Степь опять покрылась высокой травой. Эта трава была еще сочнее и лучше прежней, и стада бизонов, табуны диких лошадей и других животных сбежались отовсюду.
Индейцы назначили охоту, прежде чем идти войною на команчей. По обыкновению, колдуна спросили об охоте, и Хау-ку-то предсказал, что несчастия и неудачи будут преследовать черноногих, потому что вместе с ними идет белый. Теа-ут-вэ должен был употреблять все свое влияние на индейцев для того, чтобы уговорить их взять с собою Рафа.
До этого времени Раф каждый день учился бросать лассо, стрелять из лука. Теа-ут-вэ дал ему свою лучшую лошадь, так что теперь Раф принадлежал к племени и должен был принимать участие в войне и в охоте. Хау-ку-то старался очернить его и всеми средствами расстроить его семейное счастье.
Но вот пришел день охоты. Эймоа, прощаясь, припала к плечу Рафа и просила его беречь себя. Он приласкал ее, успокоил и отправился в дорогу, сопровождаемый ее благословениями.
Караван потянулся к кургану «Черного Орла» и оттуда к местам, где охотился Раф с Джеком Вильямсом. Как забилось сердце Рафа, когда он увидел знакомые леса по берегам Арканзаса! Печальные воспоминания взволновали его душу. Он вспомнил свою бедную, горюющую мать.
— О, если б я мог привести к тебе милую Эймоа как дочь! — вздыхал он, но лицо его оставалось совершенно спокойно, потому что индейцы не переставали следить за всеми его движениями.
В степях они встретили громадный табун диких лошадей. Он несся к Арканзасу.
— Раф, поймай себе вьючную лошадь! — сказал Теа-ут-вэ.
Раф помчался к табуну. Несколько минут он скакал рядом, выбрал себе лучшее животное и набросил на него лассо. Петля обвилась вокруг шеи, и лошадь упала на землю. Индейцы одобрительно вскрикнули. Он соскочил, подбежал к пойманной лошади, надел на нее лассо как узду, продел концы веревки ей в рот и вскочил на нее верхом. Испуганное животное понеслось к табуну. Оно становилось на дыбы, брыкалось и всеми силами старалось сбить ездока. Раф крепко обхватил ее ногами. Он несся долго вместе с диким табуном, потом сжал лошадь изо всех сил коленями, всадил ей в бок правую шпору, повернул и быстрее стрелы примчался назад к индейцам. Лошадь была вся в пене, ее ноздри широко раздувались.
Индейцы приветствовали Рафа громкими криками.
Эта первая удача высоко поставила Рафа в глазах всех индейцев, и в первый раз на лице Теа-ут-вэ он заметил одобрительную улыбку. Для него это было дороже всех похвал от прочих индейцев.
Раф выучился у индейцев усмирять лошадей, так что когда толпа двинулась вперед на охоту, то у него уже было четыре превосходных вьючных лошади.
Долго кружили индейцы по степи, пока не нашли, наконец, стада бизонов. Эта охота была довольно опасна. Дикари убивали бизонов стрелами, копьями или набрасывали им на рога лассо и валили на землю для того, чтобы легче было убивать их.
Раф стал веселее и смелее после того, как ему удалось поймать лошадей. Он быстро и ловко нападал на диких бизонов. Двух убил стрелами, одному с такой силой вонзил копье в затылок, что тот тотчас же повалился мертвый на землю. Только один бизон, пойманный на лассо, чуть не убил его рогами. Теа-ут-вэ вовремя поспел к нему на помощь.
Это была одна из самых удачных охот для индейцев; все удивлялись ловкости и искусству Рафа.
На следующий день бизонов притащили к вигвамам, которые стояли возле источника, у подножия холмов. Тут, возвращаясь с Арканзаса, индейцы поили своих лошадей. С бизонов сняли кожу, чистили и сушили ее и резали мясо тонкими ломтями. Мясом занялись несколько женщин, которые пошли вслед за охотниками. Окончив работу, индейцы отправились дальше. В следующие дни охота была так же удачна, как и в первый. Раф выказал удивительную ловкость. Было убито столько бизонов, что лошади насилу двигались под своей ношей. Охотники отправились назад.
Хау-ку-то приходил в бешенство, потому что со всех сторон слышал похвалы Рафу. Все его предсказания о неудачной охоте не сбывались. Ему перестали верить и уважать его, как колдуна.
Эймоа была счастлива, что Раф благополучно вернулся и прославился своей ловкостью и силой, и гордилась им. Она подбежала к Рафу, развьючила лошадей и радовалась богатой добыче, которую он привез с собою.
Рафу предстояло перенести еще одно испытание. Черноногие получили известие, что их злейшие враги, команчи, пришли громадным войском в прерию на охоту за бизонами. Черноногие решили отомстить им за прошлое, отыскать их и всех перебить.
Такие походы требовали особенной таинственности. И теперь спросили Хау-ку-то о походе, но его предсказания не взволновали, как прежде, индейцев; им почти не верили. Все сильнее и сильнее ненавидел колдун Рафа и только ждал удобного случая, чтобы его погубить.
Поход начался различными суеверными обрядами, которые должны были склонить победу на сторону черноногих.
Эймоа боялась за Рафа, но она была дикарка и желала от всей души, чтобы он вернулся с талисманом на копье и скальпом на поясе. Индейцы подробно узнали, где охотятся команчи, и ночью вышли из деревни. Без шума подвигались они к тому месту, где надеялись найти своих врагов. После бесчисленных поворотов в разные стороны дошли они до лагеря команчей, но не напали на них. Они ждали темной ночи, для того, чтобы перебить их всех в вигвамах.
Со страшным криком бросились они тогда на врагов. Команчи ничего и не подозревали. Они спокойно спали в вигвамах после удачной охоты. Они вскочили и стали защищаться, но напрасно. Черноногих было больше, и все команчи погибли.
Рафу пришлось биться с их вождем. Страшным ударом томагавка он рассек ему голову, и несмотря на свое отвращение, снял скальп с его головы. Это он сделал для того, чтобы привлечь индейцев на свою сторону и доставить удовольствие Эймоа. Он снял мешочки с «зельем» с копья вождя и прикрепил их к своему копью.
Победители захватили огромную добычу. Тут было бесчисленное множество съестных припасов, убитых бизонов, лошадей, оружия и скальпов. Индейцы торжествовали, но одно обстоятельство опечалило всех: Теа-ут-вэ был ранен в бок стрелою.
Вся деревня с криками радости приветствовала победителей, а больше всех радовалась Эймоа за своего мужа. Но горе постигло ее, когда она увидела раненого отца — его несли на наскоро сделанных носилках.
Все, что только могла и знала Эймоа, все сделала для больного отца, но ничто не помогало, ни ее забота, ни всевозможные заклинания. Со дня на день Теа-ут-вэ становился слабее, несмотря на то, что рана заживала. Хау-ку-то торжествовал: «Вот о каких несчастьях я предсказывал! — говорил он. — А все оттого, что между черноногими остался белый! И несчастье будет преследовать все наше племя до тех пор, пока он будет между нами». Это очень печалило старого вождя. Он чувствовал приближение своей смерти и боялся за будущность своей милой дочери и Рафа.
Среди вождей племени у него было два друга. Им он поручил защищать Рафа, когда сам умрет, и они поклялись исполнить его волю. Это его немного успокоило. Несколько месяцев ему становилось все хуже и хуже. К весне он умер.
Он был славный, хороший вождь, прославившийся бесчисленными военными подвигами, поэтому его хоронили торжественно. Лошадь, на которой он ехал в последней битве, убили, и к ней привязали его тело. В землю вбили колья, к ним привязали лошадь с человеком так, что он казался живым всадником. Все это делалось с различными обрядами, песнями, плясками в честь погибшего героя. Принесли камни, обложили ими его со всех сторон и насыпали над ним громадный курган, такой же как над «Черным Орлом». На гладкой верхушке кургана вожди говорили надгробные речи, и все племя стояло кругом.
Больше всех горевала и плакала о своем отце бедная Эймоа. Раф уже хорошо знал язык черноногих и старался утешить ее словами из Евангелия, ведь о христианском учении он не раз уже толковал ей. С напряженным вниманием и волнением слушала она Евангелие и святые слова глубоко проникали в душу Эймоа.
Сердце Рафа сжималось при мысли о будущем, потому что ему все опаснее становилось оставаться в племени. Вожди старались защищать его от толпы, но влияние колдуна было слишком сильно, и все краснокожие, сколько их было, были заодно с Хау-ку-то.
Один Теа-ут-вэ стоял выше своего племени по понятиям. Он своим светлым умом видел всю ложь предсказаний и неосновательность их. Это знал Хау-ку-то и ненавидел его за это от всей души, так же, как и Рафа. Злой колдун обрадовался смерти вождя и теперь постоянно только и думал о том, как бы погубить Рафа и Эймоа.
Случай скоро представился. В продолжение нескольких месяцев не упало ни одной капли дождя. Солнце жгло твердую, сухую землю. Все овощи так высохли, что рассыпались в сухой порошок, степная трава также сгорела. Ключи стали пересыхать, плоды сделались так жестки и горьки, что их нельзя было есть. Племени угрожал голод, потому что бизоны и другие животные ушли в сторону степей, где не было засухи.
Народ стал требовать, чтобы колдун просил Великого Духа напоить жаждущую землю и послал бы им дождевые тучи, которых так давно не было видно на небе. Если это не поможет, то всему племени придется идти в горы, которые тянулись вдоль берега Миссури, и там основать новую деревню. Но это была нелегкая вещь, потому что там жили племена, с которыми им пришлось бы воевать. Кроме того, им пришлось бы навсегда проститься со страной охоты, потому что нигде не бывало так много бизонов, диких лошадей и оленей, как тут.
Хау-ку-то воспользовался этим. Он еще настойчивее стал твердить, что всему виною белый. Сперва никто не слушал его, но он не унывал. Чаще к чаще повторял он все то же, а с ним и другие колдуны.
В то время, когда Раф с Эймоа горевали об Теа-ут-вэ, против них составился заговор.
Над курганом Теа-ут-вэ должно было быть произнесено последнее заклинание. Все племя собралось к нему. Колдуны стали на верхушку холма и принялись творить заклинания. Рафа и Эймоа не было, потому что они оба понимали всю пустоту заклинаний и презирали их. Именно этим воспользовался Хау-ку-то. Он сказал, что Раф отнимает всю силу заклинаний, и что он единственная причина того, что дождь не падает на пересохшую землю. Все прочие колдуны подтвердили его слова и своим красноречием убедили все племя в том, что все несчастья произошли от белого.
— Если вы оставите жизнь белому, — вскрикнул Хау-ку-то с яростью, — то над нами разразится еще большее горе. Великий Дух сердится на нас! Он отнял у нас великого Теа-ут-вэ! Он посылает нам засуху и голод! Он требует жертвы! Только смерть Рафа прекратит наши несчастья!
— Пусть он умрет! — вскрикнуло все племя в один голос.
С криком, похожим на громовые раскаты, побежали индейцы к деревне. Вожди остановили их. Они хотели еще спасти Рафа.
— Устроим на него охоту, — сказали они, — по обычаю нашего народа. Мы всегда так делаем, когда враг попадается живым в наши руки!
— Охота! Охота! — заревела с яростью толпа. — Пусть он бежит до тех пор, пока не упадет под ударами томагавков!
Эта охота состояла в том, что человека раздевали донага и вымазывали ему все тело салом, так что его нельзя было схватить руками. Все молодые индейцы становились в линию, и ему позволялось отбежать на сто шагов. Один из вождей ударял три раза в ладоши, и начиналась погоня за несчастным. Кто догонял его и убивал, тот брал себе его скальп и носил на поясе, как от убитого на войне врага.
С радостными криками вернулись индейцы к вигвамам, надели самое легкое платье для бега, заткнули за пояса томагавки и с разъяренными криками пошли к вигваму Рафа. Хау-ку-то с торжеством шел впереди.
Раф побледнел, когда услыхал страшный шум. Эймоа с рыданием упала на его грудь — она знала, что и ее судьба решается в эту минуту. О бегстве теперь и думать было нечего. Раф стал на колени и долго молился за Эймоа и за себя.
Но вот с неистовым ревом подошла вся толпа к вигваму Рафа. Эймоа вырвалась из его объятий, выбежала вон и хотела молить о пощаде разъяренную толпу, но она увидела тотчас же, что на спасение нет никакой надежды, и без чувств упала на землю. За нею вышел Раф, наклонился и поцеловал ее в бледные губы.
— Благодарю тебя, Господи, что ты окончил ее страдания! — сказал он и отдался в руки разъяренным индейцам.
Индейцы вывели его за деревню, сорвали с него всю одежду, кроме мокасин, колдуны намазали все его тело салом. Они отвели его на сто шагов вперед перед построившимися в отряды индейцами и сказали ему, что удары в ладоши означают начало бега.
— О Боже, помоги мне! — вздохнул Раф.
Вождь подал знак, и молодые воины с пронзительными криками бросились за Рафом. Но они не рассчитали его сил.
Джек Вильямс недаром говорил, что Раф бегает так, как летит стрела из натянутого лука, и хотя это было немного преувеличенное сравнение, но показывало, как быстро и долго он мог бежать. Теперь, когда от этого зависела его жизнь, он напрягал все свои силы. Дикари пределом погони нарочно назначили широкий ров, в уверенности, что Раф не перепрыгнет через него и поэтому скоро попадет в их руки. Черноногие ездили всегда верхом и были известны как конное племя, они редко бегали, и от непривычки скоро уставали. Для них бежать было гораздо труднее, чем для Рафа.
Как только был подан знак, Раф легче стрелы понесся вперед, перепрыгнул ров и с удивительной легкостью взбежал на плоскую возвышенность гористой равнины, которая шла к реке Миссури. Несколько разъяренных индейцев упали в ров и должны были отказаться от дальнейшего преследования. Хау-ку-то с несколькими молодыми индейцами перепрыгнул ров, так же легко взбежал на плоскогорье, как и Раф, и не отставал от него.
Раф боялся оглянуться, чтобы не попасть в их руки, и только слышал, как они бежали за ним. С новой силой бросился он вперед, пока, наконец, сзади не затихло их прерывистое дыхание.
Тогда он побежал тише, но вот опять за спиной послышалось торопливое дыхание преследователей, и он снова побежал быстрее.
Индейцы начали охоту в то время, когда солнце уже стало садиться; они думали очень скоро догнать свою жертву. Солнце все ниже и ниже спускалось к горизонту бесконечных степей. С гор повеяло свежестью, и Раф жадно вдохнул в себя воздух. Он давно уже не слыхал за собою никакого шума, но и дальше бежать он уже не мог. Кровь била ему в голову так сильно, что у него потемнело в глазах, а дыхание сделалось быстрым и коротким.
Он взглянул назад. Только один индеец гнался еще за ним — это был Хау-ку-то, да и тот едва передвигал ноги. Но лишь только он увидел, что Раф остановился, то сделал последнее усилие и с яростью бросился вперед. Однако он не заметил дерева, которое лежало на дороге, зацепился за него и грузно упал на землю. Ошеломленный падением, он лежал так несколько минут. Томагавк его отлетел далеко в сторону.
Раф подбежал, схватил томагавк и рассек череп тому, кто так жаждал его крови. Все это произошло в несколько мгновений.
Раф оглянулся вокруг. Других индейцев нигде не было видно. Он быстро снял одежду с Хау-ку-то и надел ее на себя. Ему это было необходимо, ночь становилась все сырее и холоднее, и горный ветер пронизывал его с головы до ног. Раф взял себе фляжку с водой с пояса колдуна, так же как и грозный томагавк. Он знал, что когда найдут убитого Хау-ку-то, то индейцы погонятся за ним на лошадях.
Но продолжать бег у Рафа уже не было сил. Томагавком и ножом колдуна он срезал себе палку и пошел дальше, опираясь на нее. Настала темная ночь. Вблизи виднелась опушка леса. Он собрал свои последние силы и перешел через высокую сухую траву, которая отделяла его от леса. Там, под развесистым кленом, он расчистил себе место, лег и заснул мертвым сном.
Оставим отдыхать несчастного и посмотрим, что в это время делалось с Эймоа, которая, казалось, умерла. Но это только казалось.
Женщинам племени стало жаль Эймоа, хотя и они со злобой смотрели на белого. Когда индейцы побежали в погоню за Рафом, то многие из женщин последовали за ними, чтобы видеть конец охоты за несчастным. Другие окружили Эймоа и старались привести ее в чувство. Все их усилия оставались безуспешными, и они одна за другой ушли из вигвама, в котором еще так недавно было полное семейное счастье. Только одна осталась подле, это была самая нежная подруга детства красавицы Эймоа. Она до тех пор обливала водой и растирала бедную женщину, пока к той не вернулось сознание. Была уже глубокая ночь. В деревню один за другим вернулись индейцы и принесли известие, что Раф убежал от них. Только один Хау-ку-то его преследует, но и тот, должно быть, скоро вернется.
Эймоа открыла глаза и безумно взглянула на молодую девушку, которая сидела подле нее.
— Где Раф? — вдруг вскрикнула она, как бы опомнившись. — Убили его?
— Нет, он спасся! — отвечала девушка.
— Он спасся! — вскрикнула радостно Эймоа, встала на колени и поблагодарила Бога за спасение Рафа теми же словами, которыми он учил ее молиться.
— Откуда ты это узнала? — спросила она потом девушку. Дикарка рассказала все, что слышала в деревне, и объяснила, в какую сторону убежал Раф.
Для Эймоа жизнь без Рафа не имела никакой цены, и она была готова следовать за ним в могилу. Как только ушла от нее верная подруга, она несколько минут сидела в задумчивости. Потом быстро собрала платье Рафа, его лук и стрелы, взяла съестные припасы и связала все это вместе. Двумя ремнями прикрепила свою ношу к спине, и как легкий олень, за которым гонится охотник, выбежала из вигвама, никем не замеченная.
Индейцы по малейшим оттискам мокасин узнают, кто пробежал, друг или враг, у них чрезвычайно тонко обоняние, слух и зрение. Они видят то, что мы не можем заметить, и слышат такие звуки, к которым не чувствителен наш слух. На это и надеялась Эймоа, стремясь отыскать своего мужа. Это было ей тем легче, что она знала, в какую сторону он побежал. Скоро она оказалась на широкой равнине. Взошел месяц и осветил окрестности. Эймоа наклонилась к земле, покрытой росою, и стала рассматривать следы Рафа и вернувшейся назад погони.
Но вот следы индейцев исчезли, только один еще оставался. Эймоа видела, как глубоко были вдавлены следы в землю, из чего она заключила, что индеец, которым не мог быть никто другой, как кровожадный Хау-ку-то, с трудом следовал за Рафом. Но вот и его следы вдруг исчезли. Сердце Эймоа сжалось, и она остановилась. Следы Рафа шли назад, навстречу ей. Что бы это значило?
Месяц зашел за облака, которые нагнал ночной ветер на небо, и она стояла в темноте, не зная, куда идти. Но это продолжалось недолго. Месяц снова осветил землю, и Эймоа пошла назад по следам Рафа. Вдруг она с ужасом вскрикнула. Перед нею лежал труп с разрубленным черепом!
С замирающим сердцем взглянула она на убитого. Он был краснокожий, значит, не Раф. Она пересилила свое отвращение, взглянула и увидела страшное и злое лицо Хау-ку-то. Все ей вдруг стало ясно. Раф убил Хау-ку-то его же томагавком, а потом надел его одежду. Она упала на колени и с жаром благодарила Бога за спасение Рафа от злого врага. С новой надеждой поднялась она с земли и стала с усиленным вниманием всматриваться в следы Рафа. Теперь она не могла их потерять, потому что здесь он опирался на свою палку и ступал гораздо тяжелее.
Дальше она не в силах была идти и должна была сесть на землю. От волнения, от напряженного внимания она так устала, что не могла двигаться вперед. Но долго отдыхать было нельзя, она знала, так же, как и Раф, что когда индейцы найдут труп Хау-ку-то, то с новыми силами будут преследовать их обоих. А скоро начинало рассветать.
Она без труда шла теперь по следам Рафа. Когда она нашла место, где Раф вытоптал траву, то она чуть не вскрикнула от радости.
Через несколько минут она стояла уже на коленях возле него и молилась, и слезы радости текли по ее щекам. Долго стояла она так и смотрела, как он спал. Видно было, что он и во сне убегает от индейцев, его грудь быстро поднималась и опускалась, и часто вырывались болезненные стоны. Потом он дышал легче, свободнее, и по бледным губам скользила улыбка. Она тихо наклонилась над ним, и слеза упала на его щеку. Он проснулся, взглянул на нее и рукою стал искать томагавк.
— Раф! — тихо шепнула женщина. — Твоя Эймоа пошла искать тебя и нашла!
Томагавк выпал из его рук, он обнял Эймоа и крепко прижал ее к своей груди. Эймоа напомнила ему, что им надо скорее бежать отсюда.
Раф быстро встал. Оба молча утолили голод провизией, которую принесла с собой Эймоа. От счастья и радости забыли они всю усталость и бодро пошли вперед.
Они тотчас же сообразили, в какую сторону надо было идти.
По рассказам Джека Вильямса, прямо перед ними должна была находиться река Миссури. Если они доберутся до реки, то они спасены. Там, в поселениях белых, Раф рассчитывал найти себе работу и, понемногу подвигаясь вперед, добраться, наконец, до родины. Теперь же им надо было как можно дальше уйти от области, населенной черноногими.
Долго они шли. Настала ночь. Они остановились в долине, под нависшей скалой. Там разложили огонь, и он весело засверкал в ночной темноте. Это было тем более необходимо, что Раф нашел следы ягуара, который, как видно, жил в этой долине. Как только они пришли, то сейчас же искупались в ручье, протекавшем по долине, и, усердно помолившись, заснули крепким сном. Несмотря на беспокойство Эймоа, ночь прошла благополучно. Утром они увидели следы лап ягуара, который близко подходил к ним, но, как видно, испугался огня, который как бы стеною защитил их от страшного зверя.
Они были правы, что черноногие будут их преследовать. Когда на следующее утро индейцы собрались у вигвама старшины, то между ними не было Хау-ку-то. Все это тотчас же заметили.
— Искать нам его? — спросила толпа.
— Он был самый яростный преследователь белого. Он, должно быть, догнал Рафа, снял с него скальп и вернется сегодня, — отвечали колдуны. — Несчастие не коснется его! Он любимец Великого Духа, а фляжка с водою предохраняет его от жажды!
Эти слова успокоили всех. Но прошел день, прошла ночь, а Хау-ку-то не возвращался. Колдуны стали беспокоиться. Толпа индейцев отправилась его искать и к вечеру его тело было найдено.
Индейцы долго совещались, что делать, и наконец решили отнести тело в деревню. Солнце взошло, когда они вернулись в деревню с мертвецом. Там уже знали о бегстве Эймоа. Но прежде чем скакать на лошадях в погоню за беглецами, решено было с почестями похоронить Хау-ку-то. Этого требовали прочие колдуны. Они говорили, что Раф не уйдет от быстрых лошадей, тем более, что он устал и его ноги болят от усиленного бега. Основываясь на этом, они только на третье утро погнались за ним. Но Эймоа и Раф так быстро шли, что расстояние в эти два дня было пройдено ими громадное, и индейцы вернулись с пустыми руками.
Когда на четвертый день Раф увидел, что и признака погони за ним нет, то с радостью благодарил Бога за спасение. Они теперь могли спокойно останавливаться и отдыхать, а им это так было нужно. С новыми силами пошли они к Миссури. Но река была совсем не так близко, как думал Раф. Прежде, чем они спустились в долину, по которой протекала река, они несколько дней шли холмами, покрытыми густым лесом. Наконец они дошли до мирной фермы земледельца, который их с радостью принял к себе. Раф описал ему свои приключения. Несколько недель пробыли они у гостеприимного фермера и помогали ему в полевой работе. Когда они отправились через Сент-Луи в хижину бедной матери Рафа, то фермер дал им денег на дорогу и снабдил их письмами к своим друзьям, которые могли бы им помочь.