Тростинка дырявая так хороша: она дарит нам звуки прекрасные, голос колодца и ветра, которого нам не хватает. В этом выдохе — «ах» — утешение наше, восторг и улыбка. Но тот, кто дует в тростинку, становится некрасивым: щеки его надуваются, глаза его уменьшаются; оклик любви — он предназначен другим, других одаряют любовью, которую просит флейтист. И тогда, в припадке отчаяния, он швыряет тростинку в глубокую воду: озирается — нет никого. Наклоняется над колодцем и рассматривает себя, свое лицо одинокое, флейтой изрезанное лицо, которое в глубине вздрагивает, сверкая, как нож.