Против ожидания я не скучал у моего школьного товарища и с удовольствием провел у него восемь дней.
На десятый день мы вместе с моим другом отправились в эстансио Генри Гардинга.
Синьора Лючетта была еще очаровательней, чем прежде, и обе семьи собрались под одной кровлей, чтобы отпраздновать наше посещение.
Наш хозяин действительно оказался сыном генерала Гардинга, тщетно разыскиваемым добровольным изгнанником.
— Знали вы об этом объявлении? — спросил я, указывая на газету.
— Впервые об этом слышу, — отвечал он.
— Но вы знали о смерти вашего отца?
— О да! Я узнал об этом из газет. Бедный отец! Может быть, я поступил неосмотрительно, но теперь уже поздно об этом думать, — грустно добавил он.
— А о женитьбе вашего брата вы слышали?
— Нет, — отвечал он, — разве он женат?
— Давно уже, о его свадьбе столько писали в газетах. Странно, что вы не читали.
— После смерти отца я не открыл ни одной английской газеты. Я избегал даже знакомств с моими соотечественниками. А вы знаете женщину, которую мистер Гардинг удостоил осчастливить?
— Он женился на некоей мисс Бэле Мейноринг, — сказал я с невинным видом, но с тревожным любопытством вглядываясь в его лицо.
Но молодой человек был невозмутим.
— О, я ее знаю, — отвечал он с иронической улыбкой. — Она и мой брат созданы друг для друга.
Для меня был ясен смысл этих слов.
— Но, — сказал я, возвращаясь к объявлению, — что вы рассчитываете делать с этим? Вы видите, вопрос идет «о чем-то важном для вас»…
— Я думаю, что это пустяки… Вероятно, тысяча фунтов стерлингов, которые отец оставил мне после смерти. Об этом было упомянуто в завещании…
Он остановился, и горькая усмешка показалась на его устах, но тотчас же лицо его прояснилось.
— И тем не менее, я должен этому завещанию радоваться, хотя оно и лишило меня наследства. Без него я бы никогда не узнал моей дорогой Лючетты, а это было бы самым ужасным несчастьем моей жизни.
Я, конечно, мог только согласиться с ним и затем спросил, опять возвращаясь к той же теме:
— Но и тысяча фунтов стоит все-таки того, чтобы ими заняться, — проговорил я.
— Это правда, — отвечал он, — за последнее время я уже подумывал о них. В сущности, я был так глубоко огорчен всем случившимся со мной в Англии, что сначала решил отказаться и от этой маленькой суммы, но правду говоря, я так мало зарабатываю здесь денег, что часто нуждаюсь в помощи моего тестя. Тысяча фунтов мне все-таки поможет встать на ноги.
— Что же, вы решились ехать в Англию?
— О нет! Тысячу раз нет! Если бы даже дело шло о десяти тысячах фунтов стерлингов, я все-таки не согласился бы расстаться со здешней счастливой жизнью. Деньги мои ведь находятся у Лаусона, и я могу получить их, дав кому-нибудь доверенность… Ведь вот вы, если не ошибаюсь, собираетесь отсюда скоро уехать прямо в Англию?
— С первым пароходом, и очень буду рад, если могу быть вам чем-нибудь полезен.
— Да, — проговорил он, — вы можете оказать мне очень большую услугу. Съездите, пожалуйста, к Лаусону, поверенному. Если у него есть мои деньги, он, без сомнения, вручит их вам. Я вам дам доверенность, и вы препроводите деньги в Буэнос-Айрес какому-нибудь банкиру. А теперь пойдемте слушать пение наших дам.