А вот и клуб, о котором говорила Джейн. На вид приличное заведение, вот только ядовито-голубые неоновые вывески слишком уж красноречивы. Так и кричат: «Пей, спи с кем попало, умри никем!» Наверное, зря все-таки я сюда пришла, однако назад дороги нет. Согласилась на встречу, придется идти в клуб. Я попыталась пройти, открыв дверь, но тут активизировался охранник, до этого стоявший у входа как статуя:

– Девушка, к сожалению мест нет, – автоматическим голосом произнес он.

– Вы лжете! – завелась я. В другое время я не обратила бы внимания на такое рядовое хамство, но неудачная конференция и мысль о том, что Джейн ждет меня в клубе, а я не могу встретиться с ней, меня доконали.

– Девушка, мест нет. Я ничем не могу вам помочь.

– Да я просто жить не могу без вашего клуба, – попыталась я вложить побольше яда во фразу, – но у меня встреча с подругой, которая, возможно, уже там и я не могу ей позвонить, потому что из-за музыки не слышно звонка и…

– К сожалению я ничем не могу вам помочь. Придется подождать пока звонок смогут услышать или ваша подруга выйдет.

Я готова была просто свалить несчастного на пол и прорываться к Джейн с боем, чтобы вытащить ее из клуба и спокойно поговорить с ней на улице или дома, но на мое счастье она вышла сама. Я узнала ее только по лицу – ее облик изменился до неузнаваемости: обычный для блондинки Джейн конский хвост превратился в хаотичный начес, у глаз совершенно театральные стрелки, а по сравнению с ее прозрачным сиреневым платьем с блестками мой розовый пеньюар смотрелся бы как одежда монахини.

– Пропустите ее, пожалуйста – даже по-детски звонкий голос Джейн зазвучал как-то похотливо-хрипло, как у джазовых певиц, – это моя подруга.

В довершении всего Джейн показала прекрасную белоснежную улыбку. Меня пропустили, но мое настроение ни капли не улучшилось от этого. Джейн, поправив свои сбившиеся волосы в серебряных блестках, взяла меня за руку и повела в зал.

– Ну ты и нашла что надеть, Джинджер, – снова зазвенел ее голос, – ты ведь уже не на конференции.

– Прости, Джейн, – огрызнулась я, – как-то плохо осведомлена насчет клубных нарядов.

– Просто ты слишком хорошо одета, по-официальному: пиджак, юбка-миди. Пойми, люди ходят сюда развлекаться, а не одеваться.

– Такое внимание к одежде со стороны не имеющих вкуса охранников говорит об обратном. Умри, логика.

– А здесь никому и не важна логика, за это мне и нравится отдыхать здесь. Можно отдохнуть от науки и серьезной маски.

– А для меня это не маска, это моя настоящая личность. Мне не от чего отдыхать.

– Вот потому охранник и не пропустил тебя. Ты – человек-наука, никогда не выныриваешь из этого болота и это по тебе видно всегда, даже когда ты красиво одета. Но я не предлагаю тебе меняться в одночасье, тем более что мой друг, о котором я тебе говорила, пришел именно ради тебя. Подожди, я сейчас его приведу. Присядь пока.

Джейн указала мне на столик без свечей в стакане и без таблички, находящийся довольно близко к пустой сцене, а сама пошла в гущу танцующих, но не стала там задерживаться и, пройдя сквозь толпу, прошла к столику, стоявшему чуть поодаль от танцпола. За столиком сидел какой-то мужчина, насколько можно было судить о сидящем человеке, довольно высокого роста.

Джейн, присев, о чем-то заговорила с ним, показывая в мою сторону. Мужчина поправил длинные черные волосы и встал. Они вдвоем подошли ко мне. Мужчина действительно оказался высоким: на голову выше Джейн, которая и сама была далеко не Дюймовочкой – пять футов и девять дюймов.

– Джинджер, это мой старый друг Дэниел Фордж. Дэн, это моя подруга и коллега Джинджер Руад, – представила Джейн нас друг другу.

Я подала руку для рукопожатия:

– Очень приятно, мистер Фордж.

Мой новый знакомый вдруг наклонился и поцеловал тыльную сторону поданной руки. Надо же какой рыцарь, хм…

– И мне, миссис Руад, – прозвучал мне в ответ густой бархатный голос.

– Мисс, – поправила я, и предложила, – Садитесь.

Мы с Джейн уселись, а мистер Фордж по очереди подвинул наши стулья поближе к столу, после чего сел сам. Признаться, так не делал никто из моих знакомых мужчин и это меня несколько удивило. Откуда он взялся такой, словно из романов галантного века?

– Джинджер, – деловым тоном начала Джейн, – после конференции в нашем с тобой разговоре ты рассказывала, что хочешь основательнее заняться фольклором, попутешествовать по стране. Дэн очень хотел бы помочь тебе с материалом. Мы с ним, кстати, в колледже писали вместе научные статьи, когда были в группе по религиоведению. Так что он отличный соавтор.

– Не надо, Джейн, – по-видимому смутился «Дэн», – это было давно, да и как автор я ничего не стою, но со сбором материала помочь мог бы. Только поэтому я хороший соавтор.

– Спасибо, – ответила я, желая прекратить этот вечер комплиментов и ложной скромности, – со сбором материала я прекрасно справлюсь сама. Единственное, чего бы мне хотелось, это общаться с живыми людьми, слушать мифы и легенды из первых рук. А мистер Фордж, как я понимаю, такой же ученый, как и мы с тобой. Кстати, вас на самом деле так зовут? Уж очень это имя смахивает на псевдоним.

– Это имя отражает мою сущность, так что в каком-то смысле оно настоящее.

Я хмыкнула, демонстрируя, что подобный высокопарный слог не способен произвести на меня впечатление. Однако мой новый знакомый продолжил:

– Я действительно простой ученый, который вынужден изучать историю и мифологию по сохранившимся посудинам, сказкам и преданиям, читать монографии и статьи, но все же я с детства питал неподдельный интерес к культуре своих предков, кельтов. Со временем я узнал, что среди моих предков кого только нет – ирландцы, валлийцы, цорнцы, ольстерцы и много кого еще. Хотя сам я считаю себя ирландцем.

Мне стало не по себе от такого сеанса самолюбования. Можно подумать, что этот человек кому-то дает здесь интервью, хотя никто его не спрашивал о предках, а биографические данные (в том числе детство) – вообще последнее, что мне хочется узнать от незнакомого человека.

– Понимаю, – съязвила я, чтобы как-то осадить это импровизированное интервью, – по паспорту у вас одна национальность, в душе – другая, в генах – третья.

Ну и что же вы на это скажете, мистер Самопровозглашенное светило науки?

– Нет, Джинджер… вы позволите вас так называть?

– Не позволю. Джинджер я для Джейн и родителей. Моя фамилия Руад.

– Джинджер, какая муха тебя укусила? – отважилась подать голос Джейн, но я посмотрела на нее, давая понять, что в нашу словесную дуэль вмешиваться не приходится. Тем временем мой собеседник продолжил, на удивление миролюбиво:

– Миссис Руад…

– Мисс! – напомнила я.

– Прошу прощения. Итак, мисс Руад, о своей национальной принадлежности я сказал просто так, чтобы проиллюстрировать свой интерес к древней кельтской культуре. На самом же деле я подвожу разговор к тому, что мы с вами – если вы, конечно, не возражаете – могли бы прекрасно поработать вместе, Джейн сама сказала, что вы ищете тему, касающуюся мифов, сказок и легенд. А это мой конек, я очень люблю связанные с этим темы.

– А еще у вас богатый внутренний мир, понимаю. У меня тоже, к слову сказать.

Как же он надоел! То он «питал неподдельный интерес», то «это его конек». Дальше что? Сказал бы уже прямо: «Я все знаю о кельтской культуре, а вы тут все так, погулять вышли». Небось еще и удивляется про себя, что женщина умеет читать, писать и – о, Боже! – знает, что такое кельтская мифология. Прекрасно знаю такой тип самоуверенных ученых мужчин. Они любят красивых женщин как красивую игрушку, а умных женщин – как диковинную зверушку вроде говорящего попугая или делающей трюк обезьянки: «Смотрите, это умная женщина, она может не только красить губы, но и знает несколько умных слов – „мифология“, „этногенез“, „ареал“, как необычно и удивительно!»

Бархатный голос снова зазвучал миролюбиво:

– Я не сомневаюсь в богатстве вашего внутреннего мира, мисс Руад. Иначе я не просил бы Джейн о встрече с вами. А сегодня днем она как раз сказала мне, что вы занимаетесь той же темой, что и я. Думаю, мы могли бы сработаться.

– Знаете, мистер Фордж, – я пыталась как можно вежливее отшить непрошеного коллегу, навязывающегося мне в соавторы, – я предпочитаю работать одна или с Джейн. За время учебы и работы у нас сложился в некотором роде женский тандем, мы две сильные независимые женщины.

Он улыбнулся, как мне показалось, несколько снисходительно, что разозлило меня еще больше:

– Даже самые сильные и независимые женщины, как показывает практика, в жизни часто не могут обойтись без мужчины, как и наоборот.

Ну конечно, мистер Фордж, я, разведенная, окунувшаяся в науку женщина, которую не предавала только верная подруга, действительно не могу без мужчины. Как же вы бесите!

– Не могу с вами согласиться, мистер Фордж. Мне было бы интересно с вами работать, знай вы действительно что-нибудь уникальное, чего не знаю я. Но никто не разбирается в теме сказок, мифов и легенд лучше меня, и мне не нужна помощь, вы вряд ли меня чем-то удивите.

– Мы столько времени с вами говорим, мисс Руад, но я все еще не знаю какая конкретно тема интересует вас и чем именно вы сейчас занимаетесь.

– Что ж, если вам так интересно, я специализируюсь на древней истории кельтских племен, их бытовой культуре и политическом развитии. Потому что для меня это очень животрепещущая тема, хотя английские преподаватели всегда старались внушить мне, что это блажь и заниматься следует политической историей Великобритании. Признаться, история мелкобританской империи мне надоела еще в школе и куда больше мне нравится заниматься культурой кельтских народов вне зависимости от того, насколько велик их вклад в общую британскую культуру, намного любопытнее изучать нравы этих гордых людей и то, что двигало их поступками – их картину мира, в которую входит и мифология.

– А какая тема вам близка больше всего?

– Трудно так сразу сказать. Вообще, мне очень близка теория Рогатого божества, ведь Цернунн, изображение которого так часто встречается на разной утвари, одежде и других повседневных вещах, прямой «потомок» рогатого бога Старой Европы, вспомните, к примеру, еще о греческом Зевсе, похитившем Европу, и сразу поймете почему в европейском сознании сохранилось столько рогатых богов, а Цернунн и вовсе по самым прямым признаком является шаманом, одна его шапка прямо-таки кричит об этом.

– Романтичная теория, мисс Руад, но я тоже читал Маргарет Мюррей и ее мысли, несмотря на заманчивость и красоту, не имеют под собой оснований. Во всяком случае куда меньше, чем вам хотелось бы. Неужели вы всерьез предполагаете, что демонические изображения, за которые в средние века инквизиция могла отправить в лапы светского суда – а вы не хуже меня знаете, что это означало костер – представляли собой древний культ рогатых богов? Может быть и современные максималисты, именующие себя сатанистами, на самом деле поклоняются Цернунну или Триединой богине? Просветите, мисс Руад.

– Это, уважаемый мистер Фордж, в научном мире у цивилизованных людей, если вы слышали, называется «некорректная аналогия». Я согласна, что у Мюррей есть очень странные выводы о ведьмах и об инквизиции, именно поэтому ее труды не получили должной поддержки в научном мире. Но стоит отделять объективные факты от авторских выводов: в целом Мюррей права – есть основания полагать, что когда-то у индоевропейских народов был пранарод с набором богов и единой мифологической системой. Посмотрите сами сколько общего в европейских языках, в мифах.

– Знаете, есть очень простая теория, объясняющая очень многое: всю историю люди из разных стран контактировали друг с другом и конечно же переняли очень и очень многое, ведь не все жили в изоляции.

– Но как объяснить, мистер Фордж, что не только индоевропейцы, но и на первый взгляд не имеющие к ним никакого отношения народы, реликтовые племена, имеют те же представления о мире, что и наши «цивилизованные» люди?

– Давайте поговорим об этом позже, мисс Руад, – вдруг словно подскочил мой непрошеный оппонент, – я должен отойти… по делам. А когда вернусь, почту за честь продолжить нашу научную дискуссию.

Он ушел куда-то в зал, а я ликовала:

– Вот видишь кого ты мне сватаешь, Джейн! Твой хваленый ученый ирландец даже не может грамотно провалить дискуссию. «Отойду по делам, мисс Руад», «почту за честь, мисс Руад», – упиваясь своей победой, я безжалостно передразнивала его самоуверенную и спокойную манеру разговора, – стоило бы честно сказать: «Я пускаю пыль в глаза, но когда у меня это не получается, я убегаю с позором».

– Смотри, Джинджер… – Джейн несмело оборвала мой победный спич и показала куда-то позади меня.

То, что я увидела, в мгновение убило все мое злорадство: наш спутник, оказывается, не позорно покинул поле словесной битвы и даже не просто ушел подышать воздухом, а вышел на сцену. Получается, у него и правда не оставалось времени на споры. Выходит, он мог бы победить меня. Да что же за день сегодня такой! Одно унижение! Не желая обсуждать свой позор с Джейн, я обратила все свое внимание на происходящее на сцене: три человека, того же типа, что и мой новый знакомый, занимались настройкой инструментов, мистер Фордж взял в руки микрофон, обращаясь к кому-то около сцены, спросил хорошо ли его слышно, затем взял ноту. Тут же несколько девиц, стоящих вблизи сцены, истерично завопили. Какая пошлость! Еще с тех времен, как я сама причисляла себя к неформалам, подобный тип поклонниц – «группи» – меня безумно раздражал. Возможно потому что я втайне завидовала их умению находить общий язык с моими кумирами и одновременно их не заботили последствия такого образа жизни: они просто брали то, что хотели и давали то, чего хотели от них. Разумно и практично, если рассуждать трезво. Чего я, собственно, ожидала, придя в такое место? Глупо возмущаться, что у здешней публики отсутствуют какие бы то ни было моральные нормы. Не всем достаточно просто наслаждаться музыкой, кому-то требуется непременно связать личность творца с его творением и брать энергию и вдохновение не только из его произведений, но и напрямую, из него самого. Вампиризм от искусства, иначе не скажешь.

Спустя несколько минут начался концерт – судя по всему тот, о котором говорила Джейн – надо было отдать моему навязавшемуся оппоненту должное, он оказался разносторонней личностью: похоже, он не только кое-что понимает в науке, но и довольно неплохо поет. Решив получить хоть какое-то удовольствие от навязанного мне вечера в клубе, я купила нам с Джейн выпить и, расслабившись (насколько это возможно), расположилась за столиком, слушая песни группы. Я не спросила названия, но с некоторым трудом на барабане можно было прочитать стилизованную под древность надпись на гэльском, переводившуюся как «Древо друида». Боже, как пафосно! К тому же рисунок на том же барабане – по-видимому символ группы – вызывал недвусмысленные ассоциации: два желудя с приподнятым дубовым листом И ведь люди это смотрят и слушают. Слушают… Тем временем я незаметно для себя прислушалась к пению и музыке.

Раньше мне не доводилось слышать ничего подобного. Я еще не могла понять понравилось мне или нет, но это явно было что-то необычное, с трудом относящееся к какому-либо определенному стилю. Что-то тягучее, чувственное, полное первобытной силы, но облаченное в цивилизованные одежды пианинной музыки. А голос…

– Нравится как поет Дэниел?

Вопрос подруги вывел меня из легкого транса:

– А?

– Спрашиваю, нравится как поет Дэниел? Впрочем, можешь не отвечать. Понятно и так, – улыбнулась она.

«Понятно и так» снова вывело меня из только-только наладившегося относительного душевного равновесия: терпеть не могу, когда за меня читают мысли, которых у меня нет, да еще и ехидничают. Но послать Джейн куда подальше я не могла – она ведь не знала, что ее друг и соавтор будет таким позером, вполне возможно, что с ней он другой.

– Пойдем танцевать, – предложила я.

Джейн согласилась, удивляясь моему желанию. Мы вышли на танцпол и я как умела дергала в такт руками и поворачивалась то к Джейн, то к сцене. И в один из таких моментов я заметила как вокалист, глядя исподлобья в мою сторону, изображает мерзкий оскал, который явно считал соблазнительным. И тут у меня возникла идиотская мысль, вспыхнувшая как молния, за долю секунды, и почему-то я повиновалась внезапному порыву: резко повернувшись к Джейн, я схватила ее за плечи и, обняв, поцеловала ее в губы. С языком. Долгим поцелуем. Сама не понимая зачем. Я буквально затылком чувствовала, что мистер женоненавистник все видит и этот взгляд обжигал и выводил из себя. Ну я вам покажу, мистер Фордж, как женщины не могут обходиться без мужчин. Что вы скажете, когда увидите, что флиртовали с лесбиянкой?

– Джинджер… что с тобой? – спросила растерянная Джейн, – мы с тобой дружим очень давно, но… я не предполагала… извини, я, кажется, вспомнила, что должна позвонить родителям, что они скажут, если я останусь здесь допоздна?

Джейн быстрым шагом двинулась к выходу из клуба. Ну кого она хотела обмануть? Мы общаемся давно, ходим друг к другу в гости, и я прекрасно знала, что она живет отдельно. Кажется, я сильно ее напугала, так, что она даже не смогла придумать что-то более или менее правдоподобное. Какая же я тварь – так использовать лучшую подругу ради какого-то тщеславия! Однако сделанного не вернуть, завтра придется звонить ей и объясняться.

Растерянно оглядываясь по сторонам в поисках Джейн – все еще надеясь догнать ее и попросить прощения – я поймала на себе взгляд Мистера Самоуверенность. Прекрасно: хотела подколоть его мужское самолюбие, а подколола сама себя. Нужно срочно покинуть клуб, пока надо мной еще кто-нибудь не посмеялся.

Я пулей вылетела из здания клуба, умудрившись задеть локтем охранника. Со злости, вызванной болью в локте, я сильно отпихнула его и пошла прямо на автобусную остановку.

Идиотка! Надо было сбегать раньше: ведь уже была глубокая ночь и автобусов не было. Конечно можно было вызвать такси или подождать ночной транспорт, но, несмотря на весну, было довольно холодно и ждать не очень-то хотелось. И к тому же меня словно жгло изнутри при осознании моего позора за сегодняшний день. Дважды пережитого позора: ссоры на конференции и провального диспута в клубе. Да я сейчас пойду пешком через весь город к своему дому, даже если мне где-нибудь дадут дубиной по голове и попытаются ограбить. Отнимать у меня было нечего, а смерть лучше, чем переживать позор за позором. А если меня… нет, надо искать какой-то другой выход.

– Господи, что же делать?! – почти взвыла я в ночную пустоту, – не возвращаться же в клуб, где этот самодовольный болван!

– Могу ли я помочь независимой и самостоятельной ученой леди? – послышался за моей спиной ровный низкий голос, да так неожиданно, что я чуть не подскочила на месте от испуга.

Это был тот самый «самодовольный болван». По-видимому, он вышел из клуба после окончания концерта. В его голосе отчетливо слышалась смесь сарказма и сочувствия.