Обе девушки оделись для верховой езды. На дворе стоят оседланные лошади. Две из них предназначены для дам, а две, на чьих спинах большие и жесткие седла, для мужчин.

Из дома виден весь Сан-Франциско и суда в гавани. Взоры девиц прикованы к военному кораблю. На мгновение Иньеса отрывается от него и говорит:

— Правда ли, что мы возвращаемся в Испанию?

— К моему искреннему сожалению, это правда, — ответила Кармен.

— Почему к сожалению?

— По множеству причин.

— Скажи хоть одну.

— Я бы могла назвать двадцать.

— Довольно одной, но основательной. Говори же!

— Во-первых, я люблю Калифорнию за ее чудесный климат, за ее ясное, голубое небо.

— Оно не яснее и не синее, чем в Испании!

— С Калифорнией в этом отношении не может сравниться ни Испания, ни Италия. Моря этих стран тоже уступают нашему. Взгляни-ка на это море!

— Если бы я взглянула твоими глазами, я согласилась бы. Но я не вижу ничего, достойного восхищения.

— А этот корабль? Сознайся, он стоит того, чтобы им любоваться?

— Корабль и залив — это не одно целое! — воскликнула Иньеса.

— Ну и что? Он стоит в заливе. И на этом корабле тот, кто каждую минуту думает о некой девице по имени Иньеса Альварес.

— То же самое можно было бы сказать и о бискайке по имени Кармен Монтихо.

— Что ж! Я не отрицаю. На том же корабле есть человек, который для меня слишком много значит. Скажу больше: я люблю его. Да, я не делаю из этого тайны. Но ведь и ты не станешь отрицать, что тебя пленил молодой англичанин с глазами цвета морской волны и соломенными волосами.

— Его волосы гораздо красивее, чем у другого английского офицера, который завоевал твое сердце, тетушка.

— Никакого сравнения! Вот прядь темных волос.

— А вот, — воскликнула Иньеса, — другая! Посмотри, точно золото!

— Как! Значит, ты тоже дала свой локон в обмен?

— А ты?

— Не буду скрывать от тебя, Иньеса, дала. Ответь честно, и ты тоже?

— Я тоже.

— А сердце ты тоже отдала? Отвечай правду, племянница!

— Спроси у своего сердца, тетя.

— Значит, мы понимаем друг друга. Теперь поговорим об отъезде. Ты хочешь уехать из Калифорнии?

— Очень! Я удивляюсь, почему ты не радуешься. Нет страны лучше Испании и города красивее Кадиса.

— А для меня нет страны лучше Калифорнии и города красивее Сан-Франциско. Но отец решил ехать. И дом этот и земля уже проданы и не принадлежат нам. Мы скоро отправимся в Панаму, переедем перешеек, Атлантический океан, переедем в Старый Свет и должны будем вести европейскую, чопорную жизнь, от которой можно умереть со скуки. Твой Кадис убьет меня.

— Но ведь ты не можешь быть счастлива здесь, Кармен? Нельзя спокойно ездить по улицам, они переполнены грубыми людьми в красных рубашках. Это — англосаксы, как они называют себя.

— Это ты что-то имеешь против англосаксов? А локон волос, спрятанный в медальоне, который ты носишь на груди?..

— Но ведь это совсем другое дело. Он не саксонец, а кельт, то же что и вы, бискайцы. Его нельзя причислить к этому сброду. Кадвалладер — дворянин.

— Я все-таки думаю, что ты неправа, называя людей в красных рубашках сбродом. Внешне они грубы, но сердца у них благородные. Между ними тоже есть дворяне, и ведут они себя, как и подобает дворянам. Никогда ни один из них не оскорбил меня. И отец несправедлив к ним. Я горячо люблю Калифорнию и расстаюсь с ней с грустью. Здесь, на берегах Южного океана, Иньеса, еще существуют обычаи и нравы, сохранившиеся от странствующих рыцарей, что-то напоминающее старину.

— Кстати, о странствующих рыцарях. Двое, вон, кажется, едут сюда. Ты можешь вообразить, что стоишь на башне старого замка и посылаешь им привет.

Кармен не ответила. Глаза ее затуманились, когда взор упал на двух показавшихся вдали всадников.

— Это настоящие калифорнийские рыцари, — с усмешкой сказала Иньеса.

— Настоящие калифорнийские мошенники, — с грустью отозвалась Кармен.