— Сесил? — потрясенная, переспросила она. — Как вы смеете! Я вам не какая-нибудь Сесил! Одно сравнение оскорбительно!
Он долго не мог выговорить ни слова, а злобный взгляд постепенно становился непонимающим.
— Вы не Сесил?
— Что? — Она уставилась на него, и ее бешенство тоже сменилось недоумением. Она медленно проговорила: — Вы действительно принимали меня за Сесил?
— Конечно, я считал, что вы Сесил! За кого еще я мог вас принимать? Неужели вы не Сесил?
— Вот это да! Вы принимали меня за Сесил? За эту Сесил, которая… которая… Да как вы посмели! Сесил самая беспутная дворовая кошка, какую мне когда-либо довелось… — Она запнулась и, потрясенная, смотрела ему в лицо. — Вот почему вы…
— Да, — тихо подтвердил он.
Вглядываясь в его лицо, Франсин вдруг поджала губы.
— Последнее, что я о Сесил слышала, — со злобой заявила Франсин, — это что она во Флориде. Так что, если вам хочется с нею переспать, советую искать ее там!
— Я ни с кем не хочу переспать! Тем более с Сесил!
— Не надо лгать! Вы приняли меня за Сесил и пытались затащить к себе в купе!
— Я принял вас за Сесил, — огрызнулся он, — и не сомневался, что вы пойдете ко мне в купе!
— Как будто это не одно и то же!
— Нет, не одно и то же! Не сомневаться и надеяться — совсем разные вещи!
— Но кончилось бы одним и тем же, не так ли? Если бы я пошла, кончилось бы унижением!
Он пожал плечами и продолжил:
— Итак, если вы не Сесил, то кто же вы?
Она была в ярости. С недоброй улыбкой начала:
— Шла я по вокзалу, смотрю — хорошенькие вагончики, дай, думаю…
Жиль так сдавил ей руку, что не только прервал ее скороговорку, но, кажется, даже… кровообращение. Он проскрежетал:
— Почему вы здесь?
— Потому что Малли пригласила меня!
— Малли пригласила Сесил! Она предупредила меня письмом, вы что — забыли?
— Малли больше года не виделась с Сесил! Малли совсем ее не любила и вряд ли стала бы приглашать в эту вашу проклятую поездку!
— Она писала мне!
— Меня не интересует, писала она или нет! Она бы ни за что не стала приглашать Сесил!
Франсин высвободилась таким резким движением, что чуть не опрокинула Жиля, и рванулась к туалетной комнате. Жиль поймал ее за руку, пихнул в соседнюю дверь, за которой оказался чулан, нащупал выключатель и щелкнул им. Навалившись спиной на дверь, Жиль скрестил руки на груди и злобно уставился на нее.
— Выкладывайте! Почему вы здесь? И почему выдаете себя за Сесил?
— Не выдавала я себя за Сесил! Когда я вам говорила, будто меня так зовут? Никогда! А другим? Тоже нет! Вспомните, — подчеркнула она, сама только вспомнив, — я пыталась вам представиться, а вы заткнули мне рот и объявили, что вам известно, кто я! Вот так! — воскликнула она, увидев, что он вдруг нахмурился. — И кто же виноват?
Совершенно взбешенный, он процедил:
— Как бы то ни было, я хочу знать, почему вы здесь.
— Потому что Малли заказала нам обеим билеты на «Европа-экспресс» на рождественские каникулы. Я не догадывалась, что вы ее пригласили. Не догадывалась, что вы не приглашали меня! Она сказала, что сделала мне подарок, и перед смертью настояла на том, чтобы я поехала. Она даже заставила меня пообещать…
Злобно вглядевшись в ее лицо, он спросил:
— Вы кто такая?
— Франсин!
— Какая такая Франсин?
— Уорд!
— В жизни не слыхал о Франсин Уорд!
— Я, что ли, виновата?
Он еще раз вздохнул и заскрежетал зубами.
— Вы что — ее горничная?
— Горничная? — вскрикнула она от изумления. — Нет, я ей не горничная! А если бы и была, нечего рожу кривить! По правде говоря, ее горничная не хуже любого из этих ваших шикарных друзей!
— Я и не говорил, что хуже! Даже не думал говорить! Так кто же вы? Дальняя родственница? Компаньонка? Кто?
— Ее крестная дочь!
— Ее… — Он нахмурился, не сводя с нее изумленных глаз, потом его лицо исказила гримаса отвращения. — Не лгите мне!
— Я не лгу!
— Конечно, лжете! Вы не можете быть ее крестницей!
— Почему не могу? — надменным голосом спросила она.
— А потому…
— Так почему же? — резко спросила она. — Почему? — с нетерпением добивалась она ответа, когда он хмуро вглядывался ей в лицо. — А?
— Вам слишком много лет!
— Мне много лет? Мне двадцать восемь!
— Ее крестница совсем ребенок! Моя крестная доченька, говорила она, милое дитя…
— Ну да… — смущаясь, пробормотала Франсин. — Она забывала, что я уже взрослая. В сравнении с ней я и была ребенком. Наверное, когда человеку восемьдесят семь, каждый, кто моложе тридцати, кажется ребенком. Как бы то ни было, она все-таки пригласила меня! Я действительно ее крестная дочь!
Он еще долго не сводил с нее хмурых глаз и молчал. Потом вдруг выругался.
— Вот потому-то я и удивлялся.
— Удивлялись?
— Вы казались не такой, какой она всегда описывала вас… описывала Сесил. Меня это запутало.
— Так вы извиняетесь? — ехидно спросила она.
— Что? Нет, — ответил он, все еще хмуря задумчивое лицо. — Но вы говорили…
— Я много чего говорила, — дерзко перебила она. — А теперь будьте любезны открыть дверь…
Он заморгал, снова сосредоточил взгляд на ее лице и недоуменно покачал головой.
— Если вы — не она, совсем не такая, как она, почему мой выпад насчет женатых мужчин вас возмутил?
— Вас это не касается, — отрезала Франсин. — Я хочу выйти отсюда. — Теперь, когда злоба и недоумение в ней затихали, она стала слишком остро ощущать его близость, и, осознав это, обнаружила, что задыхается… Он слишком ее возбуждал, чулан был слишком тесен. И до чего же неприятен ей этот человек!
— Крестница, внучка… — бормотал он себе под нос. — И впрямь. У нее был такой корявый почерк.
— Как вы великодушны, — издевалась она над ним и, сделав глубокий вдох, с сарказмом, на какой только была способна, высокомерно протянула: — Вы не могли бы отложить на время ваши размышления? Мне надо идти. К тому же ваши гости наверняка уже хватились вас.
— Гости? Вряд ли. — Не сводя с нее взгляда, он вдруг улыбнулся настоящей улыбкой, от которой у глаз разбежались морщинки. — Приятно убедиться, что мое чутье не совсем подвело меня.
Силясь не поддаваться обаянию его улыбки, перебирая в уме все обиды, которые он нанес ей за последние сутки, она деланным голосом сказала:
— Вам приятно? Я очень рада. А теперь выпустите меня.
— Меня смущало, — продолжал он, не обращая внимания на ее требование, — что мне приятно целовать женщину, которую, я думал, я презираю. Но теперь, конечно…
Она рассмеялась, не веря своим ушам. В ее смехе угадывался страх. Она воскликнула:
— Вы надеетесь, что я вот так прощу и позабуду? Что все будет как было? Что я позволю вам снова целовать меня только потому, что вам это приятно?
— Конечно. Ведь вам тоже было приятно, разве нет? — негромко спросил он. — Медуза ведь сказала…
— Не важно, что сказала Медуза! — с испугом запротестовала она, когда он сделал к ней шаг. — Только дотроньтесь, я…
— Что?
— Закричу!
— Совсем не оригинально, — протянул он, растягивая рот в улыбке.
— А я и не оригинальничаю.
— Конечно, нет. Вы нервничаете.
— Нисколько! Я просто не желаю вести эту нелепую беседу в каком-то чулане.
— Так где нам продолжить?
— Нигде! — огрызнулась она. Он ее вывел из терпения.
— А большинство женщин, — назидательным тоном произнес он, — на многое пошли бы, только бы вести вот такую беседу со мной в каком-нибудь чулане.
— Я не принадлежу к этому большинству. Вы возмутительно высокого о себе мнения.
— Но это факт — они сами признавались. Жиль, признавались они, было бы невообразимо приятно побеседовать с тобой в чулане.
— Прекратите!
— А все потому, что я очень богат. Я не говорил вам? Конечно, говорил, ведь я думал, что вы Сесил.
— Прекратите паясничать и выпустите меня отсюда!
— Нет. И я вовсе не паясничаю. К тому же я не какой-нибудь Квазимодо, не страшен, как леший. Уверяю вас, это правда — я очень нравлюсь женщинам. Жиль, признаются они, ты такой мужчина, такой… Вот, вы уже улыбаетесь!
— И вовсе нет! — возразила она, и лицо ее вдруг стало серьезным.
— Жаль. Было бы веселее, если бы вы улыбнулись.
— Какое тут веселье. Я хочу выйти отсюда. И бросьте этот дурацкий тон соблазнителя!
— Так я соблазнил вас?
— Нет!
— А жаль. Я старался. Вы и теперь хотите кричать? — спросил он.
— Нет!
— А то я знаю замечательный способ закрыть кому-то рот.
— Еще бы, — огрызнулась она. Упираясь в больно резавшую лопатки полку, она предупреждающе выставила перед собой руки.
— Франсин, — тянул он, будто смакуя звучание этого имени. Легко увернувшись от ее руки, метившей ему в бок, он провел пальцами по ее щеке. — Франсин.
— Перестаньте повторять мое имя! — Она повернула голову и остановила взгляд на ручке метлы.
— Но мне оно нравится.
— А я не хочу, чтобы вы произносили его!
— Конечно, это имя дала вам крестная. Вы-то англичанка.
— Да! Неужели вы воображаете, что я растаю и брошусь к вам в объятия после того, что вы наговорили мне? Вы меня опорочили, вы со мной так обращались!..
— Все потому, что я принял вас за Сесил.
— Да пусть бы вы приняли меня за Клеопатру! Это же было!
— Да, было.
— А Клэр вы забыли? — в отчаянии спросила она.
— Кого? — лениво протянул он.
— Прекратите! Прекратите наконец! Вы в самом деле надеетесь, что я выброшу из головы ваше прежнее обращение со мной? Угодное вам одному? Смотрите на меня зверем, отчитываете, просто оскорбляете…
— Я никогда не смотрю зверем.
— То вы как черт, — не давая себя сбить, продолжала она, — то вдруг становитесь сладеньким.
— Как яблочный пирог?
— Что? — Она опешила и чуть не топнула ногой. — Ну, знаете!.. Я никогда этого не забуду! При первой же возможности я уеду, вернусь домой и даже вспоминать о вас не стану! А до тех пор… прекратите же ухмыляться, черт возьми… я буду вам очень признательна, если вы соблаговолите держаться в стороне от меня, как и я намерена… не замечать вас! И еще, — добавила она в ярости, — я верну вам ваши подарки! Обрадуйте ими Клэр или Сесил!
С ухмылкой и недобрым блеском в глазах он протянул:
— Вы всегда так непоследовательны?
— Кто — я? Это я непоследовательна?
— А разве нет?
— Нет!
Она прошмыгнула мимо него, рывком открыла дверь и побежала. Он молча бежал следом. Он похлопал ее по плечу, когда она безуспешно пыталась отпереть дверь своей спальни.
Она в ярости обернулась и крикнула:
— Оставьте меня!
Он улыбнулся и прислонился к стене рядом с ней.
— Может, я хочу, чтобы вы сделали мне зажим для галстука?
— Замолчите! — потребовала она. — Замолчите же, наконец! — Она проскочила в комнату, захлопнула дверь перед ним и услышала его смешок.
Заснуть, а она всегда отлично спала, Франсин не удавалось. Вряд ли она раньше кого еще так ненавидела!..
Поездов не будет, ответили ей на следующее утро. Диспетчер очень сожалел, но поездов не было. Что ж, в течение нескольких часов она потерпит Жиля, а там они доберутся до Везена, где, если она ничего не перепутала, он должен был сойти с поезда, чтобы кататься на лыжах. Могла же она потерпеть всего несколько часов?
Когда Франсин пришла завтракать в малую столовую, она сразу увидела его. Он сидел один. Она резко отвернулась, но успела заметить его ехидную усмешку и заметила, что он привстал, чтобы поклониться ей. Она почувствовала облегчение, обнаружив за столиком своего седого приятеля, имени которого она до сих пор не знала, и подсела к нему. Она сказала несколько противоречивых слов о бале и вскользь упомянула о том, почему, не попрощавшись, неожиданно исчезла. Она оживленно болтала о предстоявшем пути, не обращая внимания на заинтересованный блеск в голубых глазах ее друга, но вот подошло время ехать. Запряженные лошадьми сани отвезли их обратно на станцию, к их составу, вызволенному из-под снега. Ее несколько удивило, что ни Маргерит, ни ее мужа в их обществе не было. Впрочем, не придавая их отсутствию особого значения, Франсин не стала ни о чем расспрашивать.
Она зашла в салон, улыбнулась стюарду и спросила, как поживает Жан-Марк. Стюард ответил, что ему оказали помощь в местной больнице, а потом Жиль отправил его домой авиарейсом. Не имея желания говорить о Жиле, Франсин попросила кофе. Она сидела, попивая кофе, и любовалась пейзажем за окном. Большинство гостей притихли после продолжавшегося за полночь бала. Некоторые страдали от похмелья, но настроение у всех было доброжелательное и умиротворенное.
— Родные края Хайди, — тихо произнес Жиль и сел рядом с ней. Франсин вся напряглась и не обернулась к нему. — Здесь ее подруга Клэр надеялась исцелиться от паралича…
Она не обращала на него внимания, но не могла не ощущать, каким теплым было его тело, прижавшееся к ней. Она не сводила глаз с вида за окном.
— А вон там, — продолжал он, протягивая руку и то ли нарочно, то ли нечаянно задевая ее грудь, — там вершина Фалькнис. Видите лыжников?
Ну да, вижу, лыжники — хотелось ей прорычать. Не слепая, хорошо вижу.
— Вы так и не простите меня? — тихонько спросил он. — Больше никогда не позволите поцеловать вас? Обнять?
Она подскочила от возмущения, повернулась к нему и пожалела об этом: слишком близко оказались эти серые глаза, его губы. Она резко вдохнула и поспешила отвернуться. А поезд катил и катил. Скоро, в отчаянии говорила она себе, через полчаса, ну, через час, его здесь не будет.
— Вы много бывали с Малли? Вы любили ее? Ухаживали за ней? — Его длинные пальцы прикоснулись к ее волосам, убрали непослушную прядь. И Франсин задрожала. Закрыв глаза, она молила Бога, чтобы не дал ей потерять голову.
— Я, кажется, чуть не забыл, что живешь только раз, что жизнь — стоящая вещь. И что посмеяться так же важно, как усердствовать в трудах. Мне хочется смеяться с вами, Франсин.
Если не бежать от него поскорее, она вот-вот забудет, как он с ней обращался. Еще чуть-чуть, и она поддастся обезоруживающему обаянию этого непостоянного человека.
— Вы с Клэр так же разговариваете? — подколола его Франсин и с ужасом заметила, что голос у нее хрипит. Она подумала, что сейчас Жиль рассердится, но ошиблась.
— Клэр уже нет и никогда не будет. С Клэр я ошибся. Клэр… все эти Клэр не перевязали бы руку какому-то бармену. Не помогли бы подняться упавшей старушке. Не подчинились бы приказу, если бы их только что оскорбили. Не догадались бы раздобыть чаю для людей в шоке. Вы видели меня с Клэр в Париже?
— Я видела, как вы ссорились.
— Да. Она как раз тогда сказала мне, что не будет участвовать в этой поездке. Не захотела выступать в роли хозяйки и принимать всех этих буржуа. Она получила предложение получше.
— От грека-миллионера.
Он улыбнулся.
— Угу.
— Но ведь и вы — миллионер.
— Угу. Но я не ревнив. По крайней мере, не ревную Клэр.
— Вы должны были умолять ее…
— …
— …и не сделали этого.
— Нет. Но я согласен умолять вас, — шепнул он. А она проглотила подступивший к горлу комок.
— Я не хочу, чтобы вы умоляли меня.
— Знаю. Я видел, как вы появились на парижском вокзале. Вы казались печальной и слегка растерянной, а потом вы исчезли. Мне хотелось узнать, кто вы такая, куда пропали, каким поездом будете ехать. Мне в голову не приходило, что моим.
— А когда вы наконец увидели меня здесь, в салоне, вы подумали, что я еду зайцем.
— Нет. Я подумал, что это Сесил, ведь я спросил у стюарда, кто вы такая, а он сказал, что у вас билет на имя мадам Мари-Луиз Патри. Я же получил от нее письмо, не разобрал почерк и решил, что вы Сесил.
— Так.
— А вчера вечером я разозлился, потому что меня захватило чувство, которого была недостойна Сесил. Чувство к… той, которая плакала, слушая рождественский гимн, которая гладила лошадь и улыбалась. Благодарила певчую за то, что она не пожалела своего времени. Надела красное платье, чтобы всех развеселить.
— Я его надела, чтобы поднять себе настроение, я бросила вызов. А еще я надела его потому, что обещала Малли — хорошо проведу время.
— Знаю.
— Нет, не знаете, — тихо возразила она. — Вы совсем меня не знаете.
— Но начинаю узнавать. И хочу узнать еще ближе.
— Не надо.
— Озеро Валензе, — машинально пояснил он, выглянув в окно.
— Что? Ах да. — Мельком взглянув на озеро и на горы по ту его сторону, уверенная, что, если не уйдет сейчас же, кончится тем, что она как набитая дура поверит ему, Франсин выпалила: — Извините, мне кое-что нужно в купе. — Неловко протиснувшись мимо Жиля, она полубегом пустилась по поезду. В купе она могла запереться и сидеть, пока он не уйдет. Пусть это чересчур, но, возможно, так ей удастся избежать совершенно неразумных колебаний.
Она подошла к своей двери, и тут ход поезда изменился: перестук колес стал другим. Загорелся свет. Они въехали в тоннель. Она напряглась и, подумав, что лучше не оставаться одной взаперти в своем купе, пока они в тоннеле, решила подождать у окна. Наверное, они проедут тоннель за несколько минут. Несколько минут не имели значения. Она не услышала шагов Жиля, когда он подошел к ней сзади, и не заметила в окне его отражения. Когда он обратился к ней, она подскочила, как спугнутый заяц, и обернулась, округлив глаза от ужаса.
— Что вы, это я, — успокоил он ее. Заглядывая Франсин в лицо, он ласково спросил: — Что с вами?
Франсин чувствовала себя глупо. Она издала нервный смешок.
— Ничего. Просто я не люблю тоннелей. — Вдруг поезд начал замедлять ход, и она с опасением заглянула в темноту за окном. — Почему мы замедляем ход?
— Так надо, — успокоил он ее. — Ничего особенного.
— Правда, — неуверенно согласилась она. И тут состав остановился. Она вцепилась в свитер Жиля, ожидая какой-то катастрофы, когда послышался грохот. Что-то пронеслось мимо, и она, вскрикнув, подскочила, а Жиль прижал ее к себе. Он старался не рассмеяться.
— Это другой поезд, — успокаивающе произнес он прямо у нее над головой. — Поездам иногда необходимо разойтись.
Ей стало неловко, и она попробовала отстраниться от Жиля.
— Да, да.
Заметив, что она натворила с его свитером, Франсин поспешила разжать руки и попыталась разгладить измятую шерсть.
— Ничего, хватайтесь, — сквозь смех прошептал он. — Мне нравится, когда вы за меня хватаетесь.
— Перестаньте, — пробормотала она.
Он коснулся ее подбородка и приподнял пальцами лицо Франсин. Улыбнулся, глядя ей в глаза.
— Вы флиртовали со всеми, кроме меня, — мягко упрекнул он ее.
— Я не хотела флиртовать с вами.
— Знаю. Потому что это серьезно.
Ее глаза недоверчиво расширились, и она покачала головой.
— Неправда. Вы думаете, я такая неопытная, что не способна уловить искру влечения?
— Меня не интересует ваш опыт.
— Зато ваш меня беспокоит. — В отчаянии она вздохнула и вновь попробовала отстраниться от него. — Не надо. Пожалуйста, не надо.
— Но мне хочется поцеловать тебя. Мне все время хочется целовать тебя.
— Нет, — задыхаясь, проговорила она.
— Нет — да.
Поезд снова двинулся, и она покачивалась в новом ритмичном движении.
— Ты скоро сойдешь.
— Сойдем вместе.
— Нет. Мне надо домой.
— Зачем?
— Мне…
— Тебе страшно. Не бойся, с тобой не случится ничего такого, чего бы ты не хотела. Как же ты наконец меня узнаешь, если ты вечно бежишь от меня?
— Я не бегу.
— Но пытаешься.
— Я не умею кататься на лыжах, — глупо ответила она.
— Я научу тебя.
— Тебе это будет скучно.
— Нет, не будет.
— Только потому, что я не такая…
— Но-но, — с упреком в голосе оборвал он ее и прикрыл пальцем ей рот. — Не вздумай обвинять меня в снобизме… смеяться — спускается, мол, со своих высот, чтобы якшаться с простым людом.
— Но ты в самом деле паришь высоко.
— Мне там одиноко. Орлу нужна пара.
— Я не умею летать.
— Зато я умею. — Он наклонил голову и губами поймал ее губы — мягко, нежно. Он был настойчив.
Она содрогнулась от вырвавшегося у нее вздоха. А когда его рот оторвался от ее рта, она подняла взгляд на Жиля.
— Почему?..
— Не знаю. Кто знает, что влечет одного человека к другому? Профиль, голос, какой-то жест? Я только знаю, что меня влечет к тебе и что хочется узнать тебя поближе.
— Куда пропала Маргерит?
— Не уклоняйся от нашей темы.
— Я как раз и хочу уклониться от этой темы.
Его изящно очерченный рот дернулся, и ее охватило отчаяние.
— Наверное, понеслась к этому греку-миллионеру, чтобы опередить Клэр.
— Но у Маргерит есть муж!
— Угу! Ты бы этого не сделала, будь ты замужем, верно?
— Нет.
— И не убежала бы с чужим мужем? — выспрашивал он.
— Нет. Если бы знала, что он чей-то муж, — уточнила она.
— А был такой?
— Да. Но я не знала. Правда не знала, — с серьезным лицом проговорила она. Она действительно не знала. Он казался таким милым, простым. Она думала, что любит его. Думала, что и он ее любит. А потом на пороге появилась его жена, и Франсин почувствовала, что ее неслыханно предали. С тех пор она боялась каких бы то ни было связей. — Я думала, он меня любит, а это было не так. Но я не знала, что он женат.
Он прижал палец к ее губам и кивнул. Он ей верил.
— Я не женат, — тихо сказал он.
— Нет?
— Нет.
Наконец она подняла на него взгляд и простодушно сказала:
— У тебя глаза улыбчивые.
— Правда?
— Да.
— Наверное, мне есть с чего улыбаться. Верно? Я тебе нравлюсь?
— Да, — пробормотала она. За такого мужчину жизни не жаль.
— Но ты не хочешь, чтобы тебя обидели. И думаешь, что я меняю женщин как перчатки. Нет. Клэр пыталась припереть меня к стенке, потому что она не была моей.
— Но ей хотелось…
— Угу. Она не замужем, привлекательна, а поскольку я не люблю приемов и вообще малообщителен, то подумал, что она, возможно, не откажется быть за хозяйку и поможет создать нужное настроение. Я в этом деле не мастер, — добавил он с кривой усмешкой. — Но если ты не сойдешь со мной в Везене, я поеду с тобой обратно в Париж. Впрочем, там нам вряд ли удастся уединиться, а мне кажется, нам это нужно. И лучше бы никто не знал наших имен… Если только ты не любишь, чтобы тебя разглядывали, как золотую рыбку в аквариуме.
Она покачала головой.
— Тогда позволь мне… ухаживать за тобой. Дай мне возможность тебе доказать, что я не всегда высокомерен, груб и нелюдим. Остановимся в отдельных номерах. Даже обедать будем за отдельными столиками, если захочешь, — проговорил он с улыбкой.
Она снова покачала головой.
— Не надо отдельных столиков. Я не люблю есть в одиночестве.
— Так ты согласна? — настаивал он.
С озабоченным лицом, на котором не было и следа надменности, неприступности, не было ничего, кроме нерешительности, она вздохнула.
— Малли писала, что мне посчастливилось. Признаюсь, тогда я подумал, что она язвит, но теперь… Сказала же она тебе, чтобы ты приятно провела время. Даже заставила дать слово… Может быть, вот для чего она отправила тебя в эту поездку — чтобы ты встретилась со мной.
Неужели так? Если знать Малли, вполне возможно. На лице Франсин проступила робкая улыбка, и он взял в теплые ладони ее милое лицо.
— Согласна?
— Я не…
— Не привыкла ездить с незнакомыми мужчинами? — улыбаясь, спросил он.
— Нет. Но если… — поспешно добавила она.
— Если ты решишь, что я тебе совсем не нравлюсь, даю слово, я не позволю себе… Я сделаю так, что тебе будет нетрудно уехать. Не стану устраивать сцен. Никаких упреков. Никакого… снобизма. Я даже отправлю тебя на самолете домой. Или поручу это кому-нибудь. Обещаю не давить на тебя. Но было бы ужасно обидно так и не узнать друг друга поближе, верно?
— Да.
Он улыбнулся.
— Тогда поцелуй меня. Скрепим печатью наш договор.
Она вновь ощутила тот странный трепет у себя внутри и вдруг оробела… Положив руки ему на плечи, она встала на цыпочки, прикоснулась губами к его губам.
Он дал ей пять секунд — пять секунд, чтобы она справилась с робостью… А потом, нежно прижав к себе, страстно ответил на ее поцелуй. На этот раз она едва не задохнулась от блаженства. В самом деле, за такого мужчину жизни не жаль. Нет, мысленно поправила она себя, с таким мужчиной рядом жизнь только начинается.