Отсутствие Чарльза Кленси было для всех тайной в продолжении утра, тогда имелась надежда, что он еще жив. Но теперь, когда надежда исчезла, когда все считали его мертвым: убитым, что доказывалось и пятнами крови, и шляпой, и ружьем, вставал вопрос: что же произошло с трупом? Если Кленси был просто убит — это одно. Если его похитили, то зачем тогда оставили свидетельствующие об убийстве следы? Кто мог его похитить? Зачем его похитили и куда отвезли?

Все чрезвычайно осложнялось.

Смущенные, почти испуганные искатели оставили это место, не преминув, однако еще раз внимательно осмотреть все кругом. Приближалась ночь, и голодные и уставшие люди один за одним разъезжались по домам, решив продолжать поиски на другой день.

Только два человека не спешили домой — Саймон Вудлей и молодой его товарищ Хейвуд, также охотник.

— Я очень рад, что они уехали, — сказал Саймон Вудлей своему спутнику, когда они остались вдвоем. — Немыслимо отыскивать следы среди такого шума. Я кое-что заметил, Нед, чего мне не хотелось говорить при них, особенно при Дике Дарке. Пойдем теперь посмотрим — можно ли вывести какое-нибудь заключение.

Молодой охотник кивнул в знак согласия и последовал за своим старшим собратом.

Пройдя шагов двести по лесу, Вудлей остановился перед одним из кипарисовых пней и устремил глаза на одно место, почти вровень со своим подбородком.

— Видишь ли ты это, Нед? — спросил старый охотник, указывая пальцем на вершину пня.

Хейвуд уже осмотрел указанное место.

— Я вижу отверстие, пробитое пулей, и что-то красное по краям. Это похоже на кровь.

— Это и есть кровь, и отверстие действительно пробито пулей, и кусок свинца, вошедший сюда, прошел сквозь чье-то тело, а иначе каким же образом появилась бы кровь? Вынем пулю и посмотрим, что можно будет извлечь из этого.

Вудлей достал нож и вонзил клинок в кору кипариса вблизи отверстия. Он сделал это ловко и осторожно, чтобы не стереть красных краев дырки. Очертив круглый надрез и мало-помалу действуя ножом, он вынул, наконец, пулю вместе с куском дерева. Он знал, что пуля была там, потому что лезвие ножа толкнулось в нее.

Взвесив кусок дерева на руке, он передал его своему товарищу и сказал:

— В этом куске дерева такая пуля, которая никогда не могла вылететь из карабина, — она весит почти унцию. Только широкоствольное ружье может выбросить такую массу свинца.

— Вы правы, — ответил Хейвуд, подержав в свою очередь кусок дерева на ладони. Нет сомнения, что эта пуля из широкоствольного ружья.

— Но кто же у нас охотится с таким ружьем, Нед Хейвуд?

— Я знаю только одного человека.

— Назови же его, назови проклятого бездельника!

— Дик Дарк.

— Да, Нед. Я подозревал его весь день, я видел еще и другие следы, ускользнувшие от взора наших товарищей, чему я очень рад; мне не хотелось бы рассматривать их в присутствии Дика Дарка; вот почему я замаскировал их, чтоб другие не заметили.

— Какие же это следы?

— В грязи на краю болота, далеко от места, где упал бедный молодой человек. Я наскоро осмотрел их и заметил, что это следы убегавшего человека. Голову свою отдаю в заклад, что они сделаны парою сапог Дика Дарка. Теперь слишком темно, чтобы осматривать их, а мы для этого придем завтра очень рано, прежде, чем встанут другие. Если это не следы Дика Дарка, то я позволю назвать Саймона Вудлея дураком и чем угодно.

— Но как же мы убедимся, что это его следы? Для сравнения необходимо иметь его сапоги.

— Я тебе ручаюсь, что у нас будут его сапоги.

— Но каким образом?

— Предоставь это мне. Я сочинил план, чтобы достать его обувь и другие вещи, которые могут осветить это мрачное дело. Пойдем, Нед, к вдове и посмотрим, не можем ли чем-нибудь утешить ее. Ведь она, пожалуй, и умрет. Она никогда не была крепка, в особенности после смерти мужа, а теперь, когда лишилась сына… Пойдем же, Хейвуд, докажем ей, что не все ее покинули.

— Конечно, пойдем.