Седьмой день моего пребывания в усадьбе дона Мариано был последним: дела требовали моего непременного присутствия в Гаване. В этот день, будь на то вполне моя воля, я бы с удовольствием не пошел на охоту, но мой радушный хозяин так настойчиво уговаривал меня отправиться с ним вместе поохотиться на фламинго, что я сдался. В двух милях от усадьбы было озеро, где водились эти птицы.

Я много слышал о фламинго – розовых птицах, о том, как трудно к ним подобраться и убить, и сколько я до сих пор не рыскал по белу свету, ни разу мне не удавалось застрелить ни одного фламинго. Мне же очень хотелось раздобыть эту огромную птицу с оперением розового цвета, которая даже в музеях редко встречается. Именно в какой-нибудь музей я и хотел передать чучело фламинго, чтобы люди читали на табличке, что этот дар сделал я.

Поэтому я, пусть отчасти и против собственной воли, принял приглашение дона Мариано и решил провести свой последний день у него в гостях, охотясь на фламинго. Впрочем, озеро было недалеко от усадьбы, и мы могли, наохотившись вдоволь, вернуться домой еще до обеда. Вечером я надеялся еще успеть выпросить прощение за свое отсутствие у той, чье общество, конечно же, было для меня дороже всякой охоты.

Простившись с хозяйкой дома и услышав от нее приветливое: «Hasta la tardel» (до вечера), мы с доном Мариано уже совсем было отправились, как вдруг к нам во весь опор примчался верховой и, соскочив с лошади, быстро отвел дона Мариано в сторону, сказав ему несколько слов. Они говорили очень тихо, но, должно быть, о чем-то очень важном и тревожном – это было видно по их лицам и жестам.

Разговор был короток. Затем всадник вскочил опять на коня и помчался во весь дух, а дон Мариано подошел ко мне и сказал:

– Сеньор, мне очень жаль, но я не могу идти с вами. Впрочем, пусть это не мешает вам поохотиться одному. Гаспардо проводит вас туда, где больше всего водится фламинго, и вы настреляете их, сколько вашей душе будет угодно. Я вернусь вечером, и мы еще успеем пообедать с вами. Стало быть – adios! Или, как выразилась сестра, hasta la tarde!

Из вежливости я не решился потребовать у дона Мариано более подробных объяснений, да он, по всей видимости, и не был расположен давать их. Пожав мне наскоро руку, он вскочил на коня и быстро ускакал.

Ему, очевидно, хотелось догнать загадочного всадника, который давно уже скрылся из вида.

Столь быстрый отъезд дона Мариано не представлял для меня ничего необычного, хотя и открывал обширные горизонты для догадок. Не в первый раз приезжали в усадьбу верховые и быстро уезжали, словно курьеры, получившие обратные депеши чрезвычайной важности. Я убежден был, что известия действительно привозились очень важные, потому что на моего хозяина они производили очень сильное впечатление. Я замечал, как он всякий раз утрачивал душевное равновесие, а мне было известно, что он не способен волноваться из-за пустяков. Разумеется, речь шла о независимости Кубы. Действительно, он мне и сам сознался, что это так. Но кроме этого я ничего нe знал. Подробностей мне не сообщали. Я выразил дону Мариано свое сочувствие, но и только. Больше я ничего не собирался для него делать в этом отношении. Тут мое дело было сторона. С какой стати впутался бы я в дела, происходившие на острове? Я был на Кубе иностранцем.

Поэтому поведение моего хозяина меня нисколько не удивило. Однако это его быстрое исчезновение зародило во мне мысль о близкой опасности, тем более что атмосфера на Кубе, как я знал, была сильно наэлектризована, и гроза могла разразиться каждую минуту.