В графстве Херефорд нет деревень. Турист, который рассчитывает увидеть на месте черной точки в своем путеводителе деревню, ничего подобного не увидит. Ему на глаза попадется только церковь с несколькими домами вокруг. Но ни улиц, ни рядов домов, ни обязательной площадки утоптанной травы – деревенского площади, которую в Англии называют «грин», дерновая лужайка. Ничего этого нет.

Не удовлетворившись и желая все-таки узнать, где деревня, турист начинает расспрашивать, но ответы еще больше запутывают его. Один скажет «да вот она», ни на что не указав; другой – «вон там», посмотрев в сторону церкви; третий – «здесь», кивнув в сторону магазина с различными товарами, в котором также получаются и рассылаются письма; в то время как четвертый, склонный к выпивке, посмотрит на дом больше остальных, с единственной картинной выставкой, на которой изображен вздыбленный красный геральдический лев, идущий с поднятой лапой лис, лошадиная голова или другой такой же символ, провозглашающий наличие постоялого двора и пивной.

Рядом с церковью будет обязательно жилой дом с особыми претензиями, с резным крыльцом, газоном и зарослями вечнозеленых кустарников – жилище викария; а чуть подальше два или три коттеджа представителей высшего класса, которые сами владельцы именуют «виллами»; в одном живет врач, молодой эскулап, только еще начинающий практиковать, или старик, у которого никогда не было большой практики; во втором – владелец магазина на пенсии, а в третьем – отставной военный, разумеется, «капитан», хотя звание у него может быть любым; возможно, он морской офицер или старый моряк, просолившийся в торговом флоте. На положенных местах стоят столярная мастерская и кузница, со множеством жаток, газонокосилок, плугов и борон, ожидающих ремонта; среди них возможна большая паровая молотилка, у которой разорвало котел или вышла из строя другая деталь. Затем дома работников – маленькие коттеджи, раскиданные далеко друг от друга, иногда стоящие по двое и трое рядом, ничем не напоминающие упорядоченные городские сооружения, необычные по виду, окутанные плющом или жимолостью, пахнущие сельской местностью. Еще дальше старинная ферма, ее большие амбары и другие пристройки выступают к самой дороге, которая на некотором расстоянии усеяна гниющей соломой; рядом с фермой грязный пруд с утками и полудюжиной гусей; гусак начинает кричать на проезжающего туриста; если проходит пеший путник, с рюкзаком на плечах, на него начинает лаять собака, приняв за бродягу или нищего. Таковы хересфордские деревни, каких много можно увидеть вдоль всего Уая.

Группа домов, известная как переправа Рага, выглядит не совсем так. Она расположена не на большой дороге, а на соединении двух сельских, проходящих вдоль реки. Дорогами пользуются редко, и переправа предназначена только для пеших путников, хотя, если понадобится, можно вызвать большой паром, который тянут лошади. Место это расположено в глубокой котловине, напоминающей кратер; ручей прорезал себе глубокое русло среди красного песчаника; спуститься можно только по крутому склону.

Тем не менее переправа Рага обозначена на карте, хотя и без крестика, символизирующего церковь. Никакой церкви здесь не было, пока отец Роже не заложил свою часовню.

В дни своей славы это было оживленное место; до того как железная дорога уничтожила движение по реке, грузовые баржи постоянно здесь останавливались, и тут происходили сцены грубого шумного кутежа.

Сейчас здесь тихо, и проходящий мимо турист может решить, что место покинуто. Он увидит тридцать-сорок домов разнообразных стилей, расположенных на террасах на склоне холма; добраться к ним можно по длинным лестницам, вырубленным в камне; дома живописны, как швейцарские шале, с небольшими садами на уступах, увитые виноградом или другими ползучими растениями; увидит круглую конусообразную плетеную клетку, в которой сидит сорока, галка, попугай или скворец, пытающийся научиться говорить.

Видя все эти признаки невинной жизни, путник решит, что попал в английскую Аркадию. Но это представление тут же развеется, как только попугай или скорец приветствует его словами: "«Будь проклят! Убирайся к дьяволу! К дьяволу!" И пока путник размышляет, какой человек способен обучить птицу таким приветствиям, он, возможно, увидит самого учителя, выглядывающего через полуотворенную дверь; лицо его поразительно соответствует богохульным восклицаниям птицы. Потому что на переправе Рага живут и иные птицы, не только в клетках, и многие из них побывали в клетках тюрьмы графства. Слегка измененное имя – переправа Мошенников, – которое дал ей Уингейт, вполне подходит.

Может показаться странным, что такие типы выбрали для себя подобное примитивное сельское убежище, так отличающееся от их обычных притонов; они здесь так же неуместны, как бывшая парижская красавица в древнем полуразрушенном поместье Глингог.

Это загадка, моральная или психологическая головоломка; поскольку никто не ожидал бы увидеть этих людей в таком месте. Но объяснение частично тоже в морали и психологии. Даже у самых закоренелых мошенников бывают приступы сентиментальности, во время которых они радуются безыскусным сельским нравам. К тому же «переправа»всегда была известна как убежище для подобных типов; и любой из них знает, что найдет себе здесь подобных. Возможно, в городе, в котором демонстрировал свою ловкость, он слишком наследил; а здесь полисмены встречаются редко и не обладают властью. Единственный деревенский констебль не любит сюда проходить и во время регулярных обходов старается украдкой пройти мимо.

Тем не менее среди жителей здесь встречаются и порядочные люди, а среди посетителей нередко бывают и джентльмены. Красочная живописность этого места привлекает сюда туристов; на реке много рыбы, и рыболовы любят приезжать сюда.

В центре ровной площадки, немного подальше от берега реки, стоит большой трехэтажный дом – деревенская гостиница, с висячей вывеской впереди, на которой нарисовано нечто похожее на треугольную решетку; рисунок должен изображать арфу. Отсюда и название гостиницы – «Уэльская арфа»! Но как ни примитивно изображение и поблекла вывеска, каким древним ни кажется само здание, дело здесь процветает и торговля идет отлично. Иногда приезжают туристы; в сезон рыболовства любители поудить живут здесь всю весну и лето; а особо ярые рыбаки и любители пейзажей Уая задерживаются и на осень. К тому же город недалеко, и по субботам, когда все закрывается рано, продавцы и клерки приезжают сюда, остаются до понедельника и уезжают с первым утренним поездом. Железнодорожная станция расположена в двух милях.

«Уэльская арфа» может обеспечить всех постелями и местом за столом. Потому что это просторный каравансарай, и если кухня здесь грубовата, то винный погреб не имеет соперников. Среди посетителей есть такие, кто умеет отличить хорошее вино от плохого, но много и таких, кто судит о качестве вина только по его цене; и согласно этому критерию Бонифаций (Трактирщик, герой пьесы английского драматурга 18 века Дж. Фаркера. – Прим. перев.) гостиницы может предложить им лучшее из лучшего.

Сегодня субботний вечер, и двое таких любителей, только что прибывших на Уай, стоят у бара гостиницы и пьют ревеневое вино, которое считают шампанским. Поскольку оно обходится им в десять шиллингов бутылка, их вера оправдана; и вино вполне исполняет свое назначение. Это молодые помощники торговца мануфактурой из большого промышленного города; свой еженедельный выходной они решили провести в экскурсии по Уаю и повеселиться на переправе Рага.

Днем они покатались в лодке по реке, а сейчас вернулись в «Арфу» – место своей остановки – и полны впечатлений от приключений. Сейчас они курят «регалии», конечно, тоже поддельные.

Занимаясь этими делами, они неожиданно видят новую фигуру, которая кажется им ангелом, но они знают, что это существо из плоти и крови, такое, которое нравится им гораздо больше, – красивая женщина. Точнее, девушка; поскольку в зал, размещенный в стороне, чтобы жильцов не беспокоили любители выпить, вошла Мэри Морган.

Приказчики достают сигары изо рта, оставляют бокалы с ревеневым вином, которое быстро теряет газ, и смотрят на девушку – с дерзостью, которая объясняется скорее вином, чем прирожденным нахальством. По-своему это безвредные парни; за своими прилавками они очень скромны , хотя в «Уэльской арфе» забывают о скромности, особенно когда рядом Мэри Морган.

Проходя, они лишь мельком бросает на них взгляд. Дело у нее простое и завершается быстро.

– Бутылку вашего лучшего бренди – французского коньяку. – Говоря это, она выкладывает шесть шиллигнов, заранее оговоренную цену, на покрытй свинцом прилавок.

Девушка за стойкой привычной рукой достает с полки нужную бутылку и ставит на стойку; столь же умело пересчитывает монеты и прячет в кассу.

Все заканчивается в несколько секунд; с такой же скоростью Мэри Морган, спрятав покупку под плащ, выходит из комнаты – таким же видением, каким и появилась.

– Кто эта молодая леди? – спрашивает один из пьющих шампанское девушку за прилавком.

– Молодая леди! – ядовито ответает та, качнув головой с изобилием завитых локонов. – Всего лишь фермерская дочь.

– Ага! – восклицает второй пьяница, подражая манерой речи джентльменам, – всего лишь дочка деревенщины! Но красивая девица!

– Дьявольски красивая! – подтверждает первый, больше не обращаясь к барменше, которая презрительно поворачивается к ним спиной. – Дьявольски красивая! Никогда не видел соблазнительней! Какая замечательная рыбка растет у фермера! Послушай, Чарли, ты не хотел бы продать ей пару лайковых перчаток – лучшей работы. И помог бы их одеть?

– Клянусь Юпитером, да! Хотел бы.

– А может, лучше туфельки? Какие у нее ножки, а? А что если мы пойдем за ней и посмотрим, куда она направляется?

– Замечательная мысль! Давай!

– Хорошо, старина! Мой метр готов – пошли!

И больше не обмениваясь профессиональной терминологией, они выскакивают из гостиницы, оставив недопитыми стаканы с шипучим напитком – который быстро выдыхается.

Но их ожидает разочарование. Ночь черна, как Эреб (В греческой мифологии – порожденная Хаосом вечная тьма. – Прим. перев.), и девушки нигде не видно. Они не могут понять, в каком направлении она ушла, а если спросить, их высмеют, если не хуже. К тому же они не видят, у кого можно было бы спросить. Мимо проходит темная тень, по-видимому, фигура человека; но ее так плохо видно и движется она так быстро, что они не окликают.

Ну, если сегодня не удалось увидеть «дьявольски красивую» девушку, может, повезет завтра, в церкви поблизости.

Мысленно решив завтра зайти туда помолиться и вспомнив распечатанную бутылку шампанского на стойке, они возвращаются, чтобы закончить ее.

Допив бутылку и выпив дополнительно несколько порций би-энд-би (Смесь коньяка с ликером бенедиктин. – Прим. перев.), они перестают думать о «дьявольски красивой» девушке, на руки которой им хотелось натянуть лайковые перчатки.

А между тем та, которая так заинтересовала добрых джентльменов, идет по дороге, проходящей мимо дома вдовы Уингейт, и идет быстрым шагом, хотя не всегда. Время от времени она останавливается и стоит прислушиваясь, вопросительно поглядывая на дорогу. Она ведет себя так, словно ждет, что услышит шаги или дружеское приветствие.

Шаги за ней действительно раздаются, но она их не слышит; да они доносятся и не с того направления, с которого она ждет. Напротив, они сзади и очень легкие, хотя делает их тяжелый мужчина. Но он ступает очень осторожно, словно идет по птичьим яйцам, и, очевидно, желает, чтобы она не подозревала о его близости. Он совсем близко, и будь света немного побольше, девушка увидела бы его. Но в темноте он может быть совсем рядом; ему помогает тень деревьев и то, что девушка занята своими мыслями и смотрит только вперед.

Преследователь держится за ней очень близко, но не подоходит. Когда она останавливается, он делает то же самое; когда она снова идет, он тоже. И вот быстрая ходьба продолжается с несколькими перепывами.

Напротив дома Уингейтов девушка задерживается дольше. На пороге стоит женщина, но девушку она не видит, не может увидеть из-за густых зарослей падуба. Девушка осторожно раздвигает ветви и внимательно разглядывает, но не женщину, а окно – то единственное, в котором виден свет. И не столько окно, сколько стену. На пути в «Уэльскую арфу» она видела две тени, мужскую и женскую. Женщина в дверях – это миссис Уингейт; мужчины, ее сына, нет.

– Он уже под вязом, – говорит сама себе Мэри Морган. – Я найду его там, – добавляет она, неслышно минуя ворота.

В двухста ярдах тропа отходит от дороги. Ступеньки показывают направление на дорогу.

Девушка задерживается только для того, чтобы убедиться, что на ступеньках никого нет, и легкой поступью продолжает двигаться по тропе.

Тень за ней делает то же самое, словно девушку преследует призрак.

Теперь, в густой темноте узкой тропы, под толстым пологом листьев, тень приближается еще больше, едва не касаясь девушки. Если бы на лицо преследователя падал свет, картина была бы достойна самого ада; свет показал бы руку, крепко сжимающую рукоять длинного ножа; время от времени рука нервно достает нож из ножен, словно собирается всадить лезвие в спину той, что идет впереди едва ли в шести футах.

И вот с такой ужасной и близкой опасностью за спиной Мэри Морган идет по лесной тропе, ничего не подозревая; она радостно думает о том, кто ждет ее впереди, и некому предупредить ее, некому прошептать слово «Берегись!»