Начиточезская гостиница, в которой остановился полковник Армстронг, конечно, была главная в городе. Неприличным считалось плантатору, хотя бы и разорившемуся, останавливаться во второстепенных гостиницах.

Она, между тем, была далеко не великолепна, и если бы сравнить ее с современными пышными гостиницами, то показалась бы хижиной. Однако она представляла удобство во многих отношениях. Чего недоставало ей во внутренней роскоши, в меблировке, то вознаграждалось наружными украшениями, принадлежащими не архитектуре, но растительности, которая окружала и украшала ее. Магнолия, туземное дерево, простирала свои широкие листья, подобные лавровым, над стенами, а чужеземная «гордость Китая» спорила с нею относительно цветов и аромата, лаская своими душистыми кистями зеленые решетчатые ставни, словно хотела своим нежным благовонием понравиться находившимся внутри комнаты.

В один тихий весенний вечер сестры Армстронг сидели на веранде гостиницы. Их можно было рассмотреть при лунном свете и видеть, что выражение их лиц было различно еще больше, чем цвет их волос. На румяном личике Джесси отражалось довольство жизнью, ее глаза сверкали радостью. Для нее в прошлом не было скорби, а будущем — страха. Вся ее жизнь заключалась в счастливом настоящем. В эту минуту она ожидала своего жениха, Луи. Он обещал прийти, и инстинкт любящей женщины подсказывал ей, что он сдержит слово.

Сестра представляла резкую противоположность. Воспоминания прошлого, настоящее, будущее, бледные щеки, начинавшие худеть, унылый взгляд, недавно еще сверкавший так величественно и повелительно, — все это отличало ее от Джесси.

Конечно, этому были причины: тяжелых неприятностей, перенесенных ею в короткое время, было вполне достаточно, чтобы сломить самую сильную натуру. Прибавьте к этому стыд за письмо, содержание которого вот-вот будет опубликовано в газетах.

Но больше всего ее мучила смерть Кленси и мысль о том, что она напрасно укоряла его.

— Развлекись, милая Елена, милая сестрица, — проговорила Джесси, — помни, что многие страдали подобно тебе.

— Нет, никогда никто так не страдал, а если страдал, то не утешался. Да и как можно утешиться? Женщины, как ты и я, Джесси, любят один только раз в жизни; если мы утрачиваем первую любовь, о второй не стоит думать. Я ее потеряла и поэтому не хочу больше жить.

— Нет, нет, не говори этого, ты мучишь меня, пожалуйста не говори. Время и новый образ жизни в Техасе все изменят. Ты утешишься, и, я уверена, — все пойдет хорошо; будут еще и у тебя радости впереди, Елена.

— У меня, о, никогда!

Холодный и решительный ответ этот произвел свое действие. Джесси не настаивала — она видела, что в ту минуту спорить с сестрой было бесполезно. Опыт подсказывал ей дождаться более благоприятного времени. Ожидая жениха, который мог прийти в каждую минуту, она по временам подходила к решетке веранды, чтобы взглянуть незаметно на улицу.

Джесси вглядывалась во всех проходивших под сводом китайских деревьев, стараясь увидеть того, кого ожидала.

В эту минуту показался мужчина, привлекший ее внимание. Он остановился перед гостиницей против веранды и смотрел сквозь решетку. Вид его был отвратителен, черты носили отпечаток скотских наклонностей. При свете лампы, висевшей у двери, он казался особенно зловещим.

Джесси узнала это лицо, и оно привело ее в трепет. Она возвратилась к сестре, сидевшей в тени.

— Что с тобою, Джесси? — спросила Елена при виде испуганной сестры. — Ты увидела что-то неприятное?

— О, сестрица, — отвечала Джесси, — это ужасный человек, верзила, у которого такие страшные черты лица. Я несколько раз встречала его, когда прогуливалась одна. Каждый раз, когда я его вижу, я дрожу, хотя и не могу сказать от чего.

— Он был с тобою невежлив?

— Скорее просто нахален. Он смотрел на меня как-то странно из-под своей шляпы с широкими полями, надвинутой на глаза, и какие глаза! Впалые и страшные, как у аллигатора. Я видела их при свете лампы, под которой он остановился. Я полагаю, что он еще не ушел.

— Я посмотрю на его крокодильи глаза, — сказала, вставая, Елена, — может быть я сумею бросить на него такой взор, который заставит его держаться на благородном расстоянии.

И отважная старшая сестра подошла к перилам веранды и, облокотясь на них, наклонилась вперед, чтобы посмотреть вдоль улицы.

Проходили мужчины, но не было ни одного, который походил бы на описание Джесси. Однако она увидела человека, лицо которого, рост и осанка привлекли ее внимание. Он тоже остановился против веранды. Свет от лампы падал на него и хорошо освещал его лицо. Елена Армстронг узнала эти черты и пришла в ужас.

Она остановилась словно вкопанная, подчиняясь какому-то странному обаянию. Но это продолжалось с минуту: вскоре же придя в себя, она поспешила сообщить сестре то, что узнала.

Но Джесси уже не было. В гостиницу пришел ее жених, и она молча ушла с веранды. Елена оставалась одна. Некоторое время она вся дрожала, несмотря на хваленую отвагу, ведь она увидела на улице привидение.