Как я и ожидал, одинокая вершина оказалась сложенной из слоистых пород, среди которых преобладал гипс, представленный той пластинчатой формой, которая именуется селенитом; именно острые края этого минерала отражали солнечные лучи мириадами бриллиантов. Но золота здесь нет: ни зерен, ни песка, ни самородков; и, возможно, знай я это заранее, так никогда бы и не увидел Серро Энкантадо в Коагуиле. Должен сознаться, что надежда открыть вета [19]Жила, исп. – Прим. перев. 
этого драгоценного металла и вызвала у меня желание осмотреть гору.

Склоны со всех сторон круто обрывались к окружающей равнине, и лишь на узких карнизах слоистых скал росли многочисленные разновидности кактусов: замии, цикаса, древовидной юкки – и другие растения, характерные для этой местности. Подняться пешком или тем более верхом совершенно невозможно; сделать это можно только по большой расселине, проходящей почти точно в центре склона; расселина возникла в результате водной эрозии: тропические ливни, падая на плоскую вершину, бурными потоками стекают с нее здесь. По этой расселине, сейчас сухой, можно подняться даже на лошади. Гринлиф однажды здесь поднимался; и хотя я разочаровался в надежде найти золото, мне хотелось внимательней разглядеть эту любопытную геологическую формацию. Больше того, я видел на вершине чащу вечнозеленой растительности – похоже на сосны и можжевельник; и по опыту знал, что там можно собрать богатый урожай для изучения естественной истории.

Мы поехали вверх по усеянной булыжниками расселине. Подъем оказался довольно трудным. Тем не менее мы добрались до вершины, и тут я был вознагражден за предпринятые усилия. Вершина оказалась совершенно гладкой площадкой в несколько сотен ярдов в длину и столько же в ширину, поросшей самыми разнообразными деревьями, но главным образом карликовыми кедрами и веерными пальмами, среди которых росли и древовидные юкки. В ветвях перелетали птицы, которых я раньше не встречал; особенно заинтересовал меня мексиканский дятел, который устраивает гнездо в высоких полых цветочных стеблях американской агавы.

Меня так заинтересовали эти орнитологические наблюдения, что я решил всю ночь провести на вершине. Благодаря предусмотрительности дона Дионисио Гринлиф прихватил с собой полную корзину еды; а для лошадей было достаточно травы между деревьями. Они напились из небольшого пруда у нижнего края расселины, а если захотят пить еще, можно срезать толстый ствол огромного мелокактуса, которые растут повсюду, и они утолят жажду.

Побродив с ружьями и набрав много образцов различных птиц – они оказались почти такими же ручными, как домашняя птица, и не подозревали об опасности, – мы выбрали место для ночевки и принялись разжигать костер. Место находилось вблизи края вершины, у склона, выходящего на обширную льяно, которую мы могли видеть во всех направлениях: на север, юг и запад. На западном горизонте виднелась темная горная полоска – сьерра; я знал, что что это один из хребтов знаменитой Болсон де Мапими, одинокой закрытой долины, почти не известной современным мексиканцам; они осмеливаются посещать ее только под сильной охраной. Ибо это место обитания отрядов индейцев-бравос; здесь живут индейцы племени липанос, враждующие с мексиканцами, хотя и дружески настроенные по отношению к жителям Техаса.

Мы говорили об этих дикарях, с которыми Гринлиф был знаком. И в это время наше внимание привлек какой-то предмет внизу на равнине. Издалека небрежному взгляду виднелось только крошечное красное пятно, выделявшееся на фоне зеленой травы. Но если приглядеться внимательней, можно было различить под этим красным пятном другое, большего размера и черное; это пятно перемещалось и, следовательно, было живым. Когда я достал полевой бинокль, пятно оказалось всадником в красной накидке.

– Дон Гиберто Наварро! – воскликнул я.

Гринлиф, посмотрев в бинокль, подтвердил мое заключение.

– Это он, – сказал проводник, продолжая смотреть в бинокль. – Конечно, не он один носит красную манья; но я узнал бы его лошадь из десяти тысяч. Лучшей лошади не бывает. Это молодой Наварро на пути в Сан Джеронимо – вы ведь сказали, что он туда собирался.

– Странно, что он так поздно, – небрежно заметил я. Солнце уже начало заходить. – Я слышал, как он сказал, что выедет рано, чтобы успеть на праздник в Лас Крусес.

– Не бойтесь, капитан, он вернется вовремя. Не позволит, чтобы красотка Беатрис – она его возлюбленная, знаете, – танцевала с другими парнями, а его бы тут не было. Можете поверить мне на слово, он будет в Лас Крусес до Рождества.

– Но как это возможно? Праздник завтра, а ему еще далеко до Сан Джеронимо. Еще тридцать миль, не правда ли?

– Правда; но с такой лошадью это ерунда. Она может сделать за день шестьдесят. Я видел, как она проходила и больше. Видите, как скачет?

Я снова поднес к глазам бинокль и направил на далекого всадника, который невооруженному глазу казался вместе с лошадью размером с божью коровку. Когда мы впервые ее увидели, лошадь двигалась медленно, но теперь перешла на полный галоп, очевидно, направляясь к роще высоких деревьев, растущих почти точно в центре равнины.

– Дорога на Джеронимо проходит прямо через этот остров леса, – заметил Гринлиф, указывая на рощу. – Там, в середине, ключ. Поэтому и растут деревья; оттуда вытекает ручей; его можно заметить по зарослям ив и тополей по берегам. Ха! А это что, интересно?

Пока он говорил, всадник въехал в рощу, которая, состоя из вечнозеленой растительности, сразу скрыла его из виду. Однако не это вызвало удивленное восклицание моего спутника: из группы деревьев что-то поднималось – по-видимому, клуб дыма. Почти сразу вслед за этим показался второй дымок, а немного погодя – и третий; все три находились на некотором удалении друг от друга. Я счел бы это выстрелами, но не слышал никаких звуков. Тем не менее я, как и проводник, знал, что на такой высоте – несколько тысяч футов над уровнем моря – в разреженной атмосфере выстрел на таком расстоянии не слышен.

Пока мы рассуждали об этом странном явлении – синеватом дымке, который цеплялся за вершины деревьев; теперь я был уверен, что это дым от выстрелов, – что-то черное показалось из рощи и полетело по травянистой равнине, как ворон по ветру. Посмотрев в бинокль, я увидел, что это не птица, а лошадь, оседланная, с волочащимся поводом; но на спине у нее не было всадника!

Гринлиф, зрение которого гораздо острее, разглядел это невооруженным глазом и заговорил первым:

– Это были выстрелы, капитан, и один из них уложил Наварро. Бедняга! Мне его жаль. Но кто, во имя старого Ника, мог это сделать? Я сказал бы индейцы, но это на них не похоже. Конечно, некоторые из них пользуются огнестрельным оружием, особенно липанос; должно быть, это они. Кто еще?

У меня были свои подозрения относительно «кто еще»; но, как и раньше, я сохранил их при себе.

По-прежнему в бинокль я стал смотреть на рощу – со всех сторон. Она покрывала лишь небольшой участок равнины, всего два или три акра; и никто не смог бы незаметно из нее выйти.

– Что ж, капитан, – продолжал мой проводник, – если там краснокожие, нам нужно позаботиться о своих скальпах. Чем быстрее мы погасим костер, тем лучше. Какая неудача, что мы его разожгли!

Я вздрогнул, услышав эти слова: они имели смысл; торопливо отложив бинокль, принялся помогать Гринлифу гасить огонь. Воды у нас не было, но, к счастью, прутья еще не занялись, и жителю равнин тяжелыми кожаными сапогами скоро удалось затоптать искры, и даже тоненькой струйки дыма больше не поднималось над нашим костром.

Удовлетворенные сделанным, мы вернулись к краю утеса и снова стали смотреть на лесистый «остров», как назвал его Гринлиф. Я опять внимательно осмотрел рощу в бинокль, но никакой перемены не увидел: все казалось, как всегда; на просторах льяно больше не видно было черной лошади без всадника. Может, она ускакала назад в рощу? Или скрылась за скалистыми выступами на севере, через которые, подобно нам, прискакала сюда.

– Ха! А это что? – закричал Гринлиф, который невооруженным глазом, казалось, видит лучше, чем я в бинокль.

– Что?

– Смотрите туда, капитан!

Я посмотрел и успел заметить, как с южной стороны рожи выехал на черной лошади всадник в алой накидке! Он скакал быстрым галопом, как будто его задержали и он торопился наверстать время. Конечно, это был дон Гиберто, направляющийся в Сан Джеронимо

Мы со смехом снова разожгли костер; Гринлиф посмеивался над собственным страхом перед индейцами; мы оба испытывали облегчение, увидя, что молодой Наварро жив. Теперь объяснились выстрелы и другие обстоятельства, которые показались нам странными. Мой проводник знал, что дон Гиберто достаточно американизирован, чтобы иметь с собой револьвер кольт; въехав в рощу, он вспугнул какое-то животное – может быть, пуму или ягуара – и трижды в него выстрелил. Третьим выстрелом, наверно, убил. Но, спешиваясь, забыл привязать лошадь; она испугалась и поскакала назад; потом передумала и вернулась к хозяину, пока мы гасили свой костер.

Таково было правдоподобное объяснение, данное проводником; мне оставалось только согласиться с ним. Как иначе объяснить странное происшествие?

* * *

Мы поужинали и легли спать, больше не думая о случившемся. Нам теперь хотелось как можно раньше уехать с Зачарованной горы и вернуться в Лас Крусес к началу праздника. Дон Дионисио обещал познакомит меня с некоторыми костумбрес де Мексико [21]Мексиканскими обычаями, исп. – Прим. перев. 
.