Не удивительно, что Саймон Вудлей изумился, увидя на кладбище человека, которого считал мертвым и который как бы встал из могилы.

Назвав Кленси по имени, Вудлей прижал его к груди и поздравил с возвращением к жизни.

Кленси принял этот привет с грустной улыбкой и проговорил в смущении несколько слов, обнаруживших скорее печаль, чем удовольствие. Лицо его также не обличало особой радости при встрече, и он обратился к Вудлею.

— Я был бы очень счастлив встретиться с вами несколько позже, а теперь я имею причины сожалеть об этом.

— Отчего же, Кленси? — спросил старый охотник, изумленный холодностью, с какою были приняты дружеские его излияния. — Вы очень хорошо знаете, что я ваш друг.

— Да, я знаю это, Вудлей.

— Ну и что же? Считая вас мертвым, хотя в душе я и не был убежден в этом, разве я не предпринимал всевозможных усилий, чтобы оказать вам помощь?

— Правда; я все знаю, что случилось, все знаю. О, Боже мой! Видите могилу моей бедной матери?

— Да, она умерла от этого, бедная женщина.

— И это он убил ее.

— Нет надобности спрашивать, о ком вы говорите, я слышал, чье имя вы произносите. Мы все знаем, что это сделал Ричард Дарк. Мы посадили его в тюрьму, но негодяй убежал, подкупив такого же мерзавца, как и он сам. Они ушли вместе, и не известно, что с ними сталось. Я предполагаю, что они скрылись в Техасе, куда теперь бегут все мошенники.

— И вы уверены, Саймон Вудлей, что он ушел именно туда?

— Уверен! Значит, и вы уверены в этом, Кленси?

— Точно утверждать не могу, однако, имею полное основание так думать. Но оставим это.

— Я рад, что вижу вас живым. Не расскажете ли вы мне, как все это случилось; но прежде всего объясните, отчего вы недовольны были при встрече со мной, когда я один из ваших преданнейших друзей?

— Я вам верю, Вудлей, и теперь, одумавшись, нисколько не жалею, что встретил вас. Напротив, я твердо убежден, что могу на вас рассчитывать.

— Можете рассчитывать, как на каменную гору. Но отчего вы сомневались во мне?

— Я ничуть в вас не сомневался.

— Стало быть, есть какая-то тайна. Доверьтесь старику Саймону Вудлею. Не бойтесь сказать все, и он, может быть, сумеет помочь вам.

Кленси, по-видимому, колебался. Они отошли в сторону за несколько шагов от могилы под тень дерева. Он боялся, чтобы кто-нибудь другой не увидел и не узнал его. Он не жалел больше, что встретился с охотником. Ему пришла мысль, что испытанная дружба Вудлея могла помочь ему в исполнении намерения, на которое были теперь направлены все его помыслы.

Намерение это он торжественно провозгласил на могиле матери, когда считал, что был один, а возникло оно под влиянием трех различных причин, из которых каждая имела особую важность. Во-первых, тут действовала ревность в самой нехорошей своей форме, подстрекаемая любовью, которую ему обещали, потом отняли; во-вторых, желание отомстить за обиду, за покушение убить его; наконец, в-третьих, причиною была мать, лежавшая тут же в могиле, и над прахом которой он произнес клятву мести, услышанную охотником. Передав вкратце Вудлею все, что с ним случилось со времени последней их встречи, Кленси объявил, что решился ехать в Техас преследовать человека, причинившего ему столько зла. Он предложил охотнику ехать вместе и помочь ему в исполнении замысла.

— Бедное мое жилище! — прибавил он, указывая на покинутый домик. — Я знал, что все продано. К счастью, человек, считавший меня убитым, не вздумал ограбить меня. Я имел при себе двести или триста долларов в тот момент, когда он в меня выстрелил: они и теперь со мной, и их будет достаточно для нашего путешествия в Техас, а, прибыв туда, мы можем жить охотой. Хотите отправиться туда со мной, Саймон Вудлей?

— Я отправлюсь в Техас и даже к самому дьяволу ради такого дела как ваше, Чарльз Кленси. Саймон Вудлей не заслуживал бы названия мужчины, если бы не пошел по такому следу. Но скажите, не больше ли у нас шансов найти свою дичь, оставаясь здесь? Если вы заявите, что остались живы, то, стало быть, не будет факта убийства и Дик Дарк непременно возвратится в колонию.

— И что же я мог бы сделать, если бы он возвратился? Выстрелить в него, как в собаку? Сделать, как он сделал со мной? Я был бы тогда убийцей и попал бы за это на виселицу. В Техасе другое дело, там, если б я мог его встретить… Но мы теряем время в разговорах. Вы говорите, Вудлей, что едете со мной?

— Да, еду, тем более что я сам думал отправляться в Техас; с нами едет еще один товарищ, молодой Нед Хейвуд, который почти так же привязан к вам, как и я. Итак, нас будет трое по следам Дарка.

— Четверо.

— Четверо? А кто же этот четвертый, позвольте спросить?

— Человек, которому я поклялся взять его с собой в Техас. Честный, славный малый, хотя цвет его кожи… Но оставим это пока, я вам скажу в свое время. Станем же готовиться, нам нельзя терять ни минуты: один день промедления может отнять у меня шансы свести счеты с Диком Дарком. Есть еще кое-кто, кого мне хотелось бы спасти от него, невзирая…

Здесь нельзя было разобрать слов Кленси, потому что он задыхался от волнения.

Вудлей догадался, но не спросил объяснения.

— Хорошо, — сказал он: — положим, вы встретите Дика Дарка, а потом…

— Встречу! — воскликнул Кленси. — Я знаю, где найти его. Я знаю также, что он не оставит добровольно место, где обитает. Ах, Саймон Вудлей, как гадок свет! Есть в Техасе женщина, которая с распростертыми объятиями встретит убийцу, обагрившего руки в моей крови. О Боже! Боже!

— Какая женщина? О ком вы говорите, Чарльз Кленси?

— О той, которая была причиной всему, об Елене Армстронг.

— Это отчасти правда, но только отчасти. Нет сомнения, что Елена Армстронг была невольной причиной всего случившегося. Но касательно того, чтобы она любила Дика Дарка до такой степени, чтобы обнять его своими белыми нежными руками, в этом вы ошибаетесь, вы на сто миль от истины. Она не может переносить даже вида этого человека, и это очень хорошо известно Саймону Вудлею. Я знаю также, что она любит другого, по крайней мере любила, до известного происшествия, и, я думаю, продолжает любить. Женщины ее закала не так ветрены, как говорят. У меня в кармане есть доказательство, что Елена Армстронг любила этого другого.

— Доказательство, Саймон Вудлей! Что вы говорите?

— Один документ, Чарльз Кленси, который давно должен был дойти до вас, потому что адресован на ваше имя. Это ее письмо и портрет. Чтобы удостовериться в этом, лунного света недостаточно. Не пойти ли нам в мою хижину? Я зажгу огонь, и когда при свете его вы рассмотрите бумагу, то надеюсь, что не будете так грустны. Идемте, Чарльз Кленси, вы много страдали и много перенесли горя. Развеселитесь. У Саймона Вудлея есть то, что может поставить вас на ноги. Идемте со мной, и вы увидите, в чем дело.

Кленси от волнения не мог отвечать. Слова Вудлея дали ему новую надежду, и ослабевшее здоровье, казалось, окрепло в одну минуту. Он пошел за охотником прежней твердой и бодрой походкой.

Когда они пришли в хижину охотника, и Кленси прочел письмо Елены Армстронг и подпись ее внизу портрета, он сделался неузнаваем: на бледном лице его вместо грусти и отчаяния появилось гордое и торжествующее выражение.