Центурион Дубн заерзал на смотровом столе, когда прохладные пальцы лекарши принялись ощупывать свежий шрам, который всю оставшуюся жизнь будет напоминать о сечи на Красной реке. Удар копьем нанес варвар, со всего ходу врезавшийся в боевой порядок центурии. Наконечник пробил как доспехи, так и кольчугу, глубоко засев в боку, а заодно выведя здоровяка из строя, так что теперь Дубн находился в руках медицинского персонала Шумной Лощины.

– Признаков заражения не вижу, центурион, твоя рана успешно заживает. Легко отделался. Разрешаю на несколько часов в день вставать с постели, однако никаких серьезных нагрузок. А насчет побега в свою когорту можешь забыть. Да, я знаю, тебе не терпится обратно в бой, но доспехи надевать нельзя будет еще с месяц. Ну хоть на этот раз тебе понятно?

В ответ на вопросительный взгляд Дубн лишь смущенно усмехнулся. Несколько дней назад его поймали у окна, откуда центурион наблюдал за упражнениями на плацу, несмотря на прописанный постельный режим.

– Да-да, понимаю. Буду сидеть на лавочке и слушать, как идиоты на улице меряются размером своих шрамов.

– Вот именно. И не вздумай бегать по коридорам. Потребуется не меньше недели щадящего режима, прежде чем рана надежно затянется.

Дубн кивнул, вставая со смотрового стола – правда, не без помощи санитара по имени Юлий, невозмутимого и добродушного человека, с чьего лица почти не сходила улыбка.

– От легионов новости есть?

Юлий после секундной паузы произнес:

– Да, центурион, ночью прибыл верховой посыльный. Узнав, в чем дело, я хотел было тебя разбудить, но ты выглядел… таким…

– Так что за новость-то?

Санитар собирался что-то сообщить, когда лекарша повернулась к нему всем корпусом и погрозила пальцем.

– Какой бы ни была эта весть, от нас все равно ничего не зависит. Тем более что новость вроде бы неплохая, по крайней мере на первый взгляд. Мятежников разбили, их становище сожгли, а те варвары, кто сумел удрать, разбежались куда глаза глядят. Стой! Можешь не спрашивать. Я не знаю, какие именно подразделения принимали участие в штурме.

Морщась при каждом движении, Дубн натянул тунику.

– Доктор…

Она покачала головой.

– После всего, что случилось за минувшие месяцы, думаю, что ты можешь звать меня по имени, центурион. Напоминаю: я – Фелиция.

– Очень хорошо. Так вот, Фелиция, в какую бы заварушку Марк ни ввязался, он из нее выберется. С двумя мечами даже я за ним не поспеваю, не то что центурия, которая поклялась, что не даст своего сотника в обиду. И не будем забывать, что рядом с ним всегда Тиберий Руфий, уж он-то присмотрит за нашим юношей, если тот вздумает выставить себя полным идиотом. Уверен, что в самом скором времени мы его здесь увидим.

У Фелиции увлажнились глаза.

– Я знаю. Это просто от безызвестности…

Дубн неловко усмехнулся.

– Понимаю тебя. Когда сидишь в этом курятнике, какие только дурацкие мысли в голову не лезут… Постой-ка! У меня кое-что есть для тебя.

Он протянул лекарше небольшой тряпичный сверток, одновременно ловя взгляд Юлия и выразительно кивая головой на дверь. Санитар понял намек и, бормоча про какие-то дела, вышел наружу. Лекараша тем временем развязала тряпицу, где лежал небольшой кинжал в ножнах из мягкой кожи.

– Как это понимать?

– Для твоей защиты. Помнишь легионера, которого ты вчера выписала? Он по моей просьбе это и принес. А теперь поклянись, что всегда будешь его носить, пока за тобой не придет Марк. Мало ли что случится, ты должна быть способна за себя постоять. Не мне тебя учить, в каких местах человек особенно уязвим, пусть и для небольшого клинка, а этот сгодится и на то, чтобы перерезать глотку. Перевязь лучше всего закрепить чуть выше колена да прикрыть подолом столы.

Фелиция извлекла клинок из ножен и опытным взглядом, привыкшим оценивать качество хирургического инструмента, осмотрела его пятнадцатисантиметровое, острое как бритва лезвие.

– Дубн, я приносила клятву спасать людские жизни, а не наоборот.

Здоровяк-центурион покачал головой, не теряя добродушную улыбку.

– Времена уж очень неспокойные, а ты слишком дорога моему другу, чтобы я позволил тебе расхаживать безоружной. Что, если бриганты ворвутся в этот форт?

Тунгрийские когорты двигались походной колонной по два по хорошо утрамбованной тропе, что вела от сгоревшего становища к опушке леса, за которым лежала равнинная пойма Красной реки. Мягко раскачивавшиеся ветви над головами разукрашивали ауксилиев пятнистым рисунком солнечных зайчиков. Наконец войска вышли на всхолмленную равнину. За спиной остался лес, в котором Кальг намеревался устроить засаду и перебить легионы, и лишь счастливая случайность позволила одному из солдат Марка заметить вениконских союзников коварного вождя. Выбравшись на пологие холмы, центурии перестроились в парадный порядок и принялись ждать, пока подтянутся остальные подразделения, находившиеся под командованием трибуна Скавра.

Двигаясь в голове Девятой центурии и не до конца оправившись от внезапной и столь жестокой гибели Руфия, Марк тем не менее явственно ощущал, что подавленность разделяли и все его люди. Когда когорта остановилась, он вышел вперед и, встав перед строем, принялся оглядывать свою сотню пустым, ничего не выражающим взглядом. У него екнуло сердце: до сознания дошло, что отсутствует Шестая центурия вместе со своим командиром Руфием, чью крепкую, ладную фигуру он так привык видеть неподалеку. По прошествии нескольких минут из-за деревьев показалась еще одна легионерская колонна, чьи центурии принялись разворачиваться напротив тунгров, пока вся равнина не оказалась покрыта выстроенными подразделениями. Примипил Фронтиний заговорил, не сводя глаз со знамени, где был изображен вепрь в прыжке. Этот символ принадлежал Двадцатому легиону уже больше столетия.

– Нам оказана честь. Легат Двадцатого разрешил поиграть со своей Первой когортой. Должно быть, ты чем-то произвел на него впечатление, трибун.

Скавр кивнул, следя за тем, как пятерка сотников идет вдоль строя двойных центурий, проверяя снаряжение людей с таким тщанием, словно им предстоял триумфальный марш по Риму. На замечание помощника трибун ответил вполне будничным тоном:

– Спорить не берусь. Думаю, что между Постумием Авитом Макрином и моим благодетелем были неплохие отношения, пока его не перевели из метрополии на службу в Британию… А-а, вот и их трибун соизволил пожаловать. Примипил, я бы рекомендовал не вмешиваться, а предоставить беседу мне. Что бы он ни говорил. Мы имеем дело с выходцем из весьма почтенного семейства, и вряд ли ему здесь очень уютно.

Они молча дождались, пока трибун Двадцатого не пересек расстояние, разделявшее обе когорты. Примипил Лената следовал за своим командиром на дистанции одного шага. Ленат остановился напротив Скавра и сухо кивнул; примипил же вытянулся по стойке смирно и ел глазами воздух где-то над макушкой Скавра. В возрасте лет двадцати пяти, трибун Ленат был выше среднего роста, черноволос и широколиц. Его физиономия – что неудивительно при сложившихся обстоятельствах – носила все признаки глубокого неудовольствия.

– Трибун! Марк Попиллий Ленат, командир Первой когорты Двадцатого доблестного и победоносного легиона, прибыл в твое распоряжение!

Скавр держал паузу, не сводя с молодого офицера внимательного взгляда, и, казалось, чего-то ждал. После довольно долгого молчания Ленат вздернул бровь.

– Что-то не так, трибун?

– Небольшая тонкость военного устава, Попиллий Ленат. Боюсь, что офицерам приданных подразделений полагается приветствовать своего командира.

Ошарашенный Ленат вздернул и вторую бровь. Скавр с делано серьезным видом кивнул, стараясь не выдать, до чего забавно выглядит сейчас физиономия собеседника.

– Да-да, я твой командир, Попиллий Ленат, и я жду от своих офицеров полного соблюдения правил воинской вежливости. Когда я что-то приказываю, полагается отдавать честь и подтверждать услышанную команду. Короче говоря, трибун, я хочу, чтобы ты вел себя согласно текущей иерархии наших должностей, по крайней мере, на то время, пока твоя когорта находится в моем распоряжении.

Молодой аристократ изумленно вытаращился на Скавра.

– Ты серьезно? Я должен салютовать тебе? Но ведь я…

Кивнув, Скавр вскинул ладонь, требуя помолчать.

– Да, знаю, ты – трибун в широкополосчатой тунике, который до сих пор салютовал лишь своему легату, который, под стать тебе, тоже происходит из сенаторского сословия. А я, как нам обоим прекрасно известно, отношусь к всадникам, и полосы моей туники куда у́же твоих. При любых иных обстоятельствах мне пришлось бы первому отдавать честь представителю высшей аристократии. Если нам когда-либо доведется повстречаться на улицах Рима, то я незамедлительно и по всей форме отсалютую человеку, выше меня стоящему в обществе. Однако сегодня, трибун Ленат, тебе придется смириться с необходимостью салютовать мне, и я очень рекомендую привыкнуть к этой мысли как можно раньше. В отличие от ряда других старших офицеров из моего сословия, я не намерен закрывать глаза на нарушения уставных требований, раз уж мы оба выбрали себе военную стезю.

Ленат глядел на него так долго, что примипил Фронтиний уже решил про себя, что аристократ умышленно ведет себя столь наглым образом, и внутренне сжался, ожидая взрыва, который, как он знал по опыту, обязательно последует со стороны Скавра. Затем молодой трибун просто вскинул ладонь в военном приветствии. На его лице было написано веселое недоумение.

– Прошу извинить меня, трибун, просто я как-то не привык выслушивать приказы от людей в чине ниже легата. А твой совет приму к сведению и постараюсь учесть на будущее.

Скавр бесстрастно кивнул.

– Благодарю, трибун Ленат. А это, я полагаю, твой примипил?

– Да, трибун. Старший центурион Кануций.

Кануций четко отдал честь.

– Трибун! Первая когорта Двадцатого доблестного и победоносного готова к выполнению боевой задачи. В строю семьсот сорок три пехо…

Он умолк в ответ на вскинутую ладонь Скавра, который показывал за спину Ленату.

– Прошу прощения, примипил, похоже, к нам наконец-то прибыло кавалерийское подкрепление Петрианы.

И действительно, на равнину выбиралась конная ала. Каждый всадник под уздцы выводил свою лошадь из лесных зарослей на солнечный свет. У кое-кого имелся и второй скакун. Когда у опушки напротив пехотных частей начали выстраиваться кавалерийские турмы, Марк отметил про себя пустые седла и понял, что из пары сотен человек крыло уже недосчиталось тридцати.

Фронтиний наклонился к уху своего трибуна и шепнул, стараясь не привлекать чужого внимания:

– Чудеса. Я-то думал, нам придали шесть турм, а вижу всего лишь пять. Зато много запасных лошадей…

Скавр задумчиво покивал.

– Ты прав. Интересно, что на это скажет трибун Лициний.

Командир Петрианы последним покинул лес. Он быстрым, деловитым шагом направился прямиком в сторону Скавра, сопровождаемый каким-то смутно знакомым декурионом с великолепным вороным. Собственного серого жеребца Лициний оставил у лесной опушки под присмотром личного телохранителя.

Скавр выпрямился, вслед за ним стойку «смирно» приняли три примипила, а затем, помедлив секунду, и Попиллий Ленат. Лициний усмехнулся и мягко покачал головой.

– Трибун! Нет нужды мне салютовать, мы ведь сейчас в одном звании, и ты лишь вгонишь меня в краску на приеме у наместника или, упаси Юпитер, на совещании у легата. – Он осмотрелся, остановив взгляд сначала на примипилах, вслед за этим и на Ленате. Подарив им холодную улыбку, добавил: – Доброе утро. Прошу прощения, мне надо перекинуться с вашим трибуном парой слов.

Взяв Скавра под локоть, он отвел его на добрый десяток шагов в сторону, чтобы их никто не смог подслушать.

– Времени в обрез, так что буду короток. Мои люди спят и видят, чтобы им разрешили вернуться и задать хорошую трепку вениконской сволоте. Ты, думаю, догадываешься, на какие рычаги пришлось давить, чтобы ты смог получить хотя бы пять полных турм плюс три десятка бесхозных лошадей, которые еще вчера имели по всаднику. Увы, дела пошли не очень гладко, так что извини, больше никого дать тебе не могу. Сажай в седла собственных людей. Далее, командиром я назначил декуриона Феликса. Он хоть и молод, но офицер каких мало, к тому же при отличных связях. Следишь за мыслью? То-то. В отличие от многих прочих «сынков», Феликс захотел начать службу с простого командира эскадрона, хотя одного словечка папаши хватило бы, чтобы он получил себе чин трибуна, как вон тот глупец. Похоже, Феликсу было интересно взглянуть на вещи с высоты простого солдата, что лично я очень уважаю – особенно если учесть «таланты» небезызвестного тебе старшего офицера.

Он вздернул бровь, вглядываясь в лицо Скавра.

– Ах, ну да, ну да! Никак не можешь сообразить, где его видел? Это тот самый офицер, которого ты спас от вотадинов во время заварушки у Белой Крепости.

Скавр кивнул.

– Точно! Вот теперь я вспомнил. Пару недель назад. У него еще, кажется, из-под мышки торчала стрела… Но ты уверен, что он в состоянии командовать?

Лициний без тени сомнения кивнул.

– Будущая супруга центуриона Корва, как выяснилось, умеет творить подлинные чудеса. Извлекла проклятую вещицу так, что ничего лишнего не повредила. В общем, жди скорого и полного выздоровления. Особенно поначалу не гоняй, дай ему подлечить рану, а уж потом у тебя на руках будет не только толковый офицер, но и лихой рубака. Я-то, сам понимаешь, не могу прямо сейчас бросить его в бой, а заменить некем: у меня и так каждый здоровый боец на счету. Ничего, вдвоем как-нибудь управитесь. Ах да! Поаккуратней с его вороным. Конь-огонь, но характер дрянцо. Ладно, пора, не то мои люди сами решат отправляться на север, мстить за вчерашнее. Я их понимаю.

Он хлопнул Скавра по плечу и чуть ли не бегом добрался до опушки, где, вскочив на серого, пустил его вскачь, сопровождаемый телохранителем. Трибун вернулся к своим офицерам, на ходу присматриваясь к декуриону, который держался несколько поодаль.

– Мы, по-моему, встречались, декурион Феликс?

Тот кивнул, опасливо вскидывая раненую руку в приветствии.

– Так точно, трибун. Повезло, что в тот день мне на выручку пришел великан-германец, что стоял у тебя за спиной, а то ведь меня чуть было не списали, увидев торчавшую из подмышки стрелу. Кстати, Гадесу, моему вороному, досталось едва ли меньше.

Скавр кивнул.

– Это, значит, ты чуть ли не в одиночку решил сразиться с целой варварской дружиной под Белой Крепостью? Да еще выжил… Храбрец, ничего не скажешь.

Декурион чуть качнул головой, принимая комплимент.

– Я – Амулий Корнелий Феликс, трибун.

– А я – Гай Рутилий Скавр, временный командир обеих Тунгрийских когорт. Напомни-ка, декурион, как давно тебя ранили.

Феликс на секунду призадумался.

– Вот уже дней пятнадцать, трибун.

– А-а, чуть больше пары недель? И ты считаешь, что полностью пригоден для несения полевой службы?

Кавалерист позволил себе тень улыбки.

– Не то чтобы на все сто, но еще через неделю я точно буду как новенький. А тем временем ничто не мешает сидеть в седле да покрикивать на моих лодырей, не говоря уже о четырех других декурионах, которые вполне способны при случае меня подменить.

– Трибун Лициний отрекомендовал тебя как грамотного офицера и заверил, что ожидание воздастся сторицей. А еще посоветовал держаться начеку из-за твоего скакуна. Что бы это значило, м-м?

Феликс искренне улыбнулся, за гриву притянул голову вороного поближе и ласково потрепал его по морде.

– Моего Гадеса, бедняжку, никто не понимает. У него просто… как бы это выразиться… игривый характер. Когда я его в первый раз увидел, он жизнерадостно лягал соседского жеребца через пробоину в ограде, и я сразу понял, что мы созданы друг для друга. Вот только с хвоста к нему приближаться не советую: он, как и всякий бывалый солдат, крайне не любит, когда кто-то заходит с тыла. Приложит в лоб копытом не хуже катапульты.

– Трибун также объяснил, отчего среди ваших турм так много пустых седел. Посоветовал подобрать тридцать конников из числа моих собственных людей и сформировать из них шестой эскадрон. Пожалуй, у меня даже сыщется подходящий офицер, но ведь он потребует двойного жалования, чтобы заниматься несвойственной ему работой… А у тебя нет ли кого на примете?

Слегка кивнув, Феликс весело улыбнулся.

– Нужен человек, обладающий талантом дипломата, чтобы из пехотинца сделать кавалериста? О да, трибун, как раз такой у меня найдется.

– Это ж надо, чего удумали! Да они что, издеваются?!

Дупликарий, назначенный декурионом Феликсом, с мучительно перекошенным лицом обходил строй добровольцев, горестно покачивая головой. На объявленный Скавром призыв пополнить нехватку конников откликнулись по два десятка людей из каждой тунгрийской когорты, да еще с пару дюжин легионеров вышли из Первой когорты Лената. Все они обладали кое-какими навыками держаться в седле, – что не мешало оставшимся пехотинцам осыпать их издевками и насмешками. Марк упорно держался своей центурии, пока, наконец, трибун Скавр не отвел его в сторонку и без обиняков приказал вызваться добровольцем:

– Во-первых, им все равно надобен командир, а ты, пожалуй, единственный на этом поле пехотный офицер, если не считать меня, у кого за спиной более-менее приличный курс обучения кавалерийским премудростям. А во-вторых – уж извини, что напоминаю, – твои вчерашние подвиги до такой степени раздули интерес к твоей персоне, что вот-вот пожалуют люди с неудобными вопросами. Горячо советую на время убраться с глаз подальше, и конный разъезд для этого отлично подходит. Можешь взять с собой моего Арминия: забавно было бы вновь увидеть его верхом, да и пользу он может принести немалую.

Безразлично кивнув, дескать, приказ ясен, Марк отсалютовал и направился к группе, встревоженно поджидавшей, чем именно обернется для них превращение в конников. Дупликарий Силий встретил центуриона ошалелым взглядом, после чего обернулся к добровольцам и вновь нацепил маску крайнего отвращения, которая свалилась с его физиономии при неожиданном появлении тунгрийского сотника.

– Кавалеристы? Да никому из вас не доверили бы и конюшни вычищать – кроме уважаемого центуриона, естественно, – когда я уже сидел в седле! Какие вы конники?! Вы – стадо вьючных мулов, пехтура по колено в навозной жиже! У кого есть мозги, пусть прямо сейчас возвращается в свою часть, чтобы я не тратил зря время и силы… Что, нет таких? – Он тяжко вздохнул и покачал головой. – Декурион, ты уверен, что так и надо?

Феликс сухо кивнул.

– Да, дупликарий. И хватит тянуть, не то все три когорты, которые на нас смотрят, перемрут со скуки.

Силий раздраженно приказал одному из людей выйти из строя, перекинулся с ним парой слов, а когда кавалерист со своей лошадью отошел в сторону и выжидающе там замер, вновь обратился к добровольцам:

– Итак, у нас набралось сорок семь увальней, которым вдруг захотелось пересесть на лошадиный круп. Свободных седел у меня только тридцать одно, да и то благодаря вчерашней переделке. Так что устроим простенькое испытание. Каждый из вас сядет вон на ту лошадку, – и он ткнул пальцем в сторону могучей кобылы, которую придерживал под уздцы одинокий кавалерист. Лошадь несла на себе полное боевое снаряжение, в том числе четырехрогое седло и кожаный шамфрон с бронзовыми наглазниками для защиты морды. – Тварь вполне смирная и вряд ли многих покалечит, если, конечно, вы не ринетесь на нее, будто собрались зарезать, как свинью… Центурион? Как насчет первым наглядно показать, чего мы от них добиваемся?

Марк подарил Силию цепкий взгляд. Дупликарий не выдержал и опустил голову, а сотник направился к лошади, на ходу оценивая ее силу и стараясь разгадать характер. Принял из рук кавалериста удила, поближе притянул голову животного, что-то негромко произнес на ухо и ласково потрепал по морде. Когда кобыла вроде бы перестала нервничать из-за появления незнакомца, Марк медленно шагнул к седлу, не переставая гладить холку и что-то говорить ровным, мягким тоном. Ухватившись за передний защитный рог, он одним махом – будто и не было на нем боевых доспехов – вскочил в седло, после чего обратился к добровольцам, которые не спускали с него глаз:

– Солдаты! Следите внимательно! Вы видите, что я сижу уверенно, но без натяжки, позволяю седлу свободно прогибаться под моим весом. Тогда защитные наседельные дуги постоянно прикрывают мои бедра, какие бы кульбиты ни выделывала лошадь. Есть и другая причина никогда не напрягать поясницу и ноги. Мало того, что это позволит надежно сидеть верхом и не сваливаться, так еще и делать это в течение длительного времени, потому что при любой иной посадке вас скоро скрючит от боли! Что же касается лихой скачки стоя, то подобные трюки советую приберечь для настоящей битвы.

Пока он говорил, кобыла стояла смирно, а после легкого понукания перешла на бодрую рысцу. Проделав полный круг, молодой сотник перекинул ногу поверх гривы и ловко спрыгнул на землю. Дупликарий Силий неохотно кивнул, поджав губы в прохладной улыбке.

– Очень хорошо, центурион. Приятно видеть офицера, который понимает лошадей. Посадка у тебя и впрямь легкая, ничем не уже любого из нашей алы. Хотелось бы, конечно, поглядеть, как ты управляешься с пикой, однако на сегодня с тебя хватит. Ну а теперь попрошу кого-то из вьючных мулов показать свои способности…

Поверх презрительного ворчания старшего кавалериста хлестнул жесткий и властный голос, так что даже декурион Феликс вскинул бровь.

– На пару слов, дуплекарий!

Неохотно подволакивая ноги, Силий приблизился к Марку и настороженно прищурился.

– Центурион?..

– Смотри вот сюда. Не оглядывайся.

С этими словами Марк дернул Силия за руку, разворачивая к лошади, после чего показал пальцем на подпругу, словно хотел что-то уточнить.

– А теперь слушай внимательно. Вокруг нас, дуплекарий, стоят тунгры.

Кавалерист нахмурился, не вполне понимая, к чему клонит офицер, в чьем голосе уже прорезались явственно угрожающие ноты.

– И что с того?

Марк только вздохнул, качая головой.

– Я так и думал. Ему невдомек, с кем он имеет дело… Что ж, тогда позволь тебя просветить. Если ты и впрямь служил в Петриане, то, думаю, не забыл историю с утраченным орлом?

Дупликарий еще хорохорился, но сейчас в его голосе ощущалась неуверенность. Этот незнакомый офицер, к тому же вроде бы из всамделишных кавалеристов, намекал на нечто крайне неприятное.

– Ясно дело, такое не забудешь. Мы в тот день нарубили себе несколько сотен голов, когда синеносые уроды порскнули во все стороны. Эх, отличное было дельце! Я даже…

Он поперхнулся, когда Марк вновь бесцеремонно его прервал. Сейчас в глазах центуриона пылал еле сдерживаемый гнев.

– А помнишь ли ты, дуплекарий, как со своими конниками ты целый час чесал задницу, наблюдая со стороны, как вот эти «вьючные мулы» перемалывают варварскую дружину? Не забыл, что твоя бравая кавалерия вмешалась только под занавес, когда все было предрешено?

Силий поежился от внезапной враждебности Марка.

– Сотник, послушай, это несправед…

– Мои люди тоже так считают!

Кавалерист вздрогнул. Декурион Феликс, стоявший в дюжине шагов поодаль, услышал неприкрытую злость в голосе коллеги-офицера и, тихонько усмехнувшись, с неожиданным интересом принялся изучать рукоять своей спаты.

– В тот день мы выдержали десятикратный натиск против нашей численности, а твоя Петриана и копытом не шевельнула, чтобы помочь. Тунгры, что стоят за твоей спиной, дуплекарий, проливали кровь и теряли друзей, пока ты сидел и ждал, чтобы мы сломали синеносым хребет. А уж когда варвары кинулись врассыпную, вы тут как тут. Каждый из вас сунул в седельный мешок с полдюжины голов, а вот мои люди к тому времени слишком устали. Им вообще было на все наплевать, не говоря уж о том, чтобы рубить головы у трупов в обмен на звонкую монету. Все они пролили кровь, дуплекарий, все глядели в глаза тех, кто умирал под нашими мечами. За последние месяцы мои люди побывали в стольких сражениях, что я сам удивляюсь, как они еще не спятили. Так что смотри, не ровен час, твои слова окажутся для них последней соломинкой. Если ты вздумал над ними позубоскалить – вот-де увальни, в седло забраться не могут! – то позволь напомнить, что, когда оскорбляют человека, которому плевать на последствия, лишь бы отомстить, он много чего может сделать под покровом ночной тьмы.

Силий нервно сглотнул, даже не отдавая себе отчета, на кого стал похож.

– Я понял, понял, сотник. Может, мне надо бы как-то…

Марк кивнул, и не думая скрывать оскал под презрительно вздернутой верхней губой.

– Да уж надо бы, дуплекарий.

Кавалерист бросил умоляющий взгляд на своего декуриона, но в лице Корнелия Феликса не нашлось и тени сочувствия. Силий смущенно кашлянул и, не зная, чем заполнить мучительную паузу, забормотал с такой лихорадочной поспешностью, что никто бы не принял его слова за чистую монету:

– Да-да, центурион, ты совершенно прав, ремень и впрямь слишком поизносился. Я распоряжусь, чтобы его заменили, как только мы вернемся в расположение нашей алы.

Марк величественно кивнул.

– Благодарю, дуплекарий. А теперь к делу, пожалуй? Ты не против, если мои соратники-пехотинцы по очереди опробуют технику, которую я им показал?

Силий поспешно замотал головой.

– Ах нет, от них вряд ли можно ожидать успехов прямо сейчас. Думаю, для начала достаточно сделать по кружочку легкой трусцой.

Марк кивнул и, метнув на Корнелия Феликса взгляд, увидел, что декурион тоже одобряет это решение – опять-таки с насмешливой улыбочкой на губах. Центурион повернулся к добровольцам, мысленно взвешивая таланты каждого, что шагнул вперед из тунгрийских когорт, желая попытать удачу в роли кавалериста. В глаза бросилась до боли знакомая физиономия, и пока Силий возился с кем-то из новичков, Марк приблизился к пехотинцам и легким хлопком по плечу вызвал человека из строя.

– Шрамолицый? Я и не знал, что ты умеешь сидеть в седле. Если на то пошло, я вообще подозреваю, что ты поклялся кому-то глаз с меня не спускать, а там будь что будет. Ну да ладно. Ты лучше скажи, ты и впрямь способен держаться верхом? Или мне в любую минуту надо ждать, что ты вот-вот сломаешь себе шею?

Солдат зарделся, но все же выпятил грудь, с вызовом встречая насмешку.

– Центурион, я ведь из деревенских, еще во-от таким щеглом научился скакать во весь опор. А что касается твоих намеков… Ты ведь не собираешься носиться по здешним холмам без нашего пригляда, я надеюсь?

– «Нашего»?..

Шрамолицый стал окончательно пунцовым, но уже не от смущения, а скорее от праведного гнева.

– Хочу напомнить, центурион, что ты ведешь себя диковато, если не сказать хуже. Причем с самого первого дня, как появился в нашей когорте. Все лето напролет ты будто нарочно бросаешься из одной мясорубки в другую, ничуть не задумываясь о судьбе тех, кого тащишь за собой, не говоря уже про ту девчонку, что вздыхает по тебе в Шумной Лощине. У нас в Девятой все как один уверены, что ты одержим тягой к смерти, так что мы договорились сберечь тебя живым хотя бы до зимы. Но из всех наших я один умею держаться в седле, так что…

Он умолк, заметив, что Марк уже не слушает, а глядит поверх его плеча, да еще отчего-то усмехается.

– Может, ты и прав, Шрамолицый. А может, и нет…

Солдат обернулся и увидел, что за спиной выжидающе стоит Кадир. Марк вздернул бровь.

– Ты тоже записался в няньки, Кадир?

Тот помотал головой, не забыв укоризненно взглянуть на Шрамолицего.

– Вот молодец, успел-таки подгадить. Стоило на минуту оставить тебя наедине с центурионом, как ты возьми все ему и выложи. Иди-ка лучше посиди на лошадке, а мы тут потолкуем.

Весь красный и пристыженный, солдат шмыгнул в строй дожидаться своей очереди на задерганную кобылу, а Марк подарил опциону недоумевающий взгляд.

– А ты-то какими судьбами? Что, в нашей Девятой сыскались новые офицеры тебе на замену?

Кадир дернул плечом.

– Я всего-то намекнул трибуну, что умею держаться в седле. Он и решил, что лучше нам побыть некоторое время рядышком. Посох мой он отдал Морбану, теперь его очередь лупить солдат промеж лопаток, а Трубач отныне будет дважды в день протирать тряпочкой сигнум, которой таскал Морбан.

– Умеешь держаться в седле, говоришь? И насколько хорошо?

Кадир усмехнулся, и Марк поймал в его лице искорку глубинной уверенности и спокойствия – нечто, чего он еще никогда не видел за все те недели, что они провели вместе после первого знакомства в порту Арабского Городка.

– Да так, держусь, не падаю…

Что-то позади Марка привлекло внимание хамианца, и у него аж челюсть отвисла.

– Великая Атаргатис! Давненько я такого не видывал!

Марк обернулся и сам еле сдержал смех. Готовый уже взорваться великан-германец в крайне неловкой позе сидел на кобыле, которая выглядела окончательно замученной. Центурион даже обошел вокруг этой пары, чтобы полюбоваться зрелищем. Впервые с момента гибели Руфия на его лице появилась настоящая улыбка.

– Да-а, Арминий, если ты сейчас заявишь, что не родился в седле, я охотно поверю.

Германец оскалился на обступивших его пехотинцев, после чего нагнулся и чуть ли не ткнул толстенным пальцем в глаз дуплекарию.

– Чтоб мы друг друга поняли с первого раза, имей в виду: я этих гривасто-хвостатых тварей на дух не переношу. Трибун Скавр любит повторять, что я сижу в седле так, будто у меня геморрой разыгрался, или что это вовсе не я, а тюк с дерьмом. И все же, пока ты не раскрыл свой клювик, запомни, что я отныне один из твоей турмы, и это приказ сверху. Куда центурион Корв, туда и я. Точка.

Он грузно спрыгнул на землю и принялся хмуро озираться, сжав оба кулачища.

– А кому от этого весело, пусть готовится хоть сейчас баиньки.

Дуплекарий задумчиво разглядывал Арминия, после чего знаком подозвал к себе своего заместителя.

– Видал красавца?

Заместитель кивнул, выпятив губы гузкой.

– Тогда ответь, где взять битюга возить эту тушу по тридцать миль в день? Да чтоб при этом хребет не переломился?

К югу от Вала, в рощице у форпоста под названием Моряцкий Городок, центурион Рапакс со своим напарником Эксцингом мучились сомнениями. Поселок казался вымершим: ни звука, ни движения, и Хищник, давно наблюдавший за его стенами, почти убедил себя, что крепость и впрямь брошена. Эксцинг выудил из-за пазухи восковую табулу, в который раз сопоставляя проделанный путь с указаниями, которые пару дней назад им дали в Тисовой Роще.

– Десять миль на север от Берегового форта, далее через реку по плотине, потом еще девять миль на север до винодельни, а затем по тракту до Моряцкого Городка… – Он помолчал, бросая на молчаливую крепость очередной оценивающий взгляд. – Ну что я могу сказать… Вот это и есть трижды проклятый Моряцкий Городок, и он ничуть не оживленнее тех двух фортов, мимо которых мы проскакали сегодня утром. Думаю, нам лучше двигаться дальше. Чем раньше доберемся до Шумной Лощины, тем лучше.

Хищник сплюнул на сухой дерн.

– Ты не забывай, что сотник, объяснявший дорогу, сам чуть не обделался, сидя в своей крепости. А ведь между его драгоценной шкурой и местными затейниками поставлен целый гарнизон, чуть ли не с полкогорты легионеров! Ты заметил, он никогда не высылал разведчиков для оценки обстановки? Откуда ему знать, что тут творилось последнее время? Мне и Тисовая Роща не сильно глянулась, хотя местным там не очень-то разгуляться, спасибо гарнизону. Зато здесь…

Эксцинг кивнул, не сводя глаз с форта, до которого было не меньше трехсот шагов.

– Мы слишком далеко, отсюда не разобрать. Может, рискнем подойти ближе?

Его напарник решительно мотнул головой, принюхиваясь к ветру.

– Чуешь, нет? Запашок слабоватый, но мы с наветренной стороны. Так, старина, воняет тухлое мясцо. Разок столкнешься, до конца дней запомнишь. Нет, в этой крепости одни лишь трупы да мухи, а варвары промышляют где-то еще. Наверное, ближе к тракту, готовят солдатам очередную засаду. Я и думать не хочу, что за страсти выпали на долю местного гарнизона, зато точно знаю, что не намерен разделить их участь. Обойдем-ка это место стороной, и пусть туземцы первыми на рожон лезут.

Крошечный отряд вновь разобрался по лошадям и неторопливым шагом, не поднимая лишнего шума, оставил погибший форт с запада. Дорогу всадники старались выбирать между холмами, чтобы их нельзя было заметить с крепостных стен – вдруг там все же выставлены дозорные. Лишь когда поселение окончательно скрылось из виду, Хищник позволил отряду вернуться на тракт, да и то с огромной неохотой. Собрав людей вокруг, он пристально заглядывал каждому в глаза, словно взвешивал силу духа и способность выдержать громадное напряжение, которое можно было чуть ли не рукой пощупать.

– Нас всего-то полтора десятка. Если наткнемся на дружину хотя бы в пару дюжин синеносых, придется уносить ноги. – Хищник обвел всех мрачным взглядом. – Но учтите, если кто-то из вас решит, что лучше дать деру, не дожидаясь моей команды, я лично выясню, какого цвета у него кишки. А теперь вперед!