Осмотр достопримечательностей после заката — еще одна плохая идея, которая только что добавилась в мой список плохих идей в Монтане.

Теплый ветер шепчет вокруг нас, когда Келлан заставляет меня выйти из бара на темную улицу. Группа подростков протиснулась мимо нас, толкая меня к нему так сильно, что я чуть упала. Его рука обнимает мою талию, удерживая меня до тех пор, пока я не восстановлю равновесие.

— Эй, ребята, смотреть надо куда идете, — кричит он вслед подросткам, в его голосе больше гнева, чем нужно.

— Все в порядке. — Я прикасаюсь к его руке.

Келлан качает головой. Я чувствую волны гнева, исходящие от него. Вдруг он кажется за миллион миль отсюда.

— Эй. — Я снова прикасаюсь к его руке, на этот раз, чтобы привлечь его внимание. — Они просто дети, весело проводящие время.

Его внимание возвращается ко мне, и на секунду я думаю, что вижу что-то в его глазах.

Ярость, которая не похоть.

Искра, которая не нужна.

Он защитник.

Мое тело все еще прижато к нему. Его рука все еще обернута вокруг моей талии.

Я использую близость и поднимаюсь на пальцах ног, чтобы поцеловать угол рта, хотя только успеваю дотянуться до подбородка.

— Что это было? — Келлан спрашивает, его тон просто немного более хриплый, чем должен быть.

Я пожимаю плечами и расслабляюсь.

— Ты не такой уж плохой парень.

— От тебя я приму это в качестве комплимента. — Его губы поддергиваются, напряженность между нами исчезает.

— Я не говорила, что ты хороший парень.

Его рука все еще вокруг моей талии.

— Я почти ничего о тебе не знаю.

Это заявление меня удивляет. Мои глаза поднимаются, чтобы встретить его, и я вздрагиваю от того, что вижу в них.

На мгновение, как будто я смотрю на другого человека… на человека, который действительно заинтересован во мне, а не в разрушении каких-либо слоев моих запретов.

Или, может быть, это уловка.

В любом случае, мне нравится внезапная вежливость в нем.

— Я — единственный ребенок. Оба моих родителя — композиторы.

— Ах, вот почему ты ненавидишь музыку.

— Нет. — Я хмурюсь от его заявления. — Возможно. Я не уверена. — Я пожимаю плечами. — Не важно. Они хотели, чтобы я пошла по их стопам, но меня это не интересовало. За всю свою жизнь я просто не могла понять виолончель. Конечно, ты можешь себе представить, как они разочарованы, что я не унаследовала их таланты. Я не была вундеркиндом. Они были так увлечены и настойчивы, что не сразу поняли, что их планы получить женский вариант Бетховена или Моцарта были не чем иным, как мечтой.

— Так что же ты сделала?

Я пожимаю плечами.

— Я съехала от них, пошла в колледж учиться на журналистику, а теперь пишу статьи.

— О чем?

Я смеюсь.

— Все, что платит по счетам. Я журналист. В основном, я копаю все дерьмо, которое я могу найти о компаниях и разоблачить их.

— Звучит так, будто ты не довольна.

Я смотрю на него, на его выражение лица. Он кажется честным, серьезным.

— Да. Я всегда стараюсь докопаться до истины. Если вы копаете достаточно трудно, вы найдете, что большинство компаний имеют секреты, но некоторые из них темнее, чем другие.

Его брови стреляют в интерес.

— Да? Например, что?

Я пожимаю плечами.

— Как списание благотворительных пожертвований, когда благотворительная организация является просто фиктивной компанией. Или компания, сокращающая пенсионные фонды сотрудников при повышении зарплаты членов совета директоров. — Мы возобновляем прогулку. — Джош упомянул братьев, — начинаю я, готовая переключить внимание на Келлана. — Сколько у вас братьев и сестер?

Келлан колеблется, но только мгновение.

— Одна сестра. Два брата.

— Должно быть, приятно иметь большую семью, — говорю я. — Я всегда хотела братьев и сестер.

— Ты всегда можешь одолжить мою.

Я смеюсь.

— Только если они хорошие. Итак, что ты делал в Нью-Йорке, когда твоя жизнь, кажется здесь? — Я чувствую, что он напряжен, прежде чем я даже закончила вопрос.

Он не тянет руку назад, но его хватка ослабевает, мягкие удары бабочек на моей коже прекращаются.

На мгновение он совершенно неподвижен, его глаза полуприкрыты, его выражение мужественное.

— Бизнес, — говорит он прямо и прочищает горло. — Монтана красивая, но это не единственное красивое место в мире.

Тактическая смена темы.

Чувство, что он что-то скрывает, сильнее, чем раньше.

Как только вернусь домой, я знаю, что постараюсь узнать как можно больше о Келлане Бойде.

Это обещание самой себе.

Я киваю, ощущая, как обычно — «однажды я отвезу тебя туда». Но этого никогда не бывает. Я иду вниз по тускло освещенной дороге, не знаю, в каком направлении идти.

— Ты сказал, что хочешь показать окрестности. Это твой шанс.

Его смех «эхо» позади меня звучит некоторое время, прежде чем я чувствую его руки на моем теле снова, направляя меня в то, что выглядит как пустынная темная аллея.

— И я планировал использовать его. Мне определенно нужно тебе кое-что показать.

Я смотрю вокруг себя, не знаю, что именно мы могли видеть в темноте. Мое замешательство усиливается, когда он открывает ворота, ведущие на задний двор, и тянет меня внутрь, закрыв за нами ворота.

— Мы нарушаем правила, — шиплю я.

— Ты боишься, что тебя поймают?

— Нет, — говорю я медленно. — Но кто-то не будет счастлив.

— Ну, кто-то не будет мной. — Келлан смеется и толкает меня к воротам, захватывая мои руки в одну из своих и поднимая их над головой.

Черт побери!

Мы в чьем-то заднем дворе, и Келлан меня прижал к воротам, его рот в дюймах от моего, тогда как другая его рука начинает бродить по моему телу.

— Я так долго ждал этого, — шепчет он, горячим дыханием, отправляя электрический разряд мне в позвоночник. — Ты хоть представляешь, насколько у меня болит рука?

Внезапная память о нем взрывается в мою голову, и вау, это жарко.

— Я знаю, что ты сделала прошлой ночью, — шепчет он. — Пока ты заботилась о себе, я воображал, что заменю твои пальцы моими.

Мое дыхание остановилось. Шок короткий, но сладкий.

Теплая влага растекается между ног.

Если бы он прикоснулся ко мне, то понял бы, что я мокрая и готовая к нему.

Он выпускает меня из рук и расстегивает мою блузку. Прохладный ветерок ласкает мою кожу, соски затвердевают, за минуту его горячий рот заключает один из них в рот и начинает сосать его, а затем переходит к другому.

Луна скрывается за тучи. Вдали от улицы свет фонаря не доходит до нас. Мы скрыты от улицы, но дом не слишком далеко.

— Кто-то может услышать нас, — я шепчу и стону добровольно, когда он вытаскивает рубашку из моей юбки и двигается через мой живот обратно к груди.

Вся ситуация совершенно неуместна. Возможно, мы нарушаем несколько законов. И все же, все, что я могу сделать, это закусить нижнюю губу между зубами, когда меня накрывает огромный спектр ощущений.

— Ты права. Кто-то может нас услышать, — бормочет Келлан, не очень помогая. — Тогда давай по-быстрому.

Его пальцы похожи на огонь на моей коже, его прикосновения к моей груди не так нежны, как я себе представляла.

Грубость никогда не была одним из моих предпочтений, но его решительность делает странные вещи с моим телом.

Откинув голову назад, я стону в ответ, смесь удовольствия и боли захватывает меня.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я в неожиданный момент ясности.

Он не отвечает. Он просто отпускает меня и скользит, его тело прижимает меня к воротам.

Я чувствую, что вся его эрекция пульсирует у моего живота. Он тяжелый, как камень, готовый отвезти меня в рай удовольствия, и я уверена, что это его план, если я позволю ему.

— Келлан. — Его имя выскальзывает из моих уст. Звучит как вопрос. Я не знаю, что делать. Я не Мэнди, которая легко может жить в данный момент и думать о последствиях позже.

Это просто момент.

Нужно наслаждаться этим.

— Да, детка. Вот так. — Келлан стонет, и я понимаю, что только что прижалась к нему сильнее, сократив оставшееся пространство, которое могло быть между нами.

Наши взгляды встречаются. В лунном свете я чувствую смесь страха и похоти больше, чем могу увидеть.

Он скользит руками по бедрам и поднимает юбку, затем отстраняется, чтобы оценить меня. Моя бледная кожа выглядит белой и гладкой в темноте, все недостатки, которые я никогда не любила в себе, скрыты.

Его глаза впиваются в меня. Во всю меня. Я задерживаю дыхание и жду его реакции.

— Черт возьми, женщина, — все, что он говорит. Момент спустя его губы раздавили мои. Его язык пробивается ко мне в рот, пробует, дегустирует, пока пальцы гладят перед трусиков.

Мое дыхание замирает, когда мой клитор пульсирует против его настойчивых пальцев, и я стону в его открытый рот.

Я чувствую, как моя влажность покрывает трусики, подготавливая меня к его жесткому члену. Я хочу, чтобы он был внутри меня, я хныкаю, почти рассматривая попрошайничество, если он не ускорится.

Так много для моего решения не присоединяться к его коллекции завоеваний.

Сколько их было?

Сколько будет после меня?

Я качаю головой, чтобы избавиться от семян ревности, оседающих в моей голове.

Это не имеет значения. К концу недели он станет сладким, восхитительным воспоминанием.

Он будет одним из тех снисходительных настроений, о которых я подумаю, когда состарюсь, и поселюсь в своей скучной жизни среднего класса, преследуя двух детей и страсть, которую я когда-то чувствовала к незнакомцу.

— Это ничего не значит, — прошептала я, больше убеждая себя, чем его.

— Хм. — Келлан перестает кусать мою нижнюю губу, всасывая ее в рот. Его пальцы раздвигают мои ноги и проникают в мои трусики.

Его стон отражается от его груди. Это глубоко и сексуально, и мне нужно знать, что он думает о моей мокрой киске.

— Ты готова для меня. — Голос Келлана хриплый, глубокий от желания. — Я могу трахнуть тебя прямо сейчас, и ты примешь меня, и все что у меня есть.

— Тогда трахни меня.