъ трудности тебѣ признаюсь, потому что мать твоя и тетка того хотятъ, (они бы желали тебѣ благопріятствовать, если бы ты ихъ не лишила къ тому власти.) что я могъ заслужить твой отвѣтъ нѣкоторыми не умѣренными выраженіями. Впрочемъ примѣть, что они въ немъ находятъ весьма много неблагопристойности. Ты видишь Клари, что я стараюсь съ тобою говорить съ учтивостію, хотя ты отъ оной уже начинаешь уклоняться. Вотъ о чемъ я хочу тебѣ сказать.
Тебя просятъ, умоляютъ, и съ покорностію требуютъ, чтобъ ты безъ всякихъ отговорокъ ѣхала къ своему дядѣ Антонину. Я тебѣ чистосердечно повторяю, что сему должно быть для тѣхъ видовъ, кои я тебѣ изьяснилъ въ послѣднемъ своемъ письмѣ. Ето есть обѣщаніе данное Г. Сольмсу, который не престаетъ быть твоимъ ходатаемъ, и который сокрушается видя тебя заключенною, потому что онъ почитаетъ сіе принужденіе какъ источникомъ твоего къ нему отвращенія. Если онъ не найдетъ въ тебѣ болѣе выгодныхъ для него расположеній, когда ты будетъ освобождена отъ того, что называешь своею тюрьмою; то намѣренъ отъ тебя отказаться. Онъ тебя любитъ чрезмѣрно, и въ семъ то кажется можно только сомнѣваться о его мнѣніи, которому однакожъ ты не воздаешь довольной справедливости.
И такъ согласись Клари, принимать отъ него посѣщенія во время двухъ только недѣль. Воспитаніе твое не позволяетъ тебѣ ни къ кому оказывать неучтивости. Я надѣюсь, что онъ не будетъ первый (изключая однакоже меня) съ которымъ бы ты стала поступать грубо по одной той причинѣ, что онъ почитаемъ всею твоею фамиліею. Я есмь все то, что ты изъ меня хочешь сдѣлать, другъ, братъ, слуга. Сожалѣю, что не могу далѣе простирать своей скромности къ толь нѣжной и скромной сестрѣ.
Жамесъ Гарловъ.
П. П. Надобно мнѣ еще писать. по крайней мѣрѣ, если ты по своей милости почтишь насъ отвѣтомъ. Мать твоя не хочетъ быть обезпокоиваема твоими безполезными моленіями. Вотъ еще, сударыня, одно пагубное слово, которое вамъ не нравиться. Повторяйте имя глубокоученаго вашему брату.
ГОСПОДИНУ ЖАМЕСУ ГАРЛОВЪ.
Въ четвертокъ 23 Марта.
Позвольте дражайшіе и почтеннѣйшіе родители, чтобъ я, которая не могла получить чести писать къ вамъ прямо, отвлекла васъ на минуту симъ способомъ къ прочтенію сего письма, если оно будетъ вамъ вручено. Да будетъ позволено мнѣ увѣрить васъ, что единое только непреодолимое отвращеніе можетъ меня укрѣплять въ противоборствіи вашей волѣ. Что такое суть богатство,въ сравненіи съ щастіемъ? для чего желаютъ, чтобъ я жестокимъ образом была предана такому человѣку, къ которому чувствую только омерзѣніе? да будетъ мнѣ позволено повторить, что самая вѣра воспрещаетъ мнѣ принадлежать ему: я имѣю весьма высокое мнѣніе о должностяхъ супружества. Когда предвижу злощастную жизнь, когда сердце мое имѣетъ менѣе тутъ участія, нежели душа моя: менѣе настоящее мое щастіе, нежели будущее; то для чего бы лишили меня свободы отказать? сей единой свободы я требую.
Я бы могла проводить двѣ недѣли въ обращеніи съ Г. Сольмсомъ, хотя бы не менѣе къ тому находила трудности въ преодолѣніи своего отвращенія. Но отдаленной домъ, церковь, и малое сожалѣніе моего брата и сестры устрашаютъ меня чрезвычайною опасностію. И какъ можетъ утверждать братъ мой, что по прозьбѣ Г. Сольмса не будутъ меня содержать въ заключеніи у моего дяди, когда тамъ должна я находится въ теснѣйшихъ предѣлахъ, нежели прежде? не угрожаютъ ли мнѣ тѣмъ, что мостъ будетъ опущенъ? Буду ли я имѣть тамъ своихъ родителей, къ которымъ бы могла прибѣгнуть въ отчаянномъ случаѣ?
Я васъ заклинаю не вручать брату и сестрѣ своей власти надъ злощастною дочерью, брату и сестрѣ, которыя угнѣтаютъ меня жестокостію и поношеніями, и которые стараются представлять вамъ въ ложныхъ видахъ мои рѣчи и поступки, безъ чего бы не возможно было, чтобъ я имѣя всегда толикое участіе въ вашихъ милостяхъ, столь скоро была лишена вашей любви.
Всѣ мои желанія ограничиваются единою милостію. Позвольте мнѣ дражайшая родительница служить при васъ какъ горничною женьщиною, и вы увѣритесь собственнымъ своимъ опытомъ, что не упрямство и не предубѣжденіе мною управляетъ. По крайней мѣрѣ не изгоняйте меня изъ своего дома куда Г. Сольмсъ можетъ пріѣзжать и приходить, какъ угодно будетъ моему отцу. Я прошу только позволенія удалиться, когда его увижу; прочее оставляю на волю промысла.
Простите братецъ, если какая нибудь есть хитрость въ томъ способѣ, которой я избрала для изьясненія своихъ мыслей моимъ родителямъ; когда мнѣ воспрещено писать къ нимъ, и являться предъ ихъ глазами. Весьма для меня жестоко быть приведенной къ сему. Простите также съ великодушіемъ благороднаго сердца, и съ нѣжностію, какою братъ обязанъ своей сестрѣ, ту вольность, которую я можетъ быть весьма далеко простирала въ послѣднемъ своемъ письмѣ. Хотя съ нѣкотораго времени мало я вижу отъ васъ милости и состраданія, однако не престаю требовать отъ васъ сихъ двухъ чувствованій, потому что несправедливо меня оныхъ лишаете, вы мой братъ съ того времени, какъ благодаря богу родители мои живутъ для благополучія своей фамиліи. Но я увѣрена, что вы имѣете власть возвратить спокойствіе злощастной своей сестры.
Кларисса Гарловъ.
Бетти пришедши ко мнѣ сказала, что братъ мой разорвалъ мое письмо, и намѣренъ написать мнѣ отвѣтъ, который бы могъ меня принудить къ молчанію; изъ того я заключаю, что могла бы тронуть сердце кого нибудь, еслибы его не столько было свирѣпо. Да проститъ ему Всевышній.
Письмо LI.
КЛАРИССА ГАРЛОВЪ, къ АННѢ ГОВЕ.
Въ четвертокъ въ вечеру 23 Марта.
Я къ тебѣ посылаю письмо, которымъ была угрожаема, и которое мнѣ вручено. Братъ мой, сестра, дядя Антонинъ и Г. Сольмсъ, читаютъ теперь вмѣстѣ копію, говорятъ мнѣ, со всею торжественною радостію, какъ и опровергаемое сочиненіе, на которое они не опасаются отвѣта.
Если я еще къ тебѣ пишу однажды, непреклонная сестра, т. е. для того, чтобъ увѣдомить тебя, что прекрасная твоя выдумка, которою ты хотѣла чрезъ меня показать трогательное свое рыданіе моимъ родственникамъ, не имѣла желаемаго тобою дѣйствія. Я тебя увѣряю, что поступки твои не были представляемы въ ложныхъ видахъ. Нѣтъ никакой въ томъ нужды. Мать твоя, которая съ толикою ревностію изыскиваетъ случай, чтобъ изъяснить въ твою пользу все то, что отъ тебя происходитъ, принуждена какъ тебѣ извѣстно, оставить тебя совершенно: и такъ намѣреніе твое служить при ней есть со всѣмъ безполезно. Жалобныя твои коварства ей несносны: для собственнаго ея спокойствія запрещено тебѣ казаться при ней; и никогда ты ее не удивишь, если не примешь тѣхъ условій, которыя ей угодно будетъ на тебя наложить.
Едва тетка твоя Гервей не учинилась жертвою твоего обмана. Вчера она сошедши отъ тебя стала защищать твою сторону. Но когда ее спросили, какое увѣреніе она отъ тебя получила, то смотря на низъ ничего не отвѣчала. Мать твоя, обольщенная также хитрыми выраженіями, которыя ты истощила на щотъ моего имени, (ибо я, не сомнѣваюсь о остроумной твоей уверткѣ, началъ читать письмо) требовала не отступно, чтобъ оно было прочтено до конца, и говорила сперва, сложивъ руки, что ея Клари, ея дражайшая дочь не должна быть принуждаема. Но когда ее спросили, желаетъ ли она своимъ зятемъ такого человѣка, который презираетъ всю фамилію, и который пролилъ кровь ея сына, и что она получила отъ своей любимой дочери, что бы могло внушить ей нѣжное чувствованіе, а особливо послѣ, какъ была обманута увѣреніями о мнимой свободѣ сердца; то также потупила свои глаза. Тогда не желая совсѣмъ поборствовать бунтовщицѣ, приняла она твердое намѣреніе употребить свою власть.
Можетъ быть думаютъ, Клари, что ты имѣешь высокое мнѣніе о должностяхъ супружества, однако я жизнь свою прозакладываю, что ты подобна всѣмъ женьщинамъ, изъ которыхъ я изключаю одну или двухъ, коихъ имѣю честь знать, будешь клясться въ церьквѣ въ томъ, что позабудешь выходъ изъ оной, такъ что не вспомнишь о томъ во всю жизнь. Но, кроткое дитя, (какъ называетъ тебя честная твоя госпожа Нортонъ.) не думай еще столько о супружескомъ званіи, по крайнѣй мѣрѣ пока не примешь обязательства онаго, и исполняй съ большимъ благоразуміемъ дѣвическія свои должности. Какъ можешь ты сказать, что всему злу будешь подвержена, когда ты большую часть онаго причинила своимъ родителямъ, дядьямъ, теткѣ, мнѣ и своей сестрѣ, которые столь нѣжно тебя любили осьмнадцать лѣтъ, съ того времяни, какъ ты произведена на свѣтъ.
Если я не подалъ тебѣ случая въ сіи послѣдніе дни, полагаться много на мою милость и сострадательность, то ето для того, что ты въ сіе время учинилась почти недостойною и той и другой. Я не понимаю твоихъ мыслей, сколько ты ни злобна, когда говоря, что я только той братъ, (степень родства по видимому для тебя весьма маловажный) ты утверждаешь, что не менѣе потому отъ меня зависитъ возвратить тебѣ сіе спокойствіе, которое находится въ твоемъ произволеніи, когда ты захочешь быть имъ обязанною самой себѣ. Ты спрашиваешь, для чего тебя лишаютъ свободы въ отказѣ, ето для того, прекрасная малютка, что увѣрены, что съ оною будетъ соединена скоро свобода въ выборѣ. Подлецъ, которому ты отдала свое сердце, не престанно говоритъ о томъ всѣмъ тѣмъ, которые его хотятъ слушать. Онъ хвалится, что ты принадлежишь ему, и не избѣгнетъ тотъ смерти, кто похититъ у него сію добычу. О семъ то мы думаемъ съ нимъ поспорить. Отецъ мой присвояя себѣ съ праведливостію естественнныя права надъ однимъ своимъ ребенкомъ, рѣшился совершенно поддержать оныя; и я спрашиваю тебя самую, что можно думать о томъ ребенкѣ, который предпочитаетъ подлаго развратника своему отцу?
Вотъ въ какомъ видѣ весь сей споръ долженъ быть представленъ. И такъ стыдись, нѣжность! Которая не можетъ стерпѣть словъ стихотворца. Стыдись, дѣвическая скромность. И, если ты можешь быть убѣждена, Клари, то покорись волѣ тѣхъ, коимъ ты обязана послушаніемъ, и проси у всѣхъ твоихъ родственниковъ забвенія и прощенія въ безпримѣрномъ упрямствѣ.
Письмо мое продолжительнѣе, нежели какое я думалъ когда нибудь тебѣ послать, послѣ какъ ты по своей дерзости запретила мнѣ писать. Но мнѣ приказано обьявить тебѣ, что всѣ твои родственники столько же утомлены, содержа тебя въ заключеніи, сколько ты, снося оное. И такъ пріуготовляйся къ скорому отъѣзду къ твоему дядѣ Антонину, который несмотря на твой страхъ, велитъ поднимать свой мостъ, когда захочетъ, который будетъ принимать къ себѣ гостей по своему произволенію, и который неразломаетъ своей домовой церькви для того, чтобъ тебя излѣчить отъ сего отвращенія, какое ты начинаешь имѣть къ мѣстамъ определеннымъ въ божественной службѣ: мысль сія тѣмъ глупѣе, что если бы мы захотѣли употребить насиліе, то покой твой столько же бы былъ способенъ, какъ и всякое другое мѣсто, къ отправленію обряда.
Предубѣжденіе твое противъ Г. Сольмса чрезвычайно тебя ослѣпило. Чувствительность и соболѣзнованіе заставляютъ насъ открыть глаза. Сей честной человѣкъ одной только тебѣ кажется презрительнымъ; и въ уѣзномъ жителѣ, который по своей разсудливости не хочетъ быть беспутнымъ петиметромъ, я не вижу, чего бы болѣе должно желать со стороны обхожденія. Въ разсужденіи его свойства надобно тебѣ прежде его вызнать, чтобъ по томъ судить.
На конецъ я тебѣ совѣтую разпологаться за благовременно къ сему краткому путешествію, какъ для собственнаго своего спокойствія, такъ и для увѣренія своихъ родственниковъ, что по крайнѣй мѣрѣ въ чемъ нибудь безъ огорченія можешь ты имъ показать послушаніе. Ты меня будешь щитать между ими, если тебѣ угодно будетъ дать мнѣ такое письмо, хотя я твой братъ.
Жамесъ Гарловъ.
П. П. Если ты соглашаешься принять Г. Сольмса, извинись предъ нимъ въ своемъ поступкѣ, дабы послѣ могла видѣть его въ какомъ нибудь мѣстѣ съ меньшею застѣнчивостію, то онъ пріѣдетъ, куда тебѣ угодно. Если ты желаешь также прочесть договорныя статьи прежде, нежели тебѣ ихъ принесутъ для подписанія; то они тотчасъ къ тебѣ. будутъ присланы. Кто знаетъ, не послужатъ ли они тебѣ къ вымышленію новаго возраженія? сердце твое свободно, ты ето знаешь. Безъ сомнѣнія сіе должно быть справедливо, ибо не говорила ли ты о томъ своей матери? И можетъ ли благочестивая Кларисса притворяться?
Я не требую отъ тебя отвѣта. Онъ не нуженъ. Однако спрошу тебя, Клари, не имѣешь ли ты еще какого нибудь продолженія?
Конецъ сего письма столько мнѣ оскорбительнымъ показался, хотя онъ могъ быть приданъ и безъ участія прочихъ, что я тотчасъ взяла свое пѣро въ намѣреніи писать къ своему дядѣ Юлію, дабы по твоему совѣту земля мнѣ была возвращена. Но сія смѣлость изчезла, когда я представила себѣ, что не имѣю такого родственника, который бы могъ меня подкрѣпить, и что таковой поступокъ послужилъ бы только къ раздраженію ихъ, не соотвѣтствуя моимъ видамъ. О! Естьли бы Г. Морденъ здѣсь былъ.
Не весьма ли несносно для меня, которая недавно почитала себя любимою всѣми, не имѣть никого кто бы могъ сказать слово въ мою пользу, принять участіе въ моихъ дѣлахъ, или дать мнѣ убѣжище, если бы необходимость меня принудила искать онаго; для меня, которая по своему тщеславію думала, что имѣю столько друзей, сколько знаю особъ, и которая ласкалась также, что не совсѣмъ ихъ недостойна; потому что и въ томъ и въ другомъ полѣ, во всѣхъ состояніяхъ, между бѣдными, какъ и между богатыми, все что носитъ образъ моего творца, имѣло справедливое участіе въ нѣжной моей любви. Дай Богъ, любезная пріятельница; чтобъ ты была за мужемъ! Можетъ быть Г. Гикманъ по твоей прозьбѣ согласился бы принять меня въ свое покровительство до конца сей бури. Однако съ другой стороны симъ бы подвергнула я его многимъ безпокойствіямъ и опасностямъ, чего бы не за хотѣла ни за какія въ свѣтѣ выгоды.
Я не знаю, что должно предпринять, нѣтъ, не знаю, да проститъ меня въ томъ небо. Но чувствую что терпѣніе мое изтощилось. Я бы желала… Увы! Не вѣдаю, чего бы могла желать безъ преступленія. Однако желала бы, чтобъ всевышній благоволилъ меня призвать въ свои нѣдра: не нахожу болѣе, что бы могло меня здѣсь прельщать. Что такое есть сей свѣтъ? Что онъ представляетъ привлекательнаго? Благія, на которыя мы возлагаемъ свою надежду, суть столько разнообразны, что не знаемъ, на которую сторону должно обратить желаніе. Половина рода человѣческаго служитъ къ мученію другой, и сама претерпѣваетъ столько же мученій, сколько причиняетъ. Таковъ есть особливо мой случай; ибо повергая меня въ злощастія, родственники мои не стараются о собственномъ своемъ благополучіи, выключая только моего брата и сестры, которые кажется находятъ въ томъ свое удовольствіе, и наслаждаются тѣмъ вредомъ, коего они суть виновники.
Но время оставить перо, потому что вмѣсто чернилъ течетъ только желчь раздраженія.
Письмо LII.
КЛАРИССА ГАРЛОВЪ, къ АННѢ ГОВЕ.
Въ пятницу въ 6 часовъ поутру.
Дѣвица Бетти увѣряетъ меня, что всѣ говорятъ о моемъ отъѣздѣ. Ей приказано, говоритъ она, быть готовою ѣхать со мною вмѣстѣ, и примѣтивъ нѣкоторыя знаки моего отвращенія къ сему путешествію, дерзнула сказать мнѣ, что слышавъ нѣкогда отъ меня великіе похвалы о романическомъ положеніи замка моего дяди, она удивляется видя во мнѣ толикое равнодушіе къ столь сходному съ моимъ вкусомъ дому.
Я ее спросила, отъ нея ли происходитъ сіе безстыдство, или ето есть примѣчаніе ее госпожи.
Отвѣтъ ея гораздо болѣе причинилъ мнѣ удивленія, ето весьма не сносно, сказала она мнѣ, что ей не можно сказать хорошаго и слова, безъ того, чтобъ ее не лишили сей чести.
Какъ мнѣ казалось, что дѣйствительно она почитала свои слова нѣсколько удивительными, не помышляя о дерзости ихъ, то я вознамѣрилась не открывать ея безчинства. Но въ самомъ дѣлѣ сія тварь приводила меня иногда въ удивленіе своимъ безстыдствомъ, и съ того времени, какъ она находится при мнѣ, я видѣла въ смѣлости ея болѣе разума, нежели сколько прежде думала. Ето показываетъ, что наглость есть ея дарованіе, и что щастіе опредѣливъ ее къ услугамъ моей сестры, меньше изьявило ей милости, нежели природа, которая учинила ее больше способною. Я иногда разсуждала, что природа самую меня болѣе произвела для того, чтобъ имъ служить обѣимъ, нежели чтобъ быть госпожею одной или сестрою другой; и съ нѣкоторыхъ мѣсяцовъ щастіе поступаетъ со мною такъ, какъ бы оно того же самаго мнѣнія.
Въ пятницу въ 10 часовъ.
Идя въ свой птичникъ, слышала я, что братъ мой и сестра смѣялись изъ всей своей силы съ своимъ Сольмсомъ и радовались по видимому о своемъ торжествѣ. Большой полисадникъ отдѣляющій дворъ отъ сада препятствовалъ имъ меня видѣть.
Казалось мнѣ, что братъ мой читалъ имъ свое послѣднее письмо; поступокъ очень благоразумный, и который, скажешь ты, весьма много согласуется со всѣми ихъ намѣреніями, чтобъ сдѣлать меня женою такого человѣка, коему они открываютъ то, что по малѣйшей снисходительности должны мы скрывать тщательно въ семъ предположеніи, для пользы будущаго моего спокойствія. Но я не могу сомнѣваться, чтобъ они меня не ненавидѣли во внутренности своего сердца.
Подлинно сказала ему моя сестра, вы ее принудили къ молчанію. Не можно запрещать ей къ вамъ писать. Я объ закладъ бъюсь, что она со всѣмъ своимъ умомъ не рѣшится отвѣтствовать.
Безъ сомнѣнія, отвѣчалъ ей мой братъ, (съ видомъ школьной гордости, которой онъ исполненъ; ибо почитаетъ себя какъ свѣтскимъ человѣкомъ, который сочиняетъ лучше всѣхъ) я думалъ, что далъ ей послѣдній ударъ. Что вы о томъ скажете Г. Сольмсъ?
Письмо ваше мнѣ кажется безотвѣтнымъ, говорилъ ему Сольмсь; но не послужитъ ли оно къ большему ея противъ меня раздраженію? Не опасайтесь, отвѣчалъ мой братъ, и надѣйтись, что мы преодолѣемъ, если вы первый не будете утомлены. Мы уже довольно твердое положили основаніе. Г. Морденъ долженъ возвратится скоро: надобно окончить прежде его прибытія, безъ чего бы она вышла изъ нашей зависимости.
Понимаешь ли дражайшая моя Гове, причину ихъ торопливости?
Г. Сольмсъ объявилъ, что онъ не ослабитъ своей твердости, пока братъ мой будетъ подкрѣплять его надежду, и пока отецъ мой останется непоколебимымъ въ своихъ разположеніяхъ.
Сестра моя говорила брату, что онъ весьма удивительно меня сразилъ въ разсужденіи того побужденія, которое обязываетъ меня имѣть обращеніе съ Г. Сольмсомъ; но что проступки не послушной дочери не должны ему дать права простирать свои насмѣшки на весь полъ.
Я думаю, что братъ мой далъ, на сіе отвѣтъ нарочито жаркой и колкой. Ибо онъ и Г. Сольмсъ весьма много ему смѣялись, и Белла, которая также смѣялась, называла его дерзкимъ, но я не могла ничего болѣе слышать, потому что они удалились.
Если ты думаешь, любезный другъ что разсужденія ихъ не разгорячили меня, то ты увидишь себя обманутою, читая слѣдующее письмо, которое я писала къ своему брату въ первомъ воспламененіи ярости. Не уличай меня болѣе въ чрезмѣрной терпѣливости и кротости.
Г. ЖАМЕСУ ГАРЛОВУ.
Въ пятницу поутру.
Если бы я сохранила молчаніе, государь мой, на ваше послѣднее письмо, то бы вы могли изъ того заключить, что я соглашаюсь ѣхать къ своему дядѣ на такихъ условіяхъ, которыя вы мнѣ предписали. Отецъ мой будетъ разпологать мною. какъ ему угодно. Онъ можетъ меня выгнать изъ своего дома, если ему такъ заблагоразсудится, или наложитъ на васъ сію должность. Но хотя я говорю о семъ съ прискорбіемъ, однако весьма бы для меня было жестоко быть увезенной по принужденію въ чужой домъ, когда я сама его имѣю одинъ, въ которой могу удалиться.
Ваши и сестры моей гоненія не принудятъ меня вступить во владеніе своихъ правъ безъ позволѣнія моего отца. Но если я не должна здѣсь долго остаться, то для чего бы не позволѣно было мнѣ ѣхать въ свою землю. Я обязуюсь съ охотою. Если удостоена буду сей милости, не принимать ни какого посѣщенія, которое бы можно было не одобрить. Я говорю сія милость и съ радостію готова ее принять съ симъ условіемъ, хотя завѣщаніе моего дѣда даетъ мнѣ на то право.
Вы спрашиваете меня съ видимъ довольно неблагопристойнымъ брату, не имѣю ли я какихъ нибудь новыхъ объявить предложеній. Я оныхъ имѣю три или четыре съ того времени, какъ мнѣ сталъ быть извѣстенъ вашъ вопросъ; и почитаю ихъ дѣйствительно новыми, хотя осмѣливаюсь сказать, что по мнѣнію всякой безпристрастной особы прежнія, если бы вы не были предубѣждены противъ меня, не должны быть отринуты. По крайнѣй мѣрѣ я такъ думаю. Для чего бы мнѣ не писать о томъ? Вы не больше имѣете причинъ огорчаться сею дерзостію, а особливо когда въ своемъ послѣднемъ письмѣ вы почитаете по видимому себѣ за славу, что принудили мою мать и тетку Гервей вооружиться противъ меня, сколько я имѣю онымъ быть оскорбленною не достойнымъ со мною поступкомъ брата.
Вотъ что я намѣрена вновь предложить: да будетъ мнѣ позволено ѣхать въ назначенное мною мѣсто съ такими условіями, которыя мнѣ будутъ предписаны, и которыя обѣщаюсь сохранить свято. Я не буду даже называть сіе мѣсто своею землею; довольно имѣю причинъ почитать какъ злощастіемъ, что она мнѣ нѣкогда принадлежала.
Если я не получу сего позволенія, то прошу, чтобъ меня отпустили на мѣсяцъ, или на сколько времени согласяться, къ дѣвицѣ Гове.
Если же не болѣе буду щастлива и въ семъ пунктѣ, то когда необхомо должна быть изгнана изъ дома моего отца, да позволятъ по крайнѣй мѣрѣ мнѣ жить у моей тетки Гервей, гдѣ я не нарушимо буду повиноваться ея повѣленіямъ и тѣмъ, которыя буду принимать отъ своихъ родителей.
Но если и въ сей милости также получу отказъ, то всенижайше прошу послать меня къ моему дяду Юлію, нежели къ Антонину, не потому что я менѣе имѣю къ одному почтенія, нежели къ другому: но положеніе замка, сей мостъ, который намѣрены снять, и сія церьковь можетъ быть, не смотря на ваше осмѣяніе моего страха, ужасаютъ меня паче всего.
На конецъ есть ли равнымъ образомъ отвергнутъ сіе предложеніе, и если должно отправиться въ такой домъ, которой мнѣ нѣкогда казался пріятнымъ, то я требую не принуждать меня принимать тамъ посѣщенія отъ Г. Сольмса, съ симъ условіемъ я ѣду съ такою же радостію, какъ и прежде.
Таковы суть, милостивый государь, новыя мои предложенія. Есть ли они худо соотвѣтствуютъ вашимъ видамъ, потому что всѣ относятся къ изключенію вашего любимца, то я откровенно скажу, что нѣтъ ни единаго злощастія, на которое бы я не согласилась лучше претерпѣть, нежели вручить свою руку такому человѣку, къ коему никогда не могу ни чего чувствовать, кромѣ отвращенія.
Безъ сомнѣнія примѣтите нѣкоторую перемѣну въ моемъ слогѣ: но безпристрастный судія, которой бы зналъ, что случай позволилъ мнѣ за часъ до сего слышать изустно отъ васъ, и моей сестры причину, которая принуждаетъ васъ теперь столь скоро совершать свои гонеиія, почелъ бы меня совершенно оправданною. Помыслите, милостивой государь, что мнѣ, которая навлекла на себя столько оскорбительныхъ насмѣшекъ, жалобными своими моленіями, время уже, хотя бы симъ должно было слѣдовать столь изящнымъ примѣрамъ, каковы суть ваши и моей сестры, показать нѣсколько свой нравъ, и чтобъ противостоять обоимъ вамъ, подражать столько вашему, сколько правила мои дозволятъ.
Я скажу еще, дабы обратить на васъ всѣ свои женскія стрѣлы, {Выраженіе ея брата въ одномъ предъидущемъ письмѣ.} что вы не могли имѣть другой причины запрѣтить мнѣ отвѣтствовать вамъ, написавъ все ужу то, что вамъ угодно было, какъ убѣжденія собственнаго своего сердца, которое показало вамъ ощутительнымъ образомъ, что всѣ права нарушены въ вашемъ со мною поступкѣ.
Если я обманываюсь, предполагая васъ снѣдаемаго угрызеніемъ совѣсти, то столько съ другой стороны увѣрена о справедливости своего дѣла, что не зная и не обучаясь правиламъ умствованія, и будучи младше васъ третіею долею вашихъ лѣтъ, соглашаюсь учинить зависимымъ свой жребій отъ успѣха спора съ вами; т. е. государь мой, съ такимъ человѣкомъ, которой былъ наставленъ въ университетѣ, коего разумъ долженъ быть укрѣпленъ собственными своими разсужденіями и просвѣщеніемъ ученаго общества, и который привыкъ давать послѣдній и совершенно поражающій ударъ тѣмъ, противъ которыхъ воружается своимъ перомъ.
Я представляю вамъ выборъ въ судіи и желаю, чтобъ онъ былъ безпристрастный посредникъ. Возмите на примѣръ, послѣдняго вашего надзирателя, или добродѣтельнаго доктора Левина. Если которой нибудь изъ нихъ будетъ со мною не согласенъ, то я обѣщаюсь отрещись отъ своей судьбы; только бы мнѣ также дали обѣщаніе, что въ другомъ предположеніи отецъ мой позволитъ мнѣ отвергнуть ту особу, съ которою противъ воли моей хотятъ меня соединить. Надѣюсь братецъ, что вы тѣмъ охотнѣе примете сіе предложеніе, что по видимому высокое имѣете мнѣніе о своихъ дарованіяхъ, относящихся къ умствованію, и съ неменьшею выгодою отзываетесь о силѣ доказательствъ, которыя вы употребили въ послѣднемъ своемъ письмѣ. Если вы увѣрены, что не преминете возторжествовать въ семъ случаѣ, то кажется честь повелѣваетъ вамъ доказать предъ безпристрастнымъ судіею справедливость своей стороны и несправедливость моей.
Но вы ясно можете видѣть, что сему пренію нужно быть на бумагѣ, что истинны должны быть утверждаемы и признаваемы съ обѣихъ сторонъ, и рѣшеніе надлежитъ давать по силѣ доказательствъ; ибо вы позволите мнѣ сказать, что я довольно зная пылкой вашъ нравъ, не могу безъ опасности вступить въ личныя съ вами пренія.
Если вы не согласитесь на сей вызывъ, то я изъ того заключаю, что вы не въ состояніи оправдать своего поступка предъ самимъ собою, и ничего не буду отъ васъ требовать кромѣ почтенія, коимъ одолженъ сестрѣ братъ ищущій нѣкоторой чести въ знаніи и благопристойности.
Видите ли вы, что я начинаю теперь по своей твердости мало уважать ту честь, по которой имѣю принадлежать вамъ и своей сестрѣ? Вы можетъ быть также будете думать, что симъ я удаляюсь отъ той чести своего нрава, которая меня нѣкогда приводила у всѣхъ въ любовь. Но разсудите, кому сія перемѣна должна быть приписана, и что я никогда бы не была способна къ оной, если бы не узнала, что сему же самому нраву должна я приписать презрѣнія и оскорбленія, коими вы не престаете отягощать слабую и беззащитную сестру, которая не смотря на горестную свою печаль, никогда неуклонялась отъ почтенія и нѣжности, коею она обязана своему брату, и которая хочетъ только побужденій къ сохраненію во всю свою жизнь сихъ чувствованій.
Кларисса Гарловъ.
Не удивнлась ли ты, любезная пріятельница, силѣ и стремительности страсти? Сіе письмо, въ коемъ ты не найдешь ни малѣйшей подправки, есть подлинникъ и копія, которую я послала къ своему брату, не имѣетъ также никакой перемѣны.
Въ пятницу въ 3 часа.
Бетти, которая ее отнесла, возвратилась скоро въ великомъ удивленіи, и при входѣ своемъ сказала мнѣ: что вы сдѣлали, сударыня? что вы написали? Письмо ваше причинило столько шуму и движенія.
Сестра моя лишь только теперь отъ меня вышла; она взошла въ великой запальчивости, что меня тотчасъ принудило оставить свое перо. Прибѣжавъ ко мнѣ; неистовое сердце, сказала она мнѣ, ударивъ меня по плечу весьма сильно. вотъ чего ты хочешь!
Какъ, Белла ты меня бьешь?
Не ужели я тебя бью, прикасаясь тихо къ твоему плечу, ударивъ меня еще, но гораздо тише? Мы того надѣялись. Тебѣ нужна независимость; отецъ мой весьма долго съ тобою жилъ.
Я хотѣла ей отвѣтствовать; но она мнѣ зажала ротъ своимъ платкомъ: перо твое довольно о томъ говорило, сколь подлую имѣешь ты душу.
Приходить слушать рѣчи другихъ! Но знай, что твоя система независимости, и планъ твоихъ посѣщеній будутъ равномѣрно отринуты, слѣдуй развратная дѣвица, слѣдуй похвальнымъ своимъ склонностямъ. Призови на помощь своего подлеца, дабы свободить совершенно себя отъ власти своихъ родителей, и покориться ему. Не такое ли твое намѣреніе? но тебѣ должно распологаться къ отъѣзду. Что ты хочешь съ собою взять, завтра надлежитъ ѣхать; завтра, будь въ томъ увѣрена. Ты не будешь здѣсь болѣе надсматривать и ходить около людей, чтобъ слушать, что они говорятъ. Намѣреніе уже принято, другъ мой, ты завтра поѣдешь.
Братъ мой хотѣлъ чемъ тебѣ о семъ объявить; но я, чтобъ поберегъ тебя, ему въ томъ разсовѣтывала; ибо не знаю, чтобы съ тобою произошло, если бы онъ взошелъ. Письмо! Сей вызывъ съ толикою надмѣнностію и безстыдствомъ соединенный. Сколько ты тщеславна. Но пріуготовляйся, я тебѣ говорю, завтра поѣдешь, братъ мой соглашается на дерзкой твой вызывъ. Знай только, что онъ будетъ личный; у моего дяди Антонина… Или можетъ быть у Г. Сольмса.
Въ той ярости, которая почти произвела пѣну въ ея ртѣ, она бы продолжала долго, если бы я изъ терпѣнія не вышла. Оставь все сіе неистовство, сказала я ей. Если бы я могла предвидѣть, съ какимъ намѣреніемъ ты пришла, то двери не были бы для тебя отворены. Поступай такимъ образомъ съ тѣми людьми, кои тебѣ служатъ, хотя я, благодаря Бога, малое съ тобою имѣю сходство, однако не меньше потому почитаю себя твоею сестрою, и объявляю тебѣ, что не поѣду ни завтра, ни въ слѣдующій день, ни послѣ того, если не повлекутъ меня насильственно.
Какъ! если твой отецъ., если твоя мать тебѣ прикажутъ?
Подождемъ, пока они не повѣлятъ, Белла: я тогда увижу, что надобно будетъ мнѣ отвѣчать. Но я не поѣду, не получивъ изустно отъ нихъ повелѣнія, а не отъ тебя или отъ твоей Бетти. Если мнѣ скажешь еще какое дерзское слово, то увидишь, что я, не разсуждая о слѣдствіяхъ, могу прямо дойти до нихъ и спросить ихъ, чемъ заслужила я сей недостойный поступокъ.
Поди, другъ мой; поди, кроткое дитя, [взявъ меня за руку и ведя къ дверямъ] предложи имъ сей вопросъ. Ты найдешь вмѣстѣ сіи два предмѣта твоего презрѣнія. Какъ! сердце тебѣ измѣняетъ. [ибо я не говоря, что она меня ввела съ толикимъ насиліемъ, возпротивилась ей и вырвала свою руку.]
Я не имѣю нужды въ проводникѣ, сказала я ей. Я пойду одна, и намѣреніе твое не служитъ мнѣ извиненіемъ. Въ самомъ дѣлѣ я пошла по лѣстницѣ; но она ставъ между мною и дверьми, заперла ихъ тотчасъ. Отважное твореніе, перехватила она, позволь мнѣ по крайней мѣрѣ увѣдомить ихъ о твоемъ посѣщеніи. Я о семъ тебѣ говорю для собственной твоей пользы. Братъ мой теперь сидитъ съ нимъ вмѣстѣ. И видя, что я удивилась, она не преминула отворить опять двери: иди же, иди, дѣвица; кто тебѣ препятствуетъ идти? Она шла за мною до самаго моего кабинета, повторяя двадцать разъ сіи слова: и я взошедши въ оной заперла за собою двери, будучи приведена въ необходимость искать облегченія скорьби въ своихъ слезахъ.
Я не хотѣла отвѣчать на рѣчи, которыхъ она не оканчивала ниже обратиться къ ней головою, когда она на меня смотрѣла сквозь стекло. Но будучи на конецъ не въ состояніи сносить ея оскорбленій, опустила занавѣсъ, что бы совершенно скрыться отъ ея виду; что ее раздражало; но я слышала, что она розточая свои ругательства отъ меня вышла,
Сіе варварство не можетъ ли довесть до какой нибудь безразсудности такую душу, которая никогда о томъ не помышляла?
Какъ за довольно вѣроятное можно пологать, что я буду увезена въ домъ своего дяди, не имѣя времени въ другой разъ о томъ тебя увѣдомить, то не забудь, любезной другъ, коль скоро узнаешь о семъ насильствіи, прислать на условленное мѣсто, чтобъ взять тамъ письма, которыя бы я, могла для тебя оставить, или тѣ, кои бы отъ тебя были туда принесены, и которыя бы иначе тамъ остались. Будь щастлнвѣе меня; сего желаетъ вѣрная твоя пріятельница.
Кларисса Гарловъ.
Я получила четыре твои письма, но въ семъ волненіи не могу теперь на нихъ отвѣчать.
Письмо LIII.
КЛАРИССА ГАРЛОВЪ, къ АННѢ ГОВЕ.
Въ пятницу въ вечеру 24 Марта.
Сестра моя прислала ко мнѣ чрезвычайно колкое письмо. Я весьма надѣялась, что она будетъ чувствовать то презрѣніе, которое навлекла на себя въ моемъ покоѣ. Тщетно умъ мой предается размышленіямъ. Единое буйство любовной рѣвности можетъ только служить изъясненіемъ ея поведенія.
Дѣвицѣ Клариссѣ Гарловъ.
Я тебѣ доношу, что мать твоя изтребовала еще тебѣ милость на слѣдующій день, но не меньше по сему почитаетъ тебя развращенною, какъ и вся фамилія.
Въ предложеніяхъ своихъ, и въ письмѣ къ своему брату, показала ты себя столь глупою и разумною, столь молодую и старою, столь послушливою и упорною, столь кроткою и дерзкою, что никогда не видали столь смѣшеннаго нрава. Мы знаемъ, отъ кого ты получила сей новый духъ. Однако начало онаго должно быть сокрыто въ твоемъ свойствѣ, безъ чего бы не льзя было тебѣ пріобрѣсть вдругъ сію способность принимать на себя различные виды. Весьма бы худо усердствовали Г. Сольмсу, желая ему жену столь презирающую и столь уклонную, два другія твои противурѣчущію качества, истолкованіе коихъ предоставляю я самой тебѣ.
Не надѣйся, дѣвица, чтобъ мать твоя хотѣла здѣсь долго тебя терпѣть. Она не можетъ быть ни на минуту спокойна, когда столь близко отъ нее находится непокорная дочь. Дядя твой Гарловъ не хочетъ тебя видѣть у себя, пока ты не выдешь замужъ. И такъ, благодаря собственному твоему упрямству, одинъ только дядя твой Антонинъ, соглашается тебя принять. Тебя къ нему повезутъ скоро, тамъ то братъ твои въ присудствіи меня учредитъ все то, что принадлежитъ до скромнаго твоего вызыва. Ибо я тебя увѣряю, что онъ принятъ. Докторъ Левинъ можетъ тутъ присудствовать потому, что ты сама на него обращаешь свой выборъ. Ты также будешь имѣть другаго свидѣтеля, хотя бы сіе было для увѣренія тебя, что мысли твои объ немъ ни мало не справедливы. Два твои дядья будутъ также, дабы уравновѣсить обѣ сто-роны, и не позволятъ много нападать на слабую и беззащитную сестру. Ты видишь, дѣвица, сколько зрителей, твой вызывъ долженъ къ тебѣ привлечь. Приготовляйся ко дню отъѣзда; онъ не далекъ.
Прощай кроткое дитя маминьки Нортонъ.
Арабел. Гарловъ.
Я тотчасъ переписала сіе письмо, и послала его къ своей матерѣ, на чертавъ слѣдующія строки:
,,Позвольте мнѣ, дражайшая моя родительница написать къ вамъ нѣсколько словъ. Если по приказанію моего отца или по вашему, сестра моя писала ко мнѣ въ такихъ выраженіяхъ, то я должна покаряться сей жестокости, признаваясь только, что она не можетъ сравниться съ тою, которую я отъ нее претерпѣла. Если же она произходитъ отъ собственныхъ ея движеній, то могу сказать, милостивая государыня, что когда я была отлучена отъ вашего присудствія… Но пока не увѣрюсь, имѣетъ ли она отъ васъ на сіе позволѣніе, скажу только то, что я есмь злощастнѣйшая ваша дочь
Кл. Гарловъ.
Я получила слѣдующую записку со всѣмъ открытую, но замоченную въ одномъ мѣстѣ, которое я поцѣловала, потому что знаю, что оно было орошено слезами моей матери. Увы! Я думаю, по крайней мѣрѣ ласкаюсь, что она вопреки чувствованій своего сердца написала сей отвѣтъ.
,,Весьма отважно просить покровительства у такой власти, которую попираютъ. Сестра твоя, которая бы не могла показать столько упрямства, какъ ты въ такихъ же самихъ обстоятельствахъ, съ праведливостью тебя въ немъ упрѣкаетъ. Однако мы приказали ей умѣрить свою ревность о презрѣнныхъ нашихъ правахъ. Заслуживай, если можешь, отъ своей фамиліи другихъ разположеній, нежели тѣ, на которыя ты жалуешься, и которыя не могутъ быть столько для тебя оскорбительны, сколько причина ихъ огорчаетъ твою мать. Должноли всегда запрещать тебѣ, тобъ не имѣла никакого отношенія.
Подай мнѣ, дражайшая пріятельница, свое мнѣніе, что я могу и должна предпринять. Я не спрашиваю тебя, къ чему бы раздраженіе или страсть могли тебя довесть въ такихъ жестокостяхъ, которымъ я подвержена. Ты мнѣ уже говорила, что не показала бы столько умѣренности, какъ я; однако признаешься также, что поступки внушаемые гнѣвомъ, почти всегда сопровождаются разкаяніемъ. Подай мнѣ такіе совѣты, которые бы разумъ и равнодушіе могли оправдать послѣ произшествія.
Я не сомнѣваюсь, чтобъ сходство нравовъ, служившее основаніемъ нашего союза не заключало въ себѣ столько нѣжности съ твоей стороны, сколько съ моей. Но не можно тебѣ однакожъ быть столько чувствительною къ недостойнымъ гоненіямъ, сколько той, которая непосредственно ихъ претерпѣваетъ; и слѣдовательно ты лучше меня можешь судить о моемъ состоніи. Разсмотри меня въ семъ положеніи. Довольноли я терпѣла, или мало? Если гоненіе продолжиться; если сей мерзкій Сольмсъ будетъ противиться отвращенію въ столь многихъ случаяхъ обнаружившемуся, на что мнѣ должно рѣшиться? удалиться ли въ Лондонъ и скрыться отъ Ловеласа и отъ всѣхъ своихъ родственниковъ до возвращенія Г. Мордена? или отправиться въ Ливорну, въ томъ намѣреніи, чтобъ сыскать во Флоренціи единаго моего покровителя? Сколько опасностей съ сей стороны, когда разсуждаю о своемъ полѣ и младости? И не можетъ ли случиться, что родственникъ мой отправиться въ Англію въ то время, когда я буду на дорогѣ? Что дѣлать? говорю я, скажи дражайшая моя Гове. Ибо я не могу на себя полагаться.
Письмо LIV.
КЛАРИССА ГАРЛОВЪ, къ АННѢ ГОВЕ.
Въ пятницу въ полночь.
Спокойствіе въ душѣ моей нѣсколько возстановляется. Зависть, честолюбіе, огорченія, самолюбіе, и всѣ жестокія страсти безъ сомнѣнія около меня успокоились. Для чего бы часъ тьмы и молчанія не прекратилъ также прискорбныя мои чувствованія, когда гонители мои отдыхаютъ, и когда сонъ усыпилъ по крайней мѣрѣ ихъ ненависть? Я употребила часть сего безмолвнаго времени на прочтеніе послѣднихъ твоихъ писемъ. Хочу написать свои примѣчанія на нѣкоторыя, и дабы меньше устрашить спокойствіе, коимъ теперь наслаждаюсь; начинаю тѣмъ, что касается до Г. Гикмана.
Я думаю, что онъ не сидѣлъ предъ тобою, когда ты рисовала его портретъ. При всемъ томъ однакожъ, ето человѣкъ не завидный. Въ такихъ обстоятельствахъ, которыя бы были спокойнѣе нынѣшнихъ, я бы не усумнилась ожидать пріятнѣйшаго и сходственнѣйшаго, нежели какъ онъ.
Естьли Г. Гикманъ не имѣетъ смѣлаго вида, какъ прочіе мущины; то онъ особливо отличается благодушіемъ и кротостію, коихъ лишены большая часть людей, и которые будучи соединены съ безпредѣльною его къ тебѣ нѣжностію, сдѣлаютъ его мужемъ самымъ приличнѣйшимъ такой особѣ, какъ ты. Хотя по видимому ты увѣрена, что я не желала бы его для себя, однако я уверяю тебя чистосердечно, что если бы Г. Сольмсъ былъ ему подобенъ своимъ лицомъ и нравами, и если бы мнѣ не позволѣно было ограничить себя дѣвическимъ состояніемъ, то я бы никогда не имѣла для него ссоры съ своею фамиліею. Г. Ловеласъ, извѣстнымъ своимъ нравомъ не имѣлъ перевѣсу въ моемъ умѣ. Я говорю о семъ, съ тѣмъ большею отважностію, что изъ сихъ двухъ страстей, любви и страха Ловеласъ можетъ внушать послѣднюю въ такой мѣрѣ. которую я не почитаю совмѣстною съ другою, дабы учинить щастливымъ супружество.
Мнѣ весьма было пріятно слышать отъ тебя, что ты ни къ кому не имѣешь болѣе склонности, какъ къ Г. Гикману. Если разтрогаеть нѣсколько свое сердце, то я не сомнѣваюсь, чтобъ ты не познала скоро, что нѣтъ никого, къ кому бы имѣла столько оной, а особливо когда ты вникнешь, что самые недостатки, кои находишь въ его особѣ или въ нравѣ, способны учинить тебя щастливою, по крайнѣй мѣрѣ если къ благополучію твоему нужна только единая твоя воля. Ты имѣешь такой умъ, позволь мнѣ сдѣлать сіе примѣчаніе, который со всѣми твоими удивительными качествами приписывалъ бы видъ глупаго всякому, который бы въ тебя влюбился, и который бы не былъ Ловеласъ. Надобно мнѣ простить сію вольность, любезный другъ, и также сіе столь скорое мое прехожденіе къ тому, что до меня непосредственно касается.
Ты утверждаешься на мнѣніи Г. Ловеласа, дабы доказать еще необходимость требованія моихъ правъ, чтобъ я съ большею откровенностію изъяснилась о семъ пунктѣ. Однако кажется мнѣ, что причины, коими могу я опровергнуть твои мысли, представляются сами собою столь естественно, что должно бы тебя принудить оставить сей неосновательной совѣтъ. Но какъ ты ихъ не принимала въ разсужденіе, и когда вмѣстѣ съ Г. Ловеласомъ побуждаешь меня къ возвращенію своей земли, то я изъяснюсь о семъ въ краткихъ словахъ.
Во первыхъ, другъ мой, предпологая мое согласіе на твое мнѣніе, я спрашиваю тебя, кто бы мнѣ помогъ въ семъ предпріятіи? Дядя мой Гарловъ есть одинъ изъ исполнителей завѣщанія. Но онъ принялъ противную мнѣ сторону. Г. Морденъ есть другой; но онъ въ Италіи; и не могутъ ли также преклонить къ такимъ видамъ, которые отъ моихъ различны? При томъ братъ мой объявилъ, что намѣрены приступить къ рѣшенію прежде его прибытія, и судя по всему, весьма вѣроятно, что мнѣ не позволятъ дожидаться его отвѣта, когда бы я къ нему написала, неразсуждая еще, что будучи въ такомъ заключеніи, не могу надѣятся, чтобъ онъ дошелъ до меня, если будутъ не по ихъ мыслямъ.
Во вторыхъ, родители весьма много имѣютъ преимущества надъ дочерью; и я нахожу справедливость въ семъ предубѣждѣніи, потому что изъ двадцати примѣровъ нѣтъ двухъ, гдѣ бы истинна не была на ихъ сторонѣ.
Я думаю, ты мнѣ не будешь совѣтовать принять помощь, которую Г. Ловеласъ предлагалъ мнѣ въ своей фамиліи; если бы я думала искать другаго покровительства, дай мнѣ знать, кто бы согласился защитить дочь противъ родителей, которые столь долгое время любили ее нѣжно. Но хотя бы я и нашла такого покровителя, какого требуетъ мое положеніе, то сколь долго продолжалась бы тяжба, увѣряютъ, что завѣщаніе есть ничто. Братъ мой говоритъ иногда, что поѣдетъ жить въ мою землю, вѣроятно для того, чтобъ меня оттуда выгнать, если бы я вознамѣрилась тамъ поселиться, или чтобъ противоположить Ловеласу всякія препятствія, пронырствомъ изобрѣтаемыя, если бы я за него вышла замужъ.
Всѣ сіи случаи для того я пересмотрѣла, чтобъ показать тебѣ, что они не совсѣмъ для меня странны. Но я весьма малую имѣю нужду въ большемъ свѣденіи, или въ такомъ человѣкѣ, которой бы хотѣлъ вступиться за мои пользы. Я тебѣ объявляю, любезный другъ, что лучше желаю просить себѣ хлѣба, нежели спорить о своихъ правахъ съ своимъ отцемъ. Я почитаю своимъ правиломъ, что никогда отецъ и мать не могутъ столько уклониться отъ своей должности, чтобъ разрѣшить робенка отъ его собственной. Дочь въ тяжбѣ съ отцемъ! Ета мысль меня ужасаетъ. Я просила какъ милости, позволенія удалиться въ свою землю, если должна быть изгнана изъ дому; но далѣ не поступлю, и ты видишь, съ какимъ духомъ приняли мою прозьбу.
И такъ остается только единая надежда, что отецъ мой можетъ быть перемѣнитъ намѣреніе; хотя щастіе сіе и самой мнѣ не весьма вѣроятнымъ кажется, когда разсуждаю о власти, которую братъ мой и сестра имѣютъ въ фамиліи, и о выгодахъ, которыя они предпологаютъ въ продолженіи своей ненависти, открывъ мнѣ ее явно.
Въ разсужденіи одобренія, которое Г. Ловеласъ даетъ твоей системѣ, я не удивляюсь. Безъ сомнѣнія предвидитъ онъ тѣ трудности, которыя бы я находила въ учиненіи его щастливымъ безъ его содѣйствія. Естьли бы небо столько было ко мнѣ благодѣтельно, чтобъ я была свободна такъ какъ желаю, то сей чудный чело…ъ не имѣлъ бы можетъ быть столько хвалиться мною, сколько тщеславіе его принужаетъ симъ льститься, не смотря на твое удовольствіе, смѣешься надо мною, въ разсужденіи его успѣховъ въ пріобрѣтеніи моего сердца. Увѣрена ли ты довольно, ты, которая по видимому не берешь противной ему стороны, что все то, что кажется основательнымъ и вѣроподобнымъ въ его предложеніяхъ, какое на примѣръ есть то, чтобъ ожидать рѣшенія своего жребія отъ моего выбора, когда я буду находиться въ [что означаетъ только въ моихъ мысляхъ свободу отвергнуть сего ненавистнаго Сольмса] также, чтобъ не видѣть меня безъ моего позволенія до возвращенія Г. Мордена, и даже до того, пока я не буду довольна его исправленіемъ: думаешь ли ты, говорю я, чтобъ онъ не показывалъ сей видъ для того единственно, дабы подать намъ лучшее о себѣ мнѣніе, предлагая, какъ бы самъ собою такія условія, на которыя онъ видитъ, что не преминули бы настоять въ тѣхъ случаяхъ, которыя они предполагаютъ?
При томъ я имѣю съ его стороны тысячу причинъ къ неудовольствію. Что значатъ всѣ сіи угрозы? утверждать, однакожъ, что онъ не помышляетъ о устрашеніи меня, и проситъ тебя, ничего мнѣ о томъ не открывать, когда знаетъ, что ты ему въ семъ не повѣришь, и когда онъ самъ тебѣ говоритъ безъ сомнѣнія съ тѣмъ намѣреніемъ, что бы увѣдомить меня о томъ симъ способомъ. Какое подлое лукавство! онъ почитаетъ насъ вѣроятно, какъ двухъ глупыхъ дѣвицъ, которыхъ надѣется привесть къ своей цѣли страхомъ. Я буду имѣть такого дерзкаго мужа! Собственный мой братъ человѣкъ, коему онъ угрожаетъ! и Г. Сольмсъ! Что ему сдѣлалъ Г. Сольмсъ? заслуживаетъ ли онъ порицаніе, если почитаетъ меня достойною своей любви въ томъ, что употребляетъ всѣ его усилія къ полученію меня? Для чего мнѣ не вѣрятъ въ семъ пунктѣ. И такъ, дала ли я столько преимущества Г. Ловеласу, чтобъ онъ имѣлъ право угрожать? Еслибы Г. Сольмсъ былъ такой человѣкъ, на котораго бы я могла смотрѣть съ равнодушіемъ, то можетъ быть примѣтила бы, что услуги терпѣть для меня со стороны столь пылкаго ума, не всегда бы было ему безполезно. Жребій мой таковъ, чтобъ подобно глупой сносить оскорбленія отъ своего брата: но Г. Ловеласъ узнаетъ… Я хочу ему сама изъяснить свои о семъ мысли, и ты тогда съ большею подробностію о томъ узнаешь.
Позволь, любезный другъ, сказать тебѣ при семъ случаѣ, что не смотря на всю злость моего брата, не мало уязвляютъ меня колкія твои разсужденія о той побѣдѣ, которую Ловеласъ надъ нимъ получилъ. Правда онъ не твой братъ; но подумай, что ты къ сестрѣ его пишешь; подлинно Гове, перо твое всегда напоено бываетъ желчью, когда ты разсуждаешь о какомъ нибудь предмѣтѣ, тебя оскорбляющемъ. Знаешь ли ты, что я читая многія твои выраженія противъ него и другихъ моихъ родственниковъ хотя бы они были въ мою пользу, сомнѣваюсь, имѣешь ли ты столько умѣренности, чтобъ могла судить о тѣхъ, которыя доходятъ до чрезвычайной вспыльчивости? Кажется мнѣ, что мы должны больше всего старатся о предостереженіи себя отъ тѣхъ проступковъ, которые насъ оскорбляютъ въ другомъ. Однако я столько имѣю причинъ жаловаться на своего брата и сестру, что неучинила бы столь вольнаго выговора дражайшей своей пріятельницѣ, если бы не почиталися шутки чрезмѣрными въ разсужденіи того произшествія, въ которомъ жизнь брата подлинно была въ опасности, и когда можно опасаться, чтобъ тотъ же самый огнь не воспламенился съ гораздо пагубнѣйшими слѣдствіями.
Я бы охотно откреклась отъ самой себя, желала бы позабыть, естьли бы можно было то, что наиболѣе меня трогаетъ. Сіе отступленіе доводитъ меня до причины, а отъ сюда до жестокихъ волненій, въ которыхъ я находилась оканчивая послѣднее свое письмо, ибо ничего не перемѣнилось въ моемъ положеніи. День приближается, и можетъ быть подвергнетъ меня новымъ искушеніямъ. Я прошу тебя подать мнѣ совѣтъ, въ которомъ бы благосклонность и негодованіе ни какого не имѣли участія. Скажи мнѣ, что я должна дѣлать; ибо если принудятъ меня ѣхать къ моему дядѣ, то не должно сомнѣваться, чтобъ злощастная твоя пріятельница не погибла безвозвратно: однако какое средство къ избѣжанію сего?
Первая моя забота будетъ отнести сей пакетъ на условленное мѣсто. Не замѣдли написать ко мнѣ, коль скоро его получишь. Увы! Я весьма опасаюсь, чтобъ отвѣтъ твой не пришолъ письма поздо.
Кларисса Гарловъ.
Письмо LV.
АННА ГОВѢ, къ КЛАРИССѢ ГАРЛОВЪ.
Въ субботу 25 Марта.
Какой совѣтъ могу тебѣ подать, благородная моя пріятельница? Достоинства твои вмѣняются въ твое преступленіе. Тебѣ столько не не возможно переменить свойство, какъ и тѣмъ, кои производятъ на тебя гоненія. Припиши свои злощастія безмѣрному различію, которое находится между тобою и ими. Что ты отъ нихъ требуешь! не показываютъ ли они своего своенравія? И въ разсужденіи кого? чужой: ибо по справедливости, ты имъ не принадлежишь. Они утверждаются на двухъ пунктахъ; на собственной своей непроницательности (и я бы дала охотно ей истинное ея названіе, если бы смѣла) и на почтеніи, котораго знаютъ, что ты не можешь къ самой себѣ не имѣть; принимая также въ разсужденіе твой страхъ со стороны Ловеласа о которомъ почитаютъ тебя увѣренною, что ты повредила бы честь своего нрава, еслибы прибѣгнула къ нему, дабы избавиться отъ своихъ безпокойствій; имъ извѣстно также, что памятозлобіе и непреклонность тебѣ не свойственны; что волненіе произведенное ими въ твоей душѣ, будетъ имѣть жребій, подобный всѣмъ чрезвычайнымъ движеніямъ, которыя скоро утишаются, и что будучи однажды выдана замужъ, ты ни о чемъ больше помышлять не будешь, какъ о утѣшеніи себя въ своемъ положеніи. Но знай, что сынъ и старшая дочь твоего отца пріуготовляютъ тебѣ нещастіе во всю жизнь, если ты сочетаешься бракомъ съ такимъ человѣкомъ, котораго они для тебя опредѣляютъ, и который имѣетъ уже съ ними тѣснѣйшую связь, нежели какую бы ты могла когда нибудь имѣть съ такимъ мужемъ. Не видишь ли ты, сколько они стараются сообщать столь тѣсно сопряженной съ нимъ душѣ все то, что знаютъ о справедливомъ твоемъ къ нему отвращеніи.
Въ разсужденіи его неотступности, тѣ, которые оной удивляются, худо его знаютъ. Онъ не имѣетъ ни малѣйшаго чувствованія нѣжности. Если онъ когда нибудь женится, то повѣрь, душа ни зачто будетъ почитаться въ его мысляхъ. Какимъ образомъ искалъ онъ душу, когда ее не имѣетъ? Всякой не ищетъ ли себѣ подобнаго? и какъ бы онъ зналъ цѣну того, что его превосходитъ, когда по самому предположенію онъ того не понимаетъ? Если случится, что принадлежа по нещастію ему, показалась бы ты ему очевидно меньше нѣжною, то я думаю, что онъ мало бы о семъ сожалѣлъ, поелику отъ того болѣе бы свободы слѣдовать гнуснымъ склонностямъ, которыя надъ нимъ владычествуютъ. Я слышала отъ тебя примѣчаніе госпожи твоей Нортонъ.,,Что всякой человѣкъ, которой есть добычею владычествующей страсти, охотно предпочтетъ удовлетвореніе оной двадцати другимъ подчиненнымъ страстямъ, коихъ пожертвованіе будетъ стоить ему меньше, хотя бы они были гораздо похвальнѣе.,,
Какъ я не опасаясь, должна представить тебѣ его въ ненавистнѣйшемъ видѣ, нежели въ какомъ уже прежде ты его воображала, то за долгъ почитаю обьявить тебѣ нѣкоторыя мѣста не давно бывшаго между имъ и кавалеромъ Гарри Довнетонъ разговора, который кавалеръ вчера разсказывалъ моей матерѣ. Ты тутъ увидишь подтвержденіе его началъ, чтобъ управлять страхомъ, какъ дерзкая твоя Бетти тебѣ изъяснила, слышавъ отъ него самаго.
Сиръ Гарри безъ всякихъ околичностей, сказалъ ему, что онъ удивляется видя его столько упорно старающагося о полученіи тебя противъ твоей склонности.
Объ етомъ я не много безпокоюсь, отвѣчалъ онъ.
Дѣвицы, которыя столько показываютъ притворства, обыкновенно бываютъ страстные женьщины; (недостойная тварь:) и никогда бы его не тронули, продолжалъ онъ нѣсколько подумавъ, непріятныя ужимки пригожей жены, когда бы она подала ему поводъ къ озлобленію своему. Притомъ земля твоя по выгодности своего положенія вознаградила бы его довольно за все то, что онъ долженъ претерпѣть отъ твоей холодности. По крайней мѣрѣ надѣялся бы онъ на твою снисходительность, еслибы не имѣлъ успѣха къ твоей любви, и щастливѣе бы былъ по сей причинѣ, нежели три четверти мужей ему извѣстныхъ. (бѣдный. Наконецъ добродѣтель твоя столько извѣстна, что служилабы ему залогомъ всего, чего бы онъ могъ желать.
Не опасаетесь ли вы, перервалъ Сиръ Гарри, чтобъ она, если будетъ принуждена за васъ выдти, не стала смотрѣть на васъ такъ какъ Елисавета Французская смотрѣла на Филиппа II, когда онъ ее принялъ на своихъ границахъ въ качествѣ супруга, которой ей казался свекромъ; т. е. съ большимъ страхомъ и трепетомъ, нежели снисхожденіемъ и любовію? И вы можетъ быть не лучшимъ будете казаться ей, какъ и сей старый монархъ своей принцессѣ.
Страхъ и трепетъ, отвѣчалъ сей ужасный человѣкъ, столько приличны уговоренной дѣвицѣ, какъ женѣ; и начавши смѣяться (подлинно, другъ мой, Сиръ Гарри увѣрялъ насъ, что сія гнусная тварь смѣялась.) прибавилъ онъ, что его дѣло было внушать ей страхъ, еслибы онъ имѣлъ причину думать, что его лишаютъ любви; что съ своей стороны увѣренъ онъ, что если страхъ и любовь не должны быть совмѣстны въ супружескомъ состояніи, то мущина, который заставляетъ себя бояться, есть самый разсудительный.
Если бы глаза мои имѣли силу, которую приписываютъ Василиску, то я бы ничего столько усильно не желала, какъ идти поразить взоромъ сіе чудовище.
Однако мать моя думаетъ, что ты удивительную бы показала услугу преодолѣніемъ своего къ нему отвращенія. Если тамъ: говоритъ она, (я думаю, что уже о томъ тебя спрашивали) названіе и святость повиновенія, если исполненіе его ничего не стоитъ?
Какое нещастіе любезный другъ, что выборъ твой не имѣетъ лучшихъ предмѣтовъ! или Скилла, или Харибда.
Всякой другой особѣ, подобной тебѣ съ которою бы поступали съ такою жестокостію, я знаю, какой бы тотчасъ дала совѣтъ. Но я уже говорила, что малѣйшая безразсудность, предполагаемая неразборчивость въ столь благородномъ нравѣ, каковъ твой, была бы рана для всего пола.
Пока я ласкалась нѣсколько независимостію, къ которой хотѣла тебя преклонить, сія мысль была единое средство, въ которомъ я находила утѣшеніе. Но нынѣ, когда ты столь убѣдительно доказала мнѣ, что должно оставить сіе намѣреніе, тщетно силюсь я искать какое нибудь пособіе. Я хочу оставить перо, дабы подумать еще о семъ.
Я думала, размышляла, разсматривала, и обьявляю тебѣ, что не болѣе какъ и прежде успѣла. Что я тебѣ намѣрена сказать, есть то, что я молода, какъ и ты, что имѣю разсудокъ гораздо теснѣе и страсти сильнѣе.
Я тебѣ давно говорила, что ты весьма много жертвуешь, предлагая о своемъ согласіи не вступать ни когда въ супружество. Если сіе предложеніе будетъ принято, то земля, которую имъ столь жалко отдѣлить отъ фамиліи достанется со временемъ твоему брату, и удобнѣе можетъ быть, нежели сомнительнымъ возвращеніемъ., которымъ имъ льститъ Г. Сольмсъ. Ты стараешься, любезный другъ, вложить сію мысль въ странныя ихъ головы. Тиранниечское слово власти, есть единое только возраженіе, которое можно дѣлать противъ сего торжествованія.
Не забудь, что если ты рѣшишься оставить своихъ родственниковъ, то почтеніе и нѣжность твоя къ нимъ не позволили бы подать на нихъ никакого обьявленія для своего оправданія. И слѣдовательно ты бы имѣла противъ себя публику; и если бы Ловеласъ продолжалъ свое разпутство, и не поступалъ съ тобою благопристойно, то какое оправданіе для ихъ съ тобою поступка, и для ненависти, которую они ему открыли!
Я прошу небо, чтобъ оно тебя болѣе просвѣтило. Имѣю еще сказать, что съ своими мыслями могла бы я предпринять все, ѣхать во всякое мѣсто, нежели видѣть себя женою такого человѣка, коего бы ненавидѣла, и не престала бы всегда ненавидѣть, если бы онъ былъ подобенъ Сольмсу. Не болѣе бы также стала сносить досады и оскорбленія, коими ты отягощена, по крайней мѣрѣ отъ брата и сестры, еслибы я имѣла такое терпѣніе въ разсужденіи отца и дядьевъ.
Мать моя увѣряетъ себя, что они по изтощеніи всѣхъ усилій къ покоренію тебя своимъ расположеніямъ, оставятъ предпріятіе свое, когда будутъ отчаеваться о успѣхѣ. Но я не могу быть съ нею согласна. Я не вижу, чтобъ она имѣла другое основаніе, нежели собственныя свои догадки. Иначе я бы подумала въ твою пользу, что ето есть тайна между ею и твоимъ дядею.
Надобно возпрепятствовать, если можно, чтобъ ты не была увезена къ своему дядѣ. Сей гнусный человѣкъ, священникъ и церьковь, присутствіе твоего брата и сестры… Безъ сомнѣнія ты будешь принуждена отдаться Сольмсу; и чувствія непреклонности, столь новыя для тебя, не оградятъ тебя въ столь тесномъ случаѣ. Ты прибѣгнешь къ своему свойству. Будешь только себя защищать презрѣнными слезами, моленіями, и безполезными рыданіями и обрядъ не прежде будетъ оскверненъ, если позволишь мнѣ сіе выраженіе, пока не осушатъ твои слезы, и принудятъ тебя молчать, и принять новый видъ чувствованія, которымъ бы ты могла получить прощеніе отъ своего новаго обладателя и забвеніе всѣхъ опытовъ твоей ненависти. Словомъ, любезный другъ, тебѣ должно будетъ его ласкать. Прежнее твое поведеніе зависило отъ скромности твоего состоянія; а роль твоя здѣсь будетъ состоять въ томъ, чтобъ оправдывать его безстыдную насмѣшку, что дp3;вицы, которыя поступаютъ притворно, суть обыкновенно страстныя женьщины. И такъ ты начнешь прохожденіе сего званія чувствительною признательностію, за ту снисходительность, которая будетъ причиною пріобрѣтенной тобою милости, и если онъ по своимъ правиламъ, не будетъ тебя принуждать страхомъ сохранять сіе чувствованіе, то я узнаю тогда, что обманываюсь.
Однако при всемъ томъ истинный вопроса смыслъ я должна оставить неопредѣленнымъ, и представить его собственному твоему рѣшенію, кое будетъ зависѣть отъ степени жара, который ты увидишь въ ихъ поступкахъ, или отъ опасности больше или меньше возрастающей быть увезенною въ домъ своего дяди. Но я повторяю еще моленія свои къ Богу, дабы онъ благоволилъ быть какому нибудь произшествію, которое бы могло тебѣ воспрепятствовать принадлежать когда либо тому или другому изъ сихъ двухъ людей. О естлибы ты могла остаться дѣвицею, дражайшая моя пріятельница, пока промыслъ покровительству достоинствамъ и добродѣтелямъ, не изберетъ тебѣ человѣка достойнаго тебя, или по крайней мѣрѣ столько, достойнаго какимъ можетъ быть смертный!
Съ другой стороны я бы не желала, чтобъ съ качествами служащими къ толикому украшенію супружескаго званія, рѣшилась ты ограничить себя незамужнымъ состояніемъ. Ты знаешь, что я неспособна къ ласкательству. Языкъ мой и перо суть всегда органы моего сердца. Ты должна довольно изслѣдовать саму себя, по крайней мѣрѣ въ сравненіи съ прочими женьщинами, дабы не сомнѣваться о моей искренности: въ самомъ дѣлѣ, почему бы утверждали, чтобъ особа, которая почитаетъ за удовольствіе открывать и удивляться всему, что есть похвальнаго въ другой, не примѣчала такія же качества въ самой себѣ, когда извѣстно, что еслибы она не обладала ими, не могла бы съ такимъ удивленіемъ зрѣть ихъ въ другомъ человѣкѣ? И для чего бы не приписывали ей похвалъ, которыя бы она приписывала всякой другой имѣющей половину ея совершенствъ; а особливо, естьли она неспособна къ тщеславію или гордости, и если она столько отдалена отъ презрѣнія тѣхъ, кои не получили такихъ преимуществъ; сколько отъ того, чтобъ возноситься чрезмѣрно полученіемъ оныхъ? Возноситься чрезмѣрно, сказала я? ахъ! какъ бы ты могла когда нибудь сіе показать?
Прости, прелестная моя пріятельница. Удивленіе мое, которое усугубляется при каждомъ твоемъ ко мнѣ письмѣ, не всегда должно утушаться страхомъ, чтобъ не оскорбить тебя, хотя сія причина часто служитъ обузданіемъ моему перу, когда къ тебѣ пишу, и моему языку, когда имѣю щастіе съ тобою находиться.
Я спѣшу окончить, дабы соотвѣтствовать твоей торопливости. Сколько однакожъ примѣченій могла бы я придать на послѣднія твои повѣренности!
Анна Гове.
Письмо LVI.
КЛАРИССА ГАРЛОВЪ, къ АННѢ ГОВЕ.
Въ воскресенье по утру 26 Марта.
Сколько похвалы имѣютъ прелестей въ устахъ пріятельницы! хотя бы льстились или нѣтъ пріобрѣтеніемъ оныхъ, весьма восхитительно видѣть себя въ столь пріятномъ положеніи въ мысляхъ тѣхъ, отъ коихъ ищемъ благоросположенія и почтенія. Откровенная душа извлекаетъ отовсюду сугубую пользу: если она не почитаетъ себя еще достойною прелестной дани ею принятой, то со рвеніемъ старается пріобрѣсть качества, коихъ она не имѣла прежде, нежели почитатели узнаютъ свою ошибку; сколько для того чтобъ сдѣлать честь себѣ самой, столько и потому, чтобы сохранить себя въ почтеніи у своей пріятельницы, и оправдать ея мнѣніе. Ла будетъ сія цѣль всегда моею! Тогда я останусь одолженною тебѣ не только похвалою, но и самыми достоинствами, коихъ ты будешь почитать заслуживающими оной; и учинюсь достойнѣе дружества, которое есть единственное удовольствіе, коимъ я могу превозноситься.
Благодарность моя есть столько чувствительна, сколько должна быть таковою за скорость послѣднихъ твоихъ писемъ. Сколько я тебѣ обязана! сколько обязана и самому твоему честному письмоносителю! печальное мое положеніе заставляетъ меня быть одолженною всѣмъ.
Я буду отвѣчать, сколько возможно лучше на отдѣленія благосклоннаго твоего письма. Не думай, чтобъ я могла преодолѣть отвращеніе свое къ Г. Сольмсу, пока не будетъ въ немъ благомысленности, откровенности и снисходительности, учтивости и всѣхъ качествъ, которыя составляютъ достойнаго человѣка. О любезный другъ! какое терпѣніе, и великодушіе должна имѣть жена, чтобы не презирать мужа, который глупѣе, подлѣе и несравненно огранниченнѣе ея умомъ: которому однакожъ преимущества ея даютъ права, кои онъ желаетъ употреблять, и надъ нею коихъ не можетъ оставить, не нанося равнаго безчестія. той, которая управляетъ и тому, который позволяетъ собою управлять! какъ сносить такого мужа, какого я описываю, хотя бы по согласію или корыстолюбію онъ собственно нами былъ избранъ? Но видѣть себя принужденною его принять, и принужденою еще недостойными побужденіями! возможноли побѣдить отвращеніе, которое: основывается на столь справедливыхъ началахъ? гораздо легче претерпѣть временное гоненіе, нежели рѣшиться питать постыдную и мучительную ненависть, коей тяжесть должна быть чуствуема во всю жизнь. Еслибы я могла склониться, то не надлежало ли бы оставить своихъ родителей и слѣдовать сему несносному мужу? можетъ быть мѣсяцъ продолжиться гоненіе; но союзъ такого супружества былъ бы вѣчнымъ нещастіемъ. Каждой день ознаменованъ бы былъ какимъ нибудь новымъ нарушеніемъ обязательствъ, утвержденныхъ клятвою предъ олтаремъ.
И такъ кажется, что Г. Сольмсъ уже занятъ своимъ мщеніемъ. Всѣ согласно меня въ томъ утверждаютъ. Вчера въ вечеру безстыдная моя тюремщица увѣряла меня, что все мое противоборствіе не болѣе будетъ имѣть дѣйствія, какъ щепоть табаку, указывая на меня своими пальцами, въ которыхъ держала его, что я буду госпожею Сольмсъ; и потому должна остерегаться простирать весьма далеко свои насмѣшки; поелику Г. Сольмсъ есть человѣкъ способный къ памятозлобію, и самой ей говорилъ, что я долженствуя безъ сомнѣнія быть его женою, не сохраняю правилъ благопристойности, потому что если онъ не будетъ милосерднѣе меня, (такъ говорила Бетти, я не знаю, его ли ето слова) то я должна подвергнуться разкаянію, которое бы могло продолжиться до послѣднихъ моихъ дней. Но сего довольно о такомъ человѣкѣ, которой по увѣдомленію Кавалера Гарри Довнетонъ имѣетъ всю дерзость своего пола безъ всякаго качества, которое бы могло здѣлать ее сносною.
Я получила два письма отъ Г. Ловеласа со времени его къ тебѣ посѣщенія, что составляетъ три съ тѣмъ, на которое я не отвѣчала. Я не сомнѣвалась, чтобы онъ тѣмъ не былъ огорченъ; но въ послѣднемъ своемъ письмѣ жалуется онъ на мое молчаніе въ весьма надменныхъ выраженіяхъ: ето менѣе походитъ на слогъ преверженнаго любовника, презрѣннаго покровителя. Гордость его кажется уничиженною, видя себя принужденнымъ, говоритъ онъ, шататься каждую ночь около нашихъ стѣнъ, какъ воръ или лазутчикъ, въ надеждѣ найти отъ тебя письмо, и отходить назадъ на пять тысящь шаговъ въ бѣдное жилище, не получивъ никакого плода отъ своихъ безпокойствій. Я не замѣдлю прислать къ тебѣ три его письма, и копію съ моего; но вотъ кратко то что я ему вчера писала.
Я учинила ему весьма жестокій выговоръ, за то что онъ мнѣ угрожалъ твоимъ способомъ, помощію котораго надѣяться изъясниться съ Г. Сольмсомъ или съ моимъ братомъ. Я ему говорила,,,что онъ по видимому почитаетъ меня способною къ претерпѣнію всего, что недовольно для него, чтобъ я была подвержена безпрестаннымъ наглостямъ собственной своей фамиліи, но еще должна и отъ него сносить оныя; что весьма мнѣ странно кажется, что дерзкій человѣкъ угрожаетъ безразсудностями, которыя не могутъ быть оправданы, и которыя притомъ гораздо менѣе относятся до моихъ пользъ, нежели до его, если я неучиню какого нибудь столько же безразсуднаго поступка, по крайней мѣрѣ въ отношеніи къ моему нраву и полу, дабы отвратить его отъ его намѣреній: я ему также открыла, что какимъ бы образомъ я ни думала о злощастіяхъ, которыя бы со мною случались, могутъ однакожъ найтиться особы, кои предполагая его способнымъ къ той безразсудности, которою онъ угрожаетъ Г. Сольмсу, не сожалѣли бы много, видя себя освободившимися отъ двухъ человѣковъ, коихъ знакомство было бы причиною всѣхъ ихъ неудовольствій.,,
Вотъ откровенныя мысли, другъ мой,,,и я думаю, что онъ самъ изьяснитъ ихъ еще съ большею ясностію.
,,Я ему выговаривала за его гордость при случаѣ его ходьбы для сысканія моихъ писемъ, которую онъ притворно столь важною почитаетъ,,,смѣялась надъ его сравненіями лазутчика и вора.,, Онъ не имѣетъ причины,,говорила я ему, жаловаться на тяжесть своего положенія, потому что собственнымъ своимъ нравамъ долженъ приписать начало онаго, и что въ самомъ дѣлѣ порокъ заглаждаетъ отличности, и поставляетъ знатнаго человѣка наровнѣ съ глупцомъ. Потомъ я ему объявила, что онъ недолженъ никогда ожидать другаго отъ меня письма, которое бы могло его подвергнуть столь непріятнымъ утомленіямъ.,,
Не болѣе берегла я его въ разсужденіи обѣщаній и торжественныхъ увѣреній, которыя ему столь мало стоятъ въ такомъ случаѣ. Я ему говорила,,,что слова сіи тѣмъ мѣнѣе имѣютъ надо мною впечатлѣнія, что онъ самъ чрезъ то объявляетъ, что имѣетъ въ нихъ нужду, дабы вознаградить недостатки своего нрава; что дѣла суть единые опыты, которые бы я знала, когда должно судить о намѣреніяхъ; и что я чувствую ежедневно неоходимость разторгнуть всякое сношеніе съ такимъ человѣкомъ, коего попеченія родственники мои никогда не могутъ одобрить, потому что онъ не въ состояніи того заслужить. И для того, поколику его порода и имѣніе всегда могутъ, если честь его нравовъ не будетъ препоною снискать ему жену, которая съ достаткомъ по крайней мѣрѣ равнымъ моему будетъ имѣть болѣе съ нимъ сходства, во вкусахъ и склоностяхъ, то я прошу его и совѣтую отъ меня отказаться, тѣмъ болѣе, что его угрозы и неучтивства относительно къ моимъ родственникамъ, заставляютъ меня думать, что болѣе ненависти къ нимъ, нежели почтенія ко мнѣ заключается въ его упорствѣ.,,
Вотъ, другъ мой, какое я воздала награжденіе толикимъ безпокойствіямъ, коихъ цѣну онъ немало возвышаетъ Я не сомнѣваюсь, чтобъ онъ не имѣлъ столько проницательности, дабы, примѣтить, что менѣе одолженъ онъ нашею перепискою моему почтенію, нежели жестокостямъ, которыя я претерпѣваю отъ своей фамиліи. Точно, желалабы я его въ томъ увѣрить. Смѣшное божество, которое требуетъ какъ идолъ Молохъ, чтобъ разумъ, должность и разборчивость, были пожертвованы при его олтаряхъ.
Мать твоя думаетъ, что родственники мои уступятъ. Дай Боже, чтобъ они уступили. Но братъ мой и сестра имѣютъ толикое вліяніе въ фамилію, суть столько рѣшительны и ревнующи о чести побѣды, что я отчаяваюсь о сей перемѣнѣ. Однако если она не случится, я признаюсь тебѣ, что безъ трудности бы приняла всякое покровительство, которое бы не было предосудительно моей чести, дабы избавиться съ одной стороны отъ угнѣтающихъ гоненій, а съ другой, чтобъ не дать Ловеласу никакого надъ собою преимущества. Я всегда полагаю, что не остается мнѣ другаго средства, ибо при малѣйшей надеждѣ, почитала бы я свое бѣгство какъ самымъ неизвинительнымъ поступкомъ, сколько бы честно и безопасно ни было покровительство.
Не взирая на сіи мысли, которыя почитаю я столько справедливыми, сколько чистосердечными, искреннее дружество обязываетъ меня открыть свое невѣденіе въ томъ, что бы я учинила, если бы мнѣніе твое было дѣйствительно непреложно. Почто ты не была свидѣтелемъ, любезный другъ, различныхъ моихъ волненій при чтеніи твоего письма, когда ты въ одномъ мѣстѣ увѣдомляешь меня о опасности, которая мнѣ угрожаетъ въ домѣ моего дяди; когда въ другомъ признаешься ты, что не стала бы сноситъ все то, что я претерпѣла, и предпочла бы всѣ возможныя злощастія тому, чтобъ быть женою ненавидимаго тобою человѣка; когда однакоже въ другомъ мѣстѣ представляешь мнѣ, какоебы нареканіе получила моя честь отъ публики, и моя необходимость оправдаетъ мой поступокъ нащотъ своихъ родственниковъ; когда съ другой стороны заставляешь меня размотрѣть непристойный видъ,. въ который бы должна я преобразиться въ невольномъ супружествѣ, будучи принуждена показывать на лицѣ своемъ спокойство, разточать мнимыя ласки, представлять лицемѣрную роль предъ такимъ человѣкомъ, къ коему бы только имѣла отвращеніе, и прежнюю свою ненависть, поколику чувствованіе собственнаго его недостоинства исполнялобы сердце справедливою недовѣрчивостію; необходимость, въ которую бы я по твоему разсужденію была приведена, чтобъ изъявлять ему тѣмъ болѣе нѣжности, чѣмъ менѣе была бы къ тому разположена; нѣжность, естьли бы я имѣла способность употреблять сіе притворство, которое бы могло быть приписано подлѣйшимъ побужденіямъ, потому что весьма очевидно, что любовь къ нравственнымъ или физическимъ качествамъ не имѣла бы тутъ никакого участія; прибавь подлость его души, ядъ ревности, которая бы его скоро заразила, его противоборствіе къ прещенію, сохраняемую воспоминовеніемъ опытовъ моего отвращенія и презрѣнія, которыя я обнаружила, дабы погасить его желанія, преимущество обьявленное потому же самому побужденію, и славу, которую онъ полагаетъ въ принужденіи и угнѣтеніи жены, надъ коей бы онъ получилъ тиранническую власть… Еслибы ты меня видѣла, говорю я, во всѣхъ волненіяхъ, которыхъ я не могла отторгнуть при семъ чтеніи; то преклоняющуюся къ одной сторонѣ, то къ другой, въ одну минуту неизвѣстностію, въ другую страхомъ колеблющуюся, раздраженную, трепещущую, нерѣшитительную; ты бы узнала, какую имѣешь надо мною власть, и моглабы съ праведливостію думать, что если бы совѣты твои были утвердительнѣе, то бы сила твоего опредѣленія меня превозмогла. Заключи изъ сего признанія, любезный другъ, что я довольно оправдана въ сихъ священныхъ законахъ дружества; которые требуютъ совершенной откровенности сердца, хотя бы оправданіе мое учинено было можетъ быть на щотъ моего благоразумія.
Но послѣ новыхъ размышленій, я повторяю, что сколь долго позволятъ мнѣ жить въ домѣ своего отца, ни что не можетъ, развѣ только чрезмѣрныя насилія, принудить меня его оставить; и я буду стараться сколько возможно отлагать подъ честными предлогами ударъ жестокой своей судьбы до возвращенія Г. Мордена. Будучи исполнителемъ завѣщанія, онъ то есть покровитель, къ коему я могу прибѣгнуть безукоризненно; наконецъ я не зная другой надежды, хотя родственники мои кажется въ томъ сомнѣваются, что касается до Г. Ловеласа, то хотя бы я была увѣрена о его нѣжности, и о самомъ исправленіи, принять покровительство его фамиліи, значитъ принять его посѣщенія въ домѣ его тетокъ.
Не привела ли бы я себя чрезъ сіе въ необходимость принадлежать ему хотя бы я имѣла новыя причины убѣгать его видя его столь близко? Я давно примѣтила, что между двумя полами разстояніе служитъ только ко взаимному обману. О другъ мой! сколько я ни старалась быть благоразумною, сколько ни силилась избирать или отвергать все то, что почитала выгоднымъ или вреднымъ для своего благополучія; однако къ странному нещастію вижу, что все мое благоразуміе будетъ сопровождаться глупостію.
Ты мнѣ говорить съ обыкновеннымъ пристрастіемъ твоего дружества, что отъ меня надѣются того, чего бы отъ многихъ другихъ женьщинъ не надѣялись. Чувствую, что въ разсужденіи моемъ сердце мое тщетно бы было довольно своими побужденіями, если бы они не были извѣстны публикѣ. Жаловаться на худое расположеніе брата, есть обыкновенный случай въ корыстолюбивыхъ распряхъ. Но когда не можно обвинять брата, не обративъ нѣсколько порицанія на жестокости отца, то кто бы могъ освободиться отъ тяжести, дабы обременить оною столь дражайшую особу? Во всѣхъ сихъ предположеніяхъ ненависть Г. Ловеласа ко всей моей фамиліи, хотя она есть возмездіемъ той, которую ему объявила, не чрезмѣрно ли оскорбительною кажется: не показываетъ ли сіе, что въ его свойствѣ есть нѣчто непримиримое, какъ и чрезмѣрно неблагопристойное? и какая женьщина могла бы выдти замужъ, чтобъ жить въ вѣчной враждѣ съ своею фамиліею?
Но опасаясь отяготить тебя, и будучи,сама утоммлена, я оставляю перо.
Г. Сольмсъ находится здѣсь безпрестанно; тетка моя Гервей, и дядья мои также не удаляются. Безъ сомнѣнія что нибудь противъ меня замышляютъ: какое состояніе, быть въ безпрестанной тревогѣ, и видѣть обнаженнымъ меч, которой у насъ виситъ надъ головою?
Я ни о чемъ не могу быть увѣдомлена, какъ только о дерзкой Бетти, которая всегда пускаетъ на меня стрѣлы позволеннаго своего безстыдства. Какъ! сударыня, вы не приводите дѣла свои въ порядокъ! знайте, что надобно будетъ ѣхать, когда вы менѣе всего о томъ будете думать. Иногда она даетъ мнѣ знать по полу слову, и какъ бы въ намѣреніи меня обезпокоить, что одинъ, что другой обо мнѣ говоритъ, и о ихъ любопытствѣ, въ разсужденіи употребленія моего времени часто она вмѣшиваетъ тутъ огорчительной вопросъ моего брата, не занимаюсьли я сочиненіемъ исторіи о своихъ мученіяхъ?
Но я принуждена слушать ея рѣчи, ибо симъ единымъ средствомъ узнаю, прежде исполненія, предпріемлемыя противъ меня замыслы.
Я здѣсь останавливаюсь дабы отнести на условленное мѣсто то, что теперь написала, прощай любезный другъ.
Кл. Гарловъ.
Слѣдующее написано было на обверткѣ карандашомъ по случаю слѣдующаго письма, которое дѣвица Гарловъ начала на условленномъ мѣстѣ, принесши туда свое.
Я нахожу другое вчерашнее твое письмо; весьма благодарю твою мать за благосклонныя мнѣнія, которыя ты мнѣ съ ея стороны сообщаешь. Посылаемое мною письмо можетъ быть нѣсколько будетъ соотвѣтствовать ея чаянію. Ты можешь ей изъ него прочесть, что тебѣ заблагоразсудится.
Письмо LVII.
АННА ГОВЕ, къ КЛАРИССѢ ГлРЛОВъ.
Въ субботу 25 Марта.
Письмо сіе будетъ продолженіе послѣдняго моего, отъ того же числа, и которое я пишу къ тебѣ по нарочному повелѣнію. Ты видѣла въ предыдущемъ мнѣніе моей матери о той услугѣ, которую бы ты могла учинить, обязавъ своихъ родственниковъ противъ собственной своей склонности. Сношеніе наше о семъ было по случаю разговора, который мы имѣли съ Кавалеромъ Гарри Довнетонъ; и мать моя почитаетъ его столько важнымъ, что приказала мнѣ написать къ тебѣ объ немъ подробно. Я повинуюсь тѣмъ охотнѣе, что не малую находила трудность въ послѣднемъ своемъ письмѣ въ сообщеніи тебѣ совѣта; и что не только ты здѣсь увидишь мысли моей матери, но можетъ быть въ нихъ и отзывъ публики, если онъ о томъ только былъ увѣдомленъ, что она знаетъ, т. е. если онъ не такъ былъ увѣдомленъ какъ я. Мать моя разсуждаетъ весьма не выгоднымъ образомъ для тѣхъ особъ нашего пола, которыя предварительно ищутъ своего благополучія, выходя за мужъ за выбираемаго ими человѣка. Не знаю, какъ бы я приняла ея разсужденія, если бы не вѣдала, что они всегда относятся къ ея дочери, которая съ другой стороны, не знаетъ теперь ни кого, кому бы отдавала малѣйшее надъ другимъ преимущество, и которая не цѣнитъ за полушку того, о коемъ мать ея имѣетъ самое высокое мнѣніе. И такъ къ чему клонится, говорила она, дѣло, которое причиняетъ столько безпокойствій? не ужели есть столь важной поступокъ для молодой особы отрещись отъ своихъ склонностей, дабы услужить своимъ родственникамъ?
Очень хорошо, матушка отвѣчала я сама въ себѣ; вы можете нынѣ давать такіе вопросы, будучи на сороковомъ году своего возраста. Но сказали ли бы вы ето будучи осмнадцати лѣтъ? Вотъ о чемъ бы я хотѣла знать.
Или молодая сія особа, продолжала она, предубѣждена въ чрезмѣрной склонности, которой не можетъ преодолѣть, (чего нѣсколько нѣжная дѣвица ни когда не скажетъ) или нравъ ея есть столько упоренъ, что она неспособна къ тѣмъ расположеніямъ, чтобъ уступить, или онъ имѣетъ такихъ родителей, которыхъ мало старается обязывать.
Ты знаешь, любезный другъ, что мать моя разсуждаетъ иногда весьма хорошо, или по крайней мѣрѣ, что никогда не достаетъ жару въ ея разсужденіяхъ. Часто случается, что мы не согласуемся въ истиннахъ, и обѣ столь высокимъ почитаемъ свое мнѣніе, что весьма рѣдко которая нибудь имѣетъ щастіе убѣдить другую; случай очень обыкновенный, думаю во всѣхъ спорахъ, съ нѣкоторою запальчивостію соединенныхъ. Я имѣю довольно ума, говоритъ она мнѣ прямо, довольно живности. Я ей отвѣчаю, что она весьма разумна, т. е. соображаясь ея вопросу, что она болѣе не имѣетъ той младости, какая прежде ее украшала; или въ другихъ словахъ, что она пріобыкши къ матернимъ поступкамъ, позабываетъ, что была нѣкогда дѣвицею. Отсюда съ взаимнаго согласія, переходимъ мы къ другому какому нибудь предмѣту; что не препятствуетъ однакожъ намъ обращаться нѣсколько разъ къ тому, который оставили. И такъ оставляя его и опять принимаясь съ полуогорченнымъ видомъ, хотя умѣряемымъ принужденною улыбкою, который чрезъ цѣлый день едва насъ примиряетъ, мы не уходимъ, если время сна наступитъ, на свою постелю безъ какого нибудь не удовольствія; или, если говоримъ, то молчаніе моей матери прерывается нѣкоторыми восклицаніями ахъ! Нанси! Ты столько горда, столько вспыльчива! Я бы желала, дочь, чтобъ ты менѣе имѣла сходства съ своимъ отцемъ.
Я на нее же обращаю ея укоризны, думая, что мать моя не имѣетъ никакой причины отпираться отъ того, что говорила своей Нанси; и если дѣло пойдетъ съ ея стороны далѣе, нежели сколько бы я желала, то любимый ея Гикманъ не имѣетъ случая быть довольнымъ ею въ слѣдующій день.
Я знаю, что я рѣзва. Хотя бы я въ томъ не признавалась, однако увѣрена, что ты такъ бы думала. Если я нѣсколько замедлила надъ сими маловажными подробностями, то ето для того, дабы предварительно тебя увѣдомить, что я въ столь нѣжномъ случаѣ не дамъ тебѣ болѣе примѣтить своихъ дерзостей, ниже малыхъ запальчивостей моей матери, не хочу ограничить себя холодною и важною частію нашего разговора.
,,Посмотри, сказала она мнѣ, на супружества намъ извѣстныя, которыя почитаются произведеніемъ склонности, и которыя можетъ быть одолжены симъ именемъ глупой страсти по слѣпому случаю воспламененной, и сохраняемой духомъ разврата и упорности, (здѣсь, любезный другъ, имѣли мы слабое преніе, которымъ я тебя не отягощаю:),,Посмотри, щастливѣе ли они тѣхъ безчисленныхъ братьевъ, въ которыхъ главное побужденіе къ обязательству было сходство и намѣреніе услужить фамиліи? Большая часть изъ нихъ кажутся ли тебѣ столько щастливы? Ты увидишь, что два побужденія сходства и послушанія производятъ долговременное удовольствіе, которое весьма часто усугубляется временемъ и размышленіемъ; въ мѣсто того любовь, которая не имѣетъ никакого побужденія кромѣ любви, есть праздная страсть:,, (праздная во всякомъ отношеніи, сего то мать моя не можетъ сказать, ибо любовь есть столько же дѣятельна, какъ обезьяна, и столько же злобна, какъ школьникъ.),,ето есть кратко продолжающійся жаръ, какъ и всѣ прочія; лукъ чрезмѣрно натянутый, который тотчасъ перемѣняется въ естественное свое положеніе.
,,Какъ она вообще основывается на мысленныхъ совершенствахъ, коихъ самъ предмѣтъ не предпологалъ въ себѣ прежде, нежели они ему были приписаны, то чрезъ одинъ, два или три мѣсяца превращается все, съ обѣихъ сторонъ, въ истинный свой видъ, и каждый изъ двухъ прозрѣвъ совершенно, думаетъ справедливо о другомъ, такъ какъ свѣтъ прежде объ немъ думалъ.
,,Мечтательныя изящества по нѣкоторомъ времени изчезаютъ. Природное свойство и прежнія навыки, кои не съ малымъ трудомъ скрывали, обнаруживаются во всей своей силѣ. Завѣса разверзается и открываетъ съ каждой стороны самыя малѣйшія пятна. На конецъ, весьма щастливы, естьли не пріемлютъ столь низкое одинъ о другомъ мнѣніе, сколько оно высоко было по воображенію. Тогда страстная чета, которая не знала другаго щастія, кромѣ взаимнаго удовольствія видѣться, столько уклоняется отъ сихъ не оканчивающихся разговоровъ и сей безконечной въ нихъ перемѣны, которая заставляла нѣкогда думать, что всегда оставалось что нибудь сказать, что безпрестанное ихъ упраждненіе есть въ изысканіи удовольствій внѣ самихъ себя; и вкусъ ихъ можетъ быть, заключила моя мать, будетъ состоять въ избраніи того, въ чемъ другая сторона не имѣетъ участія.,, Я ей представила, что если бы ты по необходимости учинила какой нибудь отважный поступокъ, то въ томъ бы надлежало обвинять безразсудное насильствіе твоихъ родственниковъ. Не отрицаю, сказала я ей, чтобъ ея разсужденія о безчисленныхъ супружествахъ, коихъ успѣхъ не соотвѣтствовалъ чаяніямъ, не были весьма основательны; но я ее просила согласиться въ томъ, что если дѣти не всегда изслѣдываютъ трудности съ такимъ благоразуміемъ, какъ должны, то весьма часто также родители не имѣютъ къ ихъ младости, склонностямъ и къ недостатку ихъ въ опытности, всякой внимательности въ которой должны они признаться, что имѣли нужду въ такомъ возрастѣ. Отъ сюда обратилась она къ нравственнымъ свойствамъ Г. Ловеласа и къ оправданію ненависти твоихъ родителей къ человѣку провождающему столь вольную жизнь, и нестарающемуся перемѣнить оной. Отъ него самаго слышили, сказала она мнѣ, что нѣтъ такого зла, котораго бы онъ не рѣшился учинить нашему полу, дабы отмстить за худой съ нимъ поступокъ одной женьщины, когда онъ былъ весьма молодъ, которая не искренно любила.
Я отвѣчала въ его пользу, что поведеніе сей женьщины вообще признаютъ дойстойнымъ порицанія, что онъ также былъ имъ тронутъ; что по сему случаю отправился онъ въ путешествія, и дабы изгнать ее изъ своего сердца, онъ повергнулся въ такой родъ жизни, которой самъ охуждаетъ; что однакожъ почитаетъ онъ клеветою приписываемыя ему противъ всего нашего пола угрозы; что я могу то утвердить свидѣтельствомъ, поелику по учиненіи ему отъ меня при тебѣ сего выговора, онъ увѣрялъ, что не способенъ къ столь несправидливому противъ всѣхъ женьщинъ ожесточенію, за вѣроломство одной.
Ты помнишь, любезный другъ, и я также не позабыла пріятнаго твоего разсужденія о его отвѣтѣ.,,Тебѣ не трудно, сказала ты мнѣ тогда, повѣрить чистосердечному его отрицанію, потому что не возможно для тебя кажется, чтобъ столько тронутый человѣкъ, какимъ онъ себя показывалъ, несправедливымъ обвиненіямъ былъ способенъ ко лжи.,,
Особливо старалась я напомянуть своей матерѣ, что нравы Г. Ловеласа не были предмѣтомъ возраженія, когда онъ имѣлъ посѣщенія къ дѣвицѣ Арабеллѣ; что полагались тогда на благородство его крови, на его качества и чрезвычайное просвѣщеніе, которое не позволяло сомнѣваться, чтобъ добродѣтельная и разумная жена не обратила его на путь чести. Я примолвила даже, къ твоему неудовольствію, что если бы фамилія твоя состояла изъ честныхъ людей, то бы не приписывали имъ, изключая тебя, чрезмѣрной нѣжности, въ разужденіи вѣры; что по сему не весьма прилично имъ упрекать другихъ въ таковыхъ недостаткахъ. И какаго же человѣка избрали они, сказала я еще, дабы опорочивать его на такомъ основаніи? Человѣка почитаемаго въ Англіи по своему уму и дарованіямъ, и отличнѣйшаго по своимъ природнымъ и пріобрѣтеннымъ качествамъ, сколько бы ни старались поносить его нравы; какъ бы они имѣли довольно власти и правъ слѣдовать только своей ненависти и своенравію.
Мать моя на послѣдокъ заключила, что послушаніе твое было бы гораздо похвальнѣе. Она утверждала, что между сими людьми столь отличными по своему уму и виду, никогда почти не находили добраго мужа, по тому что они обыкновенно столько ослѣплены своими достоинствами, что почитаютъ обязанною жену имѣть объ нихъ такое мнѣніе, какое они сами имѣютъ. Здѣсь не должно сего опасаться, сказала я ей, по тому что со стороны разума и тѣла женьщина всегда бы имѣла болѣе преимущества надъ мущиною, хотя онъ самъ по признанію всѣхъ имѣетъ много предпочтительности надъ собственнымъ своимъ поломъ.
Она не можетъ снести, чтобъ я хвалила другихъ мущинъ, нежели любимаго ея Гикмана; не разсуждая, что она навлекаетъ на него нѣкоторое презрѣніе, котораго бы онъ могъ избѣгнуть, если бы она по сей снисходительности не приписывала ему такія достоинства, коихъ онъ не имѣетъ и не умаляла тѣхъ, которыя дѣйствительно имѣетъ, но которыя много теряютъ славы въ извѣстныхъ сравненіяхъ здѣсь, на примѣръ: какое слѣпое пристрастіе! она защищала, что изключая черты и осанку, которыя не столько пріятны въ Г. Гикманѣ, и его видъ не столько вольный и смѣлый, качества, говорила она, которыя должны мало трогать скромную женщину, стоитъ онъ Г. Ловеласа во всѣхъ отношеніяхъ.
Дабы сократить столь огорчительное сравненіе, я ей сказала, что если бы ты была свободна, и менѣе претерпѣвала жестокости, то я увѣрена, что никогда бы ты не имѣла противныхъ твоей фамиліи видовъ. Она думала меня поймать въ словахъ: я ее потому нахожу еще не извинительнѣе, сказала она мнѣ, ибо здѣсь находится болѣе упрямства, нежели любви. Не о томъ я думаю, отвѣчала я ей. Я знаю, что дѣвица Клариса Гарловъ предпочла бы Г. Ловеласа всякому другому, если бы его нравы…
Если бы, перервала она: ето если бы заключаетъ все. Но думаешь ли ты, чтобъ она въ самомъ дѣлѣ любила г. Ловеласа?
Что надлежало отвѣчать любезный другъ? Я не хотѣла сказать тебѣ, какой былъ мой отвѣтъ: но если бы я другой выдумала, то кто бы мнѣ въ томъ повѣрилъ? При томъ я увѣрена, что ты его любишь. Прости, дражайшая пріятельница: однако представь себѣ, что это не означаетъ мое одобреніе, но признаніе въ томъ, что ты не должна имѣть къ нему такого расположенія.
Подлинно, подхватила я, онъ достоинъ сердца женщины, если бы… Я бы повторила охотно: но родители, сударыня…
Ея родители, Нанси… (Ты знаешь, другъ мой, что несмотря на то, что мать моя упрекаетъ свою дочь въ чрезмерной поспѣшности, сама безпрестанно перебиваетъ.)
Могутъ принять не справедливыя мѣры, не приминула я продолжать.
Не могутъ оказать обиды, и поступать праведно, я въ томъ увѣрена, сказала она съ своей стороны.
Коими, перехватила я, принудятъ можетъ быть сію младую особу къ какому нибудь безразсудному поступку, къ которому бы она никогда не была способна.
Но если ты признаешься, что такой бы поступокъ былъ безразсуденъ, отвѣчала моя мать, то должна ли она о томъ думать? Разумная дочь никогда не почтетъ проступки своихъ родителей правомъ къ учиненію одного изъ нихъ. Публика, которая бы порочила родителей, не болѣе бы оправдывала и дочь ихъ. Молодость и не опытность, кои бы могли представить въ ея извиненіе, послужили бы развѣ къ уменшенію безчестія. Но столь удивительная дѣвица какъ Клариса Гарловъ, которой благоразуміе почти не совмѣстно съ ея возрастомъ дойдетъ ли до того, чтобъ употребить столь не основательное средство?
Впротчемъ, Нанси, я бы весьма была довольна, если бы она знала мои мысли. Я приказываю тебѣ представить ей даже и то, что какое бы она ни чувствовала отвращеніе къ одному, и какую бы склонность ни могла имѣть къ другому, надѣются однако, что столь извѣстная по своему благородству и великодушію дѣвица препобѣдивъ себя насильствіемъ, когда не имѣетъ она другаго способа услужить всей своей фамиліи. Дѣло сіе относится до десяти, или до двенатцати особъ, которыя суть то, что она имѣетъ ближайшаго и любезѣйшаго въ свѣтѣ, между коими первыми она должна почитать отца и мать, отъ которыхъ всегда зрѣла опыты благосклонности. Съ ея стороны, ето можетъ быть не что иное есть какъ прихоть возраста или нрава; но родители дальновиднѣе, и прихоть дочери не должна ли быть покорена мнѣнію ея родителей?
Не сомнѣвайся, дражайшая моя пріятельница, чтобъ я что нибудь сказала лишняго касательно сего мнѣнія. Я писала все то, чтобы ты сама могла мнѣ сказывать и все то, что прилично столь чрезвычайному положенію, какое есть твое. Мать моя столько чувствуетъ силу онаго. что приказывая мнѣ сообщить тебѣ ея мысли, запретила мнѣ присоединить тутъ мои отвѣты, дабы они, говорила она, въ столь критическомъ состояніи, не подали тебѣ повода къ принятію такихъ мѣръ, которыя бы заставили насъ обѣихъ раскаеватся; меня въ томъ, что ихъ тебѣ внушила, а тебя въ томъ, что имъ слѣдовала.
Вотъ, любезный другъ, что я тебѣ предлагаю со стороны своей матери тѣмъ охотнѣе, что не могу отъ себя дать тебѣ добраго совѣта. Тебѣ извѣстно собственное твое сердце; тамъ ты должна искать наставленія и правилъ.
Робертъ обѣщается мнѣ отнесть сіе письмо весьма рано, дабы ты могла его найти въ условленномъ мѣстѣ во время утренней своей прогулки.
Да просвѣтитъ тебя небо, да будетъ оно твоимъ вождемъ! о семъ безпрестанно молитъ нѣжная и вѣрная твоя пріятельница, Аина Гове.
Письмо LVIII.
КЛАРИССА ГАРЛОВЪ, къ АННѢ ГОВЕ.
Въ Воскресенье по полудни.
Я нахожусь въ ужаснѣйшемъ страхѣ. Однако начну чувствительнѣйшею благодарностію къ твоей матери и къ тебѣ, за послѣднюю вашу милость. Я чувствую не малое удовольствіе, что соотвѣствовала обязательнымъ ея намѣреніямъ въ предыдущемъ своемъ письмѣ: но недовольно изъявила ей своей признательности въ нѣсколькихъ строкахъ начертанныхъ на обверткѣ карандашемъ. Позволь, чтобъ она здѣсь видѣла изъясненія сердца, ощущающаго цѣну малѣйшихъ ея благодѣяній.
Прежде нежели приступлю къ тому, что до меня не посредственно касается, за долгъ почитаю побранить тебя еще одинъ разъ за нѣсколько оскорбительныя твои осужденія, относящіяся ко всей моей фамиліи, къ разсужденіи вѣры и нравственности. Подлинно, Гове, ты меня удивляешь. По учиненіи столь частыхъ и безполезныхъ тебѣ выговоровъ, я бы опустила нѣсколько важной случай. Но въ самомъ семъ моемъ прискорбіи я бы почитала свою должность нарушенною, если бы прошла молчаніемъ нѣкоторое разсужденіе, котораго не нужно повторять слова. Будь увѣрена, что нѣтъ въ Англіи достойнѣе моей матери женщины. Отецъ мой также не болѣе сходенъ съ твоимъ объ немъ мнѣніемъ, изключая одинъ пунктъ, я не знаю такой фамиліи, гдѣ бы должность болѣе была уважаема, нежели въ моей; будучи нѣсколько тѣсна въ познаніи однихъ правъ, столь богатая фамилія; сіе только единственное нареканіе можно ей учинить. И такъ для чего бы ты осуждала ихъ въ томъ, что они требуютъ не порочныхъ нравовъ отъ такого человѣка, о которомъ они по всему, имѣютъ право судить, когда онъ думаетъ вступить съ ними въ родство.
Позволь еще написать двѣ строчки, прежде нежели я буду съ тобою разсуждать о собственныхъ своихъ пользахъ ето будетъ если угодно о твоихъ отзывахъ касательно Г. Гикмана. Думаешь ли ты, чтобъ весьма было великодушно раздражаться на невинную особу за малыя досады, получаемыя тобою съ другой стороны, съ которой я сомнѣваюсь, чтобъ ни въ чемъ не можно было тебя охулить? я знаю, чтобы ему откровенно сказала, и ты должна въ семъ винить себя, которая къ тому меня подвигнула: я бы ему сказала, любезный другъ, что женщина не поступаетъ худо съ такимъ человѣкомъ, котораго не совсѣмъ отвергаетъ, если она не рѣшилась во внутренности своего сердца вознаградить его за то со временемъ, когда окончитъ свое тиранство, а онъ время своего раболѣпства и терпѣнія. Но я не имѣю довольно свободнаго духа, чтобъ представить во всей обширности сіе отдѣленіе.
Приступимъ къ настоящему случаю моего страха. Я тебѣ еще сего утра изъяснила свое предчувствіе о нѣкоторой новой бурѣ. Г. Сольмсъ пріѣхалъ по полудни въ замокъ. Спустя нѣсколько минутъ послѣ его прибытія, Бетти вручила мнѣ письмо, не сказавъ отъ кого оно было и надписано неизвѣстною мнѣ рукою. Вѣроятно предполагала, что я бы его не приняла и не открыла, если бы не знала, отъ кого оно прислано прочти его копію.
ДѢВИЦѢ КЛАРИССѢ ГАРЛОВЪ.
Дражайшая дѣвица!
{Не нужно упоминать что такой есть слогъ Г. Сольмса} Я почитаю себя нещастливѣйшимъ человѣкомъ въ свѣтѣ въ томъ, что не имѣлъ еще чести засвидѣтельствовать вамъ своего почтенія, съ вашего согласія въ полчаса только, однако имѣю вамъ сообщить нѣчто касающееся до васъ, если угодно будетъ вамъ принять меня въ свой разговоръ. Честь ваша имѣетъ тутъ участіе, такъ какъ и слава всей вашей фамиліи; предмѣтъ сего разговора есть тотъ человѣкъ, котораго, какъ сказываютъ почитаете вы болѣе, нежели сколько онъ того достоинъ; и нѣкоторые его мерскіе поступки, на которые я готовъ вамъ дать убѣдительнѣйшія доказательства. Могли бы подумать, что я тутъ предполагаю свою пользу. Но я готовъ учинить клятву, что ето есть сущая истинна; и вы увидите, какого свойства тотъ человѣкъ, коему говорятъ, что вы благопріятствуете. Но я не надѣюсь, чтобъ ето такъ было для собственной вашей чести.
Я прошу васъ, сударыня, удостоить меня выслушанія для чести вашей фамиліи и для вашей собственной. Вы обяжете дражайшая дѣвица, вашего всепокорнѣйшаго и нижайшаго слугу, Рожеръ Сольмса.
Я жду на низу для чести вашихъ повелѣній.
Ты не болѣе будешь сомнѣваться, какъ и я, чтобъ ето не было какое нибудь подлое лукавство, дабы принудить меня согласиться на его посѣщеніе. Я хотѣла послать ему изустный отвѣтъ, но какъ Бетти отъ того отказалась, то я нашла себя въ необходимости или его видѣть или отписать къ нему. Я рѣшилась послать къ нему письмо, котораго подлинникъ здѣсь полагаю; слѣдствія меня ужасаютъ, ибо слышу великое движеніе подъ низомъ.
ГОСПОДИНУ СОЛЬМСУ.
Государь мой.
Естьли вы имѣетѣ мнѣ сообщить нѣчто касающееся до моей чести, то можете удостоить меня сей милости письменно, такъ какъ и изустно. Хотя бы я принимала нѣкоторое участіе въ обстоятельствахъ Г. Ловеласа, не вижу, по какой бы причинѣ вы имѣли тутъ право на свое посредствіе; ибо поступки со мною, которые единственно для насъ предпріемлются, суть столько странны, что хотя бы Ловеласа не было, то и тогда бы я не согласилась видѣть на полчаса Г. Сольмса, съ такими намѣреніями, которыми онъ мнѣ дѣлаетъ честь. Я никогда ни въ чемъ не буду ссориться съ Г. Ловеласомъ, и слѣдственно всѣ ваши свѣденія не могутъ меня тронуть, если предложенія мои будутъ приняты. Я думаю, что они вамъ довольно извѣстны, если же не извѣстны, то представте по своему великодушію моимъ родственникамъ, что если они намѣрены освободить меня отъ одного изъ двухъ, то я обязуюсь избавить ихъ отъ другаго. Въ такомъ предположеніи, какая будетъ намъ всѣмъ нужда, что Г. Ловеласъ есть честный человѣкъ, или нѣтъ? однако если вы не престанете въ томъ полагать своего участія, то я не сдѣлаю ни какого возраженія. Я буду удивляться вашей ревности, когда вы станете упрекать ему въ тѣхъ порокахъ, которые вы примѣтили въ его поведеніи, и когда вы будете стараться учинить его столько же добродѣтельнымъ, какъ вы безъ сомнѣнія, по тому что иначе бы вы не трудились въ изысканіи его недостатковъ и въ объявленіи оныхъ.
Извините, государь мой, судя по упорству, которое я нахожу весьма неблагороднымъ со времени послѣднего моего письма, судя по покушеніямъ, которыя вы предпріемлете на щотъ другаго, нежели цѣною собственныхъ своихъ достоинствъ, я не знаю для чего бы обвиняли вы въ суровости ту особу, которая по справедливости можетъ приписать вамъ всѣ свои злощастія.
Кларисса Гарловъ.
Въ Воскресенье по утру.
Отецъ мой хотѣлъ взойти въ мой покой въ первомъ своемъ движеніи. Не безъ труда его удержали. Тетка моя Гервей получила повелѣніе или позволеніе написать мнѣ слѣдующую записку. Рѣшимости ихъ не колеблються, любезный другъ.
Племянница! всѣ теперь увѣрены, что не льзя ничего надѣяться отъ тебя кротостію и убѣжденіемъ. Мать твоя не хочетъ, чтобъ ты здѣсь долѣе осталась, потому что судя по гнѣву, на который странное твое письмо подвигнуло твоего отца, опасается она, что бы чего нибудь съ тобою не случилось. И такъ тебѣ приказываютъ быть готовою къ отъѣзду къ твоему дядѣ Антонину, который не почитаетъ себя заслужившимъ отъ тебя того отвращенія, какое ты изъявляешь къ его дому.
Ты не знаешь сего коварнаго человѣка, для коего ты не страшишься лишиться дружбы всѣхъ своихъ родственниковъ.
Тебѣ запрещено мнѣ отвѣтствовать. Ето бы было продолжать безпрестанно безполезныя повторенія. Тебѣ извѣстно, какое ты прискорбіе на носишь всѣмъ, а особливо нѣжной твоей теткѣ
Гервей.
Не осмѣливаясь къ ней писать послѣ сего запрещенія, я рѣшилась на отважнѣйшую вольность. Я написала нѣсколько строкъ къ своей матерѣ, для испрошенія ея милости, и что бы позволили мнѣ, если я должна ѣхать, повергнуться къ ногамъ моего отца и ея, безъ всякихъ другихъ свидѣтелей, дабы изтребовать отъ нихъ прощенія въ томъ огорченіи, которое я имъ причинила, и принять съ ихъ благословеніемъ извстное повелѣніе къ моему отъѣзду и касательно времени онаго. Какая новая отважность. Отдай ей обратно сіе письмо и пусть она научится повиноваться; такой былъ отвѣтъ моей матери; и письмо прислано было мнѣ назадъ не развернутое.
Однако для удовлетворенія своему сердцу и должности, я написала также нѣсколько строкъ къ своему отцу въ томъ же намѣреніи, т. е. просила его не изгонять меня изъ отеческаго дому, не давъ мнѣ своего благословенія. Но мнѣ принесли сіе письмо разодранное на двѣ части, и которое не было прочтено Бетти показывая мнѣ его въ одной рукѣ и поднявши другую изъ удивленія, сказала мнѣ, смотри дѣвица! Сколь жалко! Единое только послушаніе можетъ васъ спасти. Отецъ вашъ говорилъ мнѣ о томъ самой. Онъ разодралъ письмо и бросилъ мнѣ его въ глаза.
Въ столь отчаянномъ положеніи не остановило меня сіе отверженіе. Я схватила опять перо, чтобъ написать своему дядѣ Гарлову, и положила со своимъ письмомъ въ той же самой обверткѣ то, которое мать моя назадъ мнѣ отослала, и двѣ части того, которое отецъ мой разорвалъ. Дядя мой садился уже въ свою карету, какъ ихъ принялъ. Я не могу знать до завтрашняго дня, какой будетъ ихъ жребій. Но вотъ содѣржаніе того, которое къ нему относиться.
ГОСПОДИНУ ЮЛІЮ ГАРЛОВЪ.
Дражайшій и почтеннѣйшій мой дядюшка.!
Не остается никого кромѣ васъ, къ кому бы я могла отнестись съ нѣкоторою надеждою, дабы удостоиться, по крайней мѣрѣ принятія нижайшихъ моихъ прозьбъ и прочтенія оныхъ. Тетка моя Гервей дала мнѣ такія повелѣнія, которыя имѣютъ нужду въ нѣкоторомъ изъясненіи; но она мнѣ запретила отвѣчать ей. Я осмѣлилась писать къ своему отцу и матерѣ. Одно изъ двухъ моихъ писемъ было разодрано, и оба присланы неразвернутыя. Я думаю, милостивой государь, что вамъ ето извѣстпо. Но какъ вы не можете знать содержанія оныхъ, то я прошу васъ прочесть ихъ оба, дабы вы могли засвидѣтельствовать, что они не наполнены моленіями и жалобами, и ничего на заключаютъ предосудительнаго моей должности. Позвольте мнѣ, милостивый государь, сказать, что если столько будутъ невнимательны къ изъясненіямъ страдающаго моего духа, даже не выслушивая моихъ словъ, и не читая моихъ строкъ, то скоро могутъ сожалѣть о столь жестокомъ со мною поступкѣ. Увѣрьте меня, милостивый государь, по чему столь упорно желаютъ послать меня къ моему дядѣ Антонину, нежели къ вамъ, къ моей теткѣ, или ко всякому другому родственнику. Если сему причиною есть то намѣреніе, котораго я ужасаюсь, то жизнь учиниться для меня несносною. Я прошу васъ также изъ милости открыть мнѣ; когда я должна быть выгнана изъ дому. Сердце мое довольно предчувствуетъ, что если я буду принуждена выдти изъ онаго, то никогда его не увижу. Впрочемъ должность обязываетъ меня объявить вамъ, что памятозлобіе и раздраженіе не имѣютъ никакого участія въ сихъ строкахъ. Небо вѣдаетъ мои разположенія. Но предвидимый мною случай, если принудятъ меня ѣхать къ другому дядя, будетъ вѣроятно послѣдній ударъ, которой свершитъ злополучія, коихъ мало заслужила нещастная ваша племянница,
Кларисса Гарловъ.
Письмо LIX.
КЛАРИССА ГАРЛОВЪ, къ АННѢ ГОВЕ.
Въ понедѣльникъ по утру 27 Марта.
Дядя мой пріѣхалъ сего утра очень рано, и приказалъ вручить мнѣ весьма нѣжной отвѣтъ, которой я къ тебѣ посылаю, и который заставилъ меня желать, чтобъ я могла его удовлетворить. Ты увидишь, въ какихъ видахъ изображены тутъ худыя качества Г. Сольмса, и подъ какою завѣсою дружество скрываетъ ощутительнѣйшія пятна. Можетъ быть говорятъ они обо мнѣ, что отвращеніе столько же увѣличиваетъ недостатки. Не забудь прислать съ первымъ своимъ письмомъ и то, которое я получила отъ своего дяди. Надобно мнѣ какимъ нибудь образомъ изъясниться самой себѣ; по чему я учинилась столь страшною для всей своей фамиліи, какъ онъ старается меня о томъ увѣрить, и уничтожить сіе понятіе, если возможно.
ДѢВИЦѢ КЛАРИ ГАРЛОВЪ.
Противъ своего желанія я располагаюсь къ тебѣ писать. Всѣ тебя любятъ, и тебѣ сіе не безъизвѣстно. Все намъ отъ тебя драгоцѣнно даже и та земля, по которой ты ходишь. Но какъ намъ рѣшиться тебя видѣть? Не можно устоять противъ твоихъ словъ и взглядовъ. Сила нашей нѣжности заставляетъ насъ убѣгать твоего взора, когда ты рѣшилась не дѣлать того, чего мы отъ тебя требуемъ. Никогда не чувствовалъ я ни къ кому столько нѣжности, сколько имѣлъ оной къ тебѣ съ самаго твоего младенчества: и часто признавался, что никогда молодая дѣвица столько ея не заслуживала. Но теперь что должно о тебѣ думать? Увы! увы! дражайшая племянница, сколь не къ статѣ ты подвергаешься искушеніямъ. Я прочелъ два письма, которыя были въ твоей оберткѣ. Въ пристойнѣйшее время я бы могъ ихъ показать своему брату и сестрѣ; но ни что бы отъ тебя не было для нихъ нынѣ пріятно.
Я не намѣренъ скрыть отъ тебя, что не могъ читать твоего письма ко мнѣ, безъ чрезмѣрнаго умиленія. Какъ можетъ статься, чтобъ ты была столько непреклонна, и въ то самое время могла столь сильно трогать сердце другаго? Но какимъ образомъ могла ты написать столь странное письмо къ Г. Сольмсу? фу! племянница! сколько ты перемѣнилась!
И притомъ поступать неблагопристойно съ братомъ и сестрою. Объявлять имъ, что ты не хочешь читать ихъ писемъ, ниже имѣть съ ними свиданіе. Не знаешь ли ты, что кроткій отвѣтъ уничтожаетъ гнѣвъ? Если ты будешь предаваться колкости своего ума, то можешь язвить. Но коса не устоитъ противъ камня. Какъ можешь ты думать, что тѣ, кои снесли оскорбленіе, не будутъ изыскивать средствъ къ оскорбленію тебя съ своей стороны? Симъ ли способомъ заслуживала ты отъ всѣхъ обожаніе? нѣтъ; кротость твоего сердца, и твоя учтивость привлекала къ тебѣ вниманіе и почтеніе во всѣхъ мѣстахъ, въ которыхъ ты являлась. Если ты возбудила зависть, то разумно ли изострять ея зубы и подвергать себя ея угрызеніямъ? Ты видишь, что я пишу, какъ безпристрастный человѣкъ, которой еще тебя любитъ.
Но когда ты, обнаруживъ всѣ свои пружины, не щадила никого, и приводя всѣхъ въ умиленіе сама ни мало не трогалась, то мы принуждены были приступить къ твердому отпору и къ тѣснѣйшему противъ тебя соединенію. Ето то я уже уподоблялъ Боевому порядку. Тетка твоя Гервей запрещаетъ тебѣ писать по той же причинѣ, по которой я не долженъ, тебѣ того позволить. Мы опасаемся всѣ тебя видѣть; поелику знаемъ, что ты всѣмъ намъ вскружишь голову. Мать твоя столько тебя страшится, что услышавъ, что ты намѣрена была однажды или два раза войти насильственно въ ея покой, запиралась въ немъ въ предосторожность; будучи увѣрена, что она не должна склониться на твои прозьбы, и что ты рѣшилась не слушать ея убѣжденій.
Окажи намъ только малѣйшее послушаніе, дражайшая моя Клари; тогда ты увидишь съ какою нѣжностію и рвеніемъ, будемъ мы поперемѣнно прижимать тебя къ восхищеннымъ радостію своимъ сердцамъ. Если одинъ изъ двухъ совмѣстниковъ не одаренъ такимъ разумомъ, качествами и красотою, какъ другой, то знай, что другой имѣетъ самое худое сердце. Любовь твоихъ родителей, съ умнымъ мужемъ, хотя нестолько просвѣщеннымъ, не есть ли предпочтительнѣе развратника, сколькобъ не былъ пріятенъ его видъ? одинъ по удивительнымъ твоимъ дарованіямъ будетъ тебя обожать; другой напротивъ того, имѣя также преимущества въ своемъ полѣ какъ и ты, не великую будетъ приписывать цѣну твоимъ, и часто такіе мужья бываютъ весьма ревнительны къ правамъ своей власти надъ разумною женою. По крайней мѣрѣ ты будешь имѣть добродѣтельнаго человѣка. Если бы ты не поступала съ нимъ столь оскорбительнымъ образомъ, ты бы услышала отъ него такую о другомъ повѣсть, которая бы заставила тебя трепетать.
Удостой меня, дражайшая племянница, чести въ преклоненіи тебя. Я буду раздѣлять сіе удовольствіе вмѣстѣ съ твоимъ отцемъ и матерью. Всѣ прошедшія оскорбленія будутъ преданы забвенію. Мы всѣ обяжемся, касательно Г. Сольмса, что онъ никогда не подастъ тебѣ справедливаго повода къ жалобамъ. Онъ знаетъ, говоритъ онъ, какое сокровище получитъ тотъ человѣкъ, коего ты будешь удостоивать своей благосклонности; и все то, что онъ претерпѣлъ или можетъ претерпѣть, будетъ для него сносно за такую цѣну.
Склонись, дражайшее и любезное дитя; и склонись лучше съ благопристойностію. Необходимость сего требуетъ, съ благопристойностію ли или иначе я тебя увѣряю, что должно быть такъ. Ты не превозможешь своего отца, мать, дядьевъ и всѣхъ своихъ родственниковъ.
Я употребилъ нѣсколько часовъ ночи на начертаніе сихъ строкъ. Ты не можешь вообразить себѣ, сколько я былъ тронутъ, перечитывая твое письмо, и когда къ тебѣ писалъ сіе. Однако завтра буду я весьма рано въ замокъ Гарловъ. Если мои прозьбы имѣютъ нѣкоторую силу надъ твоимъ сердцомъ; то прикажи призвать меня въ свой покой Я тебѣ дамъ свою руку, чтобъ сойти на низъ; представлю тебя въ объятія всей фамиліи. И ты узнаешь, что ты для насъ гораздо любезнѣе, нежели какъ думаешь въ своемъ предубѣжденіи. Сіе письмо есть отъ такого твоего дяди, который долгое время былъ весьма доволенъ симъ званіемъ.
Юлій Гарловъ.
Спустя часъ послѣ сего, дядя мой прислалъ спросить меня, будетъ ли для меня пріятно его посѣщеніе на тѣхъ условіяхъ, которыя означены имъ въ его письмѣ. Онъ приказалъ Бетти принести ему отвѣтъ на словахъ. Но я уже оканчивала копію съ того, который къ тебѣ посылаю. Бетти много отговаривалась отъ принятія его. Однако она склонилась потому побужденію, которому госпожи Бетти не противятся.
Какою радостію, дражайшій дядюшка, исполняете вы мою душу чрезмѣрною своею благосклонностію! Столь нѣжное письмо! Столь сострадательное! Столь пріятное для мятущагося сердца! Столь отличное на конецъ отъ всего того, что я видѣла съ нѣсколькихъ недѣль. Сколь я имъ была тронута! не говорите, милостивый государь, о томъ, какъ я пишу. Письмо ваше подвигнуло меня болѣе, нежели сколько кто нибудь могъ быть смягченъ моими строками, или рѣчьми и печальными моими взорами. Оно заставило меня желать отъ всего сердца, чтобъ я могла заслужить посѣщеніе ваше на тѣхъ условіяхъ, которыхъ вы желаете, и чтобъ я была приведена къ ногамъ своихъ родителей, дядею, коего благосклонность обожаю.
Я вамъ скажу, дражайшій мой дядюшка, на что я рѣшилась, дабы возстановить свое спокойствіе. Г. Сольмсъ конечно предпочелъ бы сестру мою той, которая имѣетъ къ нему столь откровенное отвращеніе: какъ я съ справедливостію могу думать, что главное, или по крайнѣй мѣрѣ одно изъ главныхъ его побужденій относительно его со мною брака, есть положеніе земли моего дѣда, которая находится въ смѣжности съ его дачами, то я соглашаюсь отказаться отъ всѣхъ своихъ правъ, и сіе отверженіе будетъ неложное, потому что я дамъ обязательство въ томъ, чтобъ не вступать никогда въ супружество. Земля останется моей сестрѣ и ея наслѣдникамъ въ вѣчное владѣніе. Я не буду имѣть другой. Довольно для меня получить ежегодное жалованье отъ своего отца, сколькобъ мало онъ мнѣ его не опредѣлилъ, и если я его по нещастію когда нибудь оскорблю, то онъ властенъ будетъ лишить меня онаго.
Сіе предложеніе не будетъ ли принято? безъ сомнѣнія его не отвергнутъ. Я прошу васъ изъ милости, дражайшій дядюшка, сообщить его не медленно и подкрѣпить его своею силою. Оно соотвѣтствуетъ всѣмъ видамъ. Сестра моя изъявляетъ высокое мнѣніе о Г. Сольмсѣ. Я весьма отдалена отъ такихъ объ немъ мыслей, по причинѣ того намѣренія, съ которымъ мнѣ его представили. Но мужъ моей сестры будетъ имѣть право на мое почтеніе, и я весьма много онаго обѣщаю ему въ семъ званіи. Если сіе предложеніе не будетъ отринуто, то удостойте меня, милостивый государь, чести вашего посѣщенія, и къ неизрѣченному удовольствію приведите меня къ ногамъ моимъ родителей.
Они узнаютъ изъ изліянія моего сердца существенность моего почтенія и преданности. Я повергнусь также въ объятія моей сестры и брата, которые найдутъ во мнѣ самую ласковую и нѣжнѣйшую сестру.
Я ожидаю, милостивой государь, отвѣта, которой возвѣститъ благополучіе моей жизни, если онъ будетъ сообразенъ искреннимъ желаніямъ вашей нижайшей и проч.
Клари Гарловъ.
Въ понедѣльникъ по полудни.
Я начинаю, любезный другъ, въ самомъ дѣлѣ ласкаться, что предложеніе мое будетъ имѣть удачное дѣйствіе. Бетти увѣряетъ меня, что приказали призвать дядю моего Антонина и тетку Гервей; не имѣя нужды въ присудствіи Г. Сольмса; ето весьма хорошее предзнаменованіе. Съ какимъ удовольствіемъ отрѣклась бы я отъ того, что столько привлекало ко мнѣ зависти! Какое сравненіе для меня, между богатствомъ и тою выгодою, которую я получу чрезъ столь маловажное пожертвованіе; нѣжность и благосклонность всѣхъ моихъ родственниковъ! Вотъ истинное услажденіе моего сердца. Какой изрядный предлогъ къ пресѣченію знакомства съ г. Ловеласомъ! и ему самому не гораздо ли легче будетъ позабыть меня при такой перемѣнѣ.
Я нашла сего утра отъ него письмо, которое будетъ, какъ думаю, отвѣтъ на мое послѣднее. Но я еще его не разкрыла, и не прежде открою, пока не услышу о успѣхѣ новыхъ представленій.
Пусть меня освободятъ отъ того человѣка, коего я не навижу; то и я отвергну со всею своею охотою того, котораго бы могла предпочесть. Хотя бы я имѣла къ одному такую склонность, какую ты предполагаешь, то и тогда бы избавилась отъ нея претерпѣніемъ преходящей печали, отъ которой бы время и разсудокъ меня излѣчили. Сія жертва есть одна изъ тѣхъ, коими робенокъ обязанъ своимъ родственникамъ и друзьямъ, когда они неотступно того требуютъ: на противъ того другая, т. е. та, чтобъ принять такого мужа, коего не можно терпѣть, есть не только предосудительна нравственной честности, но и всѣмъ другимъ добродѣтелямъ, потому что она можетъ только учинить худою женьщиною ту, которая бы наиболѣе старалась о другомъ качествѣ. Какъ она можетъ быть тогда доброю матерью, доброю госпожею, добрымъ другомъ? и къ чему она будетъ способна, какъ не къ тому, чтобъ показывать собою худой примѣръ и безчестить свою фамилію?
Въ сей мучущей меня неизвѣстности я сожалѣю, что отнесу свое письмо на условленное мѣсто; потому что столько же бы тебѣ причинила оной, какъ и себѣ. Но много бы должно было противиться услужливымъ почтеніямъ Бетти, которая уже, раза съ два убѣждала меня выдти на воздухъ. И такъ я намѣрена теперь сойти, чтобъ посѣтить свой птичникъ, надѣясь при томъ нѣчто отъ тебя найти.
Конецъ второй части.
***