— Вытащите шлюпки подальше, — командовал лейтенант. — Выньте из них весла, спустите паруса, прикройте брезентом. Достаньте бочки с водой и сухари. Посмотрим, много ли провизии у нас осталось.

Матросы повиновались ему так, словно были на корабле. В бочках оказалось очень немного воды: на человека приходилось не больше двух бутылок. Лица матросов вытянулись, так как они знали, что остаться без воды это верная смерти. Разделив все поровну, лейтенант отдал каждому его порцию со словами:

— Берегите сухари на случай нового плавания. Здесь, на острове, найдется дичь, и мы займемся охотой. Здесь с голоду не умрем.

В это время кафры пошли побродить вдоль берега. Они осматривали землю и обнаружили что-то, что привлекло их внимание. Наконец, они вернулись назад и обратились к Гансу, так как только он понимал их.

— Здесь видны чьи-то большие следы, — сказали они ему.

— Чьи? — спросил он.

— Этого мы не знаем. Дичь, которая оставила эти следы, живет в воде.

Ганс пошел вместе с кафрами к берегу. Ему сразу бросились в глаза отпечатки следов какого-то большого животного, а вокруг следа дугообразная, точно сделанная циркулем, полоса на песке. Ганс хорошо знал следы всех южноафриканских животных, но похожего на этот он еще не видел никогда. Сообразительные кафры обратили внимание Ганса на то, что следы оставлены только нижними конечностями, дугообразные же полосы проведены сверху. Один из кафров улегся на землю ничком и прополз, пользуясь только руками. Он показал, каким образом должно передвигаться это животное. И все-таки ни Ганс, ни кафры так и не поняли, чьи это следы.

Возвратившись к морякам, Ганс рассказал об увиденном.

— Да это же тюлени! — ответил лейтенант.

— Если так, то они выходят сюда, — сказал Ганс. — На берегу видны их следы.

— Стало быть, мы обеспечены пищей, а это, согласитесь, не так уж мало. Как только мы устроимся здесь поудобнее, нужно будет осмотреть весь остров.

Через полчаса все припасы были спрятаны. Лейтенант приказал двум матросам остаться близ шлюпок, двум заняться костром, найти сухую морскую траву, тростник и куски дерева, чтобы было на чем изжарить птиц. Птиц на острове было очень много; они прилетали сюда класть яйца и выводить птенцов.

Лейтенант, Ганс, трое кафров и остальные матросы пошли вдоль берега. На острове было очень мало растительности, он был бесплоден и скалист. Ни реки, ни ручья, ни какого-нибудь другого вместилища пресной воды не было видно на нем. Кроме птиц, других живых существ здесь не было. Ганс и лейтенант взобрались на возвышенность в центре острова. Отсюда открывался вид на много миль. Пока они осматривали горизонт со всех сторон, в надежде увидать корабль, слово «аманзи!», произнесенное одним из дикарей, заставило их вздрогнуть.

— Вода?! — крикнул Ганс. — Где же она?

— Здесь, — ответил зулус, показывая на небольшую впадину, мимо которой они только что прошли. В середине впадины находился бассейн, обрамленный скалами. В нем была вода. Лейтенант, матросы, кафры, Ганс — все они быстро добрались до водоема. Они увидели чистую, прозрачную воду. Глубина бассейна доходила до шести футов, он образовался, по всей вероятности, из дождевых вод, стекающих с соседних скал. Ганс, зачерпнув в шляпу воды и сделав несколько глотков, объявил, что вода пресная. Громким радостным «ура» ответили матросы. Каждый хотел поскорее отведать воды.

После этого все поднялись на горку, откуда открывался вид на море. Островок был очень маленький и стоял одиноко посередине моря. Он был вулканического происхождения, по всей вероятности, сравнительно недавнего. Почва здесь была великолепная. Оставалось надеяться, что перелетные птицы занесут сюда зародыши семян, которые дали бы начало первой растительности.

Осмотрев в подзорную трубу весь горизонт, лейтенант долго рассматривал берег, который был виден целиком с этой высоты. Направив трубу в сторону, противоположную той, где остались шлюпки, он передал ее Гансу и попросил внимательно посмотреть и сказать, что он видит. Ганс взял трубу и, направив ее в указанную точку, тотчас же воскликнул:

— Какие-то животные! Только какие?

— Морские львы, — ответил лейтенант. — Их мясо можно употреблять в пищу, а из шкур мы сделаем палатки. Там их несколько десятков, и я думаю, что нам удастся их убить.

— Они не слишком дикие? — спросил Ганс.

— Едва ли, не думаю, чтобы им случалось видеть людей на этих островах.

— Мы подберемся к ним сзади, я думаю, что на расстоянии восьмидесяти ярдов нам удастся убить с одного выстрела. Вполне возможно, что они даже не поймут, что такое выстрел, и мы успеем зарядить ружье во второй раз раньше, чем они кинутся бежать.

— Пусть так. Мне кажется, самое лучшее отправиться вдвоем или в крайнем случае втроем. Если мы подойдем все вместе, они непременно заметят. Захватим с собой двух матросов, а остальные пусть собирают яйца.

Вчетвером они отправились охотиться на львов. Вдоль берега, на склонах скал, им попадалось много устриц, хотя они и приросли к скале, но их можно было изъять из раковин. Ганс чувствовал себя на охоте, как дома; но ему не нравилось поведение лейтенанта и матросов, которые громко разговаривали и не понимали его знаков. Однако, даже несмотря на это, морские львы не обращали внимания на моряков, и им удалось приблизиться на восемьдесят ярдов. Теперь они скрывались за скалами. Ганс уже дал знак стрелять и сам поднял ружье, когда один из матросов шепнул ему:

— Эти животные, сэр, ходят вприпрыжку, очень медленно. Не лучше ли просто подойти к ним и стрелять в упор? Мы с товарищем не уверены, попадем ли в них на таком расстоянии.

Ганс не разобрал всего, что говорил ему матрос, но понял общий смысл его слов, и ответил:

— Как только я выстрелю, бегите к львам. Так вы сделаете по-своему, а я по-своему.

Ганс выстрелил в животное, спавшее, по-видимому, глубоким сном, лейтенант прицелился в другого льва. После выстрела львы подняли головы и, неуклюже переваливаясь, пошли к воде. Человек был прав, когда говорил о медлительности морских львов. Матросы без труда добежали до них раньше, чем те успели дойти до воды, и уложили на месте двоих, приставив ружья к самой голове. Было убито три морских льва, очевидно, лейтенант или промахнулся, или же едва ранил льва, и он успел уйти раньше, чем он снова зарядил ружье.

После этого при помощи кремня и огнива развели костер, зажарили мясо, и хотя это блюдо едва ли соблазнило бы гурмана, однако для людей, в распоряжении которых в течение нескольких дней были только сухари, оно было вкусным, и главное — питательным.

После обеда лейтенант собрал всех и сказал:

— В нашем распоряжении пища, вода и убежище от непогоды. Поэтому мы, как вы видите сами, могли бы спокойно здесь жить. Но едва ли кто-нибудь из вас захочет оставаться здесь долго. Поэтому мы должны сделать все зависящее от нас, чтобы вырваться отсюда. Пусть часовой, с рассвета и до глубокой ночи, стоит на вершине горы и смотрит на запад, откуда вероятнее всего покажется корабль. Если часовой увидит корабль, он подаст нам сигнал, мы выйдем в открытое море и выстрелами привлечем к себе внимание. Он подаст нам помощь. Воткните в землю шест, и если на нем покажется платок, то это будет сигналом, что на горизонте появился корабль.

Остаток вечера Ганс с лейтенантом и двумя кафрами посвятили очередному обходу острова. Кафры отыскали на берегу несколько кусков дерева, по всей вероятности, обломков корабельных снастей и, взяв у одного из матросов нож, вырезали себе дубинки с утолщениями на конце. Они бросали в птиц своими дубинками и в течение какого-нибудь часа убили добрую дюжину.

К заходу солнца к шлюпкам начали сходиться матросы. Они возвращались со своими трофеями. Поблизости было много сухой морской травы, и матросы тотчас же принялись жарить и варить свою добычу. Моряки, вообще отличающиеся беззаботностью, были так веселы и счастливы, словно кругом было изобилие земных благ, и ни одна из их потребностей не осталась неудовлетворенной. После ужина они устроились поудобнее и тут же заснули.

С первыми лучами солнца все поднялись. После завтрака Ганс с лейтенантом обошли остров и поднялись на центральную горку. Лейтенант смотрел в подзорную трубу. Не прошло и десяти минут, как он воскликнул:

— На западе показался парус! Большой корабль! Джонс, взгляните, не ошибся ли я?

— Кажется, сэр, это корабль. Поднять сигнальный платок?

— Да! Надо спустить шлюпки и сесть скорее на весла. В противном случае он отойдет слишком далеко.

На шест был поднят красный платок; и матросы тотчас же собрались к шлюпкам. Туда же поспешили и лейтенант с Гансом. Шлюпки были спущены на воду, в них уселись отдохнувшие матросы.

Корабль двигался довольно ровно и быстро. Вдруг, когда шлюпки находились от него в двух милях, он спустил лиселя и лег в дрейф. Это означало, что шлюпки были замечены. Командир корабля стоял на шканцах, и когда шлюпки подошли совсем близко, спросил их, откуда они. Лейтенант ответил и, спустя минуту, все стояли на палубе.

Корабль держал путь в Мадрас. Лейтенанту и Гансу было отведено помещение на корме, а матросам и кафрам там, где помещался экипаж. Капитан, выслушав рассказ лейтенанта, был крайне удивлен, что островок, который он всегда принимал за голую скалу, отличается таким богатством съестных припасов. Он не рассчитывал заходить по пути в Столовую Бухту и спросил лейтенанта, удастся ли ему добраться в шлюпках до Симоновой бухты, если он, изменив несколько направление, подойдет близко к берегу.

Лейтенант знал, как точно рассчитано время у кораблей, ведущих торговлю с Индией, и потому безропотно принял предложение капитана.

Путь, сделанный шлюпками в несколько дней, корабль прошел в пятьдесят часов. Добравшись до бухты Обманов (False Bay), капитан радушно попрощался с Гансом и лейтенантом, дал им на всякий случай провизии и приказал спустить шлюпки. Несколько часов спустя они вошли в Симонову бухту, где стоял на якоре военный корабль. Лейтенант сразу же отправился к капитану корабля и отрапортовал ему.

Так как еще не было получено сведений о взятии невольничьего корабля и о его гибели, то приезд Ганса и лейтенанта был полной неожиданностью для адмирала, и Ганс оказался в центре всеобщего внимания. Лейтенант дал Гансу самую лучшую характеристику, благодаря которой у Ганса появилось много друзей. Офицеры корабля снабдили его всевозможными туалетными принадлежностями, в которых у Ганса ощущался недостаток.

О гостеприимстве европейцев, живущих в Каптауне и его окрестностях, Ганс много слышал. Большинство европейцев были по происхождению голландцами, и рассказы Ганса о его приключениях, о войне с матабилями и зулусами возбуждали всеобщее любопытство. И нет ничего странного, что каждый из новых друзей Ганса старался пригласить его к себе.

Прежде всего Ганс послал знакомым, живущим на восточной границе колонии, письма, с просьбой передать их Бернарду и Катерине, а уже затем воспользовался гостеприимством, которое ему оказывали жители Каптауна. Ему казалось странным чинно сидеть на торжественных обедах и вести размеренный образ жизни, который вели встретившиеся ему люди. Но с другой стороны, он не мог не оценить всех удобств и удовольствий, связанных с этой жизнью. Вполне понятно, что он не отличался умением держать себя и знанием тех условностей, которых так много значат в цивилизованном и образованном обществе, но это прощалось ему ввиду той полудикой жизни, которую он вел. Когда он с воодушевлением, в ярких красках описывал по-голландски или по-английски опасности, которым он подвергался во время войны с дикарями или во время охоты на львов и слонов, слушатели забывали, что он ест горошек с ножа и так долго не принимается за рыбу, что все, сидящие за столом, должны его ожидать.

Ганс прожил два месяца в Каптауне и его окрестностях и, как только представился удобный случай, отправился морем в Альгоа, куда один из купцов отправлял свой корабль. Несколько негоциантов-голландцев собрали по подписке около ста фунтов стерлингов и вручили Гансу на покупку лошади для переезда из колонии в землю Наталь. У Ганса была возможность отдать долг по приезде в Наталь, и он принял эти деньги при условии, что сразу же вернет. Простившись с многочисленными искренними друзьями, он отправился в недалекое плавание из Столовой бухты в Альгоа, один из портов восточной границы.

Погода благоприятствовала, и плавание продолжалось всего восемь дней. Добравшись до восточной границы, Ганс не задержался здесь: он немедленно купил лошадь, чтобы удалиться подальше от морского берега. Ружьем он запасся еще в Каптауне. Здесь он присоединился к голландскому купцу, который направлялся в путешествие за Оранжевую реку.

Теперь Ганс снова жил привольной и свободной жизнью южноафриканского бура.