Дома ко мне снова вернулось то ощущение обезвреженной бомбы, как в день после первого разговора по душам с Дэниелом. В голове крутилось классическое «что же я наделала», как в плохих мелодрамах. И правда – что же я наделала? Всего несколько дней знакомства, и мы уже близки? Как-то мерзко это осознавать, словно я была под гипнозом.

Однако факт остается фактом: я прямо-таки почувствовала как ожила, когда в моей жизни появился Дэниел: этот псих не дает мне скучать своими безумными выходками, поддерживает меня, да и – что уж скрывать – в постели он очень даже неплох.

В голове у меня начали крутиться глупейшие картины, которых я не представляла себе лет примерно с шестнадцати: красное вино, свечи по всей квартире, я то в ванне, то голышом гуляю по комнатам, валяюсь на кровати. Вот только абстрактный партнер в моем воображении сменился на конкретного человека – теперь я представляла во всех этих сценах исключительно Дэниела. И уже осознанно хотела повторить все, что у нас произошло.

Пытаясь избавиться от предательских желаний, я переключилась на мысли об университете. Вот достанется мне и от мистера Хили и – что еще хуже – от мисс Лейн.

Надо уже дописать наконец эту несчастную работу!

Безо всякого желания я улеглась с ноутбуком в постель («А с Дэниелом было бы теплее» – пронеслось у меня в голове, но я отмела поползновения своей фантазии) и принялась сочинять издевательские конструкции вроде «несмотря на то, что часть ирландской территории традиционно считается подвластной британской короне, ирландский этнос всегда был богат своей культурой, историей и, что немаловажно, особым языком, который благодаря становлению самосознания народов Ирландии, становится предметом изучения после столетий намеренного забвения в официальной историографии». В переводе на человеческий язык это означало «какого… народы Ирландии до сих пор считаются в Англии неполноценными, а ирландская культура выглядит на своей же территории чем-то экзотичным?» Поначалу я не планировала открывать подобной фразой общие выводы своей диссертации, но мне ужасно хотелось поддеть мисс Лейн, у которой еще при общении по Интернету я уловила откровенно проанглийский настрой в науке.

В очередной раз я убедилась как совместимы бывает жажда крови (пусть и образно выражаясь) и секс: и то и другое помогло мне за два дня безвылазного сидения в своем доме написать то, что я без особого успеха силилась выразить почти полгода.

Когда на следующий день после написания я пришла с работой в университет, на кафедре я к своему облегчению застала только мистера Хили. Мы тепло поздоровались, а мистер Хили – этот милый гном, как я про себя его называла из-за небольшого роста и массивной бороды – предложил мне угоститься чаем.

– Вы плохо выглядите, мисс Руад. До сих пор не выздоровели?

– Можно и так сказать, – не пожелала я вдаваться в подробности, – от чая не откажусь. Тонизирующее мне сейчас пойдет на пользу.

Я показала мистеру Хили свою диссертацию и, пока он читал, решила сама сделать нам обоим по чашке вкусного красного чая. Впрочем, долго ждать мне не понадобилось – прочитал он мой труд «по диагонали», как делал всегда, больше обращая внимания перед внимательным изучением дома, все ли части построены как надо.

– Должен заметить, – завершил он проверку, – что я очень доволен вами, мисс Руад. Дома я все как следует прочитаю и подготовлю все возможные замечания.

Он, видимо, хотел сказать еще что-то, но запнулся, когда дверь открылась. Это была мисс Лейн. Теплая атмосфера заледенела в считанные секунды.

– Здравствуйте, мисс Руад, добрый день, мистер Хили, – холодно поздоровалась она с нами, удостоив нас обоих высокомерным взглядом своих голубых глаз.

– Добрый, мисс Лейн, – ничуть не утратил мистер Хили тепла в своей речи, – мисс Руад вышла после болезни.

– Я заметила, – произнесла мисс Лейн, стоя к нам спиной и глядя на нас в зеркало, попутно поправив ракушку из пшеничных волос, – вам бы следовало, мисс Руад, принести свою диссертацию пораньше. Защита уже не за горами, а вы не единственная, кто будет защищаться в этом году.

Я молчала как заправская прогульщица, которой нечего возразить по существу и остается только дожидаться пока отчитывающий выговорится, а для порядка проныть что-то вроде «ну я больше не бу-у-уду-у-у».

– Да, кстати, – продолжила мисс Лейн, резко повернувшись ко мне лицом, – есть одна вещь, о которой я хотела бы с вами поговорить.

Вспомнив разговоры с Джейн, я поняла куда клонится разговор, но решила соврать:

– Не понимаю о чем вы, профессор.

– Я думаю, прекрасно поймете, вы ведь подруги с Джейн?

Вот что она лезет не в свое дело!

– Да, мисс Лейн.

– Мне очень не понравилось ваше отношение к собранию. Вы, вероятно, считаете себя гением, которому все можно? Открою вам тайну, мисс Руад, даже гениям можно не все. А в вашей гениальности еще предстоит убедиться.

– Я не считаю себя гением! – вспыхнула я, – но мне бы хотелось, чтобы меня принимали такой какая я есть. Уж извините, что я не ваша копия во всем! Мне что, искусственно состарить себя или одеваться в рясу, чтобы вы поверили, что я тоже кое-что понимаю в науке? Мне, знаете ли, неприятно, когда судят по одежде и предлагают отправиться в ночной клуб.

– А вы, мисс Руад, не пробовали одеваться менее вызывающе и более строго, чтобы вас принимали именно за ту, кто вы есть, как вы выражаетесь. И почему обязательно ряса? Вы всегда передергиваете слова оппонента?

– Я ничего не передергиваю, мисс Лейн. Я одеваюсь совершенно нормально. Мне может быть ваша прическа кажется смешной, но это ваш вкус и ваш выбор, и я его уважаю. Относитесь и к моему вкусу с уважением, что вам мешает?

– Давайте, мисс Руад, отложим дискуссию о моде на более подходящий для этого случай, – как мне показалось, примирительно сказала мисс Лейн, – есть, как я начала говорить, один деликатный вопрос.

– Я вас слушаю, – не показывая страха ответила я.

– Мой ассистент является большим поклонником вашего, как он говорит, научного таланта. Надо признать, слог у вас хороший и факты вы подбираете именно как должно. Кстати, это мнение не только моего ассистента, но и всех собравшихся и если бы вы обладали хоть каплей такта и остались на конференции, вы бы знали, как тепло приняли ваш доклад и вам бы не понадобилась эффектно хлопать дверью.

Мне стало стыдно.

– Что же тут деликатного? – осмелилась переспросить я, – очень приятно, что мою работу высоко оценили, даже вы.

– Деликатность не в оценке вашей работы, как мне кажется, все же завышенной, – терпеливо продолжила профессор, – а в том, что мой ассистент слишком уж увлекается именно вашими работами, по-моему, в ущерб занятиям собственным. И у меня есть основания подозревать здесь человеческий фактор. По-простому говоря, вы явно ему нравитесь. Надеюсь, вы сможете на него повлиять. Мне, в отличие от многих здесь, небезразлична репутация учебного заведения.

– Мисс Лейн, я в глаза-то его не видела, какое там «нравитесь».

– Он был на той злополучной конференции и видел ваше выступление. И вы бы тоже увидели, если бы проявили интерес к чему-то кроме себя. А сейчас он работает дома, как, надеюсь, и вы над своим трудом.

– Моя диссертация у мистера Хили. Жду замечаний и дополнений от него.

Не желая снова накалять обстановку, я уверила мисс Лейн, что при первой же возможности переговорю с ее ассистентом и постараюсь убедить его не заострять внимание как на моих работах, так и лично на мне.

С легким сердцем после тяжелой беседы я отправилась в кафе, надеясь встретить там Джейн, обсудить события последних дней и, может быть, немного отдохнуть и прогуляться.

Мисс Лейн меня откровенно насмешила: какой-то незнакомый ассистент «положил на меня глаз» и она думает, что у меня что-то может с ним быть? Это просто смешно. Посторонние мужчины меня не интересовали никогда, а в последнее время и вовсе – перспектива каких бы то ни было отношений.

Пребывая в своих мыслях, я незаметно для себя дошла до кафе. Конечно же Джейн была там, сидела с куском неизменного пирога с вишней.

Желая поздороваться, я подошла поближе и тут же увидела Дэниела, который нес ей чашку кофе и сел за ее столик. Очень мило! Я замялась, но все равно подошла к ним:

– Привет, Джейн, привет, Дэнни. Или как вас вдвоем называть, Джейни? Или Дэйн? Раз вы такие две неразлучные половинки.

У этих двоих синхронно отвисли челюсти. Мне было приятно, что я застукала их вот так.

– Приятно подави… то есть, приятного аппетита нежно влюбленным! – вложила я максимально возможную долю сарказма и спешно пошла из кафе. За спиной я услышала что-то невнятное, но попыток объясниться не последовала ни с чьей стороны. А что объяснять? Факт, как известно, упрямая вещь.

Да… поспешила я с оптимистичным отношением к мужскому полу. Так и знала, что мой оптимизм был не оправдан.

Примерно эти мысли крутились у меня в голове, когда я, сидя в ванной, услышала сигнал сообщения.

«Надо поговорить, Джинджер», – увидела я в непрочитанных SMS.

«Не о чем нам с тобой говорить», – отправила я поспешное сообщение.

– Ну, и что ты не пишешь?! – крикнула я через несколько минут в трубку, после того как передумала и перезвонила Дэниелу.

По ту сторону раздался хохот:

– Я даже приеду!

– Этого еще… – начала было я, но уже пошли короткие гудки.

Сперва я понадеялась, что Дэниел не приедет, а перезвонит или – что было бы еще лучше – просто подумает о своем неосторожном поведении, о том как причинил мне боль и поймет все сам, если он честный человек. Но прощать его я не намерена, и было бы прекрасно, если бы он сам прекратил искать со мной встреч после такого.

Желая отвлечься, я села за оставшееся оформление диссертации: предстояло красиво оформить все части, выровнять шрифты, напихать сносок хотя бы просто для вида и навести весь положенный марафет, на который постоянно обращает внимание комиссия в первую очередь, какого качества работа бы ни была.

Увлекшись, я не заметила как раздался звонок. Я предпочла не открывать. Звонок повторился, но уже более настойчиво. Я вытащила из комода беруши. Звонок не прекращался, его все равно было слышно, только чуть хуже. Сосредоточиться на работе это не помогало, даже наоборот – заедала мысль о стоящем за дверью упрямце.

– Джинджер, открой, я знаю что ты там, – сквозь беруши услышала я. Голос Дэниела перекроет, наверное, все что угодно.

– Пошел ты!.. – не удержалась я.

– И пойду! Как только откроешь и выслушаешь.

– Можешь трахать кого угодно и сколько угодно, а ко мне больше не смей приближаться! – пыталась я не отставать от него по упрямству.

– Только тебя, если еще будет такая возможность! Джинджер, пусти, на меня уже прохожие внимание обращают.

– Пусть обращают, твои проблемы!

– Давай все выясним и я уйду. Я ведь не отстану, ты меня знаешь!

Это была чистая правда: упрямство Дэниела, как я уже успела убедиться, перешибает что угодно. С другой стороны, я могу в очередной раз высказать ему все в лицо и с чистой совестью выгнать из дома и из своей жизни.

Я открыла дверь и, не желая слушать его оправдательную гипнотическую ложь, перешла в наступление (Что он на это скажет? Нечего будет!):

– Значит так, я не собираюсь тут опять слушать про ученых, про сумасшедших энтузиастов, актрис и муз. Будь честен хотя бы со мной и с собой: если ты не можешь удержать член в штанах при виде каждой телки, так и скажи прежде всего сам себе!

– Ничего не понял, – спокойно сказал Дэниел. Куда-то пропал его дикий блеск в глазах. Я ожидала всего, только не этого выбешивающего спокойствия.

– Ах, ты не понял! Может быть еще скажешь, что не приглашал Джейн в кафе, не угощал ее кофе с пирогом?

– И о чем это говорит? – Дэниел был не просто спокоен, он по-хозяйски уселся на диван в гостиной, – о том, что я по-дружески могу угостить старого друга кофе? Пирог, между прочим, она взяла себе сама. И, как всегда, сказала, что будет платить раздельно. Можешь даже спросить у нее, если конечно и она твое доверие уже не потеряла.

– А с чего началось все у нас?! Всего лишь подвез, всего лишь предложил поработать, всего лишь угостил кофе, всего лишь сделал лекарство. Всего лишь трахнул… Ты ко всем так методично и беспардонно подкатываешь?

– Да сколько раз тебе говорить? У меня нет, не было и не будет ничего с Джейн. Она милая, но она мне как сестра. Даже как брат. И не думаю, что с ее живостью характера и неумением держать язык за зубами она бы представила тебе меня как старого друга, а не как возлюбленного.

– Плохо ты знаешь Джейн, – начала успокаиваться я. Надо признать, довод выглядел разумным, – она, когда ей надо, еще как умеет держать язык за зубами. Нас она долго друг от друга скрывала.

– Когда нужно хранить чужие тайны, верно? Но не свои собственные.

– Да, ты прав.

– Поверь, я никогда не сделаю тебе больно. Да еще и таким подлым способом. Просто, как ты видела, живу я неподалеку: там, где фотографировал тебя. И мне удобно общаться с другими учеными, тем более с друзьями вроде Джейн.

– А то, что ты рассказывал мне про тот дом, где…

– Где мы трахались? – вдруг прямо спросил Дэниел, словно желая еще больше смутить меня.

– Ну, да.

– Это студия. Частично. Я еще не показывал тебе второй этаж, где она находится. Мы с ребятами живем в разных концах города и удобно иметь условное место, где можно полностью отдаться музыкальным делам и не волноваться, что родные увидят то, что им не понравится. Потому что это еще и место для отдыха.

– И часто ты так… э… отдыхаешь? – задала я мучивший меня уже некоторое время вопрос.

– Ты, наверное, хочешь узнать много ли у меня было женщин? – догадался Дэниел, – несколько. Но любимых – ни одной. Только тебя я полюбил по-настоящему.

– Разум подсказывает мне, что ты бессовестный лгун, а сердце и другие органы хотят, чтобы это было правдой.

Дэниел засмеялся:

– Не волнуйся: все это было до тебя. Я давно расстался со всеми.

Я почему-то обиделась:

– Никогда не говори женщине о своем прошлом, даже под предлогом «все это было до тебя». Потому что представляться все будет в настоящем.

– Значит, для тебя я стану изменником задним числом? – подколол Дэниел.

– Нет, конечно, – стала оправдываться я, – но слушать про бывших не очень приятно. И да, я хочу, чтобы ты реже виделся с Джейн.

– Есть, мэм, – полушутя ответил Дэниел.

– Не смешно, Дэнни. Ты приехал для серьезного разговора, кажется? А сам паясничаешь.

Дэниел не обратил внимания на мое замечание, молча подойдя ко мне вплотную.

– Зачем тебе очки, да еще с простыми стеклами? – не дожидаясь ответа, он снял их с меня.

– Не знаю, – честно ответила я, – выглядит солиднее, строже.

– Не сказал бы, – оскалился Дэниел (появление хищной улыбки на его лице, как я уже успела заметить, могло обозначать только одно), – у тебя это значит «я хочу трахаться, но хочу, чтобы меня, неприступную, завоевали». Что ж, я готов!

– Почему ты говоришь со мной или о работе или о сексе? По-моему, ты просто используешь меня для каких-то своих целей.

– Просто поддерживаю начатые тобой темы, – нашелся Дэниел.

– А мне кажется, это ты меня на них провоцируешь!

– Я «использую» тебя точно так же, как и себя: для нашей творческой работы. Мне казалось, тебе понравилось работать со мной.

– Да, но наши чувства понравились мне больше, – осмелела я.

– Может быть, проверим их еще раз? – Дэниел прижал палец к моим губам, как делают, когда хотят удержать собеседника от неосторожных слов. Впрочем, у меня и не было особого желания болтать.

Дэниел подхватил меня на руки и уже знакомым способом отнес меня на диван.

– Кажется, здесь не развернуться? – усмехнулся он.

– Есть еще пол, – ответила я ему в тон.

Мы растянулись на ковре около дивана.

Не теряя времени, Дэниел стянул с меня юбку и чулки.

– Как я хочу тебя! – прохрипел он и после этих слов впился мне между бедер.

Такая резкая атака заставила меня вскрикнуть от удовольствия и выгнуться Дэниелу навстречу. Он, чуть помедлив, продолжил ласкать меня пальцами и языком, на этот раз действуя вокруг да около, намеренно не касаясь самого сокровенного. Эта сладкая мука лишала меня разума и стыда. Теряя терпение, я стала его подгонять:

– Ах! Еще! Давай же!

Забывшись, я уперлась в его плечи ногами, на которых все еще были туфли. Я испугалась, что сделала Дэниелу больно, но он только оскалился и с явным удовольствием продолжил свое дело, поглаживая меня по ногам и животу. Я краснела от удовольствия и смущения, прятала глаза, Дэниела это забавляло. Это стало чем-то вроде ролевой игры для нас:

– Обожаю твою стыдливую улыбочку! – произнес он, облизываясь.

Я не знала сколько прошло времени, прежде чем Дэниел оторвался от меня и, приспустив джинсы (именно приспустив, а не сняв, это придало пикантности ситуации, словно он опасается быть застуканным), высвободил член. Пикантности придавало то, что кожаную жилетку, которую Дэниел иногда носил на голое тело, он тоже не стал снимать.

Я закинула ноги ему на бедра и приняла его. И на этот раз Дэниел застал меня врасплох резким переходом от нежной медленной прелюдии к жесткому сексу. В этом весь Дэниел, как и его музыка – такие же резкие переходы от одного темпа к другому.

Резкими движениями он прибивал меня к ковру, не сжалившись надо мной даже тогда, когда меня заколотила сладкая судорога и я в порыве страсти впилась ногтями в его торс. На плечах Дэниела оставались искорки от моего блеска для губ.

– Как же хорошо! Обожаю тебя! – услышала я в самый патетический момент и Дэниел, опираясь на локти (по-видимому, чтобы не рухнуть на меня всем весом), осторожно покинул меня и остался сидеть на ковре.

– У меня трясется все тело, – еле проговорила я, все еще не имея возможности собраться с силами, – кончится тем, что я однажды сойду с ума от удовольствия.

Это было чистой правдой – ноги дрожали от наслаждения и я не могла унять их.

Мне как-то сразу представился заголовок таблоида: «Любовница известного рок-музыканта сошла с ума от удовольствия». Наверное, после такого еще больше девиц захочет познакомиться с ним.