— Знаете, впервые в жизни я лечу самолётом, — поделилась миссис Рейли.

Губки миссис Борман сложились в подобие улыбки.

— А я два раза летала в Сент-Луис, ещё до замужества.

У миссис Рейли было круглое лицо и маленькие карие глазки.

— Вы можете называть меня Бернис.

— Стелла, — представилась миссис Борман. — Лечу в Пасадену навестить мать.

— А у меня в Калифорнии ни родных, ни знакомых, — сказала Бернис. — Но побывать там мне всегда хотелось. Пока я ещё молода.

Стелла метнула в неё оценивающий взгляд и решила последнюю фразу не комментировать. В конце концов, им сидеть рядом ещё почти пять часов.

— Возможно, я загляну в Голливуд, — кокетливо опустила глаза Бернис. — Никогда не знаешь, что может случиться.

— Да, — сухо сказала Стелла. — Действительно.

— Я, знаете, подвизаюсь в маленькой театральной компании у нас в Миннеаполисе, любительской. Обычно я играла инженю, но сейчас настаиваю на более зрелых ролях. Они расширяют кругозор и дают больше возможностей для самовыражения.

— Вообще-то, это мать всегда навещает меня в Чикаго, — сказала Стелла. — Гостит месяц-другой ежегодно.

— Наверно, лучше бы мне ехать поездом, — сказала Бернис. — Генри — это мой муж — служит на железной дороге и мог бы устроить проездной или билет со скидкой.

— Мой муж, Уолтер, тоже железнодорожник. Занимает ответственный пост. Но я предпочитаю путешествовать самолётом.

— Сейчас эра воздухоплавания, — живо отозвалась Бернис.

— Экономишь столько времени! — согласилась Стелла.

С полминуты они молчали. Потом Бернис спросила:

— Стелла, а у вас есть дети?

— Нет.

— У меня тоже. Возможно, когда-нибудь я надумаю, но сейчас приходится беспокоиться о фигуре.

— У моего брата мальчик, — сообщила Стелла, и одно воспоминание об этом заставило её поджать губы. — Восьми лет. Когда они с братом навещают нас в нашей квартире, я вынуждена следить за ним ну просто как Цербер. Каких только пакостей от него не жди!

— Мы живём в пригороде Миннеаполиса, — сказала Бернис. — Четверть акра земли, почти ранчо.

— Мебель у меня из вишнёвого дерева, — сказала Стелла. — Только спальный гарнитур стоил тысячу двести долларов. Одна царапина — и всё пропало.

— У нас по соседству почти в каждой семье двое, а то и трое детей. Сколько шума от них, ужас, и к тому же женщина с детьми просто прикована к дому!

— В последний раз, когда он был у нас, то уронил фунтик с мороженым на ковёр, — сказала Стелла. — А я ведь просила Уолтера не покупать ему мороженого!

— Знаете, мы не слишком заботимся об обстановке. Я беру уроки актёрского мастерства. Это очень дорого, но я верю в интеллектуальное развитие и самоусовершенствование.

Стелла поудобнее разместила сумку на коленях.

— Я сказала Уолтеру, что на этот раз собираюсь в Пасадену вместо того, чтобы пригласить маму к нам в Чикаго. Я думала, он станет возражать, но его лицо вдруг приняло какое-то змеиное выражение, и он сказал: «Почему бы и нет? Давай убьём одним камнем двух птичек!»

Бернис вздохнула.

— Год за годом я ссорилась и ссорилась с Генри, но нынче он вдруг сдался и купил мне билет. Знаете, иногда приходится выдерживать настоящие битвы, чтобы заставить мужа сделать то, что вам хочется.

— Но вообразите только, чтобы Уолтер воспользовался подобным выражением! — сказала Стелла. — Я даже чуть не передумала ехать — просто, чтобы преподать ему урок.

— Грегори — это, знаете, известный кинорежиссёр — однажды видел спектакль, который мы играли для школьников. Это было в 1957 году. Кажется, ему понравилось, он сделал общий комплимент труппе, и я думаю, при встрече он припомнит меня.

— У моей матери апельсиновые деревья растут прямо на передней лужайке, — сказала Стелла. — И ещё два больших инжира за домом.

Бернис поправила выбившуюся блондинистую прядь.

— Каждый вторник в нашем доме я устраиваю читки пьес. В таких случаях я всегда отправляю Генри в подвал, там у него мастерская. Он не интересуется интеллектуальными разговорами и вообще как-то путается под ногами.

— Ия, когда приглашаю к себе друзей, — сказала Стелла, — всегда отсылаю Уолтера в кино. Иначе он будет сидеть, как пень, или, чего доброго, заснёт.

— И вот он что-то тюкает там себе в подвале.

— У нас нет подвала, — сказала Стелла. — В таких многоквартирных домах, как наш, подвалы используются под помещение для обслуги или под склады. Поэтому я посылаю Уолтера в кино. Всё лучше, чем пить.

Бернис кивнула.

— Оттого-то я и позволила Генри захламить подвал.

Стелла нахмурилась.

— Но иногда мне кажется, что Уолтер не был в кино. Его выдаёт запах изо рта. Я его слышу даже сквозь мятные пастилки.

Бернис обдумала эту мысль.

— Генри тоже время от времени выпивает. Особенно если я отпускаю поводья.

— Мужчины вообще слабаки, — сказала Стелла. — Мне, например, приходится брать на себя буквально все ответственные решения.

— Вчера я спустилась в подвал, — сказала Бернис, — и спросила Генри, что, ради всего святого, он там делает в два часа ночи.

— Уолтер не любит маму, — сказала Стелла. — Но это не объясняет, почему он вздумал воспользоваться выражением типа «убить одним камнем двух птичек».

— И, представьте, Генри ехидно улыбнулся, как он это иногда делает, и сказал, что мастерит бомбу. Только представьте! Я сразу поняла, что он просто сидит и пьёт в одиночку.

— Думаю, Уолтер выпивает, когда бывает в отъезде, — сказала Стелла. — Видите ли, почти половину недели он проводит вне дома. Такая работа.

— То же и с Генри, — сказала Бернис. — Он машинист, и его участок — перегон от Миннеаполиса до Чикаго.

Лицо Стеллы выразило удивление.

— Как тесен мир! Уолтер тоже машинист, и на том же участке. Возможно, они даже знакомы друг с другом?

— Вполне, — Бернис слегка посмеялась.

— Генри однажды сказал, что преимущества такой службы в том, что можешь иметь по женщине в каждом из конечных пунктов перегона.

Последовало примерно с пятнадцать секунд молчания. Затем обе дамы уставились друг на друга.

Стелла заговорила первой.

— Уолтер весит около 160 фунтов и начинает лысеть.

Бернис побледнела.

— У Генри голубые глаза, и он носит очки в золотой оправе.

Стелла тоже спала с лица.

— У Уолтера срослись два пальца на правой руке.

Бернис закрыла глаза.

— У Генри родинка на левом бедре.

И тут, разумеется, Бернис припомнила, как Генри настоял на том, чтобы уложить её чемоданы, которые в настоящий момент находятся в багажном отделении в хвосте самолёта. Возможно, в одном из них тикает маленькое устройство…

Они ринулись в кабину пилота и в 8.39 принялись лихорадочно излагать свою историю.

В кабине тепловоза, следующего из Миннеаполиса в Чикаго, в десятый раз за последние пять минут машинист взглянул на свои ручные часы.

В 8.40 он улыбнулся.

Во весь рот.