Снова солнце над пампасами, а сеньора все не видит вдали тех, кого так страстно ждет. Не вернулись и те, кто отправился в поиски за ними…

Расстилавшаяся перед госпожой Гальбергер степь казалась ей страшным чудовищем, проглатывающим всех, кто отваживается ехать по ней. Когда же сумерки стали гуще, темнее, ей почудилось, что чья-то невидимая рука опустила над равниной саван, окутавший се близких, вероятно, безвозвратно пропавших…

Мать с сыном стояли на веранде до тех пор, пока не стемнело совсем. Вместе с ночными тенями в души вкрадывалось отчаяние. Все ушли от нее. Только Людвиг с ней. Может быть, не вернется и Киприано. Уж если опытный, знающий степь, как свои пять пальцев, Гаспар не нашел ее мужа и дочь, то где уж Киприано их найти! Возможно, они захвачены врагами в плен, возможно, убиты… Та же участь постигла, вероятно, и самого Киприано, поехавшего по их следам.

Как ни ужасно было предчувствие, действительность была еще ужаснее. И как нарочно, за мгновение до роковой встречи с возвращающимися, как последний луч солнца перед грозой, у бедной женщины мелькнула надежда — лежавшая на веранде собака вдруг с лаем бросилась в окутанную мраком степь.

Мать и сын побежали к балюстраде. Казалось, вся жизнь их зависела от одного звука.

Топот приближающихся лошадей показался им лучше всякой музыки. А вот показались и силуэты всадников.

Крик облегчения вырвался из груди исстрадавшейся женщины. Мигом сбежала она с веранды во двор. Побежал за ней и Людвиг. Вот всадники уже близко, но почему их только трое?

— Это, должно быть, отец, Франческа и Гаспар, а Киприано разъехался с ними, — сказала госпожа Гальбергер. — Позже вернется, конечно, и он.

— Нет, матушка, — прервал ее Людвиг. — Киприано приехал. Я вижу его белую лошадь.

— Ну, так, верно, Гаспар отстал и едет сзади.

— Что-то не видно никого сзади, — продолжал Людвиг. — Едут двое взрослых, а третий — Киприано.

Между тем всадники приблизились. Месяц на минуту вышел из-за туч и осветил лицо Гаспара, Гальбергера и племянника.

— А где же Франческа? — воскликнула бедная мать. — Где моя дочь?

Ответа не последовало. Гаспар печально опустил голову, как ехавший за ним Гальбергер.

— Что это значит? — закричала бедная женщина и бросилась к мужу. — Что вы сделали с моей Франческой?

Гальбергер не проронил ни слова, не пошевелился при виде жены. Она обвила руками его колени:

— Что же ты молчишь, Людвиг? Милый Людвиг, отчего ты мне не отвечаешь? О! Я знаю теперь все! Ее нет в живых!

— Она жива, но вот он… — прошептал ей на ухо Гаспар.

— Кто — он?

— Ваш муж, сеньора, и мой господин.

— Господи! Неужели это правда!

Госпожа отпрянула, потом обвила руками холодное тело, плотно привязанное к седлу, сдернула шляпу… Шляпа выпала из ее рук; перед ней был мертвец. Сеньора вскрикнула и упала на землю, как подкошенная. При свете луны лицо ее казалось мертвенно бледным.