Выйдя за ворота, отец Роже поворачивает вдоль стены и продолжает быстро идти до самого угла; здесь он останавливается.

На этом самом месте час назад остановилась Мэри Морган – совсем по другой причине. Она думала, какой из двух путей выбрать; он же не собирался уходить отсюда. То, что он хочет ей сказать, можно сказать и здесь, и нет никакой опасности, что подслушают в доме. Если говорить негромко, не как в обычном разговоре. Но остановился он не поэтому; просто не знает, по какому пути она будет возвращаться и не хочет рисковать пропустить ее.

У него есть некоторые сомнения относительно того, что ее задержало, как ясно из его слов, сказанных вполголоса:

– Черт побери! Больше часа как ушла! Черепаха за это время доползла бы до переправы и вернулась! Чтобы мадмуазель, такая сильная и проворная, как она… – нет! Задержка не в бутылке бренди. Ничего подобного. Бутылка запечатана, завернута, готова к отправке – да все дело займет две минуты, максимум три! Она сама предложила сбегать за ней! Странно, по меньшей мере. Как будто все заранее организовано. Свидание с речным тритоном, несомненно! Да, это якорь, который удерживал ее – все еще удерживает. Наверно, они где-то в тени этого леса… стоят… сидят… ах! Хотел бы я знать место: их воркование тут же закончилось бы! Но догадки не помогут: я могу пропустить опаздывающую мадмуазель, с которой мне нужно переброситься словами наедине – особенно сегодня. Нужно побыстрее привязать мсье Коракла, прежде чем потребуются его услуги. А чтобы поговорить с ней, нужно оставаться на этом месте, хотя мне не терпится.

Секунду или две он стоит неподвижно, погруженный в мысли; только глаза бегают. Посмотрев на стену, он видит, что она заросла плющом. Сверху свешивается большой пучок ветвей, которые достигают почти до земли. За ними достаточно место для стоящего человека, так что даже проходящий совсем близко его не заметит.

– Grace a Dieu! (Хвала Господу! Фр. – Прим. перев.) – восклицает он. – Как раз то, что нужно! Лучшая возможность узнать, куда прыгнула кошка. Ха! Cette chat (Этот кот, фр. – Прим. перев.) Том; как удачно он напроказил – для мадмуазель! Что ж, я должен дать Madam la mere (Госпоже матушке, фр. – Прим. перев.) совет принимать меры против таких случайностей; и как себя вести, когда они происходят.

И, наклонив голову, он вступает под арку зелени.

Позиция превосходная. Видны оба пути, по которым можно подойти к ферме. Аллея, по которой можно передвигаться в фургоне, прямо перед ним; тропа тоже, стоит только чуть повернуть голову. Как уже говорилось, тропа огибает нижнюю часть сада, потом пересекает ручей – по доске. Это место примерно в пятидесяти ярдах от убежища священника. Теперь, при лунном свете, он отчетливо видит хрупкий мост с частью тропы за ним, где она устремляется к деревьям, прежде чем исчезнуть в лесу. Но видит он все это только в помежутках, потому что небо усеяно облаками, которые время от времени закрывают лунный диск, и тогда свет луны исчезает с стремительностью погашенной лампы.

Когда светит луна, его самого можно увидеть, Стоя пригнувшись, пряча бледное бескровное лицо за ветвями плюща, он кажется гигантским пауком в центре паутины, ожидающим добычу, готовым прыгнуть на нее, когда увидит.

Почти десять минут он неподвижно наблюдает. А также слушает, хотя мало надеется, что слух подскажет ему о приближении той, кого он ждет. После приятного тет-а-тет, которое, как он теперь уверен, у девушки было с лодочником, она придет неслышно, и мысли ее будут полны сладкого приятного удовлетворения; а может, она придет вкрадчивыми, робкими шагами, ожидая упреков матери за опоздание.

И вот в тот момент, когда священник обещает себе, что она получит эти упреки и не только, он видит нечто такое, что сразу прерывает его размышления и заставляет забыть о Мэри Морган. Это человек, подходящий к мосту с противоположной стороны; но это не Мэри, это вообще не женщина, а мужчина! Идет он не прямо, а пригнувшись, втянув голову в плечи, словно скрываясь за кустами, растущими вдоль тропы; идет к ручью со скоростью преследуемого и считающего, что безопасность только на противоположном берегу.

– Sainte Vierge! (Святая дева, фр. – Прим. перев.) – восклицает негромко священник. – Что бы это значило? И кто…

Он прерывает свой вопрос,видя, что человек на том берегу остановился – у конца доски, к которой только что подошел. Почему? Может, боится ступить на нее; и действительно для человека, незнакомого с мостом, он опасен. Человек может быть чужаком – может, заблудившийся турист, который хочет попросить гостеприимства в доме, скорее всего, на сеновале, судя по манере его приближения.

Строя эти предположения, Роже видит, как человек нагибается. И сразу вслед за этим слышит звук со той стороны ручья, резкий скрипучий звук, как от тяжелого бревна, которое тащат по камню.

– Предусмотрительный парень, – думает Роже. – Несмотря на спешку, очень осторожный! Укрепляет доску, прежде чем перейти! Ха! Я ошибся: он и не думает переходить!

Пригнувшаяся фигура распрямляется и, вместо того чтобы переходить через ручей, отворачивается от него. Но направляется не назад по тропе, но выше по ручью по той же стороне. И по-прежнему пригибаясь, словно опасаясь наблюдения.

Еще более заинтересовавшись, священник следит за ней, как кошка на ночной охоте. Но скоро он узнает этого человека. В этот момент луна выходит из-за облака и освещает дьявольское выражение на лице – выражение убийцы, уходящего с места, где он только что пролил кровь!

Роже узнает Коракла Дика, хотя по-прежнему не имеет ни малейшего представления о том, что делает браконьер.

– Que diantre! (Черт возьми! Фр. – Прим. перев.) – удивленно восклицает он. – Что нужно этому дьяволу? Подойти к доске и не перейти! Ха! А вот приближается совсем другой пешеход. Наконец-то мадмуазель Мари!

Тот же самый лунный луч освещает соломенную шляпку, с летящими по ветру лентами, над верхушкой кустов у ручья.

Это зрелище застявляет священника забыть о предыдущем; намереваясь застать девушку врасплох, он выходит из своего убежища и направляется ей навтречу. Она приближается гордой и уверенной походкой, щеки ее даже при бледном свете луны кажутся розовыми – они раскраснелись от поцелуев, которые как будто еще сохраняются на них. Сердце ее переполнено любовью, она возбуждена и совершенно не подозревает, что ее ждет.

Смело ступает она доску, считает, что все о ней знает. Увы! Есть новшество, с которым она не знакома, то, чего не было еще две минуты назад. Дочь Евы Морган обречена; следующий шаг будет последним в ее жизни.

Она делает его – на глазах у единственного свидетеля, священника. Он видит, как взлетают вверх ее руки, одновременно слышит крик; затем руки, тело и доска неожиданно исчезают из виду, как будто проглоченные землей!