— Я.

Когда Преподобный Эрл в таком расположении духа, лицо его светится, как лампа, вырезанная из морской раковины. Кожа у него необыкновенно бледная, но она так упруга и натянута, что под ней видны розовые кровеносные сосудики. Его зубы сверкают, а неяркие глаза настолько сосредоточены, что зрачки будто вращаются. Плечи его поднимаются; даже и не пошевельнувшись, этот человек, ведущий за собой паству и управляющий делами своей финансовой империи, меняется. Устремив взгляд в никуда, Преподобный Эрл разрастается, достигая наконец телесной монументальности. Это умение и сделало его великим: проповедуя, он преображается.

Он повторяет:

— Я.

Кроме этого слова, в комнате не слышно ни звука. Предметов здесь почти нет: только письменный стол, мраморный подсвечник и затаивший дыхание Гэвин.

— Я.

Здесь, во внутреннем офисе, куда открыт вход только избранным, все совершенно неподвижно. Стоит глубокая тишина. В лучах, падающих из куполообразного светового люка, волосы Преподобного Эрла сияют белым золотом.

— В конце концов все сводится к «Я».

Стоя как вкопанный, ждет чего-то Гэвин Патеноде, пленник собственных надежд. Здесь, в Сильфании, он прослужил уже три года. За это время его повышали в должности, и он стал куратором, затем ангелом-стажером, потом ангелом, а теперь… Теперь… он не совсем точно представляет, что сейчас будет, но оно же вот-вот произойдет. Плечи его зажаты, живот сводит судорогой, но он все еще не может вздохнуть, потому что Преподобный Эрл сейчас поднимается на цыпочки, как прыгун в воду на вышке, и любой звук может отвлечь его и помешать прыжку. Если Гэвин проведет вот так еще минуту, он умрет от задержки дыхания. Его мучает нехватка кислорода, от напряженного ожидания у него кружится голова, но он все еще уверен в себе. Он поднялся до этой ступени, вытерпев гораздо худшее: унижения, месяцы тяжкого труда, лишения.

— Если, — произносит Преподобный, и последовавшая за этим пауза внушает ужас, — если ты еще не поверил в меня, то ты уверуешь.

— Я верю, я верю!

— Веришь?

— Разве это не так? — произносит, глотая воздух, Гэвин. Разве он сказал что-то неправильно?

— Ты либо веришь, либо нет.

Когда тебе нельзя есть того, чего хочется, ты с жадностью хватаешься за власть, и Гэвин знает, что, оказавшись в такой близости от нее, двигаться следует чрезвычайно осмотрительно. Уловив в пристальном взгляде своего вождя подсказку, он кричит:

— Я верю!

Неожиданно раздается смех Преподобного.

— Значит, ты большой дурак.

— Я имел в виду, не верю.

— Не веришь?

— Я хочу сделать все, как следует!

— Поверь мне, ты так и сделаешь. — Преподобный Эрл залезает в карман брюк, задрав белый полотняный подризник, который он надевает по таким случаям.

Раздается позвякивание ключей, и Гэвин поднимает голову, как пес во время ужина. Ради этого он, в конце концов, работал, этого он ждал, как вознаграждения, как того, что побудит его продолжать трудиться.

— Что именно?

Преподобный Эрл говорит так, как будто все уже разъяснил:

— Ты сделаешь это.

— Что же я сделаю?

— Ты знаешь.

— Поверю или не поверю?

— Ты сделаешь это. — Преподобный умеет выдерживать многозначительные паузы. — Ты понял?

Скрыт ли в этом вопросе подвох? Что это, квалификационный экзамен, который нужно как следует сдать? Приближенный архангел сходит с ума от неопределенности. До сих пор он должен был просто сбрасывать вес и соблюдать дисциплину, делать все в соответствии с расписанием, а когда Гэвина допустили в клуб, ему пришлось участвовать еще и в показах, бесконечно репетировать и сниматься, тренироваться, чтобы идеально выглядели абдоминальные и пекторальные мышцы. Много часов провел он, загорая, делая маски-скрабы для лица, ухаживая за волосами, которые тоже должны быть безупречны, но теперь…

— Так что я сделаю? — кричит он сердито. — Что?!

Преподобный Эрл все так же улыбается. Наконец он отвечает на оба вопроса.

— Ты будешь доверять мне и поверишь в это?

Это нельзя считать ответом, и Гэвин отлично это понимает, но при этом он знает, чего ожидает и всегда ожидал Преподобный Эрл: безоговорочного повиновения. Самое главное сейчас — сказать «да». И Гэвин разводит руки в стороны в знак полного согласия:

— Да, буду.

То, что происходит, можно считать церемонией. Это не для рядовых типа Найджела Питерса, который поднялся до Послежирия, занял обещанное ему место в клубе и теперь считает, как и Джерри Дэвлин, что оказался в кругу избранных.

А на самом деле круг приближенных собирается здесь. Новообращенные последователи Преподобного Эрла наивно полагают, что достаточно просто быть допущенным в клуб, и дело сделано, но они ошибаются. В клубе есть свои ранги. Ангелы-стажеры. Ангелы. Архангелы. В этот кабинет допускаются только высшие должностные лица корпорации, а присутствующего здесь Гэвина вот-вот произведут в архангелы. Через минуту он получит то, чего хотят Найджел Питерс и Джереми Дэвлин.

— И ты будешь следовать за мной.

— Буду.

Преподобный Эрл говорит тихо, но голос его пронзает насквозь.

— До самой смерти, — говорит он.

— До самой смерти, — повторяет Гэвин.

— Ты примешь ключи.

Гэвин чуть было не сглатывает от жадности, но сдерживает себя.

— Я приму ключи.

— Ты примешь все, что это подразумевает.

— Да.

— Что бы это ни предполагало.

— Что бы это ни предполагало.

— И ты будешь выполнять свою работу.

— Я буду выполнять работу.

— В чем бы она ни заключалась. — Преподобный Эрл буравит его глазами.

— В чем бы она ни заключалась. — В глубине души Гэвину становится не по себе.

Впервые с тех пор, как они вошли в сокровенный кабинет, взгляд Преподобного Эрла меняет направление. Он смотрит на свои часы.

— И ты будешь выполнять ее хорошо.

В нем пробуждаются дурные предчувствия.

— Я буду выполнять ее хорошо.

— До тех пор пока… — вождь высоко поднял брелок с ключами. — Скажи это.

— До тех пор пока что?

— Я должен услышать, как ты скажешь это.

Голос Гэвина слаб и сдавлен.

— Пока что?

— Ты знаешь что. — Преподобный Эрл повторяет: — до…

Как тюлень, подпрыгивающий за рыбой, он бросается делать выводы.

— Вы хотите сказать: до смерти.

— Нет.

Неужели он допустил ошибку? Нет, только не сейчас. Только бы не ошибиться теперь, когда он допущен к посвящению.

— Нет?

— Нет. До конца.

— До конца. — Да, сейчас он испуган.

— Какой бы он ни был.

Преподобный Эрл поднял связку ключей так, что Гэвин может разглядеть ее. Пусть это и не ключи от царства, но на брелоках четко написано: «Клуб», «Спа», «Бассейн», загадочный «Хлев», предназначение которого остается тайной даже для посвященных. Есть и еще один ключ, подозрительным образом оставленный без брелока. Большой ключ квадратного сечения с восьмиугольной головкой открывает замок, которого он еще не видел.

— Этот квадратный ключ не от… — Замков, к которым подошел бы этот грубый ключ, в клубе нет; здесь же все замки позолочены.

— Нет.

— Что же это значит? — спрашивает Гэвин, поскольку в упорядоченной системе Преподобного Эрла даже самые дурацкие вещи наполняются смыслом.

— У меня есть для тебя работа.

— Какого рода?

Преподобный качает головой: объяснений нет и не будет.

— Ты согласен?

— Да.

— И ты выполнишь ее?

— Да. — Гэвин не имеет ни малейшего представления о том, на что сейчас согласился. Он хватает ключи.

— В чем бы она ни заключалась.

— Да.

— И будешь делать это каждый день.

— Да.

— Какой бы трудной она ни была.

— Да.

— Или какой бы отвратительной.

— Да. — Ключи впиваются в его ладонь. Он содрогается и расслабляет сжатые пальцы.

— И ты никому ничего не расскажешь.

— Никому, — отвечает Гэвин.