© Брайанна Рид, 2016

© Елизавета IlzeFalb Буланова, перевод, 2016

© Александр Скобельцев, дизайн обложки, 2016

ISBN 978-5-4474-4591-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

 

Предисловие

Прекрасно зная, что предисловие обычно мало кто читает, даже из самых верных друзей и поклонников, могу позволить себе чуть больше, чем люди, абсолютно уверенные в ценности каждого написанного и сказанного ими слова. Моя книга – лишь плод моей больной фантазии, и я надеюсь порадовать тех, кто так долго ждал ее, был неравнодушен к судьбе моих героев. Возможно, кто-то узнает в новелле себя. И тогда я скажу: «Да, ребята, это вы и есть».

Благодарю всех, кто поддерживал и продолжает поддерживать меня.

Приятного чтения, мои дорогие друзья!

 

Глава 1

Большой просторный зал. Снова много света и людей. Как угнетает большое количество лестниц и залов, ведущих в разные, не пересекающиеся друг с другом места! Не помогают даже баннеры и реклама. Битый час я стою и пытаюсь сориентироваться. Выставки, съезды, конференции… а вот и то, что мне нужно! Я подошла к стойке регистрации. За компьютером сидела эффектная брюнетка-вамп, плохо скрывшая насмешку при виде меня:

– Извините, вы ошиблись. Клуб в здании через дорогу, а здесь научная конференция.

– Я на конференцию кельтской лингвистики и мифологии.

– В самом деле?

– Да, в самом деле. Джинджер Руад.

– Знаете, за ирландку Вы бы еще сошли, но за ученую…

– Я – ирландка!

Не скрывая раздражения, я показала пропуск и паспорт. Вамп так внимательно всматривалась то в мое лицо, то в фото на удостоверении, что даже попыталась просмотреть его на свету.

– Лицо как будто ваше. Пожалуйста откиньте волосы назад, они закрывают скулы.

Я послушалась.

– Извините, мисс Руад. Проходите, вас ждут. Но вы так непохожи на свое фото…

Пропуская мимо ушей очередные советы причесок и макияжа, я прикрепила выданный бейдж, прошла в зал и двинулась к ряду кресел в поисках Джейн. Но она нашла меня сама, как обычно налетев сзади:

– Привет, Джинджер!

– Привет, Джейн. Кого-нибудь уже видела?

– Нет, пока никого. Народу много, а знакомых пока нет.

За моей спиной послышался неприятный женский голос:

– Девушка! Эй, Вы! Да-да, Вы, в клетчатой юбке выше колен!

Это было явно мне. Я обернулась:

– Слушаю?

– Что вы здесь делаете? Клуб через дорогу, а здесь научная конференция, – металлический голос принадлежал ухоженной немолодой даме с бейджем «Ладжина Лейн» на светло-серой кофте, – которая тут же осеклась, посмотрев на мой:

– Джинджер Руад? Вы? Это невозможно. Я знаю мисс Руад, она очень интересная и образованная дама. Это, должно быть, какая-то ошибка.

Я не сдержалась и хихикнула:

– Видите ли, мисс Лейн, мы с вами общались только по Интернету, и я даже не успела прислать вам фото, не говоря уже о том, что не виделись вживую. Если, конечно, вы помните такую мелочь как я. Это, наверное, трудно с высоты вашего авторитета.

– Что вы, мисс Руад, – столь же ледяным тоном ответила мисс Лейн, – я приехала послушать ваше сообщение специально. Надеюсь, оно того стоило.

Хорошенькое начало. Не успела приехать на конференцию, а отношения с будущим научным оппонентом не заладились с самой первой встречи. Но я предпочла не отвечать в том же ледяном тоне, а с вежливой улыбкой промолчала. Мы с Джейн прошли и сели в кресла поближе к кафедре, потому что я должна была выступать первой.

Началась конференция… и почему я не могу спокойно думать о предстоящем выступлении? Почему меня стало так волновать что думает обо мне человек, который по определению не уважает никого кроме себя? Хотя речь идет о теме, которой я посвящала все свое свободное время, забывая даже о Джейн, мне все равно стало не по себе, особенно под взглядом мисс Лейн, который я уловила, оглядываясь по сторонам. Чем дольше я сидела, слушая традиционные приветственные речи – неимоверно скучные и однотипные, к слову – тем сильнее нарастало мое волнение в мучительном ожидании. Наконец-то объявили мою тему доклада!

Преодолевая волнение, я выхожу к кафедре и начинаю:

– Здравствуйте! Рада приветствовать коллег, собравшихся в этом зале. Хочу предложить вам мою тему «Представления древних ирландцев о Вселенной и современные научные достижения».

Стоило мне вкратце осветить основные положения моей работы, как я услышала уже знакомый металлический голос:

– У вас очень интересная тема, мисс Руад. Но у меня есть вопрос: Вы хотите показать, что в древние времена люди ничем не отличались от нынешних, а наука не продвинулась ни на шаг или даже хуже – возвращается к тому, с чего начала? – мисс Лейн очень хотелось меня поддеть или подловить, это даже забавляло. Но нужно было немедленно что-то ответить и желательно в такой же едкой манере. Я постаралась максимально собраться с мыслями и выдала то, что думала:

– Что вы, мисс Лейн, как можно. Я очень уважаю науку, иначе она не была бы моей темой. Но моя цель, если вы слушаете что-то кроме своих априорных выводов, показать насколько интересно было интуитивное познание мира древних людей, и что современные научные изыскания только подтверждают наблюдательность и глубокое понимание окружающей природы нашими далекими предками. А выхолощенное наукообразие, за которым мы гоняемся, опасаясь обвинений в антинаучности и боясь прослыть несерьезными, мешает нам привносить ту живую творческую силу в науку, с которой начинали наши предки. Смотря на то, как мы спорим из-за правильности терминов, рассуждаем о точной дате наскальных рисунков и пытаясь отнести их к какой-либо художественной школе, могу сказать наверняка: те великие люди, жившие трудом и творчеством, вовсе не гордились бы своими чопорными и самоуверенными потомками. Именно это я хочу показать в своей работе. Если у кого-либо имеются ко мне еще вопросы, я с удовольствием на них отвечу. Если нет, разрешите мне откланяться.

Не увидев у находящихся в зале большого желания задавать мне дальнейшие вопросы, я вышла в холл. Через некоторое время меня догнала Джейн:

– О чем ты думаешь?! – накинулась она на меня.

– Говорю что думаю и думаю что говорю, – вспомнила я знаменитую фразу.

– Мисс Лейн тебя ведь со свету сживет. Ты же обвинила ее в наукообразии и бессодержательности. Я понимаю, что ты ничего не сказала напрямую о ней, но это было слишком очевидно.

– Я не боюсь, – это была правда: я действительно ничего уже не боялась, – если меня не сожрут, хорошо, а если сожрут – я смогу послать всех и заняться тем, чем давно хочу: исследованием сказок, съезжу на юг Ирландии. Давно хотела там побывать и увидеть воочию то, чем занимаюсь.

– Чем сейчас думаешь заняться? – спросила Джейн.

– Не знаю. Пойду домой, отдохну, почитаю книжку.

– Слушай, а может, выберемся сегодня в клуб?

– Зачем? Как будто ты не знаешь, как сильно я «люблю» клубы и тусовки.

– Ты же сама сказала, что хочешь собирать сказки, общаться с ирландцами и все такое.

– Да, но…

– Я познакомлю тебя с одним ирландцем. Он, как и ты, очень любит мифы и сказки, любит кельтскую символику и народную музыку.

Подобная рекомендация могла вызвать у меня только чувство иронии.

– Очередной «неодруид», который начитался фэнтези, и теперь одевается во все, на чем изображены листья?

– Нет, он действительно много всего знает и умеет. После концерта я вас познакомлю.

– После какого концерта?

– Увидишь, – хитро прищурилась Джейн, – Главное приходи. Иначе многое потеряешь.

Джейн назвала адрес здания, где находился клуб. Это было довольно далеко, но у меня не хватило сил однозначно отказать подруге.

Я пообещала подумать и отправилась домой, по дороге размышляя. Идти в клуб мне не хотелось: не мое это – слушать громкую музыку, которая пригодна только для пьяных танцев, вести разговоры «ни о чем», говорить фразы, в которые я не верю, чтобы произвести впечатление на людей, которые мне безразличны, чтобы они еще и видели меня не такой какая я на самом деле. И уж точно не могла понять как Джейн может вращаться в таком кругу и получать от этого удовольствие. Хотя, с другой стороны, я только что своими руками, возможно, испортила себе научную карьеру. Пожалуй, при всей моей нелюбви к алкоголю стоило бы послушать плохую музыку, хотя бы ненадолго забывшись в вине. Что со мной происходит? Это абсолютно не в моих правилах.

«Как, впрочем, и хамить научному оппоненту», – с горечью подумалось мне. Вот кто меня дергал за язык подкалывать мисс Лейн? В Интернете мы общались прекрасно. Все-таки произошедшее лишний раз подтверждает мое наблюдение, что люди слишком уж большое значение придают внешности, часто в ущерб внутреннему миру. Да какое там часто, почти всегда. Сколько раз мне приходилось видеть во время учебы в колледже как миловидным барышням ставили высокие оценки только чтобы их милые личики не опухали от слезок, и они продолжали бы поддерживать студенческий дух своей красотой и мотивацией. Как это забавно: я всегда презирала тупых красоток, которым все так легко достается в жизни лишь благодаря их первичным и вторичным половым признакам, а теперь мисс Лейн явно увидела во мне нечто, подобное им. Вот и говори теперь, что судьбы нет: поистине, мое отношение к людям ко мне же и возвратилось. Ладно, надеюсь, все обойдется и отношения с мисс Лейн наладятся. Она ведь сама сказала, что я «интересная и образованная дама». Хотя, как я понимаю, в ее представлении «интересная и образованная дама» – это непременно еще и некрасивая и неухоженная старая дева. Хотя о ней самой такого не скажешь: несмотря на возраст, она ухоженная, держится как придворная дама и наверняка в молодости была очень красивой. Неужели и я с возрастом буду такой? Впрочем, надо честно признать, я уже такая: даже сейчас свысока смотрю на молодых и красивых женщин. Но что делать, если ученые среди них попадаются редко, а своим поведением они сами провоцирует такое отношение к себе? На меня-то они смотрят свысока за то, что я не крашусь и не наряжаюсь для мужчин, люблю читать, а не смотреть реалити-шоу и сериалы для домохозяек, а слова о том, что у меня был единственный партнер в жизни, тем более вызывают смесь жалости и презрения.

Но сейчас об этом думать не очень-то хотелось. Меня сильно нервировало, что Джейн, возможно, пытается заочно свести меня с кем-то, кто по характеру больше подошел бы ей самой. Может быть это я стала слишком подозрительной и все действительно так, как она говорит. Но непростые отношения с бывшим мужем, закончившиеся еще не так давно, не позволяют мне спокойно смотреть на мужчин как на ученых, у которых нет мысли ко мне приставать. А Джейн отличается слишком большой жизнерадостностью, чтобы это понять. К тому же она никогда не была замужем и в отношении меня считает, что лучшее лекарство от любви – другая любовь. Сколько раз уже говорила ей, что если надо будет, обойдусь без сводничества! Если и в этот раз меня тащат на свидание, общение с Джейн ограничится только кафедрой. Хотя бы на некоторое время. И все же стоит проверить, вдруг я действительно найду какой-то интересный материал для своей работы? Ну, или даже можно просто отдохнуть после тяжелого, неудачного дня.

Кажется, в этот момент я поняла Джейн: как же ценно это ощущение «подумаю потом, а сейчас просто сделаю то, что хочу». Пожалуй, мне действительно стоит пойти развеяться. Может быть не так все плохо в этих клубах, как я себе представляю.

Однако я забыла важную вещь и поняла это только по возвращении домой. Как мне стоит одеться? Не спросила я Джейн, а стоило бы. Будет потеха, если у меня в таком дне будут спрашивать удостоверение и говорить как я должна одеваться. Плевать, оденусь как всегда: юбка-клеш в шотландку, белая майка и темный пиджак. Это меня еще никогда не подводило. Кроме, пожалуй, одного случая во время моей учебы, когда пожилая преподавательница не стала слушать мой доклад, сказав, что здесь колледж, а не панк-рок концерт и что стоило бы одеться скромнее. Ну, пожалуй, именно это для клуба и подойдет, если вызывает раздражение у почтенных ученых матрон.

 

Глава 2

А вот и клуб, о котором говорила Джейн. На вид приличное заведение, вот только ядовито-голубые неоновые вывески слишком уж красноречивы. Так и кричат: «Пей, спи с кем попало, умри никем!» Наверное, зря все-таки я сюда пришла, однако назад дороги нет. Согласилась на встречу, придется идти в клуб. Я попыталась пройти, открыв дверь, но тут активизировался охранник, до этого стоявший у входа как статуя:

– Девушка, к сожалению мест нет, – автоматическим голосом произнес он.

– Вы лжете! – завелась я. В другое время я не обратила бы внимания на такое рядовое хамство, но неудачная конференция и мысль о том, что Джейн ждет меня в клубе, а я не могу встретиться с ней, меня доконали.

– Девушка, мест нет. Я ничем не могу вам помочь.

– Да я просто жить не могу без вашего клуба, – попыталась я вложить побольше яда во фразу, – но у меня встреча с подругой, которая, возможно, уже там и я не могу ей позвонить, потому что из-за музыки не слышно звонка и…

– К сожалению я ничем не могу вам помочь. Придется подождать пока звонок смогут услышать или ваша подруга выйдет.

Я готова была просто свалить несчастного на пол и прорываться к Джейн с боем, чтобы вытащить ее из клуба и спокойно поговорить с ней на улице или дома, но на мое счастье она вышла сама. Я узнала ее только по лицу – ее облик изменился до неузнаваемости: обычный для блондинки Джейн конский хвост превратился в хаотичный начес, у глаз совершенно театральные стрелки, а по сравнению с ее прозрачным сиреневым платьем с блестками мой розовый пеньюар смотрелся бы как одежда монахини.

– Пропустите ее, пожалуйста – даже по-детски звонкий голос Джейн зазвучал как-то похотливо-хрипло, как у джазовых певиц, – это моя подруга.

В довершении всего Джейн показала прекрасную белоснежную улыбку. Меня пропустили, но мое настроение ни капли не улучшилось от этого. Джейн, поправив свои сбившиеся волосы в серебряных блестках, взяла меня за руку и повела в зал.

– Ну ты и нашла что надеть, Джинджер, – снова зазвенел ее голос, – ты ведь уже не на конференции.

– Прости, Джейн, – огрызнулась я, – как-то плохо осведомлена насчет клубных нарядов.

– Просто ты слишком хорошо одета, по-официальному: пиджак, юбка-миди. Пойми, люди ходят сюда развлекаться, а не одеваться.

– Такое внимание к одежде со стороны не имеющих вкуса охранников говорит об обратном. Умри, логика.

– А здесь никому и не важна логика, за это мне и нравится отдыхать здесь. Можно отдохнуть от науки и серьезной маски.

– А для меня это не маска, это моя настоящая личность. Мне не от чего отдыхать.

– Вот потому охранник и не пропустил тебя. Ты – человек-наука, никогда не выныриваешь из этого болота и это по тебе видно всегда, даже когда ты красиво одета. Но я не предлагаю тебе меняться в одночасье, тем более что мой друг, о котором я тебе говорила, пришел именно ради тебя. Подожди, я сейчас его приведу. Присядь пока.

Джейн указала мне на столик без свечей в стакане и без таблички, находящийся довольно близко к пустой сцене, а сама пошла в гущу танцующих, но не стала там задерживаться и, пройдя сквозь толпу, прошла к столику, стоявшему чуть поодаль от танцпола. За столиком сидел какой-то мужчина, насколько можно было судить о сидящем человеке, довольно высокого роста.

Джейн, присев, о чем-то заговорила с ним, показывая в мою сторону. Мужчина поправил длинные черные волосы и встал. Они вдвоем подошли ко мне. Мужчина действительно оказался высоким: на голову выше Джейн, которая и сама была далеко не Дюймовочкой – пять футов и девять дюймов.

– Джинджер, это мой старый друг Дэниел Фордж. Дэн, это моя подруга и коллега Джинджер Руад, – представила Джейн нас друг другу.

Я подала руку для рукопожатия:

– Очень приятно, мистер Фордж.

Мой новый знакомый вдруг наклонился и поцеловал тыльную сторону поданной руки. Надо же какой рыцарь, хм…

– И мне, миссис Руад, – прозвучал мне в ответ густой бархатный голос.

– Мисс, – поправила я, и предложила, – Садитесь.

Мы с Джейн уселись, а мистер Фордж по очереди подвинул наши стулья поближе к столу, после чего сел сам. Признаться, так не делал никто из моих знакомых мужчин и это меня несколько удивило. Откуда он взялся такой, словно из романов галантного века?

– Джинджер, – деловым тоном начала Джейн, – после конференции в нашем с тобой разговоре ты рассказывала, что хочешь основательнее заняться фольклором, попутешествовать по стране. Дэн очень хотел бы помочь тебе с материалом. Мы с ним, кстати, в колледже писали вместе научные статьи, когда были в группе по религиоведению. Так что он отличный соавтор.

– Не надо, Джейн, – по-видимому смутился «Дэн», – это было давно, да и как автор я ничего не стою, но со сбором материала помочь мог бы. Только поэтому я хороший соавтор.

– Спасибо, – ответила я, желая прекратить этот вечер комплиментов и ложной скромности, – со сбором материала я прекрасно справлюсь сама. Единственное, чего бы мне хотелось, это общаться с живыми людьми, слушать мифы и легенды из первых рук. А мистер Фордж, как я понимаю, такой же ученый, как и мы с тобой. Кстати, вас на самом деле так зовут? Уж очень это имя смахивает на псевдоним.

– Это имя отражает мою сущность, так что в каком-то смысле оно настоящее.

Я хмыкнула, демонстрируя, что подобный высокопарный слог не способен произвести на меня впечатление. Однако мой новый знакомый продолжил:

– Я действительно простой ученый, который вынужден изучать историю и мифологию по сохранившимся посудинам, сказкам и преданиям, читать монографии и статьи, но все же я с детства питал неподдельный интерес к культуре своих предков, кельтов. Со временем я узнал, что среди моих предков кого только нет – ирландцы, валлийцы, цорнцы, ольстерцы и много кого еще. Хотя сам я считаю себя ирландцем.

Мне стало не по себе от такого сеанса самолюбования. Можно подумать, что этот человек кому-то дает здесь интервью, хотя никто его не спрашивал о предках, а биографические данные (в том числе детство) – вообще последнее, что мне хочется узнать от незнакомого человека.

– Понимаю, – съязвила я, чтобы как-то осадить это импровизированное интервью, – по паспорту у вас одна национальность, в душе – другая, в генах – третья.

Ну и что же вы на это скажете, мистер Самопровозглашенное светило науки?

– Нет, Джинджер… вы позволите вас так называть?

– Не позволю. Джинджер я для Джейн и родителей. Моя фамилия Руад.

– Джинджер, какая муха тебя укусила? – отважилась подать голос Джейн, но я посмотрела на нее, давая понять, что в нашу словесную дуэль вмешиваться не приходится. Тем временем мой собеседник продолжил, на удивление миролюбиво:

– Миссис Руад…

– Мисс! – напомнила я.

– Прошу прощения. Итак, мисс Руад, о своей национальной принадлежности я сказал просто так, чтобы проиллюстрировать свой интерес к древней кельтской культуре. На самом же деле я подвожу разговор к тому, что мы с вами – если вы, конечно, не возражаете – могли бы прекрасно поработать вместе, Джейн сама сказала, что вы ищете тему, касающуюся мифов, сказок и легенд. А это мой конек, я очень люблю связанные с этим темы.

– А еще у вас богатый внутренний мир, понимаю. У меня тоже, к слову сказать.

Как же он надоел! То он «питал неподдельный интерес», то «это его конек». Дальше что? Сказал бы уже прямо: «Я все знаю о кельтской культуре, а вы тут все так, погулять вышли». Небось еще и удивляется про себя, что женщина умеет читать, писать и – о, Боже! – знает, что такое кельтская мифология. Прекрасно знаю такой тип самоуверенных ученых мужчин. Они любят красивых женщин как красивую игрушку, а умных женщин – как диковинную зверушку вроде говорящего попугая или делающей трюк обезьянки: «Смотрите, это умная женщина, она может не только красить губы, но и знает несколько умных слов – „мифология“, „этногенез“, „ареал“, как необычно и удивительно!»

Бархатный голос снова зазвучал миролюбиво:

– Я не сомневаюсь в богатстве вашего внутреннего мира, мисс Руад. Иначе я не просил бы Джейн о встрече с вами. А сегодня днем она как раз сказала мне, что вы занимаетесь той же темой, что и я. Думаю, мы могли бы сработаться.

– Знаете, мистер Фордж, – я пыталась как можно вежливее отшить непрошеного коллегу, навязывающегося мне в соавторы, – я предпочитаю работать одна или с Джейн. За время учебы и работы у нас сложился в некотором роде женский тандем, мы две сильные независимые женщины.

Он улыбнулся, как мне показалось, несколько снисходительно, что разозлило меня еще больше:

– Даже самые сильные и независимые женщины, как показывает практика, в жизни часто не могут обойтись без мужчины, как и наоборот.

Ну конечно, мистер Фордж, я, разведенная, окунувшаяся в науку женщина, которую не предавала только верная подруга, действительно не могу без мужчины. Как же вы бесите!

– Не могу с вами согласиться, мистер Фордж. Мне было бы интересно с вами работать, знай вы действительно что-нибудь уникальное, чего не знаю я. Но никто не разбирается в теме сказок, мифов и легенд лучше меня, и мне не нужна помощь, вы вряд ли меня чем-то удивите.

– Мы столько времени с вами говорим, мисс Руад, но я все еще не знаю какая конкретно тема интересует вас и чем именно вы сейчас занимаетесь.

– Что ж, если вам так интересно, я специализируюсь на древней истории кельтских племен, их бытовой культуре и политическом развитии. Потому что для меня это очень животрепещущая тема, хотя английские преподаватели всегда старались внушить мне, что это блажь и заниматься следует политической историей Великобритании. Признаться, история мелкобританской империи мне надоела еще в школе и куда больше мне нравится заниматься культурой кельтских народов вне зависимости от того, насколько велик их вклад в общую британскую культуру, намного любопытнее изучать нравы этих гордых людей и то, что двигало их поступками – их картину мира, в которую входит и мифология.

– А какая тема вам близка больше всего?

– Трудно так сразу сказать. Вообще, мне очень близка теория Рогатого божества, ведь Цернунн, изображение которого так часто встречается на разной утвари, одежде и других повседневных вещах, прямой «потомок» рогатого бога Старой Европы, вспомните, к примеру, еще о греческом Зевсе, похитившем Европу, и сразу поймете почему в европейском сознании сохранилось столько рогатых богов, а Цернунн и вовсе по самым прямым признаком является шаманом, одна его шапка прямо-таки кричит об этом.

– Романтичная теория, мисс Руад, но я тоже читал Маргарет Мюррей и ее мысли, несмотря на заманчивость и красоту, не имеют под собой оснований. Во всяком случае куда меньше, чем вам хотелось бы. Неужели вы всерьез предполагаете, что демонические изображения, за которые в средние века инквизиция могла отправить в лапы светского суда – а вы не хуже меня знаете, что это означало костер – представляли собой древний культ рогатых богов? Может быть и современные максималисты, именующие себя сатанистами, на самом деле поклоняются Цернунну или Триединой богине? Просветите, мисс Руад.

– Это, уважаемый мистер Фордж, в научном мире у цивилизованных людей, если вы слышали, называется «некорректная аналогия». Я согласна, что у Мюррей есть очень странные выводы о ведьмах и об инквизиции, именно поэтому ее труды не получили должной поддержки в научном мире. Но стоит отделять объективные факты от авторских выводов: в целом Мюррей права – есть основания полагать, что когда-то у индоевропейских народов был пранарод с набором богов и единой мифологической системой. Посмотрите сами сколько общего в европейских языках, в мифах.

– Знаете, есть очень простая теория, объясняющая очень многое: всю историю люди из разных стран контактировали друг с другом и конечно же переняли очень и очень многое, ведь не все жили в изоляции.

– Но как объяснить, мистер Фордж, что не только индоевропейцы, но и на первый взгляд не имеющие к ним никакого отношения народы, реликтовые племена, имеют те же представления о мире, что и наши «цивилизованные» люди?

– Давайте поговорим об этом позже, мисс Руад, – вдруг словно подскочил мой непрошеный оппонент, – я должен отойти… по делам. А когда вернусь, почту за честь продолжить нашу научную дискуссию.

Он ушел куда-то в зал, а я ликовала:

– Вот видишь кого ты мне сватаешь, Джейн! Твой хваленый ученый ирландец даже не может грамотно провалить дискуссию. «Отойду по делам, мисс Руад», «почту за честь, мисс Руад», – упиваясь своей победой, я безжалостно передразнивала его самоуверенную и спокойную манеру разговора, – стоило бы честно сказать: «Я пускаю пыль в глаза, но когда у меня это не получается, я убегаю с позором».

– Смотри, Джинджер… – Джейн несмело оборвала мой победный спич и показала куда-то позади меня.

То, что я увидела, в мгновение убило все мое злорадство: наш спутник, оказывается, не позорно покинул поле словесной битвы и даже не просто ушел подышать воздухом, а вышел на сцену. Получается, у него и правда не оставалось времени на споры. Выходит, он мог бы победить меня. Да что же за день сегодня такой! Одно унижение! Не желая обсуждать свой позор с Джейн, я обратила все свое внимание на происходящее на сцене: три человека, того же типа, что и мой новый знакомый, занимались настройкой инструментов, мистер Фордж взял в руки микрофон, обращаясь к кому-то около сцены, спросил хорошо ли его слышно, затем взял ноту. Тут же несколько девиц, стоящих вблизи сцены, истерично завопили. Какая пошлость! Еще с тех времен, как я сама причисляла себя к неформалам, подобный тип поклонниц – «группи» – меня безумно раздражал. Возможно потому что я втайне завидовала их умению находить общий язык с моими кумирами и одновременно их не заботили последствия такого образа жизни: они просто брали то, что хотели и давали то, чего хотели от них. Разумно и практично, если рассуждать трезво. Чего я, собственно, ожидала, придя в такое место? Глупо возмущаться, что у здешней публики отсутствуют какие бы то ни было моральные нормы. Не всем достаточно просто наслаждаться музыкой, кому-то требуется непременно связать личность творца с его творением и брать энергию и вдохновение не только из его произведений, но и напрямую, из него самого. Вампиризм от искусства, иначе не скажешь.

Спустя несколько минут начался концерт – судя по всему тот, о котором говорила Джейн – надо было отдать моему навязавшемуся оппоненту должное, он оказался разносторонней личностью: похоже, он не только кое-что понимает в науке, но и довольно неплохо поет. Решив получить хоть какое-то удовольствие от навязанного мне вечера в клубе, я купила нам с Джейн выпить и, расслабившись (насколько это возможно), расположилась за столиком, слушая песни группы. Я не спросила названия, но с некоторым трудом на барабане можно было прочитать стилизованную под древность надпись на гэльском, переводившуюся как «Древо друида». Боже, как пафосно! К тому же рисунок на том же барабане – по-видимому символ группы – вызывал недвусмысленные ассоциации: два желудя с приподнятым дубовым листом И ведь люди это смотрят и слушают. Слушают… Тем временем я незаметно для себя прислушалась к пению и музыке.

Раньше мне не доводилось слышать ничего подобного. Я еще не могла понять понравилось мне или нет, но это явно было что-то необычное, с трудом относящееся к какому-либо определенному стилю. Что-то тягучее, чувственное, полное первобытной силы, но облаченное в цивилизованные одежды пианинной музыки. А голос…

– Нравится как поет Дэниел?

Вопрос подруги вывел меня из легкого транса:

– А?

– Спрашиваю, нравится как поет Дэниел? Впрочем, можешь не отвечать. Понятно и так, – улыбнулась она.

«Понятно и так» снова вывело меня из только-только наладившегося относительного душевного равновесия: терпеть не могу, когда за меня читают мысли, которых у меня нет, да еще и ехидничают. Но послать Джейн куда подальше я не могла – она ведь не знала, что ее друг и соавтор будет таким позером, вполне возможно, что с ней он другой.

– Пойдем танцевать, – предложила я.

Джейн согласилась, удивляясь моему желанию. Мы вышли на танцпол и я как умела дергала в такт руками и поворачивалась то к Джейн, то к сцене. И в один из таких моментов я заметила как вокалист, глядя исподлобья в мою сторону, изображает мерзкий оскал, который явно считал соблазнительным. И тут у меня возникла идиотская мысль, вспыхнувшая как молния, за долю секунды, и почему-то я повиновалась внезапному порыву: резко повернувшись к Джейн, я схватила ее за плечи и, обняв, поцеловала ее в губы. С языком. Долгим поцелуем. Сама не понимая зачем. Я буквально затылком чувствовала, что мистер женоненавистник все видит и этот взгляд обжигал и выводил из себя. Ну я вам покажу, мистер Фордж, как женщины не могут обходиться без мужчин. Что вы скажете, когда увидите, что флиртовали с лесбиянкой?

– Джинджер… что с тобой? – спросила растерянная Джейн, – мы с тобой дружим очень давно, но… я не предполагала… извини, я, кажется, вспомнила, что должна позвонить родителям, что они скажут, если я останусь здесь допоздна?

Джейн быстрым шагом двинулась к выходу из клуба. Ну кого она хотела обмануть? Мы общаемся давно, ходим друг к другу в гости, и я прекрасно знала, что она живет отдельно. Кажется, я сильно ее напугала, так, что она даже не смогла придумать что-то более или менее правдоподобное. Какая же я тварь – так использовать лучшую подругу ради какого-то тщеславия! Однако сделанного не вернуть, завтра придется звонить ей и объясняться.

Растерянно оглядываясь по сторонам в поисках Джейн – все еще надеясь догнать ее и попросить прощения – я поймала на себе взгляд Мистера Самоуверенность. Прекрасно: хотела подколоть его мужское самолюбие, а подколола сама себя. Нужно срочно покинуть клуб, пока надо мной еще кто-нибудь не посмеялся.

Я пулей вылетела из здания клуба, умудрившись задеть локтем охранника. Со злости, вызванной болью в локте, я сильно отпихнула его и пошла прямо на автобусную остановку.

Идиотка! Надо было сбегать раньше: ведь уже была глубокая ночь и автобусов не было. Конечно можно было вызвать такси или подождать ночной транспорт, но, несмотря на весну, было довольно холодно и ждать не очень-то хотелось. И к тому же меня словно жгло изнутри при осознании моего позора за сегодняшний день. Дважды пережитого позора: ссоры на конференции и провального диспута в клубе. Да я сейчас пойду пешком через весь город к своему дому, даже если мне где-нибудь дадут дубиной по голове и попытаются ограбить. Отнимать у меня было нечего, а смерть лучше, чем переживать позор за позором. А если меня… нет, надо искать какой-то другой выход.

– Господи, что же делать?! – почти взвыла я в ночную пустоту, – не возвращаться же в клуб, где этот самодовольный болван!

– Могу ли я помочь независимой и самостоятельной ученой леди? – послышался за моей спиной ровный низкий голос, да так неожиданно, что я чуть не подскочила на месте от испуга.

Это был тот самый «самодовольный болван». По-видимому, он вышел из клуба после окончания концерта. В его голосе отчетливо слышалась смесь сарказма и сочувствия.

 

Глава 3

– Да, конечно, я не независимая и не самостоятельная и вообще сплю и вижу как бы попасть в рабство мужчине, – с не меньшим сарказмом огрызнулась я, – даже не могу плоды своего труда отстоять перед первым встречным. Смейтесь сколько угодно, мне уже все равно, мистер Фордж.

Как мне показалось, надменность «болвана» несколько сдулась и он даже слегка растерялся:

– Мисс Руад, у меня и в мыслях не было смеяться над вами, особенно в такой ситуации. Я прекрасно помню времена, когда после поздних концертов нам с ребятами приходилось ночевать прямо в клубе, спрятавшись от охраны в туалете. Представляете, в одной кабинке располагался я на своей куртке, в другой – Фил, в третьей – Пол, в четвертой – Грег, – он рассмеялся, судя по всему вызвав в памяти эту картину, но сразу посерьезнел, – и мне бы не хотелось, чтобы у такой очаровательной девушки как вы повторились бы мои проблемы. Открою вам тайну: ночевать в туалете – не самое приятное занятие.

– Догадываюсь, – ответила я, пытаясь говорить холодно, но мысль о том, что этот высокомерный тип ночевал в туалете, да еще не стесняется говорить об этом – настолько, похоже, уверен в себе – немного расположила меня к общению с ним, – однако, как вы хотите мне помочь? Пригласить к себе? Простите, но это не для меня. То, что я однажды сходила в такой мерзкий клуб, еще ни о чем не говорит, меня почти насильно затащила туда Джейн.

– О, да! Джейн всегда добивается своего, особенно в заботе о ближнем, – мой собеседник рассмеялся в голос, – и частенько может перестараться.

Его смех звучал так же низко, как и обычный голос, которым он говорил. Можно было подумать, что смеется какой-нибудь отрицательный персонаж из старых фильмов, но его смех был лишен этой злорадной нотки, скорее это был смех уставшего и желающего дать выход своим эмоциям человека. Что ж, все не так плохо – он тоже может быть настоящим, не позером.

– Согласна, я знаю Джейн еще с колледжа, – против воли я тоже улыбнулась, – но все же это не ответ на мой вопрос.

– Я лишь хотел подвезти вас на машине, потому что общественный транспорт здесь просто ужасен: вы можете прождать до раннего утра.

– Мне казалось, что крутые музыканты вроде вас ездят на мотоциклах.

Мой собеседник хохотнул, но ничего не ответил, просто подошел, открыв дверь и жестом пригласив сесть на переднее сиденье.

– Вообще-то я не сажусь в машину к первым встречным, даже если у них благородные намерения, – ответила я, стараясь быть как можно спокойнее.

– Но я не первый встречный. Ведь мы оба хорошо знаем Джейн. И думаю, у нее нет знакомых маньяков. Строго говоря, я тоже иду на определенный риск, приглашая подвезти вас – может быть вы профессиональный киллер, который может надавить на сонную артерию и мгновенно убить меня, может быть вы украдете мой кошелек, пока отвернусь, может…

– Все-все, я поняла. Видимо придется поверить вам на слово, как вы верите мне.

– Садитесь, мисс Руад.

Он подошел к какой-то неподалеку стоящей машине с открытым верхом. Она не была похожа ни на одну известную модель. Впрочем, мне модели машин неизвестны вообще. По приглашению я села на переднее сидение, сказав где я живу. Мой назойливый спаситель покачал головой:

– Путь неблизкий, а вы хотели ждать автобуса или идти пешком. Хорошо, что я подвернулся.

Мы ехали. Я молчала, не зная что сказать кроме «спасибо что подвезли», но пока мы не приехали это было явно преждевременно.

– Мисс Руад…

– Джинджер, – вздохнула я, – если уж я у вас в долгу.

– Ну, тогда и я – Дэниел, – по-прежнему спокойно ответил мой собеседник.

И что меня дернуло так ответить? Хотя, если подумать, я действительно у него в долгу. Было бы глупо заставлять его обращаться ко мне как к жене лорда. Он – Дэниел, я – Джинджер.

– Хорошо… э-э-э… Дэниел.

Мы снова замолчали. Молчание стало напряженным, но мне действительно было нечего сказать. Я с напряжением начала рассматривать ночной город: и о чем столько рок- и поп-песен? Город как город, никакого очарования ночной жизни я не вижу: ну огни, ну вывески, ну темнота. Страшно, что тебя убьют и ограбят, а не романтично. Люди тоже не блещут каким-то очарованием: всего лишь кучки идиотов собираются в тех местах, где им после тяжелого дня, когда – о, Боже! – заставляют работать, наконец-то будет позволено предаться пороку. Вот и все очарование: ночь позволяет делать намного больше. Возможно в этом данная «романтика» и заключается.

Я украдкой взглянула на Дэниела: он вел машину вовсе не как типичный любитель наслаждаться жизнью, впечатление которого он поначалу на меня произвел, а неспешно (видимо боясь в темноте не разглядеть пешеходов или препятствия), аккуратно. На дорогу он смотрел серьезно и сосредоточенно. При свете фар и луны его глаза, казавшиеся в клубе голубыми, теперь приобрели зеленоватый оттенок. Он поймал на себе мой взгляд и его, похоже, это насмешило. Я попыталась сделать вид, что посмотрела на него нечаянно и снова отвернулась. Мне стало неловко.

Похоже Дэниелу тоже стало неловко и он начал с типичной светской беседы:

– А вы давно живете в этом городе, Джинджер?

– Очень давно. С самого рождения. А вы?

– Недавно приехал. Учился в школе и колледже в Дублине, там же получил место ассистента, но не сложилось общение на кафедре. Потом переехал с матерью сюда.

– Вы живете с матерью? – я честно старалась скрыть усмешку, представляя, что такой высокий мужественный человек, фигурой похожий на бодибилдера, живет с матерью как неуверенный в себе подросток.

– Нет, у меня есть что-то вроде квартиры. Обычно я живу там, когда занят группой. Часто мы проводим там дни напролет вместе с ребятами, а когда работа идет тяжело – и ночи тоже.

– Я живу одна. У меня есть родители, но я предпочитаю жить отдельно. Их забота на меня очень давила.

– Вы счастливая, смогли уехать, – словно вырвалось у Дэниела, но он как-то резко осекся, прикрыв указательным пальцем тонкие губы. Я не стала спрашивать почему. В конце концов какое мое дело до его семьи? Захочет – расскажет, не захочет – значит мне незачем знать.

– Не знаю. Все же иной раз мне их очень не хватает. Но когда я вспоминаю детство, это излечивает меня от ностальгии. Теперь живу без родителей, но Джейн, несмотря на то, что младше меня, заняла нишу старшей сестры: постоянно пытается меня куда-то вытащить, как сегодня в клуб, наладить мою личную жизнь, особенно после развода. Я ведь говорила ей, что не время, мне нужно отдохнуть от всего этого. Но нет. «Джинджер, ты должна развлекаться, тебе нужен мужчина, от секса повышается IQ и здоровье», – передразнивала я звонкий голос Джейн.

Дэниел снова засмеялся своим низким, густым смехом:

– Вы правы. Джейн прекрасная девушка, но ее так много, что я не выдержал бы с ней ничего кроме соавторства.

– А вы разве не встречаетесь? – зачем-то спросила я.

Дэниел остановил машину – как я потом поняла, чтобы не потерять управление – и, навалившись корпусом на руль, расхохотался как мальчишка.

– Встречаться с Джейн?.. Вы шутите, Джинджер!.. У меня есть одна мама, зачем мне вторая?… – почти задыхаясь, еле произносил он.

Отсмеявшись, Дэниел снова завел машину и мы поехали дальше, все также неспешно и аккуратно. Машина ехала так тихо, что можно было уловить уханье сов и пение каких-то ночных птиц.

– Джинджер, а чем вы занимаетесь?

– По-моему Джейн вам объяснила: занимаюсь сравнительной мифологией, семиотикой.

– Да, я это понял. Но я слышал от нее же, что вы хотите заняться чем-то другим, не тем, над чем в данный момент работаете.

– Все верно. Мне хочется поплотнее заняться сказками и мифами. Но мне недостаточно сидеть за учебниками, статьями и источниками. Все-таки устное творчество может считаться достоверным материалом только тогда, когда идет из первых рук. А древних ирландцев сейчас не встретишь. Лишь одна надежда у меня есть – съездить в деревню или маленький город, где народное сознание еще не задавлено телевидением, Интернетом, гедонизмом и излишним науковерием. Иногда даже современное народное творчество может обнаружить интереснейшие отголоски древности, особенно если это пожилые люди. У них даже совершенно другой язык, старое – в хорошем смысле – представление о мире. А вы, Дэниел, уж простите, не в обиду, но вы такой же ученый как я или Джейн, отравленный науковерием, научными школами, которые не ищут истину, а подминают факты под себя, под свои теории, а если факты мешают, то игнорируют их или просто идут на подлость – обвиняют оппонентов в фантазировании, ненаучности, а то и вовсе грязно дискутируют, цепляясь к словам и требуя выхолощенных терминов. Мне нужна душа, живая творческая сила и энергия. А меня никто не понимает, даже Джейн. Однако хоть немного я сегодня поквиталась с моим научным оппонентом – мисс Лейн. Она очевидно не самый чистый на руку ученый, да и конференция прошла как-то унизительно. Но все же я сказала то, что думаю об этом ущербном и вредоносном официозе в науке.

– Я знаю, мисс… то есть Джинджер. Я в курсе.

Я почувствовала, что снова «завожусь»:

– Вот Джейн-мисс-Язык-без-Костей! Ни о чем не может умолчать. А вы, мистер Фордж, хороши. Выходит, понимали в клубе как я себя чувствую, если слышали о моем позоре, и так унизили меня перед Джейн!

– Дэниел, – мягко напомнил собеседник, – и я не хотел вас унижать. Просто так получилось, что мы придерживаемся разных теорий. Ни вы ни я не можем утверждать, что именно моя или ваша точка зрения истинна. И уж тем более я не думал, что наш разговор зайдет в такое неправильное русло. Понимаете, мой интерес не совсем научного характера. Хотя и связан с мифологией, традициями и сказками.

– Это любопытно, – попыталась я изобразить деловой тон.

– Как вы, наверное, уже поняли, я музыкант. Я интересуюсь мифологией лишь потому, что она подсказывает мне темы для творчества. И мне очень хотелось найти кого-нибудь, кто разделяет мой интерес кельтской и германской мифологией. Джейн хороший соавтор, но в творчестве она мне не поможет. А мне хочется просто пообщаться с адекватным человеком.

– Но почему-то общаетесь об этом именно с женщинами, а не с учеными мужчинами, почему бы?

– Актеры мне не нужны, я и ребята из группы всегда играем мужские роли в клипах.

– Не поняла. Причем тут это?

– Вот мы и подошли к самому главному. Мне нужна интересующаяся мифологией женщина, которую я мог бы пригласить сняться на обложку для нашего альбома. И, надеюсь, в качестве актрисы для клипа. Мне кажется, люди всегда в связи со своими увлечениями ведут себя совершенно определенным образом и девушка, интересующаяся сюжетами, связанными с богиней Морриган, понимающая мотивы ее поступков, почти наверняка сможет войти в ее образ. Именно о ней я написал текст и мы с группой хотим снять клип на песню, если получится.

– Но почему нельзя было просто обратиться в модельное агентство или актерскую студию? Они все сделают профессионально, ведь они этим живут. Зачем вам нужно непременно «снять» кого-то?

– Изображаемых тобой героев нужно уметь чувствовать изнутри, жить образом этого героя, а модели и актрисы, будучи не в теме, недостоверны даже если их идеально загримировать и заставить выучить эпос наизусть и работать с ними по системе Станиславского. Они-то как раз не живут этим. Играют вроде хорошо, а в глазах ясно прочитывается: «Когда же это закончится, мне выдадут гонорар и я снова поеду к своему сто двадцать пятому бойфренду кататься на яхте?»

«Зло, но справедливо», – отметила я про себя. Он не лишен чувства юмора, это хорошо.

– А, так вы хотите не тратить денег, а найти бесплатную энтузиастку? Иными словами, элитные проститутки вам не нужны, а хочется бесплатную шлюху?.. в творческом смысле, – какая-то злость и ирония меня по инерции еще преследовали, но я понимала, что на этот раз «завелась» зря. Однако что-то не понравилось мне в этих словах, такое отношение к женщинам просто возмутительно!

– Нет, мисс Руад, вы меня неправильно поняли. Мне хочется найти такого же ненормального, который загорелся бы этой идеей как мы с группой. Хотя, – чуть призадумавшись, Дэниел продолжил, – экономия денег тоже не помешает. Не верьте слухам, что рок-звезды только и делают, что нюхают кокаин и разбивают на сцене дорогие гитары. Иной раз даже на приличный номер в отеле не хватает.

– Честно говоря, я так и не думала. Не стоит меня недооценивать и считать конформистом и цивилом только из-за моей одежды и работы. Я была замужем за рок-музыкантом, пусть и не очень известным. Правда ничем хорошим это не кончилось. Поэтому я давно и бесповоротно одна и предпочитаю быть «мисс», чтобы вырвать этот гадкий период из своей жизни.

– Значит знаете нашу кухню, – полувопросительно произнес Дэниел, слегка улыбнувшись.

– Кое-что знаю, – подтвердила я.

– А вы?

– Что «я»?

– Вы когда-нибудь были моделью?

– Боже упаси, нет! В мыслях не было заниматься столь недостойным делом.

– Почему? Вы так прекрасно выглядите. Вы молодая и очень красивая женщина. У вас милое, нежное лицо, естественное как на картинах прерафаэлитов с выразительными ореховыми глазами и стройная фигура как в пор… модных журналах. Вы очень похожи на Морриган как я ее представляю. Точнее на ее ипостась – рыжую воинственную Маху. Не только волосами, но и выправкой, даже, может быть, характером.

– Вот этой своей оговоркой вы и подтвердили мою правоту. Меня всегда возмущало как мужчины в нашем обществе относятся к женщинам. Не понимаю почему мне должно льстить сравнение с тупыми моделями и актрисами. И то в лучшем случае. Обычно думают, что с такой грудью я не могу быть никем кроме как порноактрисой. Или хотя бы моделью бюстгальтеров. Не поймите меня неправильно, я не больная феминистка вроде Валери Соланис и никогда ничего не делала специально назло мужчинам. Наука меня интересовала с детства, когда я читала книги из домашней библиотеки родителей, и окружающих умиляло, что я интересуюсь чтением и знаю умные слова. Но когда я начала превращаться в девушку, меня все больше и больше стало раздражать это «ты же девушка, тебе замуж выходить», «как ты живешь без секса», «ты красивая, а я еще лучше, почему бы нам не переспать». И тогда я подумала, что было бы прекрасно доказать другим и самой себе, что женщины могут прославиться не только красотой и сексуальностью. Меня в старших классах и в колледже даже приглашали в модельные школы. Но меня это не интересовало.

– Джинджер, вы все же недооцениваете силу перемены образа. Вы говорите о живой творческой силе, а сами заперлись в науке, в своих книгах и собственных мыслях, а не допускаете такого естественного желания выразить себя в игре. Ведь это самое древнее, самое сильное выражение религиозных практик. Танцы и игра в маски – что может быть сильнее в своей эмоциональности? Вы любите рок, значит вы любите древний шаманизм и его отголоски в современной культуре. У вас большой потенциал, Джинджер. Не зарывайте талант в землю, это большой грех.

На моих глазах надменный ученый превратился в того, кем был на сцене – вдохновленного музыканта и оратора. Даже в глазах появился какой-то особый блеск, что на фоне темноты вокруг смотрелось необычно, по-мистически, как в триллерах. А настигнувший нас порыв ветра, растрепав его длинные до спины черные волосы, казалось, на мгновение преобразил его в древнего шамана. Что за галлюцинации у меня?

– Знаете, Дэниел, вы, возможно, правы. Я согласна попробовать. Но пока только попробовать. Больше ничего вам не обещаю. Кстати, мы уже приехали.

– Поэтому я и остановился.

Только после этих слов я осознала, что машина стоит уже давно, а мы напротив моего дома. Но мы продолжали разговаривать, уже выйдя из машины, у порога.

– Так все же, – упорствовал Дэниел, – встретимся у меня? Посмотрите как мы работаем, послушаете музыку, чтобы быть в курсе, если захотите, сделаем фотопробы.

– Пожалуй, встретимся.

– Давайте в субботу днем?

– Это ведь уже завтра.

– Да, именно так. Пока это у меня единственный точно свободный день. Ну так как вы?

– Согласна.

– Я вам позвоню.

Мы обменялись телефонами.

– Вам холодно, Джинджер? Хотите укрыться моей курткой?

Дэниел уже приготовился снимать свою кожаную куртку, цепи на ней зазвенели. Но я отказалась:

– Спасибо, Дэниел. Но в этом нет нужды. Мы уже подъехали к дому, а «забывать» у меня свою куртку у вас нет необходимости: ведь мы уже договорились о встрече, не будем создавать искусственный повод как в плохих мелодрамах.

Дэниел улыбнулся и невероятно легким для его мощной комплекции шагом отправился к машине. А я зашла в дом.

 

Глава 4

Как приятно вернуться домой! Я скинула убийственные туфли на платформе и села на мягкий диван в гостиной. Наконец-то можно расслабиться. Я попыталась подумать о чем-нибудь приятном вроде солнечных сельских пейзажей или скандинавских фьордов, но как назло мрачные мысли накинулись на меня во всей своей красе. Что можно сказать о вечере? Неоднозначный получился вечерок, как и день в целом: ссора с влиятельной мисс Лейн, которая, скорее всего, после моей выходки не даст мне спокойно написать ни одной работы, непонятное, почти случайное знакомство со странным ирландцем, при внешности которого можно сниматься в фильмах ужасов в роли аристократичного вампира. Пришедшим мне на помощь, надо честно признать, хотя и несколько бесцеремонным.

Никогда мне не внушал доверие такой тип мужчин: есть в этой якобы типично ирландской (а по-моему – скорее испанской) внешности – черных волосах и голубых глазах – что-то магнетическое и одновременное мрачное, пугающее. Для мрачной готической музыки, которую он играет, впрочем, самое то. Странный он: начал с науки, закончил музыкой и предложением поработать моделью. Однако, кто знает? Может он и прав и это действительно мой шанс почувствовать себя кем-то. Я ощутила острую необходимость хоть чуть-чуть отдохнуть от этой околонаучной атмосферы университета, профессоров и ассистентов, от всего, чем я жила последние несколько лет. В конце концов сама хотела творческой энергии и нестандартного подхода.

Логичнее всего было бы после такого трудного вечера – точнее, вечера и ночи – просто лечь в постель отдохнуть. Но мне не спалось. Надо же было так сесть в лужу перед таким поверхностным типом! Придется освежить свои знания мифологии.

Я взяла с полки у дивана две свои любимые книги – «Древнюю историю Ирландии» О'Карри и «Книгу захвата Ирландии». Я знала их наизусть, но все же села перечитывать. Только бы ничего не перепутать и не забыть, если снова разговор пойдет о мифах, богах и богинях.

Я усмехнулась. Как он там сказал? «Вы похожи на Морриган, как я себе ее представляю, на ее ипостась – Маху». Ха! Я похожа на Морриган! Хотела бы я так же расправляться с неверными возлюбленными!

Морриган… Маха… Кухулин… как же я устала!..

Я проснулась прямо на диване и в той же одежде, в которой была в клубе, а на полу рядом с диваном валялись раскрытые книги. Я что, уснула? Прямо так? Какой позор для меня – уснуть за книгами. Мне казалось, я не так уж и много выпила, да и усталость была не такой сильной.

Кошмар! Бедная Джейн! Представляю что она теперь обо мне думает! Ладно, объяснениями займусь позднее.

Только после пары секунд размышлений я осознала что меня разбудило: на журнальном столике у дивана трезвонил телефон. Я сняла трубку:

– Слушаю!

– Здравствуйте, Джинджер! Это Дэниел, – на том конце послышался уже знакомый мне низкий голос, – вы не передумали?

– Нет, – ответила я, собираясь с мыслями, – не передумала. Но есть одно «но». Телефонами мы вчера обменялись, а адресами нет, только вы мой знаете, а куда ехать к вам?

– Давайте встретимся в университетском городке через два часа. Вам это удобно?

– Пожалуй да, – с внутренним ужасом ответила я, осознавая, что вместо принятия душа и вкусного завтрака мне придется бежать к автобусной остановке и трястись там до городка. Но что было делать, дала обещание – придется сдержать. Хотя бы из вежливости, а отказаться потом мне ничего не мешает. Я ведь сразу сказала, что еще ничего не решила.

Наскоро переодевшись в свое некогда любимое готическое платье в талию с такими же черными как и все платье кружевами, я причесалась и пошла на остановку.

Уже сойдя с нужной мне остановки, я вспомнила почему перестала носить это платье: при всей кажущейся скромности оно сильно привлекало внимание своей вычурностью. И некоторые парни, даже студенты первого курса, подмигивали мне. Любой нормальной девушке это наверняка было бы приятно, но не мне.

На лужайке, где часто собираются компании, я увидела Дэниела. Он довольно резко выделялся среди всех, надо честно отметить, импозантной внешностью и просто высоким ростом. Даже сидя скрестив ноги.

Он тоже заметил меня и встал:

– Здравствуйте, Джинджер! Вы сегодня великолепно выглядите.

– Спасибо, Вы тоже неплохо, – ляпнула я, не зная что ответить из вежливости. Потому что выглядел он как вчера – в черных джинсах, разорванных на коленях и облегающей зеленой футболке. Но смотрелся он прекрасно, к тому же при дневном свете можно было в полной мере разглядеть внушительные мышцы. Присмотревшись, я поняла, что его кожа слегка загорелая и почему-то у меня возникла ассоциация больше с восточноевропейскими представлениями об индейцах в кино, чем с ирландцем.

– Пойдемте к машине, я вас подвезу.

Несколько студенток, стоявших чуть поодаль, издали непонятный звук, похожий одновременно на стон разочарования и типичную интонацию, больше характерную для подростков, чем для молодых ученых, вроде «ва-а-ау, тут что-то интересное».

Стараясь не обращать ни на кого внимания, я пошла с Дэниелом, даже согласившись взять его под руку. В какой-то момент он попытался положить мне руку на талию, но я мягко отстранила ее. Дальнейших попыток не последовало. Что ж, он понятливый, это приятно.

В машине мы ехали в полном молчании. По дороге я наблюдала за пейзажами: весна уже в полном разгаре, пахнет дождем и листьями, повсюду зеленые луга, поля, деревья, все такое зеленое, дышит теплом уже из самой земли, а не только воздух прогрет. Каждое дерево, каждая травинка, листочек и цветочек впитывают это тепло и из земли и от солнца. Правы были наши предки, что представляли землю кормящей Матерью всего живого. Чувствуя это, даже не страшно умереть: приходишь из теплой утробы и в нее же и возвращаешься, хотя и в ином смысле. Что-то странные мысли мне стали приходить в голову.

– О чем-то задумались, Джинджер? – неожиданно спросил Дэниел, поглядывая на меня.

– О смерти, – честно ответила я.

– О! – только и смог ответить он.

– Не в том смысле в каком вы, возможно, подумали. Я думала о Матери Земле, которая дает нам всем жизнь, выпускает в мир и в конце концов принимает в себя. Все повторяется из века в век – жизнь, смерть, снова жизнь, как кусающий себя Уроборос.

– Простите за интимный вопрос…

Я вся напряглась в ожидании мерзких шуток или слишком откровенных вопросов.

– …Вы викканка?

Слава Богу!

– Нет, Дэниел. Я добрая католичка, как и положено настоящей ирландке. Если бы вы пригляделись повнимательнее, вы бы увидели маленький крестик на моей… хотя нет, не стоит приглядываться, – запоздало сообразила я куда чуть не предложила посмотреть.

– Я тоже, – Дэниела как будто повеселила моя оплошность, – в таком платье и с серебряным маленьким крестом вы смотритесь как настоящая готесса. Или вы ей и были?

– Вы – католик? – переспросила я, уклоняясь от прямого ответа. Мне не хотелось освещать свое прошлое с бывшим мужем, не прошло еще и года после нашего болезненного развода.

– А почему бы и нет? Я тоже настоящий ирландец, – посмеивался Дэниел, – не хожу мимо бара, по воскресеньям хожу на проповеди, но при этом немного верю в гороскоп. Не в попсовый Зодиак, он слишком примитивен, а в Гороскоп Друидов. В общем, я немного понимаю язычников, особенно древних и все больше убеждаюсь как для меня важны наука, религия и секс сразу. Не могу убрать из своей жизни и творчества что-то одно.

Я предпочла не заострять внимание на пикантной теме и, изобразив вежливую улыбку, замолчала.

– Мы приехали, – спустя какое-то время после очередной дорожной паузы услышала я.

Дэниел вышел из машины, открыл дверь и подал мне руку. Я вышла.

Мы остановились около простенького одноэтажного домика из белых досок.

– Вот здесь я живу, – подтвердил мое предположение Дэниел.

– Очень мило, – типичная светская фраза звучала ужасно глупо, но я не знала, что ответить еще.

– Я тоже так думаю, – улыбнулся Дэниел, открывая дверь, – а теперь пойдемте в мою спальню.

– ЧТО?!

– Простите, я не это имел в виду. Сейчас там, где спальня, я держу костюмы для клипа и фотосета.

Я глупо промолчала, стыдясь своей подозрительности. Мы прошли через все комнаты в спальню. Почему-то мне сразу показалось, что обстановка в доме какая-то неживая, скорее рабочая: из мебели только самое необходимое, все завалено дисками, плакатами, на диване в гостиной лежит гитара.

В спальне стояли застеленная кровать и шкаф. Дэниел подошел к нему и открыл, извлекая оттуда длинное желтое платье с зелеными узорами как платье Махи на иллюстрации Стивена Рида. Так странно, но мне даже захотелось примерить его, вдруг я и правда почувствую себя настоящей Махой? И мне совсем не нужно казаться умнее для этого, спорить, доказывать. Это будет просто мое видение Махи-Морриган. В прямом и переносном смысле примерю чужую шкуру.

– Вы думаете, это подходящий наряд для фотосессии в такую погоду?

Платье было довольно легкое и, надев его, я поняла, что моя радость от тепла на улице была несколько преждевременной. К тому же в окно застучал небольшой дождь.

– Самый подходящей наряд для такой молодой рыжей девушки как вы – наряд Леди Годивы: длинные волосы как у вас, едва скрывающие…

– Вы что себе позволяете?

– Простите, увлекся художественным образом. Ваши распущенные рыжие волосы до бедер напоминают мне Леди Годиву.

– А вы мне – индейца, который впервые попал в цивилизованное общество, но я этого не говорила. Держите такие ассоциации при себе, моя просьба ясна?

– Яснее некуда.

И почему он все улыбается?

Дэниел взял фотоаппарат. На мой вопрос почему все происходит так несерьезно по сравнению с настоящей фото-студией он ответил, что просто хочет посмотреть на меня в образе, а серьезная работа будет потом. Это объяснение прозвучало не слишком удовлетворительно, но возможность примерить на себя образ суровой богини уже меня раззадорила.

Мы вышли на задний двор.

– Встаньте сюда, Джинджер, – Дэниел показал чуть поодаль от себя, – прекрасно. Поднимите руку как будто вы замахиваетесь на врага.

Порыв ветра взметнул мои волосы вверх. Видимо на это Дэниел и рассчитывал. Получилось, наверное, очень угрожающе.

– А теперь сядьте на землю.

– Я же замерзну! – попыталась возмутиться я.

– Не бойтесь. Я дам вам горячего кофе после съемок. Или вина, как пожелаете.

– Только кофе! – настояла я.

– Хорошо. А теперь сядьте на землю и подберите колени.

Я послушалась. Он сделал еще несколько снимков. Признаться, я немного начала замерзать.

– Пойдемте выпьем кофе.

Я с радостью согласилась. Мы пошли в дом. Пока Дэниел готовил кофе – запах жареных молотых зерен распространялся по всему дому – я, сняв подмокшее платье и укутавшись в плед, сидела в кресле у электрического камина в гостиной.

Наконец Дэниел принес на подносе большую белую чашку, от которой шел сильнейший аромат и поставил на кофейный столик передо мной. Помимо чашки на подносе стояли изящный белый молочник и сахарница.

– Извините, я забыл сколько сахара вы предпочитаете.

С помощью щипцов я положила в чашку три куска сахара и, размешав, попробовала хлебнуть. Оказалось горячо. Я добавила немного молока, но это не очень помогло.

– Ничего, подождите пока остынет, мы не торопимся, – заметил Дэниел и сел на пол рядом с креслом.

– Стульями и креслами принципиально не пользуетесь? – спросила я зачем-то.

Дэниел хмыкнул.

– Просто не хочу заставлять собеседников всегда смотреть снизу вверх. У людей есть непонятная привычка постоянно смотреть друг другу в глаза, а мои для многих находятся слишком высоко. Не будь этой привычки, общение стало бы гораздо удобнее, не находите?

– Никогда не задумывалась над этим, возможно вы правы. Но лично я не очень люблю смотреть в глаза, это слишком ко многому обязывает.

– Прекрасно сказано, Джинджер! Одной этой фразой выразили все мое отношение.

Повисла неловкая пауза – говорить было явно больше не о чем.

– Не хотите ли глинтвейна? – спросил Дэниел, – я вижу, вам все еще холодно.

– Нет, спасибо. Я не пью.

– Как скажете, – улыбаясь произнес Дэниел, – и все же мне бы не хотелось, чтобы вы заболели. Я прошу, выпейте что-нибудь покрепче, а дома посидите в горячей ванне и отоспитесь.

– Где и как я буду отсыпаться – это мое дело, вы пригласили меня поработать и оказались правы: я люблю заниматься творчеством. Для меня это необычно, но что-то в этом есть. И это подтверждает мои мысли: творчеству в науке есть место, более того – оно в ней необходимо. Если мы закончили, я поеду домой.

– Прямо так, когда на вас из одежды только плед? – усмехнулся Дэниел.

Меня бросило в краску при попытке представить как он это понял.

– Да как вы догадались? Я закуталась по уши.

– Не пугайтесь. Просто вычислил. Ваша одежда, в которой вы приехали, в спальне. И туда, судя по отсутствую звуков шагов, вы не ходили, пока я готовил кофе, а костюм, который я вам дал, сушится на стуле около камина.

Тоже мне Шерлок Холмс!

Дальнейшая беседа зашла в более спокойное русло: Дэниел рассказывал о детском увлечении сказками, стремление понять откуда они пошли, привлекающая мрачная красота мифов со временем привели его к изучению мифологии, семиотики и структурализма. Однако, по его выражению, несмотря на образование, картина мира у него все равно осталась детской, а инстинкты – звериными, которым приходится давать цивилизованный выход в творчестве.

– Мы с вами очень похожи, Джинджер. Мы любим науку, но мы не люди науки. Слишком в ней много условностей и вы были правы: современная наука, лишенная философской составляющей как в древности, стала выхолощенной. То есть кастрированной. А вот про себя я этого сказать никак не могу.

– Довольно, Дэниел. Продолжим работу.

Он тактично вышел из комнаты и я снова оделась в еще не до конца высохшее платье.

Мы сделали еще множество снимков на улице, в доме на фоне белого полотна, висящего в одной из комнат. Когда мы закончили, уже начало темнеть. Я чувствовала сильную усталость. Теперь я поняла почему модели и актрисы часто становятся объектом насмешек из-за своих капризов и скандальности. Я бы тоже скандалила, будь у меня всегда такой напряженный график.

Напоследок Дэниел угостил меня легким ужином из овощей и мяса и отвез домой.

– Берегите себя, Джинджер, – сказал он перед тем как сесть в машину, – может, если так не любите пить, хотя бы прикроетесь моей курткой?

Это прозвучало как предложение в шутку, но на этот раз я согласилась. От вечернего ветра мне стало страшно холодно и массивная кожаная куртка с подкладкой оказалась очень кстати. Я даже на какое-то время задремала под пение ночных птиц.

У моего дома мы попрощались и я, не имея сил купаться или есть, просто легла в постель и уснула. Уже засыпая, я поняла, что Мистер Забота забыл взять куртку назад. Или… пожалел меня? Завтра сразу же отдам.

 

Глава 5

Я проснулась рано утром от мерзкого щекочущего ощущения в носоглотке. На момент мне даже показалось, что я так со вчерашнего дня и мерзну и нисколько не согрелась. Кажется, нужно было послушаться этого психа и выпить вина. А что если я была права и он просто овладел бы мной, напоив и заговорив слащавыми комплиментами? Ну уж нет. Лучше поболеть.

При попытке встать, я почувствовала головокружение. Ну прекрасно! Теперь еще и за лекарствами сходить не могу. Температуры у меня не было, но идти завтра на кафедру, встречаться там с мисс Лейн без возможности говорить мне не хотелось. Пришлось позвонить и, преодолевая боль, сиплым голосом отпроситься на неделю вперед. На мое счастье к телефону подошел мой научный руководитель, обладавший, в отличие от мисс Лейн, добродушным нравом. Клятвенно пообещав, что работу над диссертацией прекращать не собираюсь – это было наглым клятвопреступлением – я распрощалась с ним и повесила трубку.

Что ж, теперь остается позвонить Джейн. Как раз извинюсь за клуб и, если она согласится, попрошу ее сходить за лекарствами.

– Привет, Джейн!

– Привет! – послышался бодрый мальчишеский голос подруги, – надеюсь, ты звонишь не для того, чтобы пригласить меня на свидание?

– Прости, Джейн. Не знаю, что мне тогда ударило в голову. Ты же знаешь, я обычно не пью. А женщины мне тем более не нравятся. Мужчины, впрочем, мне сильно надоели, но это не значит, что я хочу с тобой спать. Прости меня, Джейн. Я нагло использовала тебя.

– Я догадалась, – ответила Джейн, – Дэниел тебе сразу не понравился.

– Кое-что изменилось. Он предложил мне сняться в клипе группы и сфотографироваться на обложку. Ты об этом знала?

– Да. Хотела бы я посмотреть на твое лицо в тот момент, – Джейн весело засмеялась.

– Твоя страсть к розыгрышам всегда выбивала меня из колеи, так что будем считать, что случившееся в клубе – моя маленькая месть в виде розыгрыша.

– Будем, – весело подтвердила Джейн, – все в порядке. Но на будущее, если на самом деле возжелаешь меня, предупреди как-то помягче, чтобы я успела настроиться. Или хотя бы делай это с прелюдией.

– Все шутишь, да?

– А что у тебя с голосом?

– Заболела после вчерашних съемок под дождем.

– А, так ты согласилась!

– Я подумала, что отдохнуть от науки – как раз то, что мне нужно. Возможно вы двое были не так уж неправы.

– Я знала, что ты заинтересуешься!

– Пожалуйста приезжай. Мне нужна помощь.

– Скоро буду.

Пока не приехала Джейн, я решила немного поспать на диване в гостиной прямо в пижаме и действительно успела подремать и даже увидеть какую-то абсурдно-реалистичную чушь, как бывает при поверхностном сне. Через какое-то время послышался звонок. Я открыла. На пороге стояла Джейн… вместе с Дэниелом. Что он-то тут делает?

– Привет, Джейн! Здравствуйте, Дэниел. Какими судьбами?

– Джейн сказала мне, что вы заболели после вчерашней съемки и я очень виноват перед вами. Поэтому я никогда не прощу себе, если не помогу вам.

Только этого мне сейчас не хватало!

– Не стоит. В конце концов вы меня предупреждали. Проходите, если уж пришли.

Замечательно! Всегда мечтала принимать у себя сумасшедшего озабоченного музыканта, да еще и будучи одетой только в пижаму. Однако все же приятно, что существуют мужчины, умеющие признавать свои ошибки, а не как мой бывший муж. Стоит принять помощь хотя бы из благодарности.

Похоже у меня поднялась температура. Я закрыла все окна в доме и пошла в спальню переодеться. Лишь теплый свитер в оленях и джинсы спасли меня от озноба.

– Какие лекарства тебе нужны? – крикнула из кухни Джейн, судя по звукам, ставившая чайник.

– Понятия не имею, – честно призналась я, – давно не болела. Что-нибудь жаропонижающее и мятное, для горла и носа. Деньги я отдам.

– Принесу, – пообещала Джейн, – что за разговоры? Ты же не заставляешь меня возвращать тебе деньги за выпивку в клубе… извини.

– Все в порядке.

Джейн ушла за лекарствами. Мы с Дэниелом остались вдвоем. Снова неловко молчать было глупо, надо было хоть что-то сказать.

– Дэниел, поможете мне?

– С радостью, Джинджер. Чем?

– Приготовите мне кофе? Тем более, что чайник уже вскипел.

– У меня есть идея получше. Простуду можно снять с помощью прекрасного традиционного средства. Но оно должно быть очень горячим, когда касается губ и обжигать до самого горла.

– Да что вы несете? Хотите, чтобы я вызвала полицию?!

– Простите, Джинджер. Вы меня не так поняли. Я имел в виду глинтвейн. Слегка подогретое вино, не говоря уж о холодном, не имеет такого лечебного эффекта как горячий глинтвейн.

Двусмысленность ситуации рассердила меня, но недоумение Дэниела выглядело таким искренним, что я расхохоталась:

– Насколько я понимаю, вы не отстанете от меня пока я не соглашусь. Но теперь я понимаю, что вы были правы. К тому же сейчас я на своей территории. И да – вино у меня есть.

– Прекрасно. Значит я его и приготовлю. Где у вас специи?

– В верхнем шкафу на кухне. Чашки на столе там же. Вы увидите.

– У вас очень жарко. Вы позволите снять рубашку?

– Да, пожалуйста.

Он снял рубашку. На его левом плече около лопатки красовалась небольшая, размером с медальон, татуировка в виде переплетенного кельтского дуба. «Как рабское клеймо», – пронеслось у меня в голове.

– Красивый дуб с орнаментом, – заинтересовалась я, – а вы знаете, что он означает? – у меня все же оставались подозрения, что я общаюсь с позером, пускающим в глаза пыль красивыми жестами и фразами. Сколько я знаю таких «викканцев», которые рисуют на себе листья дуба, плетеные узоры, сами не зная что это значит, а то и откровенно бредовые, самими придуманные «древние символы земли».

– Помните, я говорил о гороскопе друидов? Так вот я – Дуб.

– А почему он так запутался сам в себе? – я ожидала, что он ответит что-нибудь пошло-романтичное вроде «я тоже запутался сам в себе и в этом мире», чем берут обычно подобные ему, давя на жалость. Но Дэниел улыбнулся и спокойно произнес:

– Это значит, что жизнь продолжается несмотря ни на что. В мире все взаимосвязано и мы – часть этого круговорота. А потому в Мировом Древе нигде не может быть одиноко торчащей ветки: где-то и она связана с какой-то другой ветвью. Когда чувствуешь это единение с миром, живешь в гармонии с природой, все проблемы уходят.

– А вот я себя чувствую одинокой. И гармонии у меня нет ни внутренней – в собственной голове, ни внешней – в отношениях. Несмотря на Джейн. Мы с ней как сестры, но даже она не всегда может меня понять, хотя и всегда меня поддерживала, когда мне было плохо. А моя научная карьера разваливается на глазах. И к тому же я сама вопреки логике делаю все, чтобы она поскорее разрушилась. Уже сама не знаю чего хочу от жизни и куда иду. Это глупое занятие – позирование для обложки – дало мне хоть что-то интересное. Не думала, что в душе я такая же тщеславная дешевка как все другие девушки.

Импровизированный психолог обнял меня. На этот раз я не воспротивилась, потому что его тесные объятия огромных рук на мгновение придали мне уверенности в себе, хоть я и не поняла почему.

Дэниел протянул мне чашку для глинтвейна.

– Откуда мне знать, что ты не хочешь напоить меня, а затем воспользоваться моим затуманенным состоянием? – попыталась я опомниться.

– Вино не способно заменить страсть и желание, когда их нет. Думаешь, у Тристана и Изольды все пошло бы по-другому, не испей они своего любовного напитка?

Ответить на это мне было нечего. Похоже на правду. Глинтвейн действительно оказался очень горячим и едким, но с приятным запахом корицы и лимона. Мне полегчало почти сразу, но одновременно с облегчением появилось и опьянение – горячее вино сильно ударило в голову.

– Тебя укрыть одеялом?

– Спасибо, мне уже немного легче. Пойду лягу в постель и буду ждать Джейн с лекарствами.

– Надеюсь, ты скоро поправишься. Мне бы очень хотелось, чтобы ты сходила со мной на наш следующий концерт. Было бы интересно показать тебе нашу работу изнутри, чтобы ты могла проникнуться ею, я все не теряю надежду, что ты поработаешь с нами.

– Ничего не обещаю, я ведь уже говорила.

Дэниел подал мне руку, помогая встать с дивана, другой обняв меня за талию. Он посмотрел мне в глаза, долго и выжидающе, не моргая, словно пытаясь загипнотизировать. Я не выдержала взгляд и отвернулась.

В дверь позвонили.

– Это Джейн, – вырвалась я из объятий и с трудом пошла открывать.

Как она вовремя! Представляю из чего мне пришлось бы сейчас выпутываться.

Это действительно оказалась Джейн. Она принесла лекарства. При ее виде приоткрывшийся мужчина снова принял внешне спокойный, даже бесстрастный вид:

– Джейн, посмотри за ней, чтобы она как следует отоспалась, когда выпьет лекарства. Разрешите откланяться, дамы.

Когда Дэниел ушел, я ощутила сильное облегчение, как будто рядом со мной обезвредили бомбу или предотвратили короткое замыкание.

– Джейн, а что он здесь делал? Я была уверена, что ты придешь одна.

Джейн молчала. Может быть не расслышала, готовя мне лекарство, но сил задавать один и тот же вопрос, да еще и настаивать у меня не было и я отправилась в постель.

Через некоторое время подруга принесла мне лекарство. Преодолевая отвращение, я выпила. Вдруг Джейн подошла ко мне вплотную и принюхалась:

– Ты что, пила?

– Да, и ела тоже. Почему это тебя не волнует?

– Дэн приготовил тебе свой фирменный глинтвейн, понятно, – ухмыльнулась она, – он не готовит его кому попало.

Значит, я для него не «кто попало», это мило. А Джейн?.. Да почему я снова думаю о Дэниеле, он же ушел! А ощущение его присутствия осталось. Что со мной? Или я и правда незаметно для себя напилась?

– Теперь поспи! – посоветовала Джейн.

– Тьфу ты! – моя забывчивость начинала уже мучить меня.

– Что случилось, Джин?

– Я забыла отдать куртку. Ты сможешь это сделать, раз вы так часто общаетесь?

– Да, конечно. Не беспокойся.

– Спасибо.

– А что у вас тут произошло, почему Дэн так резко ушел, когда пришла я? У вас что-то было? – Джейн снова явила свою озорную сторону.

– Иди ты со своими шутками! – я начала порядком уставать от поведения Джейн, – так и знала, что ты хотела нас познакомить не только чтобы мы вместе работали.

– На самом деле мне просто хотелось, чтобы ты нашла себя. Дэн давно искал кого-то твоего типа. Я бы сама с удовольствием снялась у него, но он говорит, что я слишком спокойная, а ему нужен кто-то темпераментный и увлекающийся. Ты в точности как он: университет тебе жмет, а на конференции ты так живо рассказывала о древней творческой силе и энергии предков, что мне сразу пришли на ум слова Дэниела о «темпераментной и увлекающейся». Ты такая и есть, наша система не любит таких. Главное для мисс Лейн и ей подобных – асексуальные книжные черви.

– Я не такая и ты это знаешь. Не уверена, что мне теперь вообще есть место у нас на кафедре.

– А может, тебе стоит пуститься в свободное плавание? Конечно после того как ты защитишься. У тебя прекрасный слог, ты могла бы писать статьи, художественные романы и многое другое. Видно же, что скучная бумажная работа на кафедре – это не твое. Ты слишком живой человек. Это меня любая ерунда устраивает, лишь бы приносила деньги. Я слишком меркантильная, мне нужно лишь материальное спокойствие и уверенность в будущем, что мне и дает университетская жизнь. Наверное, если я выйду замуж, мне это уже не будет так нужно. А ты особенная, тебе нужно…

– Джейн! Я тебя люблю, но позволь мне самой решать что в университете мое и что не мое. Если уж ты так стремишься наладить мою личную жизнь, не лезь хотя бы в мои научные предпочтения.

– Я не лезу, Джин. Это лишь маленький совет. Подумай об этом. А я пошла. Отнесу куртку Дэну.

Веселясь, она надела куртку, висевшую на стуле рядом с моей кроватью. Почти безразмерная, она даже на довольно высокой Джейн смотрелась комично, да к тому же она в шутку посмотрела на меня, слегка склонив голову на бок и изобразив взгляд Дэниела исподлобья, как он делал тогда на сцене.

Я засмеялась.

– А кстати, ты так и не ответила: что он вообще тут с тобой делал? Я ведь его не звала, только тебя.

– Пока! – уже из-за захлопнувшейся двери послышался голос Джейн.

Она явно нарочно не ответила на мой вопрос, а не просто не расслышала, на что можно было бы списать ее первое молчание, когда она готовила мне лекарство.

Что-то тут не так. Но вот что? Почему Джейн превратилась в такую мисс таинственность? И почему они постоянно вместе? Встречаются? Если встречаются, почему Дэниел позволяет себе меня обнимать? А может быть я просто параноик? В конце концов он приходит мне на помощь, уже второй раз – сначала машина, теперь вот глинтвейн. Тем более он сказал, что чувствует себя виноватым передо мной. У меня появилось нехорошее чувство: а вдруг он помогает мне, чтобы я почувствовала себя в долгу? Если они с Джейн встречаются, значит, он хочет изменить ей со мной? Мне вдруг ясно представилось, что если бы Джейн не вернулась так вовремя, я сейчас была бы изнасилована в собственном доме. Дэниел наверняка нарочно приготовил слишком крепкий напиток, такой, чтобы я не могла вырваться.

Я чувствовала, что мне еще предстоит все выяснить. А пока под действием лекарства мне хотелось спать.

 

Глава 6

На следующий день мне стало легче, но болезнь еще полностью не отступила. Я продолжала принимать лекарства и, раз уж выдалось достаточно свободного времени, прямо в постели сидела за ноутбуком, продолжая дописывать диссертацию. Получалось с трудом, но по крайней мере отвлекало от плохого самочувствия. Написать мне удалось немного – всего главу. Из запланированных десяти у меня – считая почти дописанную – осталось две, но самые тяжелые. Голова у меня уже не работала и я решила посидеть в горячей ванне.

Только я об этом подумала, как зазвонил телефон. Это была Джейн.

– Привет!

– Привет! Зайти к тебе после собрания на кафедре?

– Я была бы рада.

– Только не надо думать, что я теперь всегда буду ходить тебе за лекарствами и покупать продукты. Ну, или хотя бы деньги на них давай, – Джейн как всегда обращала все в шутку.

– Не волнуйся. Лекарства у меня еще остались, деньги я отдам, а еды мне не нужно, ничего в рот не лезет. Мне просто хочется пообщаться с тобой. И к тому же узнать последние новости на кафедре.

– Все спокойно, Джинджер. Да и стерва оказалась не такой уж стервой.

– В каком смысле?

– Приду к тебе – все расскажу.

До прихода Джейн у меня было немного времени и я поспешила привести себя в порядок. Разбирая упаковки от лекарств и причесываясь, я поймала себя на мысли: «А вдруг снова вместе с Джейн придет Дэниел? Ему будет приятно видеть, что мне стало лучше». Забавно, что я об этом подумала.

Джейн не заставила себя долго ждать. Когда я открыла ей, она без всякого перехода обрушилась на меня с новостями:

– Мисс Лейн очень довольна твоим докладом и не перестает считать тебя, как она тогда в вашу первую встречу сказала, образованной и интересной. Но не могу сказать, что она довольна тобой. Говорит, что тебе так хотелось эффектно хлопнуть дверью, что ты наплевала на уважительное отношение коллегам и даже просто на правила поведения. А она этого терпе-е-е-еть не мо-о-о-ожет.

Последнюю фразу Джейн произнесла, пародируя высокомерную манеру разговора и привычку растягивать гласные у мисс Лейн.

– Вернусь после болезни и лично передам, что отвечаю ей полной взаимностью.

– Да ладно тебе, не бери в голову. Просто продолжай работать, тогда она перестанет цепляться к тебе. И знаешь, вы с ней похожи.

Надо признать, мне стало легче. До этого я была полностью уверена, что таким как мисс Лейн ничего нельзя доказать, не имея точно такую же внешность, возраст и научные взгляды как у нее. Или вообще идентичный генетический набор.

При воспоминании о том, что впереди наиболее тяжелая работа и наверняка еще более тяжелая защита, у меня неприятно заныло в животе. И почему я не умею врать? Если бы я только сказала будто заболела сильно, а не слегка простудилась, сейчас бы у меня было время и поправиться, и дописать работу в спокойной обстановке, и даже, может быть, посниматься у Дэниела.

– Да, – о чем-то вспомнила Джейн, – еще кое-что. У мисс Лейн работает ассистент, который, как она говорит, очень интересуется твоими научными изысканиями. Только она почему-то подозревает, что у вас с ним что-то может быть, – Джейн снова рассмеялась своим звонким смехом, – в этом все старые девы: своей личной жизни нет, так они приписывают бурные похождения всем окружающим! Никто этого ассистента даже не видел, особенно ты, а она уже говорит: «Я беспокоюсь, он, кажется, слишком уж увлечен мисс Руад, и больше ей самой, нежели ее работами, но здесь университет, а не бордель, поговорите с ней, Джейн».

– Бред какой-то! – не сдержалась я, – да кто ей дал право сплетничать, не имея на то никаких оснований?! Почему такие как она не могут завидовать молча? Как будто мне так нравится, что все вокруг обращают внимание на мою грудь и ноги, а не на мои мысли…

– Да не переживай ты так, – постаралась успокоить меня Джейн, – ты же знаешь, у них вообще непонятно что в голове творится. Продолжай пахать. Я уверена, когда она заметит твою фригидность, сразу проникнется к тебе симпатией.

При всей моей ненависти к культу агрессивной сексуальности слова Джейн о фригидности чем-то меня задели. Я что, и правда так сильно похожа на молодую версию мисс Лейн?

– Джейн, фригидность тут ни причем. В чем-то мисс Лейн права, хоть и смотрит свысока на всех: все-таки университет – это место, где учатся, преподают, обмениваются свежими мыслями и идеями, а для влюбленности есть масса других мест. Я надеюсь, когда мисс Лейн посмотрит мой труд, она будет выше всех мерзких сплетен. И не забывай, несмотря на то, что она мой оппонент, перед которым мне еще защищаться, я для нее «интересная и образованная».

Я что, оправдываю мисс Лейн? Или свою ипостась, схожую с ней?

– Надеюсь. А как у тебя продвигается работа с Дэниелом?

– Никак. Пригласил на концерт.

– По «плюсу»?

– Не знаю, наверное.

– Ничего себе «никак»! Меня этот жадина ни разу не проводил с собой, всегда приходилось как всем, платить за билет. Он хочет тебя…

– Эй!

– …сделать своей музой, а ты что подумала?

– Уже не важно. Тоже мне Аполлон выискался, за музами бегает.

Джейн улыбнулась:

– Ладно, мне пора, – она поставила на стол какой-то пакет, пахнущий сандалом и медом с травами – это тебе масла для ванны. Я знаю, ты любишь. Поправляйся, завтра позвоню тебе.

– Спасибо за подарок, Джейн. Не волнуйся, я не стану ждать пока ты тоже заболеешь, чтобы тоже тебе что-нибудь подарить.

– Надеюсь, – поддержала она тон беседы, – пока!

– Увидимся!

Муза… а ведь Дэниел почти напрямую сказал мне об этом и во время нашей вчерашней встречи, и во время моей фотосессии, если это можно так назвать. Может быть это у меня обычная паранойя и ему нужно лишь вдохновение? Ведь если разобраться, мне понравилось быть моделью и наверняка понравится быть актрисой, чувствуешь себя не просто вешалкой для тряпок или инструментом для осуществления чужого замысла, как мне внушали в детстве, а со-творцом. Пожалуй, Дэниел прав насчет силы перемены образа. Такие чувства, конечно, неведомы тем, кто занимается искусством лишь из-за денег, и он не просто хочет использовать меня, а я для него муза? Как бы там ни было, это очень лестно, что даже такой уделяющий внимание красивой внешности человек, разглядел за моей оболочкой любовь к творчеству. Но может быть, конечно, что это Джейн слишком о нем хорошего мнения. В любом случае я ничего не теряю. Наверное.

Пока я выздоравливала, Джейн то звонила мне поделиться новостями университетской жизни и откровенными сплетнями («Мистер Хили ходит такой выглаженный и выбритый, поет песни – не иначе влюбился», «мисс Лейн постоянно сидит одна после собраний, плачет, наверное, о своей жизни старой девы»), то приходила посмотреть вместе со мной какую-нибудь романтическую ерунду про нашедших свою любовь независимых женщин и, само собой, тут же перестающих быть независимыми. Я терпеть не могла такие фильмы, но веселый настрой Джейн позволял смотреть любую чушь, в процессе посмеиваясь над происходящим на экране. И зачем мне эта энергозатратная любовь, тем более как в книгах и фильмах? Дружба, вот что для меня ценно.

Все было неплохо, но диссертация странным образом застопорилась. Я ничего не могла поделать – две последние, самые важные главы, и общий итог не клеились. Я понимала, что времени еще довольно много и это внушало мне ложное чувство спокойствия и уверенности, что я еще успею все сделать. Показывать такое мистеру Хили, своему руководителю, я не могла, потому что стоило мне попытаться просто показать процесс написания основной, теоретической части, он начинал смеяться:

– Представьте, мисс Руад, что я пригласил вас к себе домой. Нет, не за этим, в моем возрасте несколько другие интересы уже. А, к примеру, я праздную день рождения и пригласил вас к себе. И вот приходите вы в надежде на праздничный ужин, наверняка еще специально не ели, а я веду вас на кухню: «Вот здесь варится суп, понюхайте, вот здесь стоит праздничный торт, тоже понюхайте», а здесь такое изысканное блюдо, что сам не знаю что такое, но должно быть очень вкусно, нюхайте-нюхайте, не стесняйтесь. Нанюхались? А теперь прошу к столу». А когда вы садитесь за стол уже изрядно проголодавшись, я приношу вам стакан воды с тостом или салат. Думаю, если вы убьете меня после этого, присяжные вас оправдают, – он начинал так заразительно смеяться, что поневоле хотелось смеяться вместе с ним, даже над собой, – Вот то же самое чувствуют те, кто вынужден вчитываться в процесс вашей работы, а не в ее хотя бы предварительные итоги, – снова говорил он очень серьезно.

В очередной раз слушать ту же самую лекцию в незначительно отличающихся вариациях мне очень не хотелось и я предпочла просто отдохнуть, если уж появился повод воспользоваться своей болезнью, а к работе приступить, когда пройдет апатия и снова появится вдохновение.

Однако дни шли, а вдохновение так и не приходило и меня это сильно начинало раздражать. Мне стоило большого труда не срываться на Джейн, которая продолжала поучать меня хуже трех матерей или старших сестер.

– Джинджер, ты работаешь? – вдруг спросила она, в очередной раз сидя у меня, когда мы вместе готовили обед.

– Работаю, не жалея сил, – мне было лень даже немного замаскировать сарказм.

– У тебя мало времени. Что ты скажешь мисс Лейн и, главное, мистеру Хили?

– Скажу «дайте мне доктора философии просто так, по доброте душевной». Подай масло.

– Хватит шутить, тебе нужно место преподавателя или нет?

– Да я, честно говоря, уже сама не уверена, что нужно. Раньше я мечтала об этом, а сейчас такая апатия, что уже ничего не знаю – чем я хочу заниматься, кто я, что дальше делать.

– Не нравится мне твой настрой, Джинджер, – обеспокоилась Джейн.

– А мне-то как не нравится! Помоги мне… хотя нет. Слушай, спасибо за помощь, но дальше я справлюсь сама.

– Ты уверена?

– Да, мне уже гораздо лучше. Спасибо, Джейн, я тебе позвоню.

Не потрудившись хоть как-то повежливее распрощаться с подругой, я буквально вытолкала Джейн из своего дома и, цепляясь за последнюю надежду на творческое воодушевление, набрала номер. На мое счастье Дэниел сразу же ответил:

– Алло!

По ту сторону слышался сильный шум, который Дэниелу приходилось перекрикивать. Было похоже, что он находится на концерте или слушает громкую музыку.

– Дэниел, твое приглашение на концерт еще в силе? – пришлось слегка повысить голос мне.

– Да, концерт через две недели и мне нужно репетировать, но если хочешь, можно на днях сходить куда-нибудь погулять и поговорить. У меня появилось несколько идей, которые могут понравиться тебе. Конечно, если болезнь уже отступила.

– Мне уже намного лучше, Дэниел, Джейн очень помогала мне все эти дни.

– Рад это слышать. Ладно, мне надо репетировать. Я тебе завтра позвоню и мы договоримся обо всем, ты согласна?

– Да, буду ждать твоего звонка. Пока, – я отключила вызов.

«Буду ждать твоего звонка»?! Да что со мной происходит? На меня это не похоже. Тем не менее ожидаемое воодушевление пришло. Я бессовестно в одиночку съела салат, который Джейн помогала мне делать, и попыталась сесть за диссертацию.

 

Глава 7

Надо честно признать, работа у меня все равно не клеилась ни в тот день, ни на следующий. Я постоянно ловила себя на мысли, что мне хочется снова по-настоящему принять участие в фотосессии, как пообещал мне Дэниел, а вот писать диссертацию не хочется совсем. Меня начинало тошнить при мысли о том, что скоро нужно возвращаться на кафедру, объясняться с каким-то неведомым мне ассистентом, который, возможно, в меня влюблен, а это означает окончательно уронить себя в глазах мисс Лейн у которой, как мне казалось при всех заверениях Джейн, на меня зуб. Оно, в общем-то, и понятно: мне бы тоже не понравилось, если бы какая-нибудь первокурсница сказала мне, что мои методы устарели, что я выражаюсь как робот, лишенный человеческих чувств. Но я ничего не могла поделать и с собой тоже – да, мисс Лейн можно понять, но и меня тоже «можно понять». Почему я обязана себя постоянно переламывать в угоду таким вот дамам, у которых нет в жизни ничего кроме одной-единственной концепции? Даже не науки – человек, живущий наукой, может быть очень страстным, отдаваясь своей идее и заражая ею всех вокруг при умении заинтересовать своими аргументами, подать себя – а именно концепции. Такие как мисс Лейн – фанатики от науки, упертости которых позавидовали бы фанатики религиозные. У фанатиков научной теории своя инквизиция, свои ордены, отстаивающие честь магистра – то есть автора теории и его ближайших учеников и последователей – а своих оппонентов они практически в открытую не стесняются называть еретиками, разве что слово для этого появилось другое, светское: «антинаука». Все, что им не нравится, все антинаука или подмена понятий. Жаль, я за все время своей учебы и научной карьеры так и не освоила это искусство грязной аргументации. Может быть сейчас не чувствовала бы себя в науке как панк в торговом центре.

Собственно, что меня ждет в будущем? Я вижу два варианта и оба не отличаются оптимизмом.

Первый. Я успешно смогу защититься, если случится чудо и мисс Лейн полюбит меня как родную дочь или заболеет, и стану доктором философии. Меня ждет место преподавателя, о котором я так мечтала еще месяц назад, но теперь, глядя на то, чем интересуются другие преподаватели (а интересуются они всем: отстаиванием именно своей точки зрения, деньгами, премиями и грантами, конкурсами за звания, словом, чем угодно, только не поиском истины и стремлением дать ее студентам), эта мечта с приближением дня Икс стала куда-то потихоньку пропадать. Ведь и мне придется окунаться в эту грязь. Да и – что уж говорить – кому из студентов действительно интересно то, что я стану преподавать? Таким же фанатикам как я или мистеру Хили разве что, но сколько таких? Даже Джейн, несмотря на успехи в учебе, больше мечтает выйти замуж за обеспеченного самца, а работе над заданием предпочтет ночной клуб. И это она мне говорит «продолжай работать»! Да, она считает, что в этом моя жизнь, что я особенная, но как же иной раз раздражает эта помесь мамочки и старшей сестры в ней! А учитывая ее характер, даже, скорее, старшего брата.

Второй. Я не защищаюсь и позорно проваливаюсь к радости мисс Лейн. Ну тут просто нечего комментировать. Никогда не пробовала заниматься чем-то кроме науки, а если у меня отнимут и ее, куда мне идти, чем заниматься и на что жить? Даже «традиционная ирландская семья», над которой постоянно смеются эти так называемые просвещенные умы, мне не светит: детей у меня нет и по-видимому не может быть, судя по наблюдениям врачей. И меньше всего мне хотелось бы снова нарваться на такого милого любящего мужа, который станет обвинять меня в том, что я обманывала его, скрывая бесплодие, что я пытаюсь заставить его чувствовать себя виноватым и унижаю как мужчину, как это было с моим бывшим мужем.

По сути, подвела я для себя итог, мое будущее рисуется в таких мрачных красках, что только и хочется сказать «надо выбрать меньшее зло».

С другой стороны, есть третий вариант, пусть и временный: Дэниел и его группа. Как знать, может быть, если у меня что-то получится с ним… то есть, с его группой, то может быть и я смогу поступить как он – черпать из науки вдохновения для личного творческого пути? Вот это было бы замечательно. Очень хотелось бы надеяться, что вся эта научная суета оставит мне хоть немного времени на Дэниела. То есть, конечно, на творчество.

Несколько дней подряд я через силу приступала к диссертации, руководствуясь принципом «художник, рисуй». Но ничего хорошего из этого не выходило: стоило мне вспомнить о сравнении пантеона кельтских, римских и скандинавских богов, я против воли явственно слышала слова Дэниела: «Вы похожи на Морриган, как я ее себе представляю». Я поймала себя на том, что своим характером и темпераментом он напоминает мне Кухулина. Мы еще толком не начали работать вместе, а мне уже в ярких красках представлялось как уладов проклинаю именно я, а не Маха-Морриган, или как умирающий от копья Кухулин поднимает на меня последний взгляд, откинув волосы и у него оказывается лицо Дэниела.

Это какое-то наваждение, мне надо отвлечься, иначе я вместо диссертации начну писать сценарий для клипа. Мистер Фордж может быть и обрадуется возможности сэкономить еще и на сценаристе, но что будет с моей работой? Нужно взять себя в руки и сосредоточиться…

Телефонный звонок помешал мне собраться с мыслями. Я взяла трубку.

– Мисс Руад?

– Дэниел? Здравствуй!

– Как ты себя чувствуешь?

– Уже гораздо лучше. Болезнь отступила, но работа над диссертацией не идет совсем.

– Наверное, стоит развеяться.

– Спасибо! – не смогла я удержаться от сарказма, – когда я в последний раз развеялась, меня ждал позор в клубе и болезнь.

– Прости еще раз, Джинджер, – интонация Дэниела сменилась с задорной на теплую и примирительную, – но я тогда предупреждал. Сейчас, однако, погода наладилась. Хочешь, встретимся сегодня в парке около университетского городка и поговорим о дальнейшей работе. Ты согласна продолжать?

Моя болезненная гордыня вдруг ударила мне в голову: что у него за привычка приходить ко мне, звонить в особенно подходящие моменты и вести себя как рыцарь в сияющих доспехах, спасающий принцессу? Не нужна мне его жалость и помощь. Пусть думает, что я сама хотела с ним встретиться:

– Да, Дэниел. Я буду очень рада, тем более я сама хотела поделиться творческой идеей, которая у меня возникла.

– О, это замечательно! – голос в трубке оживился, насколько можно было судить по незначительным переменам интонации в его размеренной и спокойной речи его приглушенного низкого голоса, – тогда до встречи в парке.

Вот так, пусть он не льстит себе и не думает, что я согласилась на встречу ради него! Какую-то подозрительно романтическую обстановку он выбрал. Почему нужно говорить со мной об этом именно в парке? Ну, да впрочем это ни к чему не обязывает. Это же не свидание, верно?

Место встречи, которое назначил Дэниел, было небольшим парком недалеко от городка. В теплую как сейчас погоду здесь неизменно все было насквозь зеленым, старинные высокие деревья укрывали от лишнего солнца, создавая эффект огромных, еле пропускающих солнечные лучи, жалюзи, а там, где деревьев не было, находилась небольшая лужайка с вереском. Но в основном люди гуляли по вымощенным дорожкам парка, где росло множество красивых, специально посаженных цветов, а рядом с клумбами стояли скамейки, расположенные так, чтобы можно было сидеть и любоваться на клумбы, чуть поодаль за ними располагался пруд, поэтому пейзаж располагал именно больше к романтическим встречам и отдыху, чем к разговорам о работе.

Я наскоро причесалась, собрав густые волосы в хвост, затем оделась. Все еще боясь, что выздоровела не до конца, несмотря на солнечную погоду я нацепила теплую серую толстовку, закрывавшую руки почти до средних костяшек пальцев, и просторные светло-синие джинсы. А с кедами пришлось повозиться – из-за моего безвылазного сидения дома я уже забыла во что обувалась последний раз и где находятся кеды. Они почему-то оказались под диваном, стоящим в гостиной, как будто их нарочно затолкали туда.

Рассчитывая, что раз мы встречаемся в достаточно людном месте, я долго ходила около скамеек, пытаясь увидеть не ждет ли меня Дэниел на одной из них. Людей в этот раз в парке было не очень много, так как был будний день.

Дэниела нигде не было. Я уже было решила, что это неудачная шутка или он имел в виду какой-то другой парк, как, оглянувшись, вдруг увидела, что он идет с дальней стороны пруда, берег который скрыт кустами и плакучими ивами.

Мы поздоровались и он предложил вернуться на то же место, где сидел в ожидании меня. Я согласилась, не переставая, впрочем, оглядываться, нет ли поблизости людей.

– Может быть присядем и поговорим? – предложил Дэниел, усаживаясь на самый берег пруда и подстелив под меня свою всегдашнюю куртку, – что у тебя за творческая идея возникла, которой ты так хотела поделиться?

Вот это я попала впросак! Я надеялась, он даст мне хотя бы немного времени и я придумаю что-нибудь пока будет длиться типичная светская беседа «хорошая погода сегодня», «что интересного у наших общих знакомых». Надо срочно что-то придумать, даже самое бредовое.

– Ну, я… э-э-э… думала о Морриган и Кухулине. О том, как бы мы смотрелись в их роли, кстати, ты говорил о том, как я на нее похожа. И мне показалось забавным представить их вместе… что было бы, если бы, к примеру, Морриган действительно полюбила Кухулина и он ответил бы ей взаимностью. Может быть она все равно вымотала бы ему душу.

Я испугалась сама себя и резко замолчала, ожидая реакции Дэниела. К моему удивлению, моя импровизация очень ему понравилась:

– Я рад, что это сказала ты, Джинджер. Опасаюсь, что если бы такое придумал мужчина, феминистки съели бы его, не поперхнувшись.

– Я не люблю феминисток и мне неинтересно, что они подумают. Просто мне с детства хотелось, чтобы такие яркие персонажи полюбили друг друга. Будь на месте Морриган я, уверена, что полюбила бы его тоже.

– Когда я изучал наши сказки и мифы, мне всегда что-то подсказывало, что не все так просто в мире богов и героев. Но никогда не понимал, почему боги влюбляются в людей? Почему наоборот – понятно, это же боги, их любовь и покровительство принесет удачу. Но зачем богам простые смертные?

– Я бы не сказала, что это простые смертные. Герои в мифах часто оказываются полубогами. Потому и отмечены любовью или ревностью богов.

– Примерно к такому выводу я и пришел, размышляя на эту тему. И я понял еще одну вещь: люди, предъявляющие претензию Богу, копируют поведение язычников, у которых порой доходило даже до символических наказаний статуй идолов. А твоя идея просто великолепна. С ее помощью можно показать героя, желающего символически наказать богиню. Конечно она переворачивает миф с ног на голову, зато отвечает моей фантазии, которую до твоей идеи я никак не мог облечь в подходящую форму, лишь нащупывая ее. Ты прекрасна, Джинджер! Ты никогда не пробовала писать?

– Я всегда пишу, – оскорбилась я, – сейчас вот пишу диссертацию.

– Я имел в виду художественные произведения, – спокойно возразил Дэниел.

– Нет, не пробовала. Но в последнее время мне все больше хочется этого.

– Значит, и я тебя на что-то смог вдохновить, это приятно. Хоть какая-то польза людям от моего творчества, – с грустной улыбкой произнес Дэниел.

– Надо же, у тебя столько поклонников, называющих тебя гением, и ты смеешь говорить, что твое творчество не приносит пользу? Как же чувствовать себя мне?

Дэниел неожиданно тяжело вздохнул и серьезно произнес:

– Я не гений, а знаешь почему? Я превращаю кислород в углекислый газ, а гении могут делать наоборот – они создают такое, чем живешь и дышишь, а я могу только дышать и засорять Землю.

Я не знала что на это ответить. Он продолжил:

– Концерт состоится уже в пятницу и…

– Я согласна! – выпалила я. Мне вдруг показалось, что концерт принесет мне то, чего я ожидаю: что сработает эффект, который так часто испытывает на себе Джейн – возможность снова сконцентрироваться на работе после короткой разрядки в виде развлечения и у меня появятся новые силы для диссертации.

Дэниел обрадовался, судя по всему, не ожидая, что я соглашусь:

– Значит, мы договорились, Джинджер? Если будет неуютно, приходи с Джейн. Хотя, конечно, в первую очередь я хочу видеть на концерте именно тебя. И надеюсь, ты не передумала сниматься в клипе? Ты бы потрясающе смотрелась в роли Морриган. Когда заехать за тобой?

– Просто позвони мне. Я доберусь сама. Не хочу… занимать твое время.

На самом деле я хотела сказать «не хочу одалживаться», но в последний момент решила выразиться нейтрально.

– Я все понимаю, – так же грустно улыбнулся Дэниел, – проводить тебя?

Что-то в его взгляде не позволило мне ответить «спасибо, нет, ты – к себе, я – к себе». А ведь он такой же одинокий как я!

– Если только пешком.

– Как скажешь. Позволишь взять тебя за руку?

Я позволила. Непривычно и забавно смотреть моя – не такая уж нежная и маленькая ручка – в его огромной руке.

– Холодно? – спросил Дэниел.

– Нет, не очень. А почему ты спрашиваешь?

– Все время прячешь пальцы в рукавах. Ты действительно уже выздоровела?

– Да.

– Знаешь, я очень переживал, что все это случилось из-за меня.

– Не нужно, – попыталась я заверить, – сама виновата. Я всю жизнь страдаю из-за своего упрямства…

Тут я заметила, что идем мы не в ту сторону, откуда пришли:

– Эй, куда ты меня ведешь?

– Там тише и спокойнее дорога, – как-то нараспев произнес Дэниел, затем добавил уже обычным, спокойным голосом, – не люблю многолюдные дороги, я ценю тихие уголки природы.

С этими словами он отпустил мою руку и пошел куда-то вглубь сада, откуда через непродолжительное время вернулся с веточкой вереска:

– Это тебе.

– В честь чего? – осведомилась я.

– Просто так, ты очень похожа на вереск своей естественной, не глянцевой красотой. Даже джинсы и толстовка не способы эту красоту скрыть.

– А я думала, на богиню Морриган, – съязвила я.

Что за пошлые комплименты и ухаживания!

– И на то и на другое. Сядь на скамейку.

– Зачем?

– Пожалуйста сядь. Тебе понравится.

Я с недоверием послушалась. Дэниел подошел сзади и что-то долго делал с моими волосами. Затем произнес:

– Придешь домой, посмотри в зеркало. Уверен, тебе понравится.

Я завертелась от любопытства, желая хотя бы примерно понять, что меня ждет. Мне удалось рассмотреть, что он сделал мне косу и вплел туда веточку вереска.

– Хорошо, – улыбнулась я против воли, художественный вкус у этого чудака определенно имелся.

– Джинджер… – начал Дэниел.

– Что?

– Ты… ты очень мило улыбаешься.

– Спасибо… за подарок. Я передумала, не провожай меня, я дойду сама. До концерта!

Я спешно развернулась и пошла в ту сторону, откуда пришла в парк, а Дэниел остался стоять, вид у него был растерянный. Однако мне не хотелось думать об этикете и я старалась отогнать от себя мысль, до которой догадалась сразу: Дэниел наверняка планировал, что эта встреча будет нашим первым свиданием. Но этого не планировала я. Мне сейчас не до свиданий, особенно после сообщения о концерте. Нужно было морально готовиться к предстоящему.

 

Глава 8

Несмотря на настрой, должным образом подготовиться мне не удалось. Хотя, вообще-то, закулисная жизнь не была мне в новинку – бывший муж когда-то поигрывал в группе. Жаль только, что самостоятельности у него не хватало и он сдался после первых же неудач. Разумеется, виновата в этом была я, что не могу вдохновить, поддержать, и вообще я не настоящая женщина. С тех пор ненавижу это словосочетание «настоящая женщина», а отсутствие женственности для меня тем более – достоинство, а не недостаток. Единственное исключение, пожалуй, Джейн. Вот у кого отличное сочетание внешней женственности и совершенно не женского, лишенного истеричной экзальтированности, ума. Иногда я ловлю себя на том, что мне хотелось бы на нее походить. А вот иметь такой жизненный настрой не хотелось бы совсем. Однако, одернула я себя, хватит заниматься самокопанием. Несмотря на то, что пресловутую рок-н-ролльную юность уже не вернуть, встречи с Дэниелом давали мне что-то, от чего я чувствовала себя моложе, словно проживая заново те бесплодные годы, которые я провела в рок-клубах, пытаясь найти себя в музыке, общении с людьми и прочим подобным. И, хотя после замужества у меня успело выработаться стойкое отвращение к подобным местам, теперь я с нетерпением ждала встречи с друзьями. Интересно, Джейн будет там? Я сама не могла поверить себе, но я всерьез задумалась над классическим женским «что надеть». Мне не хотелось снова выступать в роли несправедливо обиженной, которую выручают друзья, а потому срочно нужно было что-то клубное. Порывшись в своем барахле, я с трудом отыскала чудом уцелевшее платье в шотландку, украшенное цепями. Это чуть ли не единственное, оставшееся у меня со времен клубов и замужества – мысли о прошлом так давили на меня, что я решила избавиться ото всей одежды, что могла напоминать мне о муже и о его друзьях. Но панковское платье очень мне нравилось и вот, как ни забавно, пригодилось. Надев платье и первый попавшийся берет, я отправилась в клуб. На этот раз меня пропустили без лишних вопросов. К моему разочарованию Джейн там не было. Зато был Дэниел с группой. Почему-то бросилось в глаза, что он был одет так же как при всех моих встречах с ним. Ребята сидели за столиком, разговаривали о чем-то, шутили и смеялись. При виде меня Дэниел почти подскочил и подошел ко мне:

– Джинджер, ты? Привет! Ты прямо богиня, – Он поцеловал мою руку. Галантен и неестественен как всегда. Но сейчас это было почти приятно.

– Не богиня, а муза, – поправила я.

– Друзья, – обратился Дэниел к группе, – мы присутствуем при рождении новой музы. Музы рока. Парни посмотрели в мою сторону, а меня бросило в краску. Но я постаралась этого не показывать и прошептала:

– Ничего нового. Обычная Эвтерпа.

– Да, но мне всегда казалось несправедливым, что до сих пор никто не придумал имени для музы рока, ее не существует. Точнее, не существовало до тебя.

Я не нашлась что ответить на это, но по сути Дэниел был прав. В современной классификации музыкальных жанров это было бы забавно. И одновременно этот диалог ответил на мой невысказанный вопрос: кто я для него? Только теперь я осознала, что меня больше не мучает само присутствие в клубе. Ведь я словно возвышаюсь над типичными любителями ночных развлечений. Я пришла не напиться, сплясать и завалиться под стол, я пришла как муза Дэниела, о чем он уже неоднократно мне намекал. Приятно почувствовать себя кем-то, даже так. Лишь бы забыть об этом университете хоть ненадолго.

– Мы выступаем еще не сейчас, – обратился ко мне Дэниел, – ты можешь отдохнуть в гримерке, привести себя в порядок если нужно.

– Я же не певица.

– Зато ты со мной.

Дэниел, снова безуспешно попытавшись обнять меня за спину, проводил меня в комнату, где лежали инструменты всех выступавших и стояло несколько стульев. Он постелил на стул свою вечную куртку и предложил мне сесть. Я не отказалась, потому что немного устала пока добиралась. Снова сев передо мной на корточки, Дэниел принялся гладить меня по руке.

– Люди в зале об этом еще не знают, но мы сегодня сыграем нашу новую песню, которую я дописал только благодаря встрече с тобой.

– Не понимаю о чем ты, – я отдернула руку.

– Мне очень понравилась твоя идея альтернативного прочтения истории о Морриган и Кухулине. Незаконченный текст я дописал буквально за вечер и песня уже готова. Я посвящаю ее тебе.

Глаза Дэниела сверкнули каким-то недобрым огоньком. Мне опять стало не по себе.

– Спасибо, я лучше пойду в зал. Так захотелось потанцевать.

– Тебе в таком наряде можно и послэмиться, – хохотнул Дэниел, – жаль, я с такими песнями завязал.

Не слушая что он скажет дальше, я поднялась со стула и пошла в зал. Точнее попыталась, потому что в дверях столкнулась с Грегом – бас-гитаристом – который, кажется, спешил:

– Дэн, заканчивай. Скоро выходим.

– Не торопись, – последовал ответ, – эти клоуны близко еще не закончили.

– Мы уже должны начинать, просто тебе повезло, что они долго… – Окончание фразы Грега поглотил шум зала.

– Что? – переспросила я.

Грег усмехнулся и удивился одновременно:

– Ты сказала свое первое слово?

– В каком смысле? – обиделась я.

– Ты все время молчишь даже когда Дэн рядом. Да ладно, я пошутил. Ну ты скоро там? – снова обратился он к Дэниелу, – одна песня осталась.

– Я иду, – спокойно ответил Дэниел.

Мы втроем прошли в зал. Мужчины пропустили меня вперед к столику, а сами пошли к сцене. Было неуютно сидеть за столиком одной, особенно после того как все сидевшие за ним ушли. Смотреть на то, как группа настраивается, мне не хотелось и я села за барную стойку.

«Докатилась, снова пью», – отозвалось в моем мозгу. И от этой мысли в памяти снова всплыла эта эстетизация дорогого алкоголя, густой и тяжелой музыки, от которой хотелось предаться всему самому аморальному, что есть в мыслях. Хоть и недолго, но тогда я была счастлива. А сейчас? Впервые за несколько лет мои мысли пошли в диаметрально противоположном направлении: а что если не околосценическая, а студенческая жизнь – бесполезная трата времени? И испугалась этих мыслей. И в то же время я успела так разочароваться в известной мне научной жизни, что мне почти всерьез захотелось пойти сейчас к мисс Лейн и высказать ей в лицо все, что я давно хотела. Да и вообще всем, кто учил меня не столько науке, сколько жизни. А Дэниел… ох уж этот мне Дэниел!..

Мои мысли прервала музыка «Древа». Я с удивлением поняла, что мне хочется слушать ее и слушать. Словно я нахожусь в древнем храме около леса, слышен шум дождя и сквозь тучи пробиваются лучи солнца. Это «солнце» создавали клавиши, звучавшие в нужное время, а «тучи» – грозовые перекаты гитар и ударных. Музыка словно гипнотизировала, снимая физический и душевный дискомфорт, а голос Дэниела казался черным бархатом, касающимся ушей. Неожиданно для себя я оставила пустой бокал и подошла прямо к сцене, чтобы лучше слышать музыку и не отвлекаться на визги фанатов. Вибрация от музыки буквально проходила через мое тело и я потеряла последнюю связь с реальностью, ощущая себя частью музыки, частью шоу, происходящего на сцене. Мне не хотелось думать ни о чем, хотелось только танцевать. После очередной песни бешеный темп неожиданно сменился на лиричную балладу.

– Bí mo bandia! – вдруг сказал Дэниел пока шло вступление, смотря прямо на меня.

Мне захотелось поежиться и отойти куда-нибудь подальше в зал, но было уже поздно: песня началась и Дэниел, спустившись с невысокой сцены, подходил все ближе ко мне. Отступать стало некуда, когда он взял меня за руку и, не переставая петь, повел на сцену.

Песня действительно воплотила мой высказанный бред в парке: она была о герое, считавшим своей покровительницей богиню войны и смерти. Понимая что влюблен, герой пытается это отрицать и клянет богиню за то, что она испортила ему спокойную жизнь, в которой не было место сантиментам, одновременно продолжая любить ее и обещая, что предстоящий бой не выиграть даже самой богине войны, потому что любовь победит даже смерть. Как-то не так я представляла себе «альтернативное прочтение легенды». По сути я вообще его никак себе не представляла, мне лишь хотелось подколоть Дэниела, а в результате я снова подколола сама себя, да еще и ославила.

Пытка, продолжавшаяся на сцене около пяти минут, показалась мне вечностью. Не найдя глазами места, куда можно было бы безопасно уставиться, я посмотрела Дэниелу в глаза и прочитала в них совершенно четкое намерение, но не успела отреагировать. Он вплотную подошел ко мне и после завершающих аккордов, грубо поцеловал, сжимая меня в объятиях. Прямо в губы. Зал взорвался аплодисментами. Очевидно публика решила, что это часть шоу. В любое другое время я дала бы ему пощечину за такой поступок, как и любому другому мужчине. Но портить эффектную сцену и ставить группу в неловкое положение я не посмела. Не желая больше ни секунды находиться у всех на виду, я сбежала со сцены. Шок все не проходил: я ощущала какую-то пустоту внутри и одновременно мне казалось, что произошло что-то важное для нас обоих. Обретя дар речи, я отправилась в гримерку. Мне было уже все равно, что Дэниел там не один. Были все кроме Грега, который еще возился с инструментом на сцене.

– Ты позер и женоненавистник! – вырвалось у меня с порога. Ребята все как один повернулись к нам. Мне стало неловко, но сдерживаться я не могла.

– Давай не здесь, – мягко возразил Дэниел и, взяв меня за руку, вышел со мной на улицу.

– Хорошо, давай здесь! – почти кричала я на него, когда мы отошли от клуба, – ты гадкий любитель эффектных трюков, чертов эгоист!

– Тебе понравилось, – спокойно отметил Дэниел, скрестив руки на груди.

– Не твое дело! – уже по-настоящему злясь ответила я. Затем, выпустив пар, продолжила спокойнее, – да, понравилось. Но ты подумал, что использовал меня? Было эффектно и красиво, лишь об одном ты не подумал. Обо мне. Мы чужие люди и за такое от меня обычно получают по морде. А ты, похоже, нарочно поставил меня в дурацкое положение, зная, что я постесняюсь хоть как-то отреагировать. Ты словно изнасиловал меня у всех на глазах!

– Джинджер, – вдруг сбивчиво начал оправдываться Дэниел, – я клянусь, что не хотел ни оскорбить тебя, ни тем более насиловать. Ни морально, ни физически. Я лишь поддался импульсу, потому что ты нравишься мне уже давно.

– Слушай, – незаметно для себя как-то подобрела я, – хочешь заслужить мое прощение, подвези меня до дома. Потому что, честно говоря, я в шоке и зла на твой безобразный поступок.

– Буду рад, – прозвучал тихий бархатный голос, – садись.

Уже ставшим привычным движением я пристегнула ремень.

– Я не стану разговаривать с тобой, мне нужно разобраться в себе и в том, что произошло сегодня. И особенно – как быть с нашей дружбой и сотрудничеством, – сообщила я насколько это было возможно ледяным тоном. Вместо ответа Дэниел снова поцеловал меня и спросил:

– А это не даст подсказку?

Я не успела ничего ответить и даже опомниться, как машина резко тронулась с места.

 

Глава 9

 

Дэниел вел машину очень быстро, что было очень не похоже на него. Я даже не успела сказать, что он ошибся поворотом на перекрестке. Да что он делает? Хочет, что ли, чтобы мы разбились? Он и до этого вел себя со мной странно, но сейчас я утратила все остатки понимания мотивов его поступков: зачем он поцеловал меня на сцене? Куда везет? Ко мне? К себе? Почему таким странным путем? Ветер свистел мне в уши, а волосы забивались в глаза. Странно, что длинные волосы совершенно не мешали Дэниелу: они просто развевались сзади. Он смотрел только на дорогу, предельно серьезно, без улыбки, даже не смотря на меня как бывало раньше. Наконец мы остановились у какого-то непонятного роскошного дома, расположенного в своеобразном тупике дороги, на отшибе: два этажа, аккуратный сад вокруг. Дом всем своим видом был похож на свежую постройку.

Дэниел вышел и вывел меня из машины. Куда он меня привез? Это не мой дом и даже не его. Да еще почти никаких домов поблизости, лишь поодаль стоит пара таких же роскошных построек. Ошибся? На него не похоже.

Дэниел взошел на порог и открыл дверь. Значит, это тоже его дом? Но что он делает здесь и почему привез сюда меня? Вместо того чтобы бежать – как сделал бы любой здравомыслящий человек – я последовала за ним. Он вошел и включил свет. Внутри дом оказался еще более вычурным, чем снаружи: в гостиной, куда я попала, стоял кожаный диван, рядом с диваном – стол, а на столе стояли два подсвечника то ли старинных, то ли стилизованных. Я огляделась и поняла, что поторопилась назвать комнату гостиной, это скорее был сплав гостиной, кухни и бара, как часто показывают в американских фильмах.

Все стало понятно: это типичное любовное гнездышко. Значит, все-таки я все это время была права и он просто хочет изнасиловать меня, несмотря на Джейн? Ему настолько плевать на ее чувства?!

Не вполне отдавая себе отчет в действиях, я схватила со стола один подсвечник, тот, что стоял ко мне ближе всего. По крайней мере, подумалось мне, я смогу оглушить его, если он попытается взяться за дело. Но Дэниел меня перехитрил, крепко обняв обеими руками так, что возможность поднять руки выше плеч попросту исчезла. Вот теперь я по-настоящему испугалась!

– Джинджер, здесь я иногда отдыхаю после концертов и репетиций. Впрочем, делами группы я тоже занимаюсь здесь. На втором этаже расположена студия. Мы там записываемся, а в доме, в который я тебя возил в первый раз, моя собственная творческая кухня, как ты видела и я…

– Дэниел! – крикнула я, оглушив сама себя. Слушать его сказки сейчас было невыносимо.

– Джинджер, что с тобой происходит? – как будто удивился он.

– Что происходит?! Ты привез меня сюда, чтобы изнасиловать без свидетелей, вот что происходит. Ты все это время изображал супергероя, который приходит мне на помощь, чтобы я влюбилась и перестала рассуждать разумно, а потом бы отдалась тебе, хотя бы из чувства благодарности. Не выйдет. Ты к тому же еще и подлец: встречаешься с Джейн, а желаешь меня!

Дэниел словно не ожидал от меня такого, потому что ничего не отвечал, а просто стоял как статуя с застывшим лицом, выражавшим что-то среднее между искренним удивлением и гневом. Какой актер! Самой оптимистичной мыслью, которая крутилась у меня в голове, была «вот сейчас он отымеет меня и, вырубив этим же самым подсвечником, которым пыталась огреть его я, закопает на заднем дворе».

– Господи, Джинджер! – наконец обрел он дар речи, – у меня и в мыслях не было… о чем ты вообще думаешь? Если бы я играл тобой, я бы придумал что-нибудь поизящнее, а если бы хотел изнасиловать, взял бы тебя прямо там в клубе, в туалете. Или у тебя дома, пока Джейн ходила за лекарствами. Или в парке…

– Хватит, хватит. Я поняла, что у тебя богатая фантазия. Но у тебя этого не получилось бы – Джейн пришла вовремя, хотя я и подозревала, что ты хочешь меня.

– О, да. Очень богатая! Ты даже не представляешь насколько! Но, во-первых, мы с Джейн не встречаемся, я тебе уже говорил. Она просто мой хороший друг. И вообще она ведет себя как парень, а «голубым» я никогда не был, – заметил он смеясь как-то по-доброму, как незлобно подкалывают друзей, – во-вторых, Джейн мне – не помеха. Если бы я хотел, то запер бы дверь и затащил бы тебя в твою спальню, связав тебе рот твоими собственными волосами, а потом…

– Довольно! – прервала я его, не желая слушать грязь. Он явно часто и в подробностях представлял себе эту картину, если так аппетитно и сладострастно описывает ее сейчас мне, даже по прошествии нескольких дней.

– Я не о том, Джинджер, – вдруг спокойно произнес Дэниел, – я привез тебя из клуба именно сейчас, чтобы ты на этот раз точно не ушла от объяснения, как сделала в парке и после фотосессии. Наверное, я эгоист, но я привез тебя именно для этого: для объяснения. Я намекал тебе и говорил прямо. Даже забыв обо всем, поцеловал тебя перед всеми. А это не в моих правилах.

– Просто ты позер. Думаешь, я не поняла, что ты любишь эффектные трюки?

– Возможно, Джинджер, я и позер. Но не в любви.

– Ого! – не сдержалась я, – о любви заговорил. Хотеть потрахаться – это еще не любовь.

– Верно, – глаза Дэниела сверкнули, – это страсть. Но для меня это часть любви. Я влюбился в тебя еще тогда, в первую нашу встречу в клубе. Говоря «влюбился» я не имею в виду, что мне захотелось повалить тебя на столик, за которым мы сидели. Я полюбил твой голос, твою готовность к сражению со мной и одновременно твою незащищенность. Мне показалось, что тебе очень плохо и я должен помочь. И все, что я потом говорил тебе в машине и у себя дома – правда. Ты удивительная: умная, образованная, интересная. Но и моя страсть и любовь – тоже правда. Твой ум не отменяет твоей красоты и сексуальности… – Дэниел прервался, переведя дыхание после тирады, и продолжил уже более мирно, – но ты права, я не подумал о тебе сейчас. Художники, музыканты и поэты часто относятся по-собственнически к своим музам. Особенно когда музы становятся их возлюбленными, а это происходит почти всегда.

Он отвернулся от меня и, очевидно заволновавшись, подошел к окну, взяв из ящика стоящего перед окном стола сигарету, и закурил. Как ни странно, его маневр немного разрядил обстановку.

Он курил, задумчиво смотря в потолок, иногда выпуская струи дыма. Мое положение показалось мне комичным, перевернутым с ног на голову: обычно принцесса томится в плену у дракона, ожидая ангелоподобного принца, который придет и спасет ее, а меня угораздило влюбиться именно в этого огнедышащего и никакой принц мне не нужен. Да, я влюбилась. Это так глупо, но я влюбилась: в его голос, в его волосы, в его плечи и руки, в его легкую походку в состоянии алертности, даже в это его неуравновешенное поведение. Должно быть я действительно сильно заняла его разум, если он выкидывает со мной такие странные фокусы и честно признается зачем. Я не понимаю. Разум мне подсказывает бежать отсюда со всех ног, а сердце тянется к нему. Если подумать, у нас очень много общего в интересах. И, что важно, даже Джейн меня так внимательно не слушает. Будь он сто раз не согласен с моими выводами и мыслями, он слушает. Меня никто никогда не слушал, все только говорили, желая чтобы слушала я. Значит, Дэниел мне ближе самой близкой подруги? Чушь, но это так!

– Знаешь, мне действительно не следовало так опрометчиво поступать. Не знаю, почему я снова поддался импульсу, обычно я поступаю разумно, – окурок в руке Дэниела смялся от нервного шевеления всеми пальцами, – но ты что-то пробуждаешь во мне такое… темное, решительное, звериное. Не знаю что делать, я начинаю путаться. Прости, ты, наверное, хочешь уехать домой. Надеюсь, ты хотя бы полицию не вызовешь? Я ведь не собирался насиловать тебя или удерживать без твоего согласия.

– Нет!

– «Нет» – не хочешь уехать, не вызовешь полицию или «не надейся, что не вызову полицию»? – колеблясь между надеждой и отчаянием переспросил Дэниел.

– «Нет» – не вызову и… и «нет» – не хочу уезжать.

Вторую половину фразы я сказала неожиданно даже для себя самой, изначально собираясь простить его, но с условием, что он по-честному подвезет меня до дома. Пути назад отпали как-то сами собой.

Дэниел, отложив смятую вконец сигарету, сделал решительный шаг ко мне и крепко обнял, так, что мне стало трудно дышать. Затем решительно, совсем не как на сцене, поцеловал. С языком. Проникая глубоко. Не прерываясь, он надавил на мои плечи так, что платье под его руками сползло до бедер.

– Как же ты прекрасна! – прошептал он, любуясь произведенным эффектом.

За считанные секунды он снял с меня платье до конца и еще быстрее избавился от своей одежды. Я никак не могла заставить себя посмотреть на него обнаженного и смотрела ему в глаза. В них читались уже не только страсть и желание, но и, как ни странно, нежность. Он подхватил меня на руки и отнес в спальню как римлянин сабинянку. Платье повисло у меня на ступне и потащилось за нами по полу. Я стряхнула его, нисколько больше не заботясь о том, что оно будет валяться на ковре, а не висеть аккуратно – мне было не до этого, сейчас мне хотелось утонуть в объятиях Дэниела. Он снова поцеловал меня, слегка укусив за нижнюю губу, и осторожно положил на постель. Спиной я ощутила прохладу и мягкость шелковых простыней. Он лег рядом. Кровать оказалась достаточно просторной для двоих и места оставалось еще предостаточно. Я упорно пыталась отогнать возможные картины того, что могло происходить на этой постели до меня, пока Дэниел гладил меня по плечам, целуя в ключицы, спускаясь к груди. Я старалась справиться с дыханием, но оно учащалось помимо моей воли. Дэниел заметил это и осмелел, сначала припав губами к ложбинке между грудей, а потом, двигаясь наверх, снова поцеловал в губы, на этот раз обняв меня за голову обеими руками, как держат бокал коньяка. Я заметила, что такая приятная прелюдия начинает меня утомлять, хочется двигаться дальше, в этот момент он оторвался от меня.

Решив немного подразнить его, я отодвинулась, но его это не смутило: он подвинулся ко мне и начал гладить меня по волосам. Не знаю, намекал он на что-то или нет, но я решила немного похулиганить.

Он лежал на спине и глухо стонал, пока я ласкала его. Это было так неправильно, но мне нравилось терзать его плоть, чувствуя, что он находится в моей власти, несмотря на мое кажущееся унизительным положение. Он то приподнимал голову с подушки, смотря прямо на меня томным взглядом, то снова запрокидывал ее назад, судорожно хватая ртом воздух.

– А-а… Джинджер… подожди… дорогая! – вдруг остановил он меня.

Я с удивлением прервалась и посмотрела ему в глаза.

– Ты великолепна, – понял он мой невысказанный вопрос, – но я сейчас кончу и тебе ничего не достанется. А я люблю растягивать удовольствие!

Последнюю фразу он буквально прорычал и, прежде чем я что-либо успела сообразить, толкнул меня на подушки и, положив одну из них мне под ягодицы, резко проник. Я, не сдержавшись, закричала от будоражащей смеси удовольствия и боли. Пытаясь контролировать свои эмоции, я закусила губы, но Дэниел поцеловал меня – на этот раз нежно, не кусая – не дав закрыть рот, и хищно улыбаясь:

– Нет, я хочу слышать тебя, дорогая!

Дразня меня, он вошел на всю длину и сразу же вышел, сделав так несколько раз.

– Боже, как ты хороша! Я готов разорвать тебя!

При этих словах его ровные белые зубы при хищной, зверской, похотливой улыбке показались мне вампирскими клыками, а правильные черты его красивого лица, исказились зверской гримасой. На долю секунды я подумала, что он сейчас превратится в вампира или оборотня и действительно разорвет свою жертву когтями и клыками.

Потеряв остатки самоконтроля и самоуважения, я извивалась под ним и кричала, будучи просто не в силах вынести такое мощное наслаждение молча. Ему явно нравилось наблюдать мое состояние. Я схватила его за ягодицы, помогая ему поймать мой ритм и направляя его движения. Он уперся в самый чувствительный участок, в самой его глубине, как мне и хотелось, и продолжал двигаться все быстрее, впечатывая меня в кровать. Я кричала ему в самое ухо, но его, кажется, это не заботило. Он уткнулся мне в шею и чуть-чуть прикусив, поцеловал. Даже облизал как зверь. Затем, обхватив меня обеими руками за ягодицы, не выходя из меня перевернулся вместе со мной так, что я оказалась сверху. Усмиряя дыхание, он хрипло произнес:

– Не думал насиловать тебя. Но если бы ты изнасиловала меня, я был бы счастлив!

Я почти легла на его живот, а он, воспользовавшись этим, подхватил меня под коленями так, что мои ноги оказались разведены до предела своих возможностей. Затем, снова прижав мои ягодицы к себе, так, что с его тазом соприкасались абсолютно все мои чувствительные зоны, он задвигался так быстро, словно хотел подбросить меня. Мои мышцы внутри начали сокращаться и я почувствовала скорый финал. Пальцы Дэниела заскользили куда-то вниз и он начал водить ими, слегка надавливая, по моей коже вокруг своего члена. Это было уже слишком! Сдерживаться я больше не могла и, задергавшись, утонула в таком блаженстве, которого не испытывала прежде никогда. Ни кричать, ни говорить у меня сил не было и я просто лежала на Дэниеле, когда он через секунду или около того, осторожно вышел из меня и, застонав, залил буквально все вокруг себя. Немного обжигающей жидкости даже попало на меня.

Отдышавшись, Дэниел аккуратно вытер меня и себя влажными салфетками из туалетного столика. «Похоже, он тщательно подготовился к нашему «свиданию» – мелькнуло у меня в голове.

– Не стоило, я… не могу иметь детей, Дэниел, – ответила я. На меня нахлынула грусть, стоило мне вспомнить об этом.

– Мне так не хотелось покидать твое жаркое и влажное лоно! – он улыбнулся, но, видя мое лицо, снова посерьезнел, – прости, я не хотел, чтобы это так прозвучало. А почему?

– Не знаю. Но с бывшим мужем у нас не было детей. С ним вроде было все в порядке, его анализы ничего необычного не показали, наверняка это из-за меня.

– Мне очень жаль, Джинджер, – посочувствовал Дэниел, – не пойми меня неправильно, но сейчас я боюсь иметь детей. Может быть, когда-нибудь… – он перебил сам себя, видимо боясь портить романтический момент, – но я не думаю, что с тобой что-то не так. Мы вместе решим все твои проблемы. Для меня нет никого дороже тебя и я сделаю все, чтобы ты была счастлива.

– Хотелось бы, чтобы это было так, Дэнни.

Я назвала его «Дэнни»? Хотя, после такого было бы странно называть его «сэр Дэниел Фордж».

– Хочешь продолжить у камина?

Ничего себе у тебя аппетиты!

– Отнеси меня туда. Это было так приятно – ощутить себя принцессой.

Он хитро улыбнулся:

– А ведь я всегда знал, что даже такие сильные и самодостаточные женщины как ты, любят мужскую силу.

– Да, я – железная леди, – поддразнила я его.

– Всякой железной леди нужны любовь и понимание, а железной можно быть для всех остальных.

Фраза, по смыслу почти та же, что была сказана тогда в клубе, в другое время могла бы вызвать у меня только ярость, но сейчас мужская сила Дэниела – во всех смыслах – была так кстати!

Он, как был, обнаженный и вспотевший со спутанными волосами, подхватил меня на руки и отнес в комнату с баром, где был камин, у камина лежал пушистый ковер, стилизованный под охотничий трофей. А вот камин был настоящий, не электрический как в другом доме, и на растопку понадобилось время.

Несмотря на пошлость и банальность ситуации, мне было приятно побывать как будто в дешевом романтическом фильме и, когда Дэниел, покончив с растопкой угля, спросил не хочу ли я чего-нибудь выпить, я без раздумья согласилась.

И растопку камина, и приготовление напитка Дэниел осуществил не одеваясь. Я чувствовала себя первобытной женщиной, закинутой вместе с первобытным мужчиной в цивилизованный мир («У первобытных мужчин не было такого ухоженного, гладкого тела без волос», – вдруг проснулась во мне зануда-ученая).

Ну конечно же это снова был глинтвейн! На этот раз менее острый, но более крепкий, обжигающий. Дэниел, подав мне серебряный стакан, присел рядом, держа в руках такой же. В свете огня его татуировки (кроме ветвей дуба их было еще две: одна – на левом плече – в виде грифона, а другая – на животе под пупком – в виде двух переплетенных листьев дуба с желудями) придавали ему вид древнего охотника или жреца, готовящегося принести сакральную жертву во имя бога плодородия.

Мы выпили. Несмотря на более щадящий вкус и куда более ясную голову, ноги меня не слушались после выпивки, а мышцы по всему телу постепенно начали приятно расслабляться.

Дэниел, отставив кубки подальше, лег на меня, устроившись у меня между ног и опираясь на локти, начал гладить по волосам, заправляя их мне за уши. Его дыхание снова начало сбиваться и он вдруг произнес:

– Если бы ты мне позволила, я оттрахал бы тебя здесь в каждой комнате, на каждом столе!.. – не закончив свою похотливую мысль, он грубо поцеловал меня, снова глубоко проникая языком.

Фу, как жестко он выражается, но это ему так идет! В противовес моему бывшему в пору ухаживания за мной излишне романтическому джентльмену-мужу, который напоминал мне приторное пирожное, Дэниел напоминал мне переперченный бифштекс с кровью и красное вино: обжигает, опьяняет и его никак нельзя много, но так тянет!

Я обняла его за шею обеими руками, сцепив пальцы. «Теперь он точно никуда от меня не денется», – весело подумалось мне.

– Ты занята завтра? – спросил Дэниел, прервав поцелуй.

– Нет, – честно ответила я, не вспомнив на ближайшее время никаких важных дел. И мне сейчас совершенно не хотелось думать о диссертации, до защиты которой, кстати, времени оставалось достаточно.

– Это прекрасно, – снова оскалился Дэниел, – потому что я буду любить тебя завтра весь день, во всех мыслимых позах!

Это обещание вкупе с выпитым вином распалило меня до предела и мне даже не понадобилось помогать Дэниелу, когда он одним мощным толчком снова пробил дорогу своим пульсирующим членом.

Все пространство вокруг меня наполнилось влажными звуками наших причмокивающих поцелуев. Желая получить еще больше удовольствия, я снова схватила Дэниела за ягодицы и, направляя его движения, резко стала подаваться вперед, ему навстречу.

На этот раз оргазм был менее острым и бурным, но более долгим и нежным, а Дэниел на этот раз не спешил выйти, пока не излился полностью, а его сладкие судороги внутри меня не успокоились.

Я потянулась за чем-нибудь, что могло бы послужить одеялом, поскольку доходить до спальни у меня не было сил, а когда я в наступающей уже полутьме комнаты нащупала на полу свое платье, то обнаружила, что Дэниел спит, ровно дыша и лежа на спине.

Устроившись у него под боком и кое-как укрывшись платьем, я уснула вслед за ним.

 

***

Я проснулась от того, что луч солнца, проглядывающий через окно, ударил мне прямо в глаза. Мы лежали на ковре около уже потухшего камина. Дэниел все еще сладко спал, укутавшись моим платьем. Я залюбовалась его телом, которое, впрочем, и под одеждой точно угадывалось. Только теперь футболка не мешала разглядывать его литые мышцы и татуировки на них. Длинные волосы, обычно тщательно причесанные, разметались. Как вчера на концерте и в спальне. Внутри у меня все сладко заныло при воспоминаниях о ночи. Влюбившись в него, я сделала большую ошибку, но это было приятнейшей ошибкой за последнее время.

«Забавно», – подумала я, – у него такие красивые татуировки на плечах сзади и спереди, на животе, а на груди нет. Ему бы пошло… я заметила в камине маленький кусочек уже давно остывшего уголька. В этот момент во мне проснулась маленькая хулиганистая девочка, которая портит обои, рисует на тетрадях старшей сестры и разрисовывает себе ладони: осторожно стащив с Дэниела импровизированное одеяло, я провела по его груди черную дорожку. Он никак не отреагировал. Тогда чуть пониже, там где сердце, я нарисовала четырехлистник. Получилось не как у тату-мастера, но похоже на клевер. Увлекшись, я не заметила как Дэниел начал просыпаться. Увидев меня, перепачканную в угле, он, не говоря ни слова, скинул меня с себя и, после катания по ковру в короткой веселой борьбе, оказался на мне и, сев мне на ноги, отплатил мне тем же, но более изощренно: сначала обведя ореолы сосков, затем, судя по движениям, нарисовал на моей шее какой-то цветок, а потом, ведя прямую линию, спустился к животу. Мне стало ужасно щекотно, я засмеялась и выбила у него из рук уголь. Которого, впрочем, оставалось уже немного.

– Как приятно, когда ты смеешься, – произнес Дэниел и поцеловал меня, – а ты любишь пошутить!

– Решила поозорничать, представив как будет смотреться татуировка на твоей груди. Но никак не на своей.

Дэниел улыбнулся:

– Будь моя воля, я бы разрисовал тебя всю с ног до головы. Тебе бы очень пошли татуировки.

– Спасибо, я предпочитаю воздерживаться от этого дикарского обычая, – ответила я и тут же осеклась, вспомнив о его татуировках на плечах и животе.

– Не спорю, что я дикарь, – широко улыбнулся Дэниэл, – но и ты была бы потрясающей дикаркой. Рыжая дикая штучка, необузданная как богиня любви и смерти, как сама стихия. Это потрясающе эротично. Как только я увидел тебя, я представлял какие у тебя формы под твоей ученой одеждой и мечтал убедиться в этом.

Мне стало неловко от такого откровенного напора: он когда-нибудь вообще устает?

– Нужно помыться, – переменил тему Дэниел, – хотя ты прекрасна и так.

Он взял меня за руку и повел по коридору. Открыв одну из дверей, он полушутливым жестом пригласил меня зайти:

– Леди проходят первыми.

Я очень хотела ответить что-нибудь вроде «а джентльмены пристраиваются сзади», но не стала и прошла в комнату.

Комната оказалась ванной. Никакого киношного китча вроде джакузи на двадцать человек, все очень просто и скромно: белая душевая кабина и такая же белая ванна, везде кафель. Боясь поскользнуться, я встала на белый пушистый коврик около ванны.

– Нет-нет, – возразил Дэниел, – это в фильмах и книгах все просто. Вдвоем мы с тобой в ванну не поместимся.

Заправив длинную прядь волос за ухо, он подошел к душевой кабине и открыл ее, снова тем же жестом приглашая меня внутрь. Я зашла. Дэниел зашел следом. Было тесновато, но все же мы поместились.

Повернув краны, Дэниел взял губку и, вспенив ее гелем, начал тереть мой испачканный живот, а затем, молчаливо дождавшись моего разрешения, и грудь.

Он растирал мое тело сильно, но осторожно, не причиняя боли. Затем принялся за себя. Мои «временные татуировки» сошли мгновенно. Дэниел, взяв душ, отмыл от пены сначала меня, как будто нарочно задерживая струи воды на самых беззащитных частях тела, а потом и себя – гораздо быстрее.

Когда мы вышли из кабинки, он накинул на меня пушистое полотенце и, обняв за талию, отвел меня в спальню.

Я села на кровать и попыталась прикрыться полотенцем, но Дэниел мягко и одновременно настойчиво стянул его с меня. Я почувствовала себя крайне беззащитной: было мокро и холодно.

– Сейчас вытру, – прошептал он и принялся вытирать мои волосы так, что они растрепались, а затем растирать шею, грудь и живот. От его манипуляций мое тело не просто согрелось, а покраснело.

Я засмеялась и, почувствовав ободряющую легкость после процедуры, запрыгала на кровати как девочка-подросток из молодежных комедий. Дэниел вытирался сам и, глядя на меня, похоже, радовался. Полотенце упало на его ноги. Я, захотев обнять Дэниела, потянулась, чтобы снять полотенце, но наткнулась на его вставший член. Мне стало не по себе и я попыталась убрать руку, но Дэниел схватил ее.

– Ты когда-нибудь устаешь? – не смогла я сдержать удивления.

– Я не трахался так давно, что, кажется, мог бы пялить тебя на завтрак, обед и ужин, и мне стоит всей моей выдержки не сойти с ума при виде твоего великолепного тела.

Я попыталась сделать вид, что оскорблена такими выражениями, но поняла, что мне это не под силу – отсутствие мужчины в моей жизни (во всех смыслах) тоже сказалось на мне не лучшим образом.

Дэниел обнял меня за плечи. Затем, отпустив, странным жестом – указательным, средним и мизинцем – провел пальцами по моей шее.

– Почему ты показываешь мне картари-мудру? – не поняла я.

– Возможно для культурного Востока это и мудра, дающая покой и радость. А для меня, северного варвара, это жест, дарящий радость женщине, – Дэниел снова улыбнулся своим хищным оскалом.

Я начала догадываться.

– Ложись, – прошептал он, – покоя не обещаю, но удовольствие будет.

Ничего не успев осознать, я снова оказалась без халата и с подушкой пониже спины. Пальцы Дэниела резко вонзились в меня.

– Ой, как приятно! – только и смогла простонать я.

– Сейчас будет еще приятнее, мисс Джи!

Я и не подозревала о своей способности к расслаблению: изощренные ласки Дэниела доставляли бесстыдное блаженство и он сам наслаждался моими эмоциями, несмотря на то, что, смущаясь своего удовольствия, я постоянно отводила взгляд. А он намеренно старался заглянуть мне в глаза.

У меня перехватило дыхание, когда к пальцам Дэниела присоединился его язык, но продолжалось это недолго – выдержка моего мучителя иссякла:

– Больше не могу сдерживаться: я хочу снова ощутить тебя на члене!

– Это была твоя идея, – оживилась я. Теперь настал мой черед сладких пыток.

Я ощущала его сладкие конвульсии губами и языком, наслаждалась горячей плотью, пока пальцы Дэниела зарывались в мои мокрые волосы. Вскоре у него подкосились ноги и он прорычал:

– Ложись!

Я повиновалась, собираясь лечь на спину, но Дэниел грубо перевернул меня на живот и, держа за бедра, грубо ворвался. Не «вошел» и даже не «вставил», как принято в таких случаях писать, а именно ворвался. Как самец в брачный период, немного злой на кокетничающую самку.

Я оказалась буквально запертой в его тесных объятиях, Дэниел не щадил меня нисколько, даже немного издевался то выходя, то врываясь на всю глубину, а чтобы я не вырвалась, схватил меня за волосы. Мне было очень больно, но при этом так приятно, что я закричала от наслаждения, но… на этот раз Дэниел сунул палец мне в рот и прохрипел:

– Теперь я в двух твоих дырочках, тебе ведь это нравится, сладкая?!

Я закивала. Дэниел ускорил движения, уже не мучая, а лаская меня обеими руками. От удовольствия, которое резко накрыло меня, я в судорогах упала на подушки, а Дэниел с громким криком блаженства наконец-то освободил меня.

После приятного, но мучительного утра мне снова захотелось спать. И я задремала на плече Дэниела, пока он гладил меня по волосам, шепча: «Ты так хороша!»

Днем Дэниел все-таки сподобился сдержать слово: отвез меня, полностью обессиленную после наших развлечений, домой.

У порога он обнял меня за плечи, напомнив зачем-то:

– Я надеюсь увидеть тебя в образе Морриган. Как только все будет готово к съемкам.

Он поцеловал меня и ушел, не попрощавшись, явно задумавшись о чем-то, пребывая «в себе». А я вошла в дом.

 

Глава 10

Дома ко мне снова вернулось то ощущение обезвреженной бомбы, как в день после первого разговора по душам с Дэниелом. В голове крутилось классическое «что же я наделала», как в плохих мелодрамах. И правда – что же я наделала? Всего несколько дней знакомства, и мы уже близки? Как-то мерзко это осознавать, словно я была под гипнозом.

Однако факт остается фактом: я прямо-таки почувствовала как ожила, когда в моей жизни появился Дэниел: этот псих не дает мне скучать своими безумными выходками, поддерживает меня, да и – что уж скрывать – в постели он очень даже неплох.

В голове у меня начали крутиться глупейшие картины, которых я не представляла себе лет примерно с шестнадцати: красное вино, свечи по всей квартире, я то в ванне, то голышом гуляю по комнатам, валяюсь на кровати. Вот только абстрактный партнер в моем воображении сменился на конкретного человека – теперь я представляла во всех этих сценах исключительно Дэниела. И уже осознанно хотела повторить все, что у нас произошло.

Пытаясь избавиться от предательских желаний, я переключилась на мысли об университете. Вот достанется мне и от мистера Хили и – что еще хуже – от мисс Лейн.

Надо уже дописать наконец эту несчастную работу!

Безо всякого желания я улеглась с ноутбуком в постель («А с Дэниелом было бы теплее» – пронеслось у меня в голове, но я отмела поползновения своей фантазии) и принялась сочинять издевательские конструкции вроде «несмотря на то, что часть ирландской территории традиционно считается подвластной британской короне, ирландский этнос всегда был богат своей культурой, историей и, что немаловажно, особым языком, который благодаря становлению самосознания народов Ирландии, становится предметом изучения после столетий намеренного забвения в официальной историографии». В переводе на человеческий язык это означало «какого… народы Ирландии до сих пор считаются в Англии неполноценными, а ирландская культура выглядит на своей же территории чем-то экзотичным?» Поначалу я не планировала открывать подобной фразой общие выводы своей диссертации, но мне ужасно хотелось поддеть мисс Лейн, у которой еще при общении по Интернету я уловила откровенно проанглийский настрой в науке.

В очередной раз я убедилась как совместимы бывает жажда крови (пусть и образно выражаясь) и секс: и то и другое помогло мне за два дня безвылазного сидения в своем доме написать то, что я без особого успеха силилась выразить почти полгода.

Когда на следующий день после написания я пришла с работой в университет, на кафедре я к своему облегчению застала только мистера Хили. Мы тепло поздоровались, а мистер Хили – этот милый гном, как я про себя его называла из-за небольшого роста и массивной бороды – предложил мне угоститься чаем.

– Вы плохо выглядите, мисс Руад. До сих пор не выздоровели?

– Можно и так сказать, – не пожелала я вдаваться в подробности, – от чая не откажусь. Тонизирующее мне сейчас пойдет на пользу.

Я показала мистеру Хили свою диссертацию и, пока он читал, решила сама сделать нам обоим по чашке вкусного красного чая. Впрочем, долго ждать мне не понадобилось – прочитал он мой труд «по диагонали», как делал всегда, больше обращая внимания перед внимательным изучением дома, все ли части построены как надо.

– Должен заметить, – завершил он проверку, – что я очень доволен вами, мисс Руад. Дома я все как следует прочитаю и подготовлю все возможные замечания.

Он, видимо, хотел сказать еще что-то, но запнулся, когда дверь открылась. Это была мисс Лейн. Теплая атмосфера заледенела в считанные секунды.

– Здравствуйте, мисс Руад, добрый день, мистер Хили, – холодно поздоровалась она с нами, удостоив нас обоих высокомерным взглядом своих голубых глаз.

– Добрый, мисс Лейн, – ничуть не утратил мистер Хили тепла в своей речи, – мисс Руад вышла после болезни.

– Я заметила, – произнесла мисс Лейн, стоя к нам спиной и глядя на нас в зеркало, попутно поправив ракушку из пшеничных волос, – вам бы следовало, мисс Руад, принести свою диссертацию пораньше. Защита уже не за горами, а вы не единственная, кто будет защищаться в этом году.

Я молчала как заправская прогульщица, которой нечего возразить по существу и остается только дожидаться пока отчитывающий выговорится, а для порядка проныть что-то вроде «ну я больше не бу-у-уду-у-у».

– Да, кстати, – продолжила мисс Лейн, резко повернувшись ко мне лицом, – есть одна вещь, о которой я хотела бы с вами поговорить.

Вспомнив разговоры с Джейн, я поняла куда клонится разговор, но решила соврать:

– Не понимаю о чем вы, профессор.

– Я думаю, прекрасно поймете, вы ведь подруги с Джейн?

Вот что она лезет не в свое дело!

– Да, мисс Лейн.

– Мне очень не понравилось ваше отношение к собранию. Вы, вероятно, считаете себя гением, которому все можно? Открою вам тайну, мисс Руад, даже гениям можно не все. А в вашей гениальности еще предстоит убедиться.

– Я не считаю себя гением! – вспыхнула я, – но мне бы хотелось, чтобы меня принимали такой какая я есть. Уж извините, что я не ваша копия во всем! Мне что, искусственно состарить себя или одеваться в рясу, чтобы вы поверили, что я тоже кое-что понимаю в науке? Мне, знаете ли, неприятно, когда судят по одежде и предлагают отправиться в ночной клуб.

– А вы, мисс Руад, не пробовали одеваться менее вызывающе и более строго, чтобы вас принимали именно за ту, кто вы есть, как вы выражаетесь. И почему обязательно ряса? Вы всегда передергиваете слова оппонента?

– Я ничего не передергиваю, мисс Лейн. Я одеваюсь совершенно нормально. Мне может быть ваша прическа кажется смешной, но это ваш вкус и ваш выбор, и я его уважаю. Относитесь и к моему вкусу с уважением, что вам мешает?

– Давайте, мисс Руад, отложим дискуссию о моде на более подходящий для этого случай, – как мне показалось, примирительно сказала мисс Лейн, – есть, как я начала говорить, один деликатный вопрос.

– Я вас слушаю, – не показывая страха ответила я.

– Мой ассистент является большим поклонником вашего, как он говорит, научного таланта. Надо признать, слог у вас хороший и факты вы подбираете именно как должно. Кстати, это мнение не только моего ассистента, но и всех собравшихся и если бы вы обладали хоть каплей такта и остались на конференции, вы бы знали, как тепло приняли ваш доклад и вам бы не понадобилась эффектно хлопать дверью.

Мне стало стыдно.

– Что же тут деликатного? – осмелилась переспросить я, – очень приятно, что мою работу высоко оценили, даже вы.

– Деликатность не в оценке вашей работы, как мне кажется, все же завышенной, – терпеливо продолжила профессор, – а в том, что мой ассистент слишком уж увлекается именно вашими работами, по-моему, в ущерб занятиям собственным. И у меня есть основания подозревать здесь человеческий фактор. По-простому говоря, вы явно ему нравитесь. Надеюсь, вы сможете на него повлиять. Мне, в отличие от многих здесь, небезразлична репутация учебного заведения.

– Мисс Лейн, я в глаза-то его не видела, какое там «нравитесь».

– Он был на той злополучной конференции и видел ваше выступление. И вы бы тоже увидели, если бы проявили интерес к чему-то кроме себя. А сейчас он работает дома, как, надеюсь, и вы над своим трудом.

– Моя диссертация у мистера Хили. Жду замечаний и дополнений от него.

Не желая снова накалять обстановку, я уверила мисс Лейн, что при первой же возможности переговорю с ее ассистентом и постараюсь убедить его не заострять внимание как на моих работах, так и лично на мне.

С легким сердцем после тяжелой беседы я отправилась в кафе, надеясь встретить там Джейн, обсудить события последних дней и, может быть, немного отдохнуть и прогуляться.

Мисс Лейн меня откровенно насмешила: какой-то незнакомый ассистент «положил на меня глаз» и она думает, что у меня что-то может с ним быть? Это просто смешно. Посторонние мужчины меня не интересовали никогда, а в последнее время и вовсе – перспектива каких бы то ни было отношений.

Пребывая в своих мыслях, я незаметно для себя дошла до кафе. Конечно же Джейн была там, сидела с куском неизменного пирога с вишней.

Желая поздороваться, я подошла поближе и тут же увидела Дэниела, который нес ей чашку кофе и сел за ее столик. Очень мило! Я замялась, но все равно подошла к ним:

– Привет, Джейн, привет, Дэнни. Или как вас вдвоем называть, Джейни? Или Дэйн? Раз вы такие две неразлучные половинки.

У этих двоих синхронно отвисли челюсти. Мне было приятно, что я застукала их вот так.

– Приятно подави… то есть, приятного аппетита нежно влюбленным! – вложила я максимально возможную долю сарказма и спешно пошла из кафе. За спиной я услышала что-то невнятное, но попыток объясниться не последовала ни с чьей стороны. А что объяснять? Факт, как известно, упрямая вещь.

Да… поспешила я с оптимистичным отношением к мужскому полу. Так и знала, что мой оптимизм был не оправдан.

Примерно эти мысли крутились у меня в голове, когда я, сидя в ванной, услышала сигнал сообщения.

«Надо поговорить, Джинджер», – увидела я в непрочитанных SMS.

«Не о чем нам с тобой говорить», – отправила я поспешное сообщение.

– Ну, и что ты не пишешь?! – крикнула я через несколько минут в трубку, после того как передумала и перезвонила Дэниелу.

По ту сторону раздался хохот:

– Я даже приеду!

– Этого еще… – начала было я, но уже пошли короткие гудки.

Сперва я понадеялась, что Дэниел не приедет, а перезвонит или – что было бы еще лучше – просто подумает о своем неосторожном поведении, о том как причинил мне боль и поймет все сам, если он честный человек. Но прощать его я не намерена, и было бы прекрасно, если бы он сам прекратил искать со мной встреч после такого.

Желая отвлечься, я села за оставшееся оформление диссертации: предстояло красиво оформить все части, выровнять шрифты, напихать сносок хотя бы просто для вида и навести весь положенный марафет, на который постоянно обращает внимание комиссия в первую очередь, какого качества работа бы ни была.

Увлекшись, я не заметила как раздался звонок. Я предпочла не открывать. Звонок повторился, но уже более настойчиво. Я вытащила из комода беруши. Звонок не прекращался, его все равно было слышно, только чуть хуже. Сосредоточиться на работе это не помогало, даже наоборот – заедала мысль о стоящем за дверью упрямце.

– Джинджер, открой, я знаю что ты там, – сквозь беруши услышала я. Голос Дэниела перекроет, наверное, все что угодно.

– Пошел ты!.. – не удержалась я.

– И пойду! Как только откроешь и выслушаешь.

– Можешь трахать кого угодно и сколько угодно, а ко мне больше не смей приближаться! – пыталась я не отставать от него по упрямству.

– Только тебя, если еще будет такая возможность! Джинджер, пусти, на меня уже прохожие внимание обращают.

– Пусть обращают, твои проблемы!

– Давай все выясним и я уйду. Я ведь не отстану, ты меня знаешь!

Это была чистая правда: упрямство Дэниела, как я уже успела убедиться, перешибает что угодно. С другой стороны, я могу в очередной раз высказать ему все в лицо и с чистой совестью выгнать из дома и из своей жизни.

Я открыла дверь и, не желая слушать его оправдательную гипнотическую ложь, перешла в наступление (Что он на это скажет? Нечего будет!):

– Значит так, я не собираюсь тут опять слушать про ученых, про сумасшедших энтузиастов, актрис и муз. Будь честен хотя бы со мной и с собой: если ты не можешь удержать член в штанах при виде каждой телки, так и скажи прежде всего сам себе!

– Ничего не понял, – спокойно сказал Дэниел. Куда-то пропал его дикий блеск в глазах. Я ожидала всего, только не этого выбешивающего спокойствия.

– Ах, ты не понял! Может быть еще скажешь, что не приглашал Джейн в кафе, не угощал ее кофе с пирогом?

– И о чем это говорит? – Дэниел был не просто спокоен, он по-хозяйски уселся на диван в гостиной, – о том, что я по-дружески могу угостить старого друга кофе? Пирог, между прочим, она взяла себе сама. И, как всегда, сказала, что будет платить раздельно. Можешь даже спросить у нее, если конечно и она твое доверие уже не потеряла.

– А с чего началось все у нас?! Всего лишь подвез, всего лишь предложил поработать, всего лишь угостил кофе, всего лишь сделал лекарство. Всего лишь трахнул… Ты ко всем так методично и беспардонно подкатываешь?

– Да сколько раз тебе говорить? У меня нет, не было и не будет ничего с Джейн. Она милая, но она мне как сестра. Даже как брат. И не думаю, что с ее живостью характера и неумением держать язык за зубами она бы представила тебе меня как старого друга, а не как возлюбленного.

– Плохо ты знаешь Джейн, – начала успокаиваться я. Надо признать, довод выглядел разумным, – она, когда ей надо, еще как умеет держать язык за зубами. Нас она долго друг от друга скрывала.

– Когда нужно хранить чужие тайны, верно? Но не свои собственные.

– Да, ты прав.

– Поверь, я никогда не сделаю тебе больно. Да еще и таким подлым способом. Просто, как ты видела, живу я неподалеку: там, где фотографировал тебя. И мне удобно общаться с другими учеными, тем более с друзьями вроде Джейн.

– А то, что ты рассказывал мне про тот дом, где…

– Где мы трахались? – вдруг прямо спросил Дэниел, словно желая еще больше смутить меня.

– Ну, да.

– Это студия. Частично. Я еще не показывал тебе второй этаж, где она находится. Мы с ребятами живем в разных концах города и удобно иметь условное место, где можно полностью отдаться музыкальным делам и не волноваться, что родные увидят то, что им не понравится. Потому что это еще и место для отдыха.

– И часто ты так… э… отдыхаешь? – задала я мучивший меня уже некоторое время вопрос.

– Ты, наверное, хочешь узнать много ли у меня было женщин? – догадался Дэниел, – несколько. Но любимых – ни одной. Только тебя я полюбил по-настоящему.

– Разум подсказывает мне, что ты бессовестный лгун, а сердце и другие органы хотят, чтобы это было правдой.

Дэниел засмеялся:

– Не волнуйся: все это было до тебя. Я давно расстался со всеми.

Я почему-то обиделась:

– Никогда не говори женщине о своем прошлом, даже под предлогом «все это было до тебя». Потому что представляться все будет в настоящем.

– Значит, для тебя я стану изменником задним числом? – подколол Дэниел.

– Нет, конечно, – стала оправдываться я, – но слушать про бывших не очень приятно. И да, я хочу, чтобы ты реже виделся с Джейн.

– Есть, мэм, – полушутя ответил Дэниел.

– Не смешно, Дэнни. Ты приехал для серьезного разговора, кажется? А сам паясничаешь.

Дэниел не обратил внимания на мое замечание, молча подойдя ко мне вплотную.

– Зачем тебе очки, да еще с простыми стеклами? – не дожидаясь ответа, он снял их с меня.

– Не знаю, – честно ответила я, – выглядит солиднее, строже.

– Не сказал бы, – оскалился Дэниел (появление хищной улыбки на его лице, как я уже успела заметить, могло обозначать только одно), – у тебя это значит «я хочу трахаться, но хочу, чтобы меня, неприступную, завоевали». Что ж, я готов!

– Почему ты говоришь со мной или о работе или о сексе? По-моему, ты просто используешь меня для каких-то своих целей.

– Просто поддерживаю начатые тобой темы, – нашелся Дэниел.

– А мне кажется, это ты меня на них провоцируешь!

– Я «использую» тебя точно так же, как и себя: для нашей творческой работы. Мне казалось, тебе понравилось работать со мной.

– Да, но наши чувства понравились мне больше, – осмелела я.

– Может быть, проверим их еще раз? – Дэниел прижал палец к моим губам, как делают, когда хотят удержать собеседника от неосторожных слов. Впрочем, у меня и не было особого желания болтать.

Дэниел подхватил меня на руки и уже знакомым способом отнес меня на диван.

– Кажется, здесь не развернуться? – усмехнулся он.

– Есть еще пол, – ответила я ему в тон.

Мы растянулись на ковре около дивана.

Не теряя времени, Дэниел стянул с меня юбку и чулки.

– Как я хочу тебя! – прохрипел он и после этих слов впился мне между бедер.

Такая резкая атака заставила меня вскрикнуть от удовольствия и выгнуться Дэниелу навстречу. Он, чуть помедлив, продолжил ласкать меня пальцами и языком, на этот раз действуя вокруг да около, намеренно не касаясь самого сокровенного. Эта сладкая мука лишала меня разума и стыда. Теряя терпение, я стала его подгонять:

– Ах! Еще! Давай же!

Забывшись, я уперлась в его плечи ногами, на которых все еще были туфли. Я испугалась, что сделала Дэниелу больно, но он только оскалился и с явным удовольствием продолжил свое дело, поглаживая меня по ногам и животу. Я краснела от удовольствия и смущения, прятала глаза, Дэниела это забавляло. Это стало чем-то вроде ролевой игры для нас:

– Обожаю твою стыдливую улыбочку! – произнес он, облизываясь.

Я не знала сколько прошло времени, прежде чем Дэниел оторвался от меня и, приспустив джинсы (именно приспустив, а не сняв, это придало пикантности ситуации, словно он опасается быть застуканным), высвободил член. Пикантности придавало то, что кожаную жилетку, которую Дэниел иногда носил на голое тело, он тоже не стал снимать.

Я закинула ноги ему на бедра и приняла его. И на этот раз Дэниел застал меня врасплох резким переходом от нежной медленной прелюдии к жесткому сексу. В этом весь Дэниел, как и его музыка – такие же резкие переходы от одного темпа к другому.

Резкими движениями он прибивал меня к ковру, не сжалившись надо мной даже тогда, когда меня заколотила сладкая судорога и я в порыве страсти впилась ногтями в его торс. На плечах Дэниела оставались искорки от моего блеска для губ.

– Как же хорошо! Обожаю тебя! – услышала я в самый патетический момент и Дэниел, опираясь на локти (по-видимому, чтобы не рухнуть на меня всем весом), осторожно покинул меня и остался сидеть на ковре.

– У меня трясется все тело, – еле проговорила я, все еще не имея возможности собраться с силами, – кончится тем, что я однажды сойду с ума от удовольствия.

Это было чистой правдой – ноги дрожали от наслаждения и я не могла унять их.

Мне как-то сразу представился заголовок таблоида: «Любовница известного рок-музыканта сошла с ума от удовольствия». Наверное, после такого еще больше девиц захочет познакомиться с ним.

 

Глава 11

 

– Дорогой, как прошел день?

– Все отстойно. Ненавижу себя, ненавижу всех! Надо было наплевать на свою семейку еще давно, а теперь просрал жизнь бесповоротно. Дай мне побыть одному!

– Что ты предлагаешь? Почему сразу «просрал»? Нельзя так о себе, ты хороший музыкант, нужно лишь терпение.

– Да почему я должен что-то предлагать? Все в моем возрасте уже прославились, а я маменькин сынок. Всю жизнь терплю, и ты туда же. Ни карьеры, ни детей…

Тьфу ты! Почему я снова вспоминаю те ужасы моей прошлой жизни? Почему, стоит подумать о Дэниеле, я сразу вспоминаю бывшего мужа и сравниваю их? Очевидно же, что небо и земля.

Говорят, печально свободной птичке жить в золотой клетке. Но куда печальнее жить не только в клетке, но еще и не золотой. Как в той моей жизни. В общем-то, не могу я винить своего бывшего: у меня бы и у самой «снесло крышу» от такого давления не по заслугам уважаемых родственников. Респектабельный неформал (точнее, неформал, которого заставляют быть респектабельным) – что может быть ужаснее? Говорят, за каждым великим мужчиной стоит великая женщина. Что ж, я оказалась недостаточно великой. Как-то он теперь поживает? Надеюсь, лучше, чем со мной. Смог ли он уехать в город своей мечты? Хотелось бы верить, что да. Неужто я все еще люблю этого пришибленного? Что за бред!

Как хорошо, что с Дэниелом я могла себе позволить быть той, кто я есть, а не вынуждена изображать солидного ученого с хваткой бизнес-леди.

За время пребывания в «Любовном Гнездышке» (как я про себя в шутку называла домик-студию, на манер названий старых поместий) я успела познакомиться со всей группой, со всеми «ветвями» представленного мне «Древа Друида». Все больше и больше приятных воспоминаний о рок-н-ролльной молодости всплывает при общении с этими людьми.

Вот весельчак Грег – шотландец, странный бас-гитарист, как говорят, «на своей волне», любитель черного юмора, но хороший музыкант, этого не отнять.

Фил – англичанин, еще более странный ударник, «вещь в себе».

Пол – ирландец, как мы с Дэниелом, гитарист хиппового вида, который похож на Вильгельма Второго. Тем, что хочет быть на каждой свадьбе женихом, на каждых похоронах – покойником. Активисты 1960-х были бы рады такому типу в своих рядах.

Алекс – англичанин, клавишник, недавно пришедший к ребятам. Как рассказывал Дэниел, прежний решил уйти в какой-то свой проект. Ну, дай Бог. Что и говорить, видение Алекса привнесло дополнительную симфо-фишку в звучание группы.

Несмотря на множество различий и даже откровенных противоречий, парни подходили друг другу как пазлы. Поначалу я вздрагивала от ужаса, когда до меня долетали обрывки ругани во время репетиций (не в последнюю очередь потому, что подобная ругань напоминала мне разлады бывшего мужа с его группой), но со временем привыкла. Для них это был нормальный рабочий процесс.

Однажды на одной из репетиций произошел очень смешной случай, который хорошо показал мне, что ребята в группе – фактически одна семья.

В тот день что-то не задалось с самого утра: вокруг был туман, сырость, холод, настроение у Дэниела и «Ветвей» было, мягко говоря, не очень. Репетиция проходила соответствующе: Дэниел часто ошибался, злился, пытался пропеть трудный куплет и от усталости и злобы пел еще хуже. Даже флегматичному Филу успело надоесть происходящее: он швырнул палочки и уселся рядом с вымотанным Дэниелом прямо на пол («дурной пример заразителен», – подумала я). Мне хотелось плакать от обиды и досады, что я не могу хоть чем-то поддержать любимого. В такие минуты я переставала чувствовать себя пресловутой музой и больше походила – по крайней мере в своих собственных глазах – на надоевшую жену, которая обламывает вечеринки и хобби.

И тут Грег, обычно подпевающий на бэк-вокале, вышел к микрофону, произнося слова шутливо-торжественно, почти таким же низким голосом как Дэниел (вот только в отличие от него, у Грега присутствовала хрипотца курильщика):

– Музыкальная пауза, леди и джентльмены. Спасибо, что пришли сюда этим вечером. По правде говоря, я хочу спеть эту песню уже ОЧЕНЬ давно.

Не успели мы опомниться, как зазвучали знакомые мне с детства слова:

We are na fou, we’re nae that fou, But just a drappie in our ee; The cock may craw, the day may daw And aye we’ll taste the barley bree 4 .

Это было так патетично и смешно одновременно, что все мы заметно воспрянули духом, и группа продолжала сыгрываться. А после средненькой, надо честно признать, репетиции, «Ветви» отправились в ближайшее увеселительное заведение.

 

***

Во время репетиций мне толком нечем было заняться – Дэниел не любил, когда кто-то или что-то отвлекало – и я все свободное время гуляла по заднему двору, лежала в сиренево-голубом вереске или сидела с книжкой в беседке.

Периодически кто-то из ребят выходил покурить и я училась заново вести светские беседы с музыкантами. У каждого оказался свой конек: у Грега это была фантастическая литература, у Фила – скандинавская мифология в блэк-метале, у Пола – политика и религия, а у Алекса – классическая музыка и математика.

Все искренне удивлялись, что я не курю. Мне, впрочем, это не мешало. Я никогда не цеплялась: «Не смейте тут курить, вы нарушаете мое личное пространство». Частенько, когда посиделки после репетиций затягивались, я брала на себя обязанности повара. Никогда не питала иллюзий по поводу своих кулинарных способностей, но, если мне ни разу не надели на голову приготовленное, значит, все было нормально. А ведь надеть на голову сэндвичи, если бы они не понравились, было бы проще простого.

Однажды репетиция проходила явно тяжелее, чем обычно. Дэниел выходил в сад и о чем-то долго и сосредоточенно размышлял. Я не лезла, понимая, что в таком состоянии он мне точно не откроется. Он пребывал где-то в иных мирах, подобно камлающему шаману. К нему подошел Грег, похоже, продолжая начатый давно разговор и похлопал Дэниела по плечу:

– Все образуется. Это та же работа. Ну, пока!

– Пока! – отстраненно ответил Дэниел.

Группа стала расходиться. На этот раз остаться на трапезу никто не пожелал. Все ушли по домам. Кроме Дэниела.

Я ждала, когда он спустится ко мне и мы будем ужинать. Но он все не шел, несмотря на то, что ребята давно разъехались. Из любопытства я поднялась наверх. Но там никого не было. Я нашла любимого в саду с акустической гитарой. Он сидел на траве и, задумавшись о чем-то, перебирал струны.

– Дэнни, ты занят?

– Решил немного отдохнуть, – тихо произнес он глухим голосом.

– Играешь на гитаре после репетиции? Оригинально.

– Не совсем так. Сочиняю свои песни, которые не подойдут для группы. Это для души. Ну, или для возможного сольного проекта.

– А как ты понял, что хочешь быть музыкантом? С тобой так интересно поговорить о мифах и легендах, о книгах. Почему ты не пошел в науку?

– Музыку я полюбил раньше, чем науку, – Дэниел отложил гитару, на которой что-то тихо наигрывал, – музыка была со мной всегда: когда мне хорошо и когда мне плохо, она помогала и поддерживала, вдохновляла меня на творчество и просто заставляла жить…

Дэниел-поэт и музыкант был так не похож на того похотливого монстра, к которому я успела привыкнуть, что у меня снова сложилось впечатление, будто в разное время я разговариваю с двумя разными людьми. «Хоть больше, чем один, а все-таки не двое» – вспомнилось мне.

– А о чем ты говорил с ребятами?

– Так… – сказал в пространство Дэниел, по-видимому, не желая раскрывать подробностей.

Боясь тревожить любимого, я отправилась в постель. Не помню как я уснула, но проснулись мы уже вдвоем.

Однажды Дэниел снова «вызвонил» меня из дома, объяснив, что совсем скоро начнутся съемки клипа и он хотел бы меня представить знакомому клипмейкеру. Когда я пришла к нему, то сразу задала мучивший меня вопрос:

– Я надеюсь, это будет просто деловое общение? – уточнила я, – как ты можешь догадаться, меня бросает в дрожь при упоминании слова «кастинг».

– Никаких кастингов. Считай, что ты попала на сцену через постель, – Дэниел со своим сексистким юмором был неизменен.

– А это удобно? Я ведь лишаю хлеба настоящих моделей и актрис.

– Кажется мы с тобой уже обсуждали это в день нашего знакомства. Не вижу в их работах ничего достойного такой оплаты, какую они требуют.

Кто бы сомневался: клип группа выбрала снимать именно к той песне, соавтором которой я невольно послужила. Песня была для Дэниела знаковой, и это стало особенно заметно, когда для себя он выбрал роль условного Кухулина. Условного – потому что, следуя замыслу песни, клип точно так же переворачивал идею мифа с ног на голову: если в оригинале герой пренебрег любовью богини и поплатился за это, то Дэниел почему-то с удовольствием зацепился за мой бред и тщательно прописал не только то, как Кухулин отверг любовь богини (что соответствовало оригиналу), но и вставил туда грубое толкование, согласно которому герой не хотел «заморачиваться» (по выражению любимого) с этой влюбленностью и не хотел, чтобы приставучая богиня постоянно лезла со своим покровительством, а потом, одумавшись, решил все же добиться ее, но стало поздно, когда месть Махи-Морриган начала все сметать на своем пути.

«Ветви» выбрали живописное местечко с полем и бурлящим ручьем, в котором я должна была по их замыслу стирать кровавую одежду воинов. У меня, естественно, не возникло вопроса зачем, но режиссер был гениален в своем рассматривании всех сверху вниз:

– Вы будете стирать белье воинов в обличье Махи, – отдавал он распоряжения.

– Вообще-то это делала Бадб. И не белье, а военные одежды.

– Дэн, у тебя отличная актриса. Знает куда больше моего.

– Это нетрудно, – парировала я.

Дэниел отвел меня в сторону:

– Один момент, – сказал он ребятам, затем обратился ко мне, – я прошу тебя, придержи свой характер. Он идиот, я не спорю. Но гениальный идиот. Чем быстрее мы все отыграем сцены, тем быстрее ты избавишься от него.

– Дэнни, вообще-то я немного иначе представляла себе живую творческую силу. А этот «гениальный идиот», как ты его называешь, копия мисс Лейн, только на своем поле.

– Пожалуйста, умоляю тебя. Не ставь меня между двух огней. Обещаю – эти мучения продлятся недолго. Нам нужна Морриган, а потом ты будешь отдыхать, а мучиться с этим недоуорхолом останется нам. Представляешь, этот недоделанный считает длинные волосы у мужчин женственными, – Дэниел захохотал, – всегда недоумевал: кому пришло в голову считать длинные волосы женственными? Хотел бы я посмотреть на реакцию древних воинов или друидов на такие слова! А вот у нашего гения, кажется, у самого серьезные проблемы с мужественностью.

Я не успела ничего ответить, как подошел Грег (тоже при полном параде – в кольчуге, шлеме и с топором):

– Что за тайны мадридского двора?

– А тебе-то что? – в тон ему ответила я, – обсуждаем, заколоть ли Дэниела в финальной сцене по-настоящему или обойдемся монтажом.

– Смешно. Только если и меня захотите убить, бейте сразу по голове, не ниже: не выношу боли, – с этими словами Грег снял шлем и разметал темно-русые волосы, длинные до локтей, – я запарился. Во всех смыслах.

– Богини убивают тех, кого любят. Причем тут ты, Грег?

– Хм… – усмехнулся он, – подкол засчитан.

А вот Дэниелу, судя по выражению его лица, было не до смеха от такого диалога. Однако выяснять отношения времени не оставалось: нас троих поторопили, так как никому не хотелось возиться с простаивающим оборудованием.

Надо сказать, съемочный день прошел куда легче, чем я ожидала. Но все равно тяжело: сноб-режиссер был не самой большой бедой, куда труднее мне было преодолеть стеснение перед остальными «Ветвями» и особенно, почему-то, перед Грегом. Он, вообще-то, зарекомендовал себя как большой мастер насмехаться надо всем, что движется и не движется, но надо мной шутить не стал. Даже когда я не удержала равновесие и рухнула в холодную воду во всем наряде.

Несмотря на прокол, остальной отснятый материал был встречен хорошо, а съемки было решено перенести на следующий день.

Когда я сушилась в спальне, мой Кухулин, уже разоруженный и разгримированный, зашел ко мне:

– Ты настоящая мстительная Морриган! – с испуганным восхищением произнес он, – я в какой-то момент начал бояться, что ты по-настоящему меня убьешь, хотя я точно знал, что копье бутафорское.

– Вообще-то мне неприятно, что ты так воспринимаешь мою игру, – созналась я. Мне было совершенно не в радость вызывать подобные чувства у человека, к которому я не просто привязалась, а уже успела по-настоящему полюбить.

– Почему?! Я думал, тебе нравится изображать красивую жестокую богиню.

– Не тогда, когда это не соответствует действительности. Ты, по-моему, совсем не понимаешь. Мне кажется, что всё против меня. Всё! У меня нет той уверенности в себе, какая есть у тебя. Только с тобой я чувствую какую-то защиту от внешнего мира.

– А Джейн и мистер Хили?

– Не валяй дурака. Джейн как сестра, мистер Хили – как второй отец. Но разве своей семье ты все можешь доверить, что у тебя на душе? С тобой все по-другому.

– Помнишь, я говорил тебе, что сделаю ради тебя все. Так вот: я никогда не отказываюсь от своих слов. Это правда.

– Пошлые «мотивационные» речи мне сейчас нужны меньше всего, Дэнни.

– Предлагаю перейти от слов к делу!

– Пойдем отдохнем. Съемочный день меня совершенно вымотал.

– Непривычно, да? Хотя по тебе не скажешь. Ты смотришься в кадре смотришься как профессионалка.

– Как профессиональная актриса, ты хотел сказать?

– А я как сказал?

– Не прикидывайся. Дразнишь меня, да?

– Совсем немножко.

– Снова будешь поить меня глинтвейном?

– Не угадала. Впереди еще несколько съемочных дней, нужно сохранить ясную голову.

– Я ее уже потеряла. Когда встретила тебя.

– Вот теперь я чувствую, что ты настоящая, живая женщина. Сомневаешься, сердишься на меня, но, кажется, все-таки любишь, – мой возлюбленный снова начал паясничать.

Я не осталась в долгу:

– А как же музы и богини?

– Морриган погубила отвергшего ее Кухулина, Гера изводила Зевса ревностью и местью… Богини – мстительный народ, мне нужна не богиня, а женщина.

Я начала порядком уставать от внезапной перемены состояний Дэниела от «шутовство» до «убийственная серьезность». Хотя, таков уж он есть. И все же мне непременно надо было его «укусить» за такое:

– Знаешь, иногда мне кажется, что Кухулин потому отверг Морриган, что рассуждал как ты. И мне кажется, он немного струсил при всей своей храбрости и мужественности.

Дэниел ничего не ответил на это, только подошел ко мне и обнял. Он разоблачил богиню и снова осталась уязвимая Джин, как он называл меня (особенно во время любовных игр). Я никогда не считала себя какой-то особенно уязвимой и тем более – фу! – женственной. Но наслаждаться подчинением любимому человеку, чувствовать его защиту – бесценно! Даже его грубые эмоциональные слова не отваживали меня от него, наоборот: он такой «плохой» и порочный, но такой настоящий.

Его пальцы, его огромные пальцы расслабляли. Дэниел не боялся, казалось, ничего. Даже того, что мы не одни в доме. Когда он снял с меня платье Морриган и начал целовать в шею, я конечно же поняла к чему все идет и попыталась его остановить:

– Дэнни, мы не одни. Что если нас услышат?

– Мне все равно, полушепча ответил он, не отрываясь от своего занятия, – пусть завидуют молча.

От нетерпения Дэниел не снял с меня одежду как обычно, а сорвал. Он проигнорировал мое опасение по поводу порчи реквизита.

 

Глава 12

На меня начала находить апатия: после таких ярких дней, погруженных в творчество – съемки клипа, фотосессии, светские беседы с друзьями Дэниела «обо всем» – я поняла как соскучилась по всему этому, чего лишилась после расставания с мужем. А вот мысль о защите диссертации вгоняла меня в черную тоску, не говоря уже о полуанонимном ассистенте, от ухаживаний которого мне, судя по всему, придется отбиваться. Ненавижу расшвыриваться людьми, которые ко мне хорошо относятся. Но выбор из двоих – умного, интересного, увлекающегося, понимающего, наконец, красивого мужчины, и неизвестного мне нёрда – очевиден.

Однако, к сожалению, и здесь все было не так просто, как хотелось бы: «Ветви» – понятное дело – подолгу сидели вместе, почти безвылазно, как монахи, постоянно занятые молитвами о мире. Да и образ жизни ребят весьма приблизился к ордену монахов с постоянной работой (в случае с Дэниелом это еще и отсутствие женщин), минимальными перекусами – просто потому что было некогда чревоугодничать. Парни в полной мере «музыкоугодничали», как я стала называть это про себя.

Любой нормальный человек понял бы, что с моей стороны это полная блажь, но в тот момент ко мне вернулось подозрение, что Дэниел просто попользовался мной: денег за съемки я не просила, всегда помогала ему готовить, когда он уставал после записей и репетиций, не задавала лишних вопросов, да и сексом заняться можно в любое удобное время. Паранойя паранойей, а ее наличие, как говорится, еще не доказывает, что тебя никто не преследует: из грубо влюбленного (нежно влюбленным Дэниела никак нельзя было назвать, зная его характер и выражения) он превратился в отшельника, загруженного своими заботами. Словно тот надменный ученый из клуба дал о себе знать.

Неприятно мне было крайне: я осознавала, что эта ерунда с группой и фотографиями временна, но так не хотелось после такой феерии возвращаться к будням книжного червя! Меня не покидало чувство, какое бывает у детей, осознающих, что наступают последние дни каникул. Даже когда мы гуляли с Дэниелом, пока он не был занят, он о чем-то сосредоточенно и напряженно думал. Остальные «Ветви» были намного веселее – ребята активно обсуждали предстоящий концерт: кто там будет играть кроме них, кто каким по счету выступает. Поначалу я списывала замкнутость Дэниела на то, что он недоволен условиями или ему не нравится моя работа и он боится меня обидеть. Но тут произошло нечто интересное, что многое расставило на свои места.

– Надеюсь, вы с Дэниелом завтра будете.

– Добрый день, мисс Руад! – мой руководитель как всегда излучал добро и позитив. Невольно я им зарядилась.

– Добрый день, мистер Хили! – ответила я, – извините за опоздание.

– И вам добрый день, мисс Руад, – нетактично напомнила о себе мисс Лейн, – может быть вы не знаете, но кроме вас здесь еще много народу, а ждем только вас.

Я проглотила оскорбление, решив не пугать мистера Хили и незнакомых мне аспирантов:

– Прошу прощения персонально у вас, мисс Лейн.

– Не стоит оказывать мне такую честь, – у вредной профессорши с иронией тоже было все в порядке, – просто я надеюсь, что впредь вы не будете себе такое позволять. Кстати, как я понимаю, вы не поговорили с моим ассистентом?

– Но позвольте, я ведь так и не видела его, как же…

– Список контактов рядом с расписанием. Впрочем, теперь это уже неважно. Сейчас вы познакомитесь лично. Потому что вы – будущие соперники.

– Как? – удивилась я. Почему-то до нынешнего момента мне не приходило это в голову.

– Я ведь говорила, мисс Руад, что вы не единственная, кто достоин места преподавателя?

– Вы говорили, что я не единственная защищаюсь, это понятно. Но могу сказать без ложной скромности – конкурентов в этой области у меня мало.

– Не спорю, мисс Руад. Но с подобными темами справится не каждый. Называйте это как хотите: нашла коса на камень, соревнование за место. Суть одна: место преподавателя на этой кафедре одно, а вас двое. И оба вы заинтересованы в одном и том же предмете.

Так. У меня появился достойный конкурент. Отлично! Скорее всего это так: ведь если мы будем защищаться в одно и то же время, у меня могут быть затруднения с местом преподавателя. Хотя, если подумать, плох тот ученый, что боится трудностей.

Поток моих мыслей был прерван звуком открывающейся двери и представлением мисс Лейн:

– Познакомьтесь, это мой ассистент. Дэниел Фордж.

Я страшно удивилась. Дэниел, похоже, был удивлен не меньше. Почти одновременно у нас вырвалось:

– Дэниел?

– Джинджер?

– Вы знакомы? – удивилась мисс Лейн.

 

Глава 13

– Немного, – неохотно подтвердила я, – общались после конференции.

Я не считала, что солгала. Отчасти это так и было, а подробности постороннему человеку ни к чему.

– Ну что ж, тем лучше, – вывела меня из транса мисс Лейн, – полагаю, теперь мы можем начать совещание. Мисс Руад, закройте, пожалуйста дверь, раз уж вы ближе всех к ней.

Я уже начала вставать со стула, но Дэниел опередил меня, мгновенно материализовавшись у двери:

– Не стоит беспокоиться, я закрою. Мне это не составит труда. Садитесь, Дж… мисс Руад.

Красивое лицо мисс Лейн исказилось презрительной гримасой. Какая же она неблагодарная! Дэниел – настоящий джентльмен, а она так себя ведет. Вместо «спасибо»!

Постепенно, пока я делала вид, что слушаю скучные рекомендации мисс Лейн и инструкции мистера Хили, в которые он посвятил меня уже давно, ко мне стало приходить осознание очевидной вещи: а ведь Дэниел нарочно затеял этот бред!

Действительно, так и выходит, если сопоставить все сухие факты: первое – он видел меня на конференции, значит, понимал кто и я чем занимаюсь; второе – он уловил, что административная и бюрократическая сторона науки меня не просто не привлекают, а работают против меня; третье – он увидел во мне типичную женщину и зачем-то решил себе и, прежде всего, мне же, зачем-то доказать, что я ничем не лучше таких типичных, а то и хуже – вывел на поверхность какую-то тщеславную озабоченную гадость, которая, как ни обидно признавать, действительно сидела и сидит во мне. Прекрасно.

Только один вопрос остается для меня нерешенным: все-таки серьезными обвинениями бросаться рано, да еще и при таких косвенных уликах.

– Мисс Руад, вы слушаете? – прорвался голос мисс Лейн сквозь мои мрачные думы.

– Да… конечно, – с трудом собралась я.

Увлекшись своим импровизированным расследованием, я не заметила, что принялась чертить в блокноте схематических человечков, иллюстрировавших мои разложенные по пунктам наблюдения.

– Разрешите выйти, мисс Лейн? Я конспектирую, но испортила страницу.

– Да, конечно, но не задерживайтесь.

Я вырвала из блокнота листок и, намереваясь уничтожить улику, вышла.

– Джинджер! – Дэниел догнал меня в коридоре, – надо поговорить!

– Нам не о чем говорить, мистер Фордж. Я не разговариваю с интриганами и любовниками-аферистами. Не узнаю себя: я, как последняя идиотка, купилась на эти любовные бредни ученого-карьериста. Хотел отнять у меня место преподавателя, подкинув взамен яркую мишуру? Поздравляю: тебе это удалось. У меня нет сил и желания бороться с тобой твоими же методами. Но все же мерзко чувствовать, что тебя так поимели во всех смыслах.

Дэниел открыл рот, чтобы что-то возразить, но я уже разошлась:

– И не отрицай очевидное. Ты знал кто я и чем занимаюсь. В отличие, между прочим, от меня. Да еще и вокруг Джейн паутину сплел, негодяй!

Выражение лица Дэниела после моей тирады не оставило сомнений, что на этот раз он, кажется, рассердился по-настоящему. Речь его стала холодной и размеренной, как тогда в клубе:

– Слушай, я не знаю, что ты там о себе возомнила, но у меня нет и не будет нужды подставлять тебя. Я достаточно уверен в своих силах, чтобы опровергнуть твою романтичную теорию божеств. И, поверь, если между нами будут выбирать, разумные доводы в пользу моей теории произведут на комиссию большее впечатление, чем твои рассуждения в духе античных философов. Я совсем не боюсь тебя, чтобы прибегать к откровенно грязным методам. Это удел слабых.

Ах, снова «романтичная теория»? Да вы мерзавец, мистер Фордж, снова явил себя тот позер из клуба!

Не знаю, что на меня нашло, но я почувствовала моральную пощечину.

– Тварь! – крикнула я и наотмашь ударила оскорбителя по щеке, после чего поспешила скрыться с поля брани, сама испугавшись хлесткого звука.

Я шла быстро, не оглядываясь, но тихим шагом, все же надеясь услышать за спиной звуки шагов Дэниела. Почему же он меня не догоняет, если так любит? Вот и цена всей его любви, все с ним понятно.

Мне хотелось сбежать от реальности после такого удара судьбы, но при всем желании это не получалось: по всему студенческому городку какие-то энтузиасты развесили афиши с символом «Древа». Скоро должен был состояться очередной концерт.

Эти афиши сопровождали меня на территории всего кампуса, пока я шла домой. Они словно глядели мне вслед подобно живым людям и смеялась у меня за спиной.

Плевать на диеты, плевать на мужчин, плевать на все. Я остро ощутила («в очередной раз», – раздался горький смешок у меня в голове), что кроме Джейн и мистера Хили у меня снова никого нет. А значит, и фигуру беречь не для кого. Можно вдоволь наплакаться Джейн в жилетку и наесться пирожных. В кого меня превращают мужчины! Какая мерзость так распускаться, как я сейчас. И все же не понимаю почему Дэниел оказался таким скользким: он все время производил впечатление уверенного в себе, самостоятельного, точно знающего чего он хочет. Словом, настоящего мужчины.

Дэниел совсем не похож на человека, который мучается от давления своей семьи, тем более способного срывать зло на близких или мстить за себя окружающему миру, как иногда мог поступить мой муж. А ведь одновременно с различиями у них много и общего: оба музыканты, оба начинали в не слишком известных группах, на обоих – судя по некоторыми репликам Дэниела – давит семья (если он, конечно, придумал это не ради жалости к себе, чем иногда не брезгуют донжуаны).

Ну почему?! Почему мужчины оказываются такими ущербными, почему даже такие как Дэниел не могут не самоутвердиться за счет женщин? Почему нельзя просто нас уважать, не видя в нас врагов? Не понимаю!

При попытке лечь отдохнуть за легкой комедией я поймала себя на противной привычке класть между ног одеяло. Мне до такой степени не хватает мужского… внимания? Вот бы Джейн посмеялась над этим, она умеет обращать все мерзости происходящего в шутку. Дав себе слово с завтрашнего дня почаще общаться с подругой, я уснула неприятным тяжелым сном.

 

Глава 14

Что и говорить, после такого каждый проведенный на кафедре день превращался для меня в пытку: мисс Лейн еще строже, если не сказать «придирчивее» стала относиться к моим статьям после моего побега с собрания. Даже не считала зазорным влезть в наши с мистером Хили разговоры, которые явно ее не касались. В один из таких дней я как обычно собиралась на кафедру. На лестнице университета я столкнулась с взлохмаченным Дэниелом:

– Привет, Джинджер! Нам надо поговорить.

Я сначала хотела ответить «не о чем говорить, тем более НАМ», но подумала, что куда болезненней для него будет – и одновременно принесет больше пользы – если я просто начну его игнорировать. Я отвернулась и даже спустила волосы со лба.

Когда Дэниела и мисс Лейн не было, я чувствовала себя намного лучше. Вот если бы все были такими как мистер Хили! Понятно, конечно, что это невозможно, но будь он помоложе или я постарше, это был бы единственный человек, которого можно было бы назвать хорошим мужем и, наверное, отцом. И почему хорошие люди все время одиноки? Впрочем, это я не о себе.

Однажды мистер Хили, вернувшись с рыбалки – очень он любил чередовать интеллектуальный труд с физически тяжелым хобби – увлеченно принялся рассказывать прямо перед собранием на кафедре, сколько всякой рыбы он поймал и что очень жаль, что ему одному приходится столько готовить.

– А как же ваши друзья? – искренне удивилась я.

– Смеетесь, мисс Руад? Я так замучил всех своих друзей, что они теперь не ходят ко мне в гости совсем. Только по большим праздникам терпят мои сплошь рыбные блюда.

– Жениться бы вам, – вырвалось у меня.

– Эх, было бы на ком, мисс Руад, – лицо веселого гнома погрустнело.

– Вы просто не представляете, мистер Хили, насколько я вас понимаю.

– Рыбалка – это, конечно, очень интересно, мистер Хили, – вклинилась в разговор мисс Лейн, – но часто ли вы говорите о науке на природе, во время вашей рыбалки? Нет? Тогда что вы позволяете себе здесь?

– Вот она вредная! – шепотом сказала я мистеру Хили позже за чаем, – даже к вам цепляется.

– Не переживайте, мисс Руад. Все хорошо.

Я хотела ответить мистеру Хили что-нибудь ободряющее, но увидела Дэниела, который явно направлялся присоединиться к нашему чаепитию. Я спешно извинилась и покинула свое место за столиком.

Так проходил день за днем, только веселая Джейн со своими вечными разговорами о музыке и актерах помогала мне не сойти с ума. Конечно было скучновато смотреть старые псевдофилософские фильмы о спящих людях или новые тупые комедии о беспорядочном сексе, но это хоть как-то отвлекало меня от мыслей о несправедливой мисс Лейн и интригане Дэниеле. До поры до времени.

Надеясь посидеть на кафедре в гордом одиночестве, чтобы до начала совещания посидеть с книжкой или в кафе, я пришла пораньше. Но нет…

Стоило мне открыть дверь, я увидела сидящих вместе Дэниела и Джейн, которые изучали какой-то огромный лист, похожий на афишу. При виде меня Дэниел спешно засобирался. Поначалу меня это не удивило, я даже осталась довольна – хотя бы он понял, что я не желаю видеть его в одной с собой комнате. Но Джейн, загадочно улыбаясь, продемонстрировала мне что именно принес мистер интриган.

На столе действительно лежала афиша. Но что это была за афиша! Я без труда узнала себя на этой афише. Это был мой портрет и в весьма непотребном виде: изображенная девушка с красно-рыжими распущенными волосами была полностью обнаженной, если не считать браслета с кельтской символикой на левой руке. Девушка была покрыта временными татуировками в виде ветвей дуба, «рукавами» из кельтских крестов и тому подобных узоров. Непристойность изображения чуть сглаживало то, что модель была изображена со спины, в сидячей позе, что придавало сходство с вазой (как заметили еще древние греки). Я понимала, что Дэниел способен на многое, но такого я не ожидала даже от него: мало того, что этот негодяй выставил интимное на всеобщее обозрение – а я прекрасно понимала, что этот «шедевр» скоро будет развешан по всему кампусу и никак не хотела быть посмешищем – мало того, что каким-то образом тайно запечатлел меня в таком виде (папарацци недоделанный, и когда только успел?!) после наших утренних игр с угольком, так еще и позволяет себе все это тогда, когда мы с ним поссорились. Или это только я с ним поссорилась? В любом случае это так нельзя было оставить. Я попросила у Джейн плакат. Настойчиво попросила, честно сказать, почти заставила отдать его мне и, не слушая возражений подруги, пошла догонять Дэниела.

В кампусе его не оказалось нигде. А бегать и спрашивать у окружающих не очень-то хотелось – зачем давать пищу ненужным слухам?

Мне не давало покоя поведение Дэниела: послушать его – так место преподавателя давно у него в кармане, ну и радовался бы. Зачем ему сейчас-то мучить и унижать меня, да еще так, что смысл этих гнусных намеков понимаем только мы двое? Я имею дело с хитрым и опасным типом, который залезает мне в голову и растаптывает изнутри личность, морально и физически насилуя меня. Не зря мне все время казалось, что я у него как под гипнозом.

Но и просто не обращать на него внимания тоже было нельзя: нужно же было в конце концов выяснить смысл его психологических уверток и ухищрений, зачем он хочет сломить мою волю и подчинить себе, не останавливаясь на подсиживании?

Где же он может быть, думала я. В университете его, судя по всему, нет. Домой он тоже вряд ли пошел. Скорее всего, если группа до сих пор занимается своими музыкальными делами, Дэниел сейчас в своем «Любовном гнездышке». Туда я и отправилась, даже не зная с чего начать свою обличительную речь. Главное было – уличить его, а дальше я надеялась на вдохновляющую импровизацию.

Я не ошиблась – Дэниел открыл дверь сам:

– Надо же, ты со мной разговариваешь! – деланно удивился он.

 

Глава 15

– Разговариваю. Вынужденно, – буркнула я и, особо не желая беседовать, показала Дэниелу тот самый плакат, который он так нагло срисовал с меня.

– Тебя обидело «ЭТО»? – переспросил он, нажимая на слово «это».

– Что «это»? Я тебе не «ЭТО» – передразнила я его манеру, – как ты посмел использовать мой портрет для афиши… нет, как ты посмел сфотографировать меня тогда, утром, как ты посмел выставить личное на общее обозрение, да еще и не спросив разрешения у меня, своей модели?!

– Хочешь, кое-что скажу тебе? – с издевательской ухмылкой произнес Дэниел, – это не ты.

– Как «не я»?.. Отлично! У тебя еще и другая есть?

– Нет, Джинджер, – успокаивающе произнес Дэниел, – это ты. Но как бы и не ты.

– Да что это значит, в конце концов?!

– Ты никогда не слышала про компьютерную графику?

– Слышала, конечно.

– Это не более чем реалистичная 3D-модель. Да, на этот рисунок меня вдохновила ты, разгоряченная после той самой ночи и разрисованная угольком после наших игр. Но я тебя уверяю: я не фотографировал тебя и даже не рисовал с натуры. Хотя как бы я мог? Притаиться с мольбертом у меня бы не получилось. Да и с фотоаппаратом это было бы проблематично. Вспомни, мы же сразу утром пошли купаться. Я рисовал по памяти, некий идеальный образ, как я представляю себе древнюю жрицу в современности. И вообще, почему ты предъявляешь мне претензии? Никто кроме тебя и меня не знает что это за образ. Здесь нет ни твоего лица, ни твоего имени. Нет причин для иска за оскорбление чести и достоинства. И вообще, музы не судят творца, а ты сама согласилась со мной работать.

Ох, как высокопарно!

– Стыдись! Какой суд, какой иск? Ты мне не чужой человек, чтобы так бумажно решать возникающие конфликты. Да и вообще иск, даже если бы я его выиграла, не вернет мне веру в мужчин. Откуда ты такой взялся, кто тебя так обидел, что ты ни во что не ставишь мнение женщин?!

Дэниел жестом пригласил меня пройти в гостиную, а сам пошел готовить, судя по запаху, какао.

– Раз уж ты спросила, – послышался его голос у кофейной машины, – я расскажу тебе что и как. И поверь, я уважаю тебя как женщину.

– Нет более лживой фразы, чем «я уважаю ее как женщину», – обиделась я, – фальшь чувствуется за милю. Уважать можно только человека и только «как человека». Все остальное – плохо замаскированная снисходительность.

– Не придирайся к словам, – последовал спокойный ответ, – просто отвечаю тебе в тон.

Возникла пауза. Дэниел стучал ложками и чашками, наливал воду из чайника и наконец подошел ко мне, неся на подносе ту самую белую чашку для меня и огромную синюю – для себя. В какао оказался зефир. И как он чувствует что я люблю и что хочу именно в данный момент?

– Откуда ты знал, что я хочу именно какао? Ты колдун? Читаешь мысли?

– Нет, просто я люблю и чувствую тебя. Ты тоже околдовываешь меня и иногда мне становится за себя страшно. Кто тебя знает, может быть ты суккуб, который охотится за моим телом? Или Мефистофель, который охотится за моей душой?

– О, нет! Я куда страшнее: суккуб охотится за телом, Мефистофель – за душой, а мне нужен ты весь, душой и телом! – в шутку решила я подогреть страх Дэниела. Это было моей маленькой местью за мои моральные мучения.

– Надеюсь, ты пошутила. Что ж, слушай историю бедного музыканта, разочаровавшегося в любви… шутка. Просто расскажу тебе как было дело.

Он снова по своей привычке сел прямо на ковер у моих ног и начал рассказывать.

– История, должен признаться, крайне скучная, жутко банальная и одновременно грустная.

– Поближе к делу нельзя ли?

– Сейчас все поймешь. И думаю, как никто, поймешь. Я говорил тебе, что до тебя у меня кое-кто был. Но не смог признаться, что одна любимая у меня все же была. И, между прочим, очень похожа на тебя. Такая же красивая, сексуальная, умная. Мне казалось, я был самым счастливым человеком на свете! Нам обоим нужны были серьезные отношения. Поначалу мы просто пленились друг другом, несмотря на явные различия. Потом, конечно, эйфория прошла, но отличный секс остался, извини за подробности. Я понимаю, что тебе неприятно это слышать, но ты сама хотела откровенного разговора.

– Да-да, я понимаю.

– Тебя когда-нибудь пытались заставить бросить науку?

– О! Еще как! – вырвалось у меня болезненное воспоминание, – это был мой бывший муж.

– Я так и думал, что ты меня поймешь лучше, чем кто бы то ни было. И что ты сделала?

– Послала. Сказать куда?

– Догадываюсь.

– И ты послал по тому же адресу свою жену?

– Все не так просто, Джин. Мы ненавидели друг друга, но в то же время любили. А может быть, просто оба любили потрахаться и не хотели это терять. Сейчас уже трудно сказать. Не могу понять как это получилось. Просто однажды мы заснули влюбленными, а проснулись врагами. Она любила, когда я выпивал и рассказывал жуткие истории из своей жизни и жизни друзей и знакомых, любила слушать мои песни, а в какой-то момент стала плакать, когда я был занят репетициями, вышвыривала на улицу мою одежду, если от нее пахло алкоголем или сигаретами. Спасибо, что не выкидывала и не ломала пластинки. От нее я мог ожидать и такого.

Дэниел взял паузу и тоже налил себе кофе. Я молчала, не зная что ответить на это. Непонятно, какая реакция его устроит. Поддержать? А смысл, если все это дела прошедших дней. Сказать, что он тоже был не прав? Еще глупее, да и вряд ли дойдет до него.

– Это все? – спросила я, так и не придумав, что бы сказать.

– Нет, – последовал спокойный ответ, – сейчас самое главное. Мы очень хотели детей. Пока не рассорились окончательно. Она очень хотела, чтобы я, по ее выражению, «получил уже нормальную работу, в то время как нормальные люди переболели этой чушью в подростковом возрасте, а ты все как дитя малое».

– Что в ее понимании «нормальная работа»?

– Не уверен, что ты хочешь это знать.

– Сказал «а» – говори «б».

– Ей взбрело в голову открыть свое дело и я – по ее задумке – должен был ей в этом помогать. Но мне выть хотелось от всего этого. Если бы я был хоть чуть-чуть способен к бизнесу, стал бы я заниматься музыкой?

– А как же шоу-бизнес?

– Ты же понимаешь, что разница между шоу-бизнесом и настоящей музыкой такая же, как между наукой и борьбой научных школ.

– Логично, – уловила я его мысль.

– И вот, когда «заводившая» нас разница стала уже раздражать, она вдруг заявляет мне: «Дэн, я ухожу от тебя, не хочу, чтобы наш ребенок рос в среде «секс, наркотики, рок-н-ролл». У нее, как я потом понял, голова была безнадежно забита подобными стереотипами.

– Ребенок? – не веря ушам переспросила я.

– Да. Номинально я – отец. А по факту… да что уж теперь говорить.

– И ты больше никогда их не видел? – я почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы. А ведь я – не самый несчастный человек в мире. У меня детей просто нет, а у него? Одиночество при живой, но ненавидящей тебя семье – что может быть хуже?

– Нет, почему, – спокойно и грустно ответил Дэниел, – видел. В суде. Когда суд лишил меня родительских прав.

– Жестокая сука! – вырвалось у меня.

– Не надо, Джин. Не будь как моя мама.

– А что с твоей мамой?

– После такого краха в моей личной жизни она стала в штыки воспринимать молодых и красивых женщин. Джейн понадобилось немало времени, чтобы убедить ее в том, что мы просто друзья и никто из нас никому не причинит боль.

– Грустно это, все, что ты мне рассказал, Дэнни, – внезапно для себя я обнаружила, что сижу рядом с ним на полу, его голова у меня на коленях и я глажу волосы, – я думала, противоположности притягиваются.

– Противоположности притягиваются только у магнитов, а людям надо иметь еще и что-то общее. И, знаешь, я не осуждаю свою жену. Ей хотелось дать нашему ребенку все самое лучшее, это не только нормально для матери, это долг каждого человека – помочь ближнему выжить. Но не забывай, что тогда наша группа совсем не имела известности. Я бы и сейчас не сказал, что мы купаемся в деньгах, а тогда в успех группы верили только ребята. В общем, я ее понимаю. Но зато мне удалось хотя бы в творчестве добиться того, что я планировал. Без ребят ничего бы не вышло. Вот такая история. Не принимай моих тараканов в голове на свой счет. Иногда сам не знаю чего хочу.

 

Глава 16

– Это, конечно, печально, но причем тут я? – обиделась я, как мне казалось, справедливо, – почему я должна расплачиваться за свою предшественницу, которая сделала тебя зло? Ведь не я была той стервой. Что это за чисто человеческая привычка мстить за себя всему миру? Ведь люди, на минуточку, не гидра, у которой головы разные, а суть одна!

– Погоди-погоди, Джинджер, ты о чем? – остановил меня Дэниел, – с чего ты взяла, что я мщу тебе?

– Ты типичный абьюзер, энергетический вампир, который унижает и обижает партнершу, чтобы напитаться ее эмоциями.

– Вовсе нет, – почти прошептал Дэниел, – не думал тебя обижать и унижать. Тут все намного сложнее.

– Что же сложного? Ты мучаешь меня, мне это неприятно, все просто.

– Я обычный неуравновешенный псих и пессимист, который боится серьезных отношений. Я вовсе не мщу тебе, представляя, что мщу своей жене. Просто… само как-то получается, что держу на расстоянии всех, кто мне нравится. Ну вот такой я негодяй, такой, какой есть.

Я не понимала почему он каждый раз смеется над собой, словно наказывает себя за искренние эмоции, продолжая играть «плохого парня» даже со мной.

– И почему ты такой, Дэниел?

– Какой «такой»? – спросил он с явным интересом.

– Сначала приоткрываешь душу, а потом захлопываешься так, что я опасаюсь что-нибудь прищемить.

На его лице появилась грустная улыбка:

– Не знаю… само получается. Раньше я не приоткрывался никому. А теперь хотел бы стать открытым, да не могу. Пойми, я не мщу всем женщинам за свою судьбу, но когда я осознаю, что эротическая эйфория рано или поздно пройдет, мне становится страшно: что женщина почувствует скуку или, что еще страшнее, разочарование во мне как в личности, как в мужчине, как в музыканте наконец, как это произошло с моей женой. Я хочу держать себя на расстоянии, но с тобой это не выходит: я не могу выкинуть тебя из головы и сердца.

Я начала закипать:

– Так зачем же ты тогда сделал первый шаг, да еще такой решительный, если боишься, как ты говоришь, серьезных отношений?!

– Я не предполагал, – начал оправдываться Дэниел, – что у тебя такой волевой характер, что ты на самом деле такая сильная и независимая. Я надеялся, что там, в клубе, это было бравадой. Когда я увидел этот контраст волевой, смелой и интересной ученой и несчастной, не находящей дорогу домой, мне показалось, что ты нуждаешься в защите, что ты – обычная, скромная и добродетельная, с которой можно завести кучу детишек, в перерыве между концертами и записями жить скучной размеренной жизнью среднего класса с выездами на пикник, походами в торговые центры под Рождество и прочей милой, но такой иногда необходимой чушью.

Слова о куче детишек больно резанули меня. Но не обидой, а грустью.

– Дэнни, ты кое-что забыл. У меня ничего не осталось кроме науки. Я говорила тебе, что, по-видимому, не могу иметь детей.

Он, кажется, понял, что забылся и ляпнул бестактность. Тут же он поспешил исправиться:

– Прости, Джинджер. Но и ты кое-что забыла: не только наука, но и творчество.

– Ты никогда не сдаешься? – немного улучшилось у меня настроение, – все время будешь напоминать мне о музах и богинях?

– Это судьба! Древние люди считали кузнецов жрецами огня. Значит по воле самой судьбы я должен стать твоим жрецом!

– Жрецы, боги и герои – это, конечно, замечательно. Однако не гипнотизируй меня и не пытайся заговорить зубы. Я, вообще-то, пришла к тебе по поводу нашей последней ссоры.

– Я надеюсь, что последней, – упорно не желал Дэниел говорить серьезно.

– Мне очень не понравилось, что ты скрыл от меня, что работаешь у мисс Лейн ассистентом. Я, конечно, понимала, что у нас много общих интересов, и что ты – ученый, но как будто во всей стране другого университета не нашлось, обязательно мы должны были столкнуться лбами!

– И что же ты хочешь? Чтобы я ушел с кафедры?

– Нет, конечно. Но мы ведь по-прежнему остаемся соперниками.

– И тебя это сердит? То, что я не сказал тебе об этом сразу. Но ведь и я не знал, что ты работаешь там. Я думал, ты такой же приглашенный преподаватель, как и мои друзья.

– Да, сердит! – решила я не смягчаться и показать, что не доверяю тем, кто не открывает мне всей правды. В его поведении проглядывает что-то нечистое.

– Ты такая сексуальная, когда сердишься!

– Для тебя все «сексуально», – поддразнила я, – есть что-нибудь, что тебе у меня не нравится?

– Есть. Твое отсутствие.

– Смешная шутка, – сыронизировала я, – пойдем прогуляемся. У тебя на заднем дворе красиво. Столько вереска!

– Да, я люблю вереск. Давай отдохнем. Обещаю, наукой мы займемся. И обещаю – никаких грязных приемов.

– Хотелось бы верить.

Мы, держась за руки, вышли на задний двор. Было еще красивее, чем вид из окна. Солнце светило уже вполне по-летнему, а закат прибавлял красоты и загадочности: в воде отражалась розоватое солнце, а вереск казался голубовато-сиреневым озерцом, окружающим беседку-островок.

Мы зашли в беседку. Не знаю сколько мы так сидели и смотрели на воду, но я, впечатлившись романтической обстановкой, обняла и поцеловала Дэниела.

– Хочешь, чтобы я трахнул тебя в необычном месте? – снова явил Дэниел свою хищную сторону.

– Постой, – попыталась я сдержать его, – ты не мог бы хотя бы иногда выражаться не так жестко? Девочки любят «заниматься любовью».

– Не понимаю выражение «заниматься любовью», – прорычал он, – я «занят любовью» к дорогому мне человеку всегда: в своих мыслях и поступках, а не только когда мы трахаемся.

– Слушай, мне хочется чистой любви, а не «траха», – настаивала я. Надо признать, звучала эта грубость по-первобытному, возбуждающе, но у меня сейчас было романтическое настроение, навеваемое беседкой, в которой мы сидели и любовались полем вереска и ручьем.

– Величайшая ошибка – думать, что страсть и чистая любовь несовместимы. Единение влюбленных не является грехом, а без любви грехом становится все, – вдруг последовал мне пафосный ответ, – в идеальных отношениях чистая любовь и грязный секс дополняют, а не исключают друг друга.

– Мне кажется, ты не относишься ко мне так же серьезно, как я к тебе.

– Полезно иногда снимать маску серьезности.

– А для меня серьезность – не маска, а мое настоящее лицо. Ты предлагаешь мне снять кожу?

– Нет, дорогая. Это не твоя кожа. Это строгий кожаный переплет, в который одевают страстные любовные романы, боясь осуждения окружающих. Снимай этот переплет хотя бы для меня, я хочу видеть твою страстную натуру чаще.

С этими словами он, почти не встретив моего сопротивления, стянул с моих плеч блузку и, увидев, что под ней ничего нет, впился губами в сосок.

– Мое рыжее жаркое пламя, – шептал он, перебирая мои волосы и заправляя их мне за уши, – как бы я хотел сгореть в тебе!

– Зачем же дело стало? – подгоняла я его.

Не отвечая, Дэниел бесцеремонно задрал мою кожаную юбку, не справившись с застежкой, и, стянув с меня белье, сделал «шокер». Я вскрикнула, забыв, что мы, вообще-то, не в доме. Но мне было уже все равно: вряд ли в такой час в таком месте кто-то пройдет неподалеку.

Ненадолго оставив меня в покое, он быстро расстегнул штаны и притянул меня к себе, грубо поцеловав. Остатки моего самообладания с каждым его движением пропадали.

– Мой любимый вид!

Он подхватил меня на руки, придерживая мои ноги под коленями.

– Хочешь сделать это стоя?

– Да! – крикнула я, чувствуя как его стоящий член соприкасается с моими бедрами.

– Как я хочу твою горячую дырочку! – прорычал Дэниел и, придерживая мои ягодицы, помог мне насадиться.

Я обняла его руками, обхватила ногами и запрыгала. Он похлопывал меня по ягодицам, задавая ритм.

– Ах! – тяжело дышал он, – ты прекрасна!

Я чувствовала, что он заполнял во мне все возможное пространство и это отзывалось острым, приятным ощущением. Я чувствовала его толстые, пульсирующие вены, его член так плотно шел, мне хотелось кричать и стонать как можно громче:

– Ах! Аай! Ай! Еще-еще! – я была просто не в состоянии озвучить свои эмоции словами больше, чем из двух слогов.

– Моя сладкая сучка! – раззадоривал меня Дэниел, – да, кричи! Хочу видеть и слышать как ты кончаешь!

С этими словами он начал ласкать меня сзади, массируя.

– Я такое с тобой сделаю! – перешел он на шепот, – доставлю наслаждение всем отверстиям!

Он тут же одной рукой прижал мою голову к своей, проник в мой рот языком, а другой рукой продолжал гладить меня по бедрам и тут я почувствовала как его палец оказался в совсем другом отверстии. Это оказалось так приятно, что сдерживаться я не могла, да и не очень-то уже хотела. Мышцы в ногах и животе начали непроизвольно сокращаться, я кончала так, что Дэниелу, по-видимому, стоило больших усилий удержать равновесие в то время как я выгибалась и прыгала. Он разрядился через несколько мгновений после меня. Как приятно было это ощущение подрагивающего члена внутри и горячего семени…

Мы просидели на скамейке беседки несколько минут, голые, не имея возможности пошевелиться. Когда Дэниел отдышался, то спокойно и тихо произнес:

– Пойдем в постель. А то ты снова простынешь.

– У меня нет ночной рубашки, – лениво отозвалась я.

– Будешь спать голой под толстым теплым одеялом, а я утром буду смотреть как выглядывают из-под него твои сосочки и теребить их пока ты не проснешься. И тогда мы снова будем трахаться как дикие звери.

– Только не говори, что пойдем на второй заход, – ужаснулась я. Это было чудесно, я никогда не испытывала такого блаженства, но мне было страшно представить до какой степени я буду без сил после еще одного раза.

– Не волнуйся, дорогая. Не сейчас. Но если ты захочешь, я всегда готов помочь.

Я попыталась встать, но мышцы предательски расслабились. Дэниел помог мне добраться до дома и после совместного горячего душа мы легли в постель.

 

Глава 17

– Джинджер! – услышала я сквозь сон, – просыпайся!

– Не хочу! – в шутку ответила я, потягиваясь, – хочу еще поспать, куда нам спешить? – вспомнила я, где нахожусь и почему.

– Просыпайся, сладкая, – настаивал Дэниел, поглаживая меня по волосам. Глаза никак не хотели открываться. Я ощутила как он поцеловал меня в шею.

– Если ты ляжешь ко мне и обнимешь меня, проснуться будет легче, – продолжала я дурачиться.

Легкий холодок обдал мою спину, но пропал, когда Дэниел залез в кровать и снова укрыл меня одеялом.

– И что ты наделала? – смеясь, сказал он.

– Что я наделала? – испугалась я.

– Догадайся, – прижался он ко мне сзади.

– Хочешь избавиться от этой проблемы? – догадалась я, – дай мне проснуться и прийти в себя.

– Хочу, но сначала я угощу свою любимую завтраком.

Надо же, за все время наших отношений сейчас Дэниел впервые не произнес ни одного грубого слова. С каких пор он стал таким романтиком в постели? Надо признать, эта метаморфоза польстила мне. Может быть это он ради меня изменился? Было бы приятно.

– Пойду принесу тебе кофе в постель, – одеваясь, пообещал Дэниел.

– Пугает меня, когда за меня вот так все делают, словно не могу сама, – засмеялась я.

– Если тебя пугает забота со стороны мужчины, значит тебя никогда раньше по-настоящему не любили, – неожиданно серьезно ответил Дэниел.

Я призадумалась: а ведь и правда, что-то в этом есть.

С удовольствием рассматривая хлопочущего Дэниела в зеленом халате, я почувствовала себя важной персоной, которой верный слуга готовит ванну, еду, помогает одеться. Вот это-то чувство и не позволяло мне никогда воспользоваться чьей-либо помощью. Все время начинаю ощущать себя вот такой белоручкой. Хотя в какой-то степени это было забавно.

«Что ж, по крайней мере читать я могу сама», – пришло мне в голову при виде тумбочки с журналами и бумагами, стоящей у кровати.

Желая что-нибудь полистать, я схватила черную кожаную книгу внушительной толщины. Наверное, роман или альбом про искусство. Я открыла.

То, что я увидела на первых же нескольких страницах, повергло меня в шок. Затем вызвало ярость:

«Индоевропейский миф о Триединой богине», «согласно исследованиям Маргарет Мюррей»… это что такое? «Проблематика индоевропейского мифа в современной методологии»?! Автор… Дэниел Фордж. Это безобразие! Значит, тогда в клубе моя теория была «романтичной и несостоятельной», а теперь мистер уважаемый ученый докатился до откровенного плагиата, не сумев признать, что не выдержит конкуренции. Кто-то, помнится, обещал, что не будет никаких грязный методов. Да как он…

Мою мысль прервали приближающиеся шаги Дэниела к спальне. Он принес маленький столик – очевидно для еды в постели – с кофе и булочками. На столике в маленькой вазочке стояла красная роза.

Дэниел аккуратно поставил передо мной столик.

– Добавить тебе молока в кофе?

– Спасибо.

– «Спасибо, да» или «спасибо, нет»?

– Спасибо, да.

Дэниел послушался.

– Очень вкусно, спасибо, – попыталась я улыбнуться. Надо же: он не забыл, что я люблю кофе с молоком и сахаром. Судя по вкусу, он положил ровно три куска. Вот змей!

– Все в порядке? – переспросил Дэниел. Возможно почувствовав, что мое настроение переменилось.

– Все отлично, – изо всех сил не подавала я виду, – а у тебя?

– Тоже все хорошо. Тебе нужно сегодня ехать на кафедру?

– Нет, я пока свободна. Жду вестей от мистера Хили.

– А, ну, значит, можно не спешить. Он очень обстоятельный.

– Да, иногда даже медлительный. Но хорошая работа не терпит суеты, верно?

– Что это тебя потянуло на философию? – удивился Дэниел.

– Философия секса, – попыталась я изобразить взгляд роковой женщины.

– Ого! От тебя я такого не ожидал, это даже для меня немного чересчур.

– А тебе что, неприятно? – продолжала я валять дурака.

– Очень даже приятно, просто привык к тому, что ты такая невинная и правильная.

– Может быть в меня вселился демон секса! – наигранно-томно ответила я.

– Когда ты так говоришь, я чувствую, что мой член сейчас взорвется!

В этот момент я почувствовала, что хочу ответить Дэниелу тем, что он, судя по всему, проделывает со мной. Он жутко нечист на руку, но роскошный секс дал мне слишком многое, чтобы просто так закончить отношения. Мне пришла в голову ранее недопустимая для моих моральных принципов вещь: стоит в ответ использовать его только ради секса. Почему бы нет? Как со мной, так и я. Как знать: если так не переживать из-за отношений, то и конкуренция будет не столь болезненной? Я выжму из него все, что захочу, чего я постеснялась бы делать с любимым человеком, а потом так его опозорю на защите, что век будет помнить. И в завершение – выброшу как использованные салфетки для спермы. Главное – успеть бросить его первой. Вот тогда я буду полностью удовлетворена. Во всех смыслах. В любом случае, влюбить и сделать меня зависимой от себя ему не удастся. Я вас раскусила, сэр Дэниел Фордж!

– Может быть потерпишь? Я предпочитаю, чтобы он взорвался внутри меня.

– А ты горячая! Кажется, я выпустил твоих демонов.

– Демоны не берутся ниоткуда. Если бы я этого не желала, их не выпустил бы никто. Я полюбила тебя и захотела, чтобы ты увидел меня со всеми моими демонами. Кстати, что ты там говорил насчет одеяла? – я стянула покрывало на живот, физически ощутив как освободившаяся грудь вывалилась наружу.

Ничего не отвечая, Дэниел убрал с кровати столик и залез ко мне. Я сбросила одеяло совсем. Дэниел прислонился ко мне и прошептал в ухо:

– Хочешь, трахну тебя сзади, как зверь?

Я поняла, что моральные тормоза меня больше не сдерживают и можно просто воспользоваться ситуацией, получая максимум удовольствия.

– Очень хочу! Если трахаться как звери, мы должны быть животными!

– Ты неподражаема! – пальцы Дэниела ласкали меня между ног, – но я хочу немного помучить тебя.

Он не заставил себя долго ждать. Я ахнула от нахлынувшего удовольствия и непривычных ощущений:

– Что ты делаешь? – удивилась я.

Дэниел ненадолго оторвался от своего занятия и со сладострастием пояснил:

– Ласкаю твою попку и щелочку… если ты стесняешься, могу перестать тебя мучить.

– Нет, пожалуйста, не прекращай, – обессиленно стонала я, – о-о-ой, как же приятно!

Его язык и пальцы расслабляли и будоражили одновременно. Перестав относиться к нашему роману серьезно, я больше не чувствовала стыда за свои желания и я понимала, что во мне просыпается что-то очень нехорошее и ненасытное. Но почему-то мне захотелось выпустить это «что-то». Так вот каков он, секс без любви, по животной страсти?

Я двигала бедрами навстречу его языку и пальцам, а Дэниел, затаив дыхание, все продолжал меня ласкать, я громко стонала от удовольствия, обнимая его шею ногами.

– Какая сладкая попка! – полушептал Дэниел, – вот бы заполнить и эту дырочку…

Я начала терять терпение:

– Трахни меня!

– Джин! Я оттрахаю тебя так, что ты забудешь где ты и кто! Но сначала я запытаю тебя!

С этими словами он взялся за член и стал проводить им у меня между ног, по губам, не проникая. Мне нестерпимо хотелось скорее ощутить его в себе, в самой глубине, но мой мучитель знал свое дело: он продолжал водить членом по губам, а пальцами массировал клитор, но прервался, не дав мне кончить. Я почувствовала как набухли и затвердели соски и захотела пощипать их, но Дэниел отстранил мою руку и сам припал губами. Сначала к одному, потом к другому.

– Трахни меня сейчас же! – попыталась крикнуть я, но охрипла и вышел только грубый шепот, каким разговаривал во время секса Дэниел.

Не церемонясь, он перевернул меня на живот и, притянув меня к себе за бедра, послушался. Вышло очень легко, потому что затянувшиеся ласки обильно увлажнили меня. По любимой привычке Дэниел несколько раз резко вошел вышел из меня, каждый раз на всю глубину. Я подстроилась под него и стала помогать ему, резко двигаясь бедрами. Он глухо постанывал, раззадоривая меня:

– Как хорошо в тебе, дорогая! Как жарко и влажно!

Уловив паузу, я повернулась к любовнику лицом и в буквальном смысле напрыгнула на его член, пока он стоял на коленях, ему осталось только поддержать меня под ягодицы. На этот раз ритм задала я, а Дэниел помогал мне.

– Засунь мне палец… «туда», – потребовала я, чувствуя, что сейчас кончу.

Он понял. И тут же дикие судороги накрыли меня, я закричала и ускорилась как бешеная, выжимая из сильнейшего оргазма все что можно, яростно целуясь. А затем без сил упала на простыни. Но член Дэниела еще продолжал стоять.

– Пососешь? – спросил он.

– С удовольствием, – согласилась я.

Дэниел уже находился на грани и, теряя всю свою обычную вежливость, кричал и рычал, вцепляясь мне в волосы и скользя между губ, трахая меня в рот:

– Боже, Джинжер! Да, как хорошо! Как сладко ты обволакиваешь член!..

Неизвестно какие эпитеты и сравнения выдал бы его воспаленный разум еще, но наконец и Дэниел разрядился и тоже обессиленно облокотился на подушки, тяжело дыша.

– Ты трахаешься как демон! – наконец произнес он на выдохе. Вид у него был совершенно утомленный.

– То ли еще будет. Мы не пробовали и половины того, чего мне бы хотелось.

– Интересно!..

– У меня масса фантазий!

– Надеюсь, нам хватит друг друга? – Дэниел пытался пошутить, но, кажется, был напуган и, судя по полувопросительной интонации, пытался скорее сам себя убедить в том, что это шутка.

– Ну, – выдержала я намеренную паузу, – хватит. Мне всегда хотелось заняться сексом в украшениях, как это описывается в Кама Сутре. Представляешь, рядом вода, везде свечи, на мне ничего нет, только бусы и серьги. И мы вдвоем…

Это было чистой ложью: подобные сцены из фильмов и книг – самое пошлое и мерзкое, что я могла представить. Хуже только сцены с лепестками роз на полу и постели («надо тоже взять на вооружение» – подумалось внезапно). Но мне хотелось вдоволь помучить незадачливого манипулятора. Впрочем, ему это понравилось:

– Было бы еще интереснее пустить свечи плавать по воде. Есть такие свечи в ракушках.

– Может быть мне еще надеть белый хитон?

– А почему бы и нет?

– Ты уверен, что у тебя в роду не было индийцев?

– Абсолютно. А жаль.

– А чем мы займемся после защиты, как бы она ни прошла у каждого из нас?

– Я не знаю, Джинни. Не хочу думать об этом.

Вот оно как? А я очень хочу, мистер Фордж. Сильнее этого я хочу только вывести вас на чистую воду. И желательно – на кафедре. При всех!

– Полагаю, – изобразила я мерзкий оскал озабоченной шлюхи, – что мы запремся тут у тебя и будем трахаться до потери памяти, чтобы забыть всю эту ненужную науку к чертям собачьим!

– Джин, что с тобой происходит? – кажется, начал догадываться Дэниел. Ну вот, переиграла!

– Ничего, ничего, ничего! Просто прекрасное настроение!

Дэниел как будто не поверил мне и перевел разговор на другую тему:

– Сегодня я встречаюсь с ребятами. Если хочешь, можешь остаться и посмотреть как мы работаем.

– Нет, спасибо, – насколько могла манерно ответила я, одеваясь. Мне нужно ехать домой.

Дэниел снова явил свою натуру (другого, впрочем, я и не ожидала):

– Ты так завела меня, а теперь хочешь просто взять и уехать? Нет, не выйдет!

У самых дверей он схватил меня за руки и припер к стене. Его зверский оскал не обещал ничего хорошего.

– Ты знаешь, что делают с плохими и непослушными девочками? – Дэниел обнял меня за ягодицы, но я вырвалась из объятий.

– Нет! – парировала я, поглаживая его чуть пониже живота, – зато знаю, что делают с плохими и непослушными мальчиками.

С этими словами я вырвалась из тесных объятий «Дуба» и выбежала из дома. Что ж, пусть помучается хотя бы чуть-чуть.

 

Глава 18

 

Все же и меня мучила совесть за то, как я поступала с Дэниелом и со своими моральными принципами, однако такая жизнь все больше и больше затягивала меня: стала налаживаться моя богемная жизнь, у меня появился прекрасный партнер, с шикарным телом которого я могла делать все что захочу. И, кажется, ему это нравилось. Мы продолжали вместе придумывать обложки и тексты, делать мои фотографии, заниматься сексом.

Меня одновременно забавляло то, как уверенно со мной все это время вел себя Дэниел. Так смешно было его деланое великодушие к поверженной по его мнению сопернице! И, представляя себе его реакцию на мою победу, в постели я отыгрывалась по полной.

После очередной репетиции уставший Дэниел хотел лечь поспать, но я, войдя во вкус мести и ни к чему не обязывающего секса, не позволила ему просто лечь и уснуть.

Я зажгла свечи на том самом канделябре, который мог бы стать моим грозным оружием (хотя, в каком-то смысле он все же им стал), и принялась будить своего «возлюбленного»:

– Просыпайся, Дэнни, твоя девочка чего-то хочет.

Я забралась в постель и села на колени полусонного Дэниела. Он улыбнулся и обнял меня за талию. Я потянулась к нему с намерением поцеловать, но в последний момент отстранилась, дразня.

– Ах ты, маленькая… – начал было Дэниел, но я сунула палец ему в рот и он с наслаждением облизал.

– Какая ты вкусная! – услышала я над ухом.

– Ой, извини, ты же хотел спать, – притворилась я, что хочу снова убежать.

– О, нет! Уже не хочу! – я уже лежала на кровати, а хищные клыки впились в мою шею, – и ты не хочешь. Ведь ты нарочно надела красный пеньюар, я знаю!

Символическая одежда мгновенно слетела с меня, руки Дэниела впились в мои груди.

Теперь мы поменялись ролями: раньше, когда я позволяла собой помыкать, Дэниел был сверху во всех смыслах. Но моя сладкая месть перевернула все с ног на голову. Не знаю откуда у меня взялись силы, но я вырвалась из тесных объятий и оказалась сверху. Дэниел хотел меня обнять и прижать к себе, но я помешала. Впустив его в себя, я резко запрыгала, нарочно уворачиваясь от поцелуев в губы, желая оставить его немножко «голодным». Я снова увернулась от объятий и заключила запястья Дэниела в свои руки наподобие наручников. Но кажется, это только заводило его судя по хищному взгляду в его серых при таком освещении глазах.

Я теряла сознание от бешеного темпа и в моих глазах смешались все краски: мерцание свечей, черные волосы Дэниела на белой простыне, красная кровь от кусающих поцелуев…

– Как же ты великолепна! – шептал и хрипел Дэниел, – какое блаженство!

– О, да! – дразнила я его, – трахай меня! Еще! Сильнее!

Мы даже в этом поменялись ролями!

Мы трахались как дикие звери в бешеном темпе пока Дэниел, кончив, не вышел из меня. А затем, заключив в сковывающие объятия мои ноги, опустился к моему животу.

Поразительно как тонко он чувствует мои эмоции и желания. Поняв, что я не успела кончить, он довел дело до конца, проникая в меня языком. Он не отпускал меня несмотря на все мои мольбы о пощаде, то всасывая, то теребя пальцами губы. Оставил меня в покое он лишь тогда, когда почувствовал как я задергалась в диких судорогах удовольствия. И напоследок, перед тем как лечь уснуть, все же подловил меня и, не дав мне шанса вырваться, поцеловал в губы, бессовестно проникнув языком.

В меня действительно словно вселился демон. Я не понимала зачем мне этот спектакль со злым дразнящим сексом, но это заводило и одновременно поднимало мою самооценку. Я чувствовала себя настоящей роковой женщиной, даже богиней. Это была самая сладкая месть влюбленной богини Морриган самовлюбленному Кухулину!

Перед сном я долго ворочалась, успокаивая свою совесть. Словно осуждая мое поведение у изголовья кровати на меня смотрело мрачное распятие в лунных бликах, а Дэниел уже спал, раскинув свои сильные руки…

 

***

Утром я проснулась от звонка. Вот интересно, кто может звонить сюда да еще в такое время?

Кто бы сомневался…

– Где ты была, Джинджер?! Никто не мог дозвониться тебе домой – ни я, ни мистер Хили! Мы волновались. И, как ты понимаешь, не только потому что ты игнорируешь заседания, хотя и это тебе чести не делает. Мы думали, с тобой случилась беда! Чем ты занималась?!

– Трахалась, – спокойно ответила я, подражая героине «Основного инстинкта». Моя неформальная сущность вернулась и незамедлительно потребовала эпатажа.

– С кем?

– Ты что, больная? – с чего Джейн было задавать такой идиотский вопрос, интересно?

Дэниел все продолжал спать, чему-то улыбаясь во сне, но я все равно старалась говорить шепотом.

– Да тут мистер Хили неистовствует.

– Добрый мистер Хили? Этого не может быть, – удивилась я.

– Ну… я, конечно, преувеличила. Он просто очень сильно переживает и достает меня: «Вы же подруги, может быть знаете, что случилось с мисс Руад?»

– Скажи ему, чтобы не переживал. Он проверил мою работу?

– Давно. Потому и переживает, что давно уже все проверил, а ты еще ни разу не позвонила ему среди ночи с вопросом «что вы скажете», как делала всегда.

– Никогда я так не делала, что ты врешь!

– Надеюсь, вы с Дэниелом завтра будете.

– Я бы предпочла быть одной.

– Но… почему?!

– Неважно. На защите все поймешь, – я не желала больше продолжать разговор на неприятную тему и бросила трубку.

Огорчать мистера Хили мне не хотелось: так обходиться с добрейшим человеком, который выручал меня сколько лет, совесть не позволяла и я немедленно отправилась в университет. Дэниел, конечно, пытался меня проводить, но я не позволила, напомнив ему, что помимо его постели у меня еще много важных дел.

По крайней мере одно меня радовало – я больше не переживала насчет развешанных повсюду плакатов. Во всяком случае никто не спрашивал меня не я ли на них изображена, как беспокоилась моя паранойя.

Когда я пришла, мистер Хили о чем-то разговаривал с мисс Лейн за чашкой красного чая. Наверное ему стоило рассердиться на меня, но он только радостно поприветствовал:

– Здравствуйте, мисс Руад! Мы так беспокоились, я уж думал, случилась беда.

– Добрый день, дорогой мистер Хили. Не волнуйтесь. Я, конечно, поступила с вами по-свински, и мне очень жаль. Но со мной и правда приключилась беда: мой оппонент хочет подсидеть меня и забрать место преподавателя, которое так много для меня значит. Но я кое-что придумала: помогите мне завтра, я должна непременно первой выступить с защитой. И тогда выбор между нами отпадет по определению. Вы ведь всегда учили меня быть честной. Дэниел – не тот, кто должен быть преподавателем на этой кафедре. Даже в этом университете.

Мисс Лейн издала такой звук, какой бывает если начать тонуть. Примерно так и было: она поперхнулась чаем.

– Вы что себе позволяете, мисс Руад?! Как вы смеете клевать на Дэниела?!

– Смею, мисс Лейн. Это чистая правда: он украл мою идею, мои слова, дело моей жизни. Я уничтожу его, он никогда больше не сможет заниматься наукой, как бы он ни хитрил!

Меня понесло, но вместе с тем я почувствовала явное облегчение. Даже мысль о том, что сейчас может сделать со мной мисс Лейн, не останавливала меня – так приятно было высказать в лицо все, о чем я честно пыталась умолчать из мнимой вежливости.

– Знаете, мисс Руад, – тем не менее спокойно заметила профессор, – не вам говорить о тяжелом труде ученого.

– Да неужели?! – сарказм просто душил меня, – может быть еще скажете, что ваш любимый ассистент не подставлял меня, не крал мои идеи, хоть я и сама это видела? Я знала, что вы оба крайне нечисты на руку и не брезгуете ничем ради карьеры, но влюблять в себя женщину, вскружить ей голову сладким бредом и ограбить – в научном смысле – это просто верх низости, – сгоряча я не заметила глупого каламбура.

– А почему вы так уверены, что Дэниел подставляет вас?

– А что я еще могу думать, если он, узнав, что мы претендуем на одно и то же место, вдруг переписал свою работу, да еще моими же фразами, хотя в кл… в первую нашу встречу утверждал совершенно противоположное. И даже не написал нигде, что именно я подала ему идею. Какие еще выводы я могу сделать, мисс Лейн?

– Я, простите, не верю в это, мисс Руад. Дэниел безнадежно заблуждается в своих теориях, а мне еще и приходится помогать ему в этом. Может быть вы что-то неверно поняли?

– Маловероятно, мисс Лейн. Он уже достаточно успел мне навставлять палок в колеса, так что уж простите, я его разделаю под орех на защите и нисколько не пожалею, когда после моего выступления ему будет просто нечего сказать, так как все поймут, что автор диссертации – именно я.

– Я поговорю с Дэниелом, здесь совершенно точно какая-то ошибка. Никогда он не подставлял друзей и коллег. Он просто святой по сравнению с нашим братом. Потому что ему-то как раз палки в колеса вставляли и продолжают вставлять постоянно. И я подозреваю, что именно поэтому он так ударился в музыкальное творчество. У него блестящее образование, а он занимается глупостями, перевирая в своих песнях все, чему учился.

Вот как? И откуда он знает такие подробности про Дэниела? Тем временем мисс Лейн продолжала свою тираду:

– Это несерьезно, но я не виню его. Он видел столько подлости в ученых – ни чета вам, мисс. Совершенно очевидно, что все это было из зависти и недоверия. Потому что его постоянно подозревают в семейственности.

– В семейственности? – не поняла я.

– Дэниел – мой сын!

 

Глава 19

Признаться, такого поворота я не ожидала совсем! Однако теперь все стало на свои места: вот почему Дэниел так хорошо разбирается в научной теме, вот от кого бежит в музыку (я бы и сама ударилась в эскапизм, будь у меня такая властная мать), вот почему мисс Лейн так враждебно отнеслась ко мне поначалу. Совершенно очевидно, что и она увидела во мне стервозу. А я еще дразнила ее!

Нет, я конечно, понимаю – Дэниел страдает, ему нужно понимание, сердечность и все такое прочее. Однако неудачные любовные и научные опыты не извиняют его поведение: не я же всему этому виной, за что страдаю я? Он-то не спешит быть со мной честным, он что-то недоговаривает и намеренно темнит. Это совершенно очевидно. В любом случае, раз все именно так, как он говорит, и ему так в тягость наука, он должен будет сделать окончательный выбор между мной и научной карьерой. И, клянусь, я ему устрою если он задумает как-либо подставить меня на защите!

Не желая продолжать личные разговоры с мисс Лейн, я попрощалась с мистером Хили и поспешила домой: морально готовиться к завтрашнему дню. Он обещал быть тяжелым.

Придя в такой вроде бы уже родной конференц-зал университета, я невольно посмеялась сама над собой, точнее над своим волнением, которое так напомнило мне мандраж в день моей первой серьезной научной конференции. И снова предстоит конфликтовать с мисс Лейн. Но теперь последствия грозили быть куда более серьезными. Что ж, сама встала на этот скользкий путь.

Джейн как всегда встретила меня сама. Ну, хоть одно приятное лицо в этом гадюшнике. Впрочем, еще есть мистер Хили, но ведь он мне не просто приятель, которому можно излить душу и поболтать на равных.

Мы с Джейн отправились на защиту вместе, хотя ее собственная должна была быть в другой день. Однако нам не запрещалось посещать занятия и конференции друг друга, а помощь чуть ли единственного оставшегося у меня близкого человека была как нельзя кстати. И, по-моему, Джейн это чувствовала.

Мне уже было даже не так страшно даже когда я увидела среди собравшихся в зале конференции мисс Лейн и Дэниела, о чем-то говорящих друг с другом.

Впервые за время нашего знакомства я увидела его в приличном костюме, впрочем, как всегда на свой манер: черные кожаные штаны и кожаный жилет на белой блузе. Но с темно-красным шелковым галстуком. Как струйка моей крови на нем. Символично.

– Я все знаю про тебя и мисс Лейн, – попыталась я сказать как можно хладнокровнее, – и если ты решил задавить меня ее авторитетом, тебе это не удастся.

Не дожидаясь ответа, я пошла к мистеру Хили. Как всегда он встретил меня очень тепло:

– Здравствуйте, мисс Руад! Как боевое настроение?

– Не очень, мистер Хили, – честно призналась я.

– Это из-за мисс Лейн?

– Если бы, – вздохнула я.

– Из-за мистера Форджа?

Я кивнула, не желая выдать дрожащий голос.

– Я догадался об этом после вашей с мисс Лейн словесной дуэли.

– Мистер Хили, – смогла я произнести, слегка отдышавшись, – что мне делать? Вроде все получается: работу написала, комиссия состоит из доброжелательных людей, а я все равно жутко нервничаю. Что если я подведу вас?

– Подвести – не самое страшное, главное – не доводите. Ни меня, ни себя. А мистер Фордж не так уж и плох. Уверен, что вы просто друг друга не поняли.

– Хотелось бы верить, – вздохнула я. Но на самом деле вовсе не была так в этом уверена.

Мистер Хили сел рядом со мной – видимо, ощущал, что мне сейчас очень нужна его помощь и моральная поддержка – и даже замолвил за меня словечко, как обещал:

– Дамы и господа, я и мой ассистент Джинджер Руад очень рады представить диссертацию нашим коллегам: настоящим и будущим.

– Рада присутствовать сегодня на совете, – встала со своего места мисс Лейн, – начнем.

– Полагаю, мистер Фордж достаточно тактичен, чтобы уступить даме право выступить первой? – полувопросительно произнес мистер Хили.

– Вполне достаточно, – послышался голос Дэниела. Вот хам и наглец: он не просто не встал с места, но и сидит развалясь. Настолько, похоже, уверен в успехе своих грязных игр.

– Рада приветствовать уважаемую комиссию диссертационного совета, – пришлось начать мне, – сегодня я представлю вам свою работу под названием «Рост популярности ирландской культуры в период экономического бума конца двадцатого века и осознание национальной самоидентификации».

Вопреки провокационному названию и соответствующим положениям я не услышала от мисс Лейн язвительных вопросов, хотя и ожидала чего-то вроде «вы хотите сказать, что британская корона ничем не помогла Ирландии в экономическом развитии» или «по-вашему нормально – выступать за ура-патриотизм ирландцев, живя в Англии». И даже приготовила ответы в стиле «это намного интереснее пропаганды джингоизма в рамках научной школы». Но все это мне не понадобилась: мисс Лейн ограничилась несколькими уточняющими вопросами:

– Можно уточнить, мисс Руад? – спросила она, когда я закончила, – какими авторами вы пользовались, освещая данный вопрос?

Я ответила. Среди представленных мною авторов были как ирландские, так и английские – разумеется я понимала, что невозможно пользоваться из принципа только знакомыми и приятными лично мне источниками. У меня была определенная благодарность к английским исследователям. Все это я озвучила вслух.

Мне даже показалось, что строгая мисс Лейн улыбнулась моему ответу.

После нескольких рядовых вопросов от остальных членов комиссии (я долго не могла прийти в себя и осознать, что никто меня не «валил», как я того ожидала) настала очередь Дэниела. Честно говоря, я дрожала от страха, пытаясь залезть в его разум и представить, какое коленце может он выкинуть ради внимания публики. Такому шоумену как он это наверняка ничего не стоит.

Дэниел поднялся на кафедру с уже знакомой мне черной кожаной папкой и отдал ее мистеру Хили – собственному научному оппоненту – оставив себе только один лист (очевидно план речи).

– Дорогие коллеги, – начал Дэниел спокойным и ровным голосом, – прежде чем я начну, я хотел бы пояснить, что своей диссертации в ее окончательном виде я обязан мисс Джинджер Руад.

«Что?! Очередной фокус?» – пронеслось у меня в голове за секунду до аплодисментов в аудитории. Интересно, кому они предназначались – мне или мнимому благородству моего соперника? Дэниел продолжил:

– Именно благодаря ей и ее интересным идеям я переосмыслил кое-какие свои положения в работе, которую хочу представить вам.

– Надеюсь, название у работы осталось прежним? – неожиданно съязвила мисс Лейн.

Ого! Получается, из-за меня Дэниел получает от собственной матери? А я еще язвила ему и цеплялась. Вот идиотка! Мстительная злая идиотка!

– Да. Название осталось прежним, – улыбнулся Дэниел, не выказывая ни капли волнения, – «Проблематика индоевропейского мифа в современной методологии».

Вот это да! Выходит, Дэниел не крал мои идеи, а просто пересмотрел свои, да еще и посвятив свой труд мне? Воистину такое мог сделать только настоящий поэт и музыкант. И чем я ему отплатила? Подозрительностью и мстительностью!

Я совершенно явственно ощутила как горят мои щеки и как я заливаюсь краской от стыда. Мне мучительно захотелось плакать и одновременно стало страшно, что кто-то из присутствующих увидит мое лицо. Я поспешно отвела взгляд от Дэниела и опустила голову. Может быть сойду за уставшую? Все же я буквально затылком ощутила, что Дэниел смотрит на меня.

– Позволь испить из твоих уст! – внезапно произнес Дэниел совершенно театральной интонацией, сходной с его сценическим речитативом.

В аудитории пошло заметное оживление, вызванное двусмысленностью фразы.

– Дамы и господа, – продолжил он уже своим обычным голосом, – я позволил себе небольшую шутку в качестве эпиграфа к моему скромному труду. Иногда я пишу стихи и в процессе написания диссертации подумал, что данная фраза как нельзя лучше иллюстрирует суть того, что я хотел бы показать вам в своей работе: ведь в индоевропейском мифе так важна тема богов и героев. То, как поэтическим языком люди выражали самые глубокие философские мысли. Оставив, к тому же, ценные научные сведения. И сегодня мы прикасаемся к этому наследию: письменному и устному. А значит, получаем духовную пищу из отнюдь не молчаливых уст наших предков.

«Дэниел такой… Дэниел!» – со смехом подумалось мне. С этого момента вся аудитория была его, и я больше не беспокоилась, что люди на меня как-то не так посмотрят. Под шумок я предложила Джейн подождать результатов совещания в университетском кафе.

– Ну что, Дэниел оказался не так прост? – допытывалась моего мнения Джейн, когда мы взяли по пирогу с вишней и уселись за стол.

Мне не очень хотелось обсуждать свои отношения с ним, поэтому в процессе поедания пирога я смотрела на тарелку, для удобства деля ложкой пирог на куски и избегала взгляда Джейн.

– Ты права, – ответила я, все так же смотря в никуда.

– Ну, конечно я не всегда права, – продолжала веселиться Джейн, – но приятно, что в отношении вас, двух чудиков, я не ошиблась.

– Да-да, – все машинально поддакивала я, – а знаешь, мне сегодня надо отдохнуть. Шутка ли – такой нервный день. Надеюсь увидеть тебя завтра у себя в гостях. Посидим, повеселимся.

Джейн недоверчиво усмехнулась, видимо, понимая – и мое состояние и то, что я хочу избавиться от нее на сегодня:

– Не будем загадывать, Джин. Когда будет время, тогда и будет… – тут она с удивлением прервалась, – Дэн? Уже?!

– Вы тут? А я искал вас, девочки, – услышала я за спиной радостно-возбужденный голос Дэниела.

– Уже выступил? – спросила я.

– Как видишь. Пойдемте, совет обсуждает решение.

– Бросаете меня? – шутливо вздохнула Джейн.

– Как можно? – возразил Дэниел, – но нам с Джинджер надо очень много друг другу сказать.

Мне это не понравилось. Но сопротивление Дэниелу обречено на провал по определению.

Мы пошли обратно в аудиторию. Дэниел отвел меня на задние ряды, где я сидела с Джейн, и обнял меня за плечи. В этот момент я поймала на себе взгляд мисс Лейн, что-то пишущей до этого. Мне показалось, я слышу как откалывается целая глыба льда и в этих бледно-голубых глазах наконец показался человек. Ее лицо как будто стало светлее.

Я почувствовала, что готова задремать на плече Дэниела, как вдруг сквозь услышала бодрый голос мистера Хили:

– Мисс Руад, поздравляю! Совет присваивает вам степень доктора.

Я встала и по привычке протянула руку для рукопожатия, но мистер Хили вдруг поцеловал ее, прямо как Дэниел тогда в клубе. Это уже какой-то вирус джентльменства. Но, надо отметить, приятный вирус.

– Пойдемте ко мне в кабинет, мисс Руад, разберемся с бумагами, и я отпущу вас.

Когда мы вышли из аудитории, к нам вдруг подошла мисс Лейн.

– Подождите, мисс Руад. Джинджер, подождите!

– Слушаю вас, мисс Лейн, – вся напряглась я в ожидании нотаций и чего-нибудь похуже.

– Я не знаю как вам удалось переубедить Дэниела пересмотреть его совершенно несостоятельную концепцию. Все понимают, что вы просто хотели помочь ему, я же не слепая: вашу манеру изъяснения я вижу за версту и ваше соавторство…

– Это не я, – спешно прервала я поток, – это он сам, мисс Лейн. Мы с ним даже почти не говорили о науке. Разве что в контексте музыки. Может быть творческое самовыражение помогло ему? Помните мои слова на конференции в день нашего личного знакомства? Я чувствую как Дэниелу помогает творческое самовыражение даже в науке.

– Признаю, я ошибалась на ваш счет. Мне казалось, вы просто любите эффектные выступления и не брезгуете ничем, чтобы унизить оппонента.

– Признаться, точно так же я думала про вас и Дэниела, – открылась я.

– Полагаю, что в ваших словах есть рациональное зерно. Не скрою, я бы гораздо больше желала, чтобы Дэниел пошел по моим стопам. Но это его выбор, его увлечение, я могу это понять, – я словно услышала себя при первом нашем с мисс Лейн серьезном разговоре.

Мне было не по себе, когда мисс Лейн начинала говорить о Дэниеле. Неуютно мне стало и сейчас.

– Вы можете пообещать мне одно, Джинджер?

– Смотря что, мисс Лейн.

– Пообещайте, что будете беречь Дэниела. Я вижу, что вы – хорошая девушка и наверняка у него есть причины любить вас. Раз он не слушает меня, может быть он послушает вас.

– Я сделаю все, чтобы он был счастлив, мисс Лейн. Это я могу обещать. Это, наверное, единственное, что я могу обещать с его непредсказуемым характером.

– Спасибо, Джинджер. Для меня это очень важно.

Мисс Лейн вдруг по-матерински обняла меня и вернулась в аудиторию.

– Я немного поговорю с Дэниелом. Обещаю, скоро верну его вам.

Мы с мистером Хили пошли заниматься оставшейся бумажной работой, но образ человечной мисс Лейн, так отличающийся от ученой машины, к которой я привыкла, долго не мог выйти у меня из головы. Я даже пребывала в некоторой растерянности, изо всех сил стараясь отвлечься на документы.

Когда мистер Хили отпустил меня, мы попрощались и я вознамерилась вернуться в кафе, к Джейн. Но у дверей кабинета меня поджидал Дэниел:

– Поздравь меня: я тоже доктор. А у тебя все прошло хорошо?

– Конечно.

– Я видел как вы разговаривали с мисс Лейн.

– Твоя мама, – намеренно акцентировала я это обстоятельство, – просила меня беречь тебя раз ты меня любишь.

– Оказывается вы стали подругами? – попытался пошутить Дэниел, – когда приступаешь к своим преподавательским обязанностям?

– А как же твое место преподавателя, которое тебе несомненно отдадут как наиболее разумному автору? – все же не удержалась я от легкого подкола.

Я физически ощутила смущение Дэниела.

– Я… – произнес он, чуть помедлив, – отказался от места преподавателя. Мисс Лейн… то есть мама возражала и уговаривала, но я настоял на своем. Мне не нужна наука, мне нужна музыка. И к тому же я понял, что тебе лучше уступить. Мне не нужно место преподавателя и мне не нужны голые принципы ради самоутверждения.

– Я думала, что такие как ты считают себя бескомпромиссными.

– Быть бескомпромиссным – большая роскошь. Ее можно себе позволить только если у тебя нет своей семьи, друзей и начальников. Я бы даже сказал: бескомпромиссным можно быть только на необитаемом острове. Любимым нужно уступать. Я буду жить ради музыки и… тебя.

– Даже так?

– Даже так!

Возникла пауза.

– Поехали? – спросил Дэниел.

– Куда? Ко мне? К тебе?

– Куда захочешь, дорогая. Там, где тебе будет удобнее.

Мы обнялись и вышли на улицу.

 

Глава 20

 

Мы ехали в машине Дэниела в полном молчании. Произошедшее угнетало меня, а стыд жег изнутри. Подумать только – я изводила любимого из-за одних только подозрений, не пытаясь даже понять его. Какое я имею право говорить, что нуждаюсь в понимании и все люди – поверхностные овощи, когда и сама ничем не лучше!

– Все в порядке, Джинджер? – спросил Дэниел, вполглаза глядя на меня.

У меня не было сил отвечать. Взволнованный, он остановил машину.

– Что случилось, Джинджер? Ты хорошо себя чувствуешь?

– Не волнуйся, Дэниел. Все неплохо, но знаешь, мне так грустно.

– Почему, Джинджер? – искренне удивился Дэниел.

– Ты так много сделал для меня, а я все это время подозревала, что ты хочешь меня кинуть в постель, а потом бросить или еще хуже – подсидеть. Я издевалась над тобой из-за своей же обидчивости и паранойи. Мне так стыдно! Пойми, если бы ты был мне безразличен, я бы не устроила всего этого… – меня снова начали душить слезы.

– Никогда не поверю, что ты была такой страстной в те минуты, когда ненавидела меня. Хотя зная твою непредсказуемую натуру… и не стыдись, – Дэниел взял меня за подбородок и поцеловал в губы, – я виноват перед тобой не меньше. Я настоящий «Дуб» друидов: болезненно гордый, мнительный, иногда даже безжалостный. И что такой «Жасмин» как ты находит во мне?

– Пожалуйста не кокетничай, – отстранилась я от Дэниела, – мы оба знаем ответ.

– Знаем, – эхом отозвался Дэниел, затем, призадумавшись, добавил, – а все же мне понравилась бесстыдная, ненасытная Джинджер без сантиментов. Ты навсегда избавилась от нее?

– Не знаю, может быть со временем иногда буду приглашать ее в гости, а потом ты, она и я будем вместе заниматься сексом.

– Кажется, развратная Джинджер снова с нами, – оценил шутку Дэниел.

– Обними меня, – по-детски попросила я.

Он остановил машину на обочине и обнял меня. Так крепко, что у меня перехватило дыхание.

– Что будешь делать теперь, когда я самоустранился? – полушутя спросил Дэниел.

– Не знаю, – честно ответила я, – раньше я мечтала о карьере ученого, быть преподавателем. Спасибо, что сделал это для меня, но с тех пор, как ты показал мне жизнь Эвтерпы…

– Скорее Эрато, – улыбнулся Дэниел.

– С тех пор, как ты показал мне жизнь Эрато, мне трудно представить себя кем-то другим. Я уважаю мисс Лейн и дружу с мистером Хили, но… когда-то Джейн сказала, что университет мне жмет. И только теперь я поняла, что она имела в виду. И вижу, что она была права.

– Ты же понимаешь, дорогая, что еще не поздно заняться чем-то еще. Ты всегда, независимо от своего решения, будешь моей Эрато. Моей музой, ради которой я живу и творю. Даже если мы останемся вдвоем в целом мире, я буду творить только для тебя. Если хочешь, мы будем работать вместе. Твои знания, выходящие за рамки программы университета, мне очень пригодятся. А я буду твоим литературным рабом, буду выражать твои мысли в песнях. Стань моей музой!

– Разве об этом просят? Если ты все решил, я уже стала ей и у меня есть только один выход – вдохновлять тебя на творчество и дальше. Но пойми меня правильно. Для меня это очень серьезный шаг, когда речь идет о работе и о творческом самовыражении. И я соглашусь на него только если наши отношения действительно важны для тебя так же, как и для меня. И пожалуйста, как бы ты ни любил, не пытайся превратить меня в свое произведение искусства. Что скажешь?

Вместо ответа Дэниел принялся что-то долго искать в бардачке. Наконец он извлек оттуда какую-то блестящую черную коробочку. Мгновенная догадка пронзила меня.

– Открой, – спокойно попросил он.

Я послушалась. В коробочке было серебряное кольцо с символом четырехлистника и надписью «Grá Go Deo».

– Не слишком ли громкие слова? – сделала я последнюю попытку усомниться в искренности Дэниела.

– Ровно то, что я думаю и всегда хотел сказать тебе.

– Это ты мне так сделал предложение, надо полагать?

– А что, что-то не так?

– Ну… я представляла себе это событие немного более романтичным.

– Предлагаю немедленно романтизировать обстановку. Поедем ко мне и обсудим наше будущее.

– «Наше»? Разве я уже сказала тебе «да»? – поддразнила я.

– А разве я уже сделал тебе предложение? – парировал Дэниел.

– Я пошутила. Это замечательная идея. В последнее время столько всего произошло, что мне просто надо успокоиться, все обдумать и взвесить. Говорят, любовь лечит от всего. Это неправда. Любовь – тот же стресс, хотя и очень приятный. И нужно много душевных сил, чтобы в ответ дарить счастье, какое дарят тебе. Ведь если не отдавать любовь, ты станешь надменным божком, что упивается поклонением себе.

– Тебе действительно нужно хорошее лечение, Джинджер! – прохрипел Дэниел у самой моей шеи. Но, слегка подразнив, отодвинулся и завел машину, – я отвезу тебя к себе. Думаю, Джейн не будет в обиде, что я в очередной раз украл тебя у нее.

– Полагаю, не будет, – засмеялась я.

Остальную часть пути я сидела молча, переваривая все, что сказал мне Дэниел. Он хочет жениться на мне. Он. Хочет. Жениться. На мне. Я повторяла про себя эту фразу на разные лады, наслаждаясь ее звучанием. Он женится на мне, несмотря на мои проблемы. Он не будет попрекать меня отсутствием детей, не будет препятствовать моей карьере, наоборот – будет помогать. О чем еще можно мечтать?

Мы приехали в этот уже ставший таким родным дом, и он уже не казался мне гнездом гедонизма, а просто гнездом. Нашим уютным гнездом. В волшебной полутьме сумерек Дэниел, не включая в доме свет, вывел меня на середину комнаты и, держа за руки, торжественно произнес, глядя мне прямо в глаза (его глаза при таком освещении снова стали магнетически-голубыми):

– Я хочу быть с тобой всегда. Хочу, чтобы мы помогали и поддерживали друг друга. Хочу пройти с тобой этот путь. Я хочу сидеть с тобой зимними вечерами у окна, согревать тебя, смотреть в горящий камин… ты когда-нибудь целовалась под омелой на Рождество?

– Да, бывало.

– Теперь я стану твоей омелой. Подо мной ты сможешь делать что угодно, и целоваться тоже.

– Какой ты пошляк, – рассмеялась я от такого поворота фразы.

– Шутки в сторону. Может быть я и пошлый и не слишком романтичный, но любовь – это не сладенькие словечки, не постоянные объятия и не фальшивая нежность. Любовь – это стремление помочь выжить. Может я не слишком красиво ухаживаю и не говорю комплименты, но я люблю тебя и хочу, чтобы все у тебя было хорошо, – Дэниел встал передо мной на одно колено, затем спокойно и твердо произнес, – мисс Джинджер Руад, вы станете моей женой?

Мне стало не по себе.

– Дэниел, встань. Устроил акколаду.

– Не встану, – заупрямился он, – если понадобится, простою так всю ночь пока не услышу ответ. Да или нет? Ожидание мучительнее отказа.

– Тогда может сразу отказать тебе, чтобы ты не мучился?

– Джинджер!..

– Я пошутила. Сэр Дэниел Фордж, встаньте с колен. Я согласна.

Дэниел встал и обнял меня.

– Я так счастлив, Джинджер!

– Ты сам подумай, как я могла тебе всерьез отказать? Ты утешил меня, вернул мне веру в любовь.

– Ты для меня – все. Утешить тебя – значит утешить себя.

– Знаешь, у меня появилась идея.

– Какая?

– Боюсь, ты снова пошлешь меня куда подальше.

– Не бойся. Сейчас все по-другому.

– Мне хотелось бы снять тебя обнаженной.

– …

– Но прикрытой волосами.

– Как леди Годива?

– Да. Знаешь, по-моему, это был самый приятный протест за всю историю.

– Тебе ли не знать, что это легенда.

– Конечно, – Дэниел погладил меня по волосам, – но очень красивая легенда. Когда я бываю один, я представляю тебя без одежды, прикрытой только твоими длинными волосами. Теплый ветер ласкает твое тело, пытаясь лишить тебя даже этого ненадежного покрова.

– И против чего же ты собрался протестовать?

– Я намерен присоединиться к тебе в твоей борьбе против угнетенных женщин-ученых.

– Не смешно, Дэнни, – убрала я с плеча его руку, которую он уже вознамерился положить.

– Да, ты права, прости. Я немного увлекся. Но все же тебе очень пошел бы этот образ. Конечно я не настаиваю. Подумай. Впрочем… есть еще один образ, который так и просится на фотосессию. Эпона.

– Неужели? – недоверчиво переспросила я.

– Именно. Я понял, ты не Морриган. Не грозная и не мстительная. Ты Эпона – богиня изобилия и плодородия. Со спелыми и сочными плодами, – Дэниел недвусмысленно посмотрел на мою грудь, – я хотел сказать, на фотографиях тебе пойдут образы с фруктами и плодами.

Мы улыбнулись друг другу.

Вообще-то я уже успела основательно «подсесть» на работу музой и моделью. Но остатки моей скромности все же не позволяли мне так сразу согласиться на подобный, мягко говоря, смелый шаг. Я боялась не возможной реакции родных и друзей: с художественным вкусом Дэниела, лишенного всякой пошлости и вульгарности, нечего было опасаться, что он выставит меня в неприглядном свете. Мне просто все еще не хотелось выглядеть готовой на все по первому его требованию. Это единственное, что я не готова переломить в себе. И никогда не буду готова. Никаких «половинок» – мы самостоятельные личности, как бы ни были влюблены.

Несколько дней я сидела дома, скатившись до состояния «поела – поспала – помылась – почитала – поела – поспала…» и так далее, стараясь послать подальше весь окружающий мир, чтобы он не мешал мне восстанавливаться, пока не раздался звонок.

– Джинджер? – мне начало казаться, что я узнаю возлюбленного по звонку.

– Да, Дэниел!

– Что скажешь по поводу моего второго предложения?

– А какое было первое?

– То, на которое ты согласилась.

– Пока ничего не скажу.

– Ты отказываешься? – послышался грустный голос.

– Нет, но… я что-то неважно себя чувствую.

– Ты опять простудилась? – послышался с той стороны телефона встревоженный голос.

– Нет, просто какая-то слабость. Может грипп.

– Мне это не нравится, Джинджер. После всех твоих треволнений я обязан отвести тебя к врачу. Я не позволю чтобы ты переносила болезни на ногах.

– Опять ты меня выручаешь? – вздохнула я, – скоро начну чувствовать себя безрукой и безногой.

В трубке послышался смешок:

– Помнишь, что я говорил тебе о заботе мужчины?

– Иногда мне кажется, что это я тебе помогаю. А именно помогать мне.

– Я сейчас приеду, – проигнорировал Дэниел мой подкол.

Я вышла во двор, пытаясь продышаться. Но лучше не становилось: меня мутило как после отравления, но ничего не могло объяснить подобного состояния. «Собственный яд тебя отравляет, которым ты плевалась в Дэниела, мисс Лейн и всех, кто тебя окружает» – заедал меня внутренний голос.

– Да заткнись! – забыв об окружающем мире, крикнула я, обращаясь к нему.

– Хм… и тебе привет, Джинджер! – услышала я за спиной.

– Прости, Дэнни. Это я не тебе, это я сама с собой. Мне нужно съездить к своему врачу, раз уж ты вызвался.

Дэниел покачал головой, но ничего не ответил. Всю дорогу мы молчали: у меня не было сил и настроения разговаривать, а любимый, похоже, понимал это.

У врача я не была уже очень давно, а теперь мне предстояло пройти ряд весьма неприятных, но необходимых процедур и в этом, что уж говорить, не было ничего радостного. «Дэниелу наверняка хуже – он сидит в машине на улице и нервничает» – снова начала меня донимать моя совесть.

Желая отвлечься, я погрузилась в приятные воспоминания последнего времени. Концерты, съемки, нервная, но кончившаяся хорошо, защита диссертации. Хотела кому-то что-то доказать? Доказала. А что же дальше? Как мы будем жить в браке? По-видимому, теперь все будет по-новому. Совершенно по-новому. Новая любовь, новая работа, новая жизнь. И вот теперь я – Эпона. Как удачно именно это сравнение. Стоп. Эти мысли начинают пугать меня.

– Мисс Руад! Вы слышите?

– Да, – ответила я откуда-то из параллельного мира.

– Можете идти.

– Уже?

– Да, все в порядке.

Все еще пребывая в прострации, я вышла из кабинета на улицу. Дэниел стоял прямо у дверей клиники и нервничал, хоть и старался выглядеть спокойным.

– Что говорит врач? – сразу же спросил он. Лишив меня таким образом возможности плавно подготовить его к новостям.

Собравшись с духом, я начала разговор:

– Дэниел, мне надо тебе кое-что сказать!

 

Послесловие

Если вы дочитали до этой страницы, я вижу два варианта: либо вы с удовольствием (или с завидным терпением) дочитали книгу, либо из любопытства заглянули в конец. Для любителей спойлеров поясню: все кончилось хорошо, но концовка по идее должна интриговать, а вы – ждать второй части.

Будучи полноправным создателем своих героев, полагаю, что выражу общее мнение всех своих ребят: никто из них не любит слэш. Поверьте, им достаточно хорошо друг с другом, и нет никакой нужды в этом сомневаться. А потому, не будучи вправе посягать на чью-либо свободу слова, скажу: отсутствие фанфиков такого рода будет говорить об уважении ко мне и моим персонажам.