– Немного, – неохотно подтвердила я, – общались после конференции.

Я не считала, что солгала. Отчасти это так и было, а подробности постороннему человеку ни к чему.

– Ну что ж, тем лучше, – вывела меня из транса мисс Лейн, – полагаю, теперь мы можем начать совещание. Мисс Руад, закройте, пожалуйста дверь, раз уж вы ближе всех к ней.

Я уже начала вставать со стула, но Дэниел опередил меня, мгновенно материализовавшись у двери:

– Не стоит беспокоиться, я закрою. Мне это не составит труда. Садитесь, Дж… мисс Руад.

Красивое лицо мисс Лейн исказилось презрительной гримасой. Какая же она неблагодарная! Дэниел – настоящий джентльмен, а она так себя ведет. Вместо «спасибо»!

Постепенно, пока я делала вид, что слушаю скучные рекомендации мисс Лейн и инструкции мистера Хили, в которые он посвятил меня уже давно, ко мне стало приходить осознание очевидной вещи: а ведь Дэниел нарочно затеял этот бред!

Действительно, так и выходит, если сопоставить все сухие факты: первое – он видел меня на конференции, значит, понимал кто и я чем занимаюсь; второе – он уловил, что административная и бюрократическая сторона науки меня не просто не привлекают, а работают против меня; третье – он увидел во мне типичную женщину и зачем-то решил себе и, прежде всего, мне же, зачем-то доказать, что я ничем не лучше таких типичных, а то и хуже – вывел на поверхность какую-то тщеславную озабоченную гадость, которая, как ни обидно признавать, действительно сидела и сидит во мне. Прекрасно.

Только один вопрос остается для меня нерешенным: все-таки серьезными обвинениями бросаться рано, да еще и при таких косвенных уликах.

– Мисс Руад, вы слушаете? – прорвался голос мисс Лейн сквозь мои мрачные думы.

– Да… конечно, – с трудом собралась я.

Увлекшись своим импровизированным расследованием, я не заметила, что принялась чертить в блокноте схематических человечков, иллюстрировавших мои разложенные по пунктам наблюдения.

– Разрешите выйти, мисс Лейн? Я конспектирую, но испортила страницу.

– Да, конечно, но не задерживайтесь.

Я вырвала из блокнота листок и, намереваясь уничтожить улику, вышла.

– Джинджер! – Дэниел догнал меня в коридоре, – надо поговорить!

– Нам не о чем говорить, мистер Фордж. Я не разговариваю с интриганами и любовниками-аферистами. Не узнаю себя: я, как последняя идиотка, купилась на эти любовные бредни ученого-карьериста. Хотел отнять у меня место преподавателя, подкинув взамен яркую мишуру? Поздравляю: тебе это удалось. У меня нет сил и желания бороться с тобой твоими же методами. Но все же мерзко чувствовать, что тебя так поимели во всех смыслах.

Дэниел открыл рот, чтобы что-то возразить, но я уже разошлась:

– И не отрицай очевидное. Ты знал кто я и чем занимаюсь. В отличие, между прочим, от меня. Да еще и вокруг Джейн паутину сплел, негодяй!

Выражение лица Дэниела после моей тирады не оставило сомнений, что на этот раз он, кажется, рассердился по-настоящему. Речь его стала холодной и размеренной, как тогда в клубе:

– Слушай, я не знаю, что ты там о себе возомнила, но у меня нет и не будет нужды подставлять тебя. Я достаточно уверен в своих силах, чтобы опровергнуть твою романтичную теорию божеств. И, поверь, если между нами будут выбирать, разумные доводы в пользу моей теории произведут на комиссию большее впечатление, чем твои рассуждения в духе античных философов. Я совсем не боюсь тебя, чтобы прибегать к откровенно грязным методам. Это удел слабых.

Ах, снова «романтичная теория»? Да вы мерзавец, мистер Фордж, снова явил себя тот позер из клуба!

Не знаю, что на меня нашло, но я почувствовала моральную пощечину.

– Тварь! – крикнула я и наотмашь ударила оскорбителя по щеке, после чего поспешила скрыться с поля брани, сама испугавшись хлесткого звука.

Я шла быстро, не оглядываясь, но тихим шагом, все же надеясь услышать за спиной звуки шагов Дэниела. Почему же он меня не догоняет, если так любит? Вот и цена всей его любви, все с ним понятно.

Мне хотелось сбежать от реальности после такого удара судьбы, но при всем желании это не получалось: по всему студенческому городку какие-то энтузиасты развесили афиши с символом «Древа». Скоро должен был состояться очередной концерт.

Эти афиши сопровождали меня на территории всего кампуса, пока я шла домой. Они словно глядели мне вслед подобно живым людям и смеялась у меня за спиной.

Плевать на диеты, плевать на мужчин, плевать на все. Я остро ощутила («в очередной раз», – раздался горький смешок у меня в голове), что кроме Джейн и мистера Хили у меня снова никого нет. А значит, и фигуру беречь не для кого. Можно вдоволь наплакаться Джейн в жилетку и наесться пирожных. В кого меня превращают мужчины! Какая мерзость так распускаться, как я сейчас. И все же не понимаю почему Дэниел оказался таким скользким: он все время производил впечатление уверенного в себе, самостоятельного, точно знающего чего он хочет. Словом, настоящего мужчины.

Дэниел совсем не похож на человека, который мучается от давления своей семьи, тем более способного срывать зло на близких или мстить за себя окружающему миру, как иногда мог поступить мой муж. А ведь одновременно с различиями у них много и общего: оба музыканты, оба начинали в не слишком известных группах, на обоих – судя по некоторыми репликам Дэниела – давит семья (если он, конечно, придумал это не ради жалости к себе, чем иногда не брезгуют донжуаны).

Ну почему?! Почему мужчины оказываются такими ущербными, почему даже такие как Дэниел не могут не самоутвердиться за счет женщин? Почему нельзя просто нас уважать, не видя в нас врагов? Не понимаю!

При попытке лечь отдохнуть за легкой комедией я поймала себя на противной привычке класть между ног одеяло. Мне до такой степени не хватает мужского… внимания? Вот бы Джейн посмеялась над этим, она умеет обращать все мерзости происходящего в шутку. Дав себе слово с завтрашнего дня почаще общаться с подругой, я уснула неприятным тяжелым сном.