– Разговариваю. Вынужденно, – буркнула я и, особо не желая беседовать, показала Дэниелу тот самый плакат, который он так нагло срисовал с меня.

– Тебя обидело «ЭТО»? – переспросил он, нажимая на слово «это».

– Что «это»? Я тебе не «ЭТО» – передразнила я его манеру, – как ты посмел использовать мой портрет для афиши… нет, как ты посмел сфотографировать меня тогда, утром, как ты посмел выставить личное на общее обозрение, да еще и не спросив разрешения у меня, своей модели?!

– Хочешь, кое-что скажу тебе? – с издевательской ухмылкой произнес Дэниел, – это не ты.

– Как «не я»?.. Отлично! У тебя еще и другая есть?

– Нет, Джинджер, – успокаивающе произнес Дэниел, – это ты. Но как бы и не ты.

– Да что это значит, в конце концов?!

– Ты никогда не слышала про компьютерную графику?

– Слышала, конечно.

– Это не более чем реалистичная 3D-модель. Да, на этот рисунок меня вдохновила ты, разгоряченная после той самой ночи и разрисованная угольком после наших игр. Но я тебя уверяю: я не фотографировал тебя и даже не рисовал с натуры. Хотя как бы я мог? Притаиться с мольбертом у меня бы не получилось. Да и с фотоаппаратом это было бы проблематично. Вспомни, мы же сразу утром пошли купаться. Я рисовал по памяти, некий идеальный образ, как я представляю себе древнюю жрицу в современности. И вообще, почему ты предъявляешь мне претензии? Никто кроме тебя и меня не знает что это за образ. Здесь нет ни твоего лица, ни твоего имени. Нет причин для иска за оскорбление чести и достоинства. И вообще, музы не судят творца, а ты сама согласилась со мной работать.

Ох, как высокопарно!

– Стыдись! Какой суд, какой иск? Ты мне не чужой человек, чтобы так бумажно решать возникающие конфликты. Да и вообще иск, даже если бы я его выиграла, не вернет мне веру в мужчин. Откуда ты такой взялся, кто тебя так обидел, что ты ни во что не ставишь мнение женщин?!

Дэниел жестом пригласил меня пройти в гостиную, а сам пошел готовить, судя по запаху, какао.

– Раз уж ты спросила, – послышался его голос у кофейной машины, – я расскажу тебе что и как. И поверь, я уважаю тебя как женщину.

– Нет более лживой фразы, чем «я уважаю ее как женщину», – обиделась я, – фальшь чувствуется за милю. Уважать можно только человека и только «как человека». Все остальное – плохо замаскированная снисходительность.

– Не придирайся к словам, – последовал спокойный ответ, – просто отвечаю тебе в тон.

Возникла пауза. Дэниел стучал ложками и чашками, наливал воду из чайника и наконец подошел ко мне, неся на подносе ту самую белую чашку для меня и огромную синюю – для себя. В какао оказался зефир. И как он чувствует что я люблю и что хочу именно в данный момент?

– Откуда ты знал, что я хочу именно какао? Ты колдун? Читаешь мысли?

– Нет, просто я люблю и чувствую тебя. Ты тоже околдовываешь меня и иногда мне становится за себя страшно. Кто тебя знает, может быть ты суккуб, который охотится за моим телом? Или Мефистофель, который охотится за моей душой?

– О, нет! Я куда страшнее: суккуб охотится за телом, Мефистофель – за душой, а мне нужен ты весь, душой и телом! – в шутку решила я подогреть страх Дэниела. Это было моей маленькой местью за мои моральные мучения.

– Надеюсь, ты пошутила. Что ж, слушай историю бедного музыканта, разочаровавшегося в любви… шутка. Просто расскажу тебе как было дело.

Он снова по своей привычке сел прямо на ковер у моих ног и начал рассказывать.

– История, должен признаться, крайне скучная, жутко банальная и одновременно грустная.

– Поближе к делу нельзя ли?

– Сейчас все поймешь. И думаю, как никто, поймешь. Я говорил тебе, что до тебя у меня кое-кто был. Но не смог признаться, что одна любимая у меня все же была. И, между прочим, очень похожа на тебя. Такая же красивая, сексуальная, умная. Мне казалось, я был самым счастливым человеком на свете! Нам обоим нужны были серьезные отношения. Поначалу мы просто пленились друг другом, несмотря на явные различия. Потом, конечно, эйфория прошла, но отличный секс остался, извини за подробности. Я понимаю, что тебе неприятно это слышать, но ты сама хотела откровенного разговора.

– Да-да, я понимаю.

– Тебя когда-нибудь пытались заставить бросить науку?

– О! Еще как! – вырвалось у меня болезненное воспоминание, – это был мой бывший муж.

– Я так и думал, что ты меня поймешь лучше, чем кто бы то ни было. И что ты сделала?

– Послала. Сказать куда?

– Догадываюсь.

– И ты послал по тому же адресу свою жену?

– Все не так просто, Джин. Мы ненавидели друг друга, но в то же время любили. А может быть, просто оба любили потрахаться и не хотели это терять. Сейчас уже трудно сказать. Не могу понять как это получилось. Просто однажды мы заснули влюбленными, а проснулись врагами. Она любила, когда я выпивал и рассказывал жуткие истории из своей жизни и жизни друзей и знакомых, любила слушать мои песни, а в какой-то момент стала плакать, когда я был занят репетициями, вышвыривала на улицу мою одежду, если от нее пахло алкоголем или сигаретами. Спасибо, что не выкидывала и не ломала пластинки. От нее я мог ожидать и такого.

Дэниел взял паузу и тоже налил себе кофе. Я молчала, не зная что ответить на это. Непонятно, какая реакция его устроит. Поддержать? А смысл, если все это дела прошедших дней. Сказать, что он тоже был не прав? Еще глупее, да и вряд ли дойдет до него.

– Это все? – спросила я, так и не придумав, что бы сказать.

– Нет, – последовал спокойный ответ, – сейчас самое главное. Мы очень хотели детей. Пока не рассорились окончательно. Она очень хотела, чтобы я, по ее выражению, «получил уже нормальную работу, в то время как нормальные люди переболели этой чушью в подростковом возрасте, а ты все как дитя малое».

– Что в ее понимании «нормальная работа»?

– Не уверен, что ты хочешь это знать.

– Сказал «а» – говори «б».

– Ей взбрело в голову открыть свое дело и я – по ее задумке – должен был ей в этом помогать. Но мне выть хотелось от всего этого. Если бы я был хоть чуть-чуть способен к бизнесу, стал бы я заниматься музыкой?

– А как же шоу-бизнес?

– Ты же понимаешь, что разница между шоу-бизнесом и настоящей музыкой такая же, как между наукой и борьбой научных школ.

– Логично, – уловила я его мысль.

– И вот, когда «заводившая» нас разница стала уже раздражать, она вдруг заявляет мне: «Дэн, я ухожу от тебя, не хочу, чтобы наш ребенок рос в среде «секс, наркотики, рок-н-ролл». У нее, как я потом понял, голова была безнадежно забита подобными стереотипами.

– Ребенок? – не веря ушам переспросила я.

– Да. Номинально я – отец. А по факту… да что уж теперь говорить.

– И ты больше никогда их не видел? – я почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы. А ведь я – не самый несчастный человек в мире. У меня детей просто нет, а у него? Одиночество при живой, но ненавидящей тебя семье – что может быть хуже?

– Нет, почему, – спокойно и грустно ответил Дэниел, – видел. В суде. Когда суд лишил меня родительских прав.

– Жестокая сука! – вырвалось у меня.

– Не надо, Джин. Не будь как моя мама.

– А что с твоей мамой?

– После такого краха в моей личной жизни она стала в штыки воспринимать молодых и красивых женщин. Джейн понадобилось немало времени, чтобы убедить ее в том, что мы просто друзья и никто из нас никому не причинит боль.

– Грустно это, все, что ты мне рассказал, Дэнни, – внезапно для себя я обнаружила, что сижу рядом с ним на полу, его голова у меня на коленях и я глажу волосы, – я думала, противоположности притягиваются.

– Противоположности притягиваются только у магнитов, а людям надо иметь еще и что-то общее. И, знаешь, я не осуждаю свою жену. Ей хотелось дать нашему ребенку все самое лучшее, это не только нормально для матери, это долг каждого человека – помочь ближнему выжить. Но не забывай, что тогда наша группа совсем не имела известности. Я бы и сейчас не сказал, что мы купаемся в деньгах, а тогда в успех группы верили только ребята. В общем, я ее понимаю. Но зато мне удалось хотя бы в творчестве добиться того, что я планировал. Без ребят ничего бы не вышло. Вот такая история. Не принимай моих тараканов в голове на свой счет. Иногда сам не знаю чего хочу.