— О Боже!

Восклицание это выходило из головы, не имеющей, по-видимому, тела, которого совсем не было видно.

Тело было закопано в землю.

Так взывал к небу Чарльз Кленси. Потом он вздохнул, окинув взглядом часть равнины, которую мог видеть.

Он никого не видел, да и было невероятно, чтобы кто-нибудь зашел в эту сторону; никакой надежды на избавление от ужасной смерти не было.

Для этого его мучители и свернули с дороги больше чем на милю и выбрали пустынное место, чтобы преследователи не могли заметить этого уклонения. Здесь бесплодная почва была настолько тверда, что даже следы лошадей, кованых острыми шипами, не оставили бы на ней заметного отпечатка.

Один Саймон Вудлей был способен найти такой след.

Кленси думал о нем, но не надеялся, что тот приедет вовремя. Он знал, что охотник должен был находиться далеко и еще не прибыл в миссию. От места, где они расстались, до верхнего брода было двадцать миль, а оттуда еще десять до колонии, что составляло день пути, если они не встретили бы никакого препятствия. Кроме того, он не знал, что ожидало Вудлея на месте, что случилось в колонии и сколько времени он там останется.

Сочтет ли Вудлей необходимым возвратиться? Увлекшись преследованием Дарка, он забыл сказать ему об этом — он спешил отправить сестер домой.

Даже если Вудлей отправится, то, вероятно, найдет его слишком поздно.

— О, Боже мой!.. — воскликнул он снова, когда глаза его, осмотрев еще раз равнину, с отчаянием опустились к земле.

Теперь он сожалел и горько упрекал себя, что так легко сдался разбойникам. Он мог бы убежать, но мул помешал ему сделать это.

Ведь мулата все равно увели, следовательно, результат был бы один и тот же. Они взяли также его собаку. Вряд ли разбойники причинили бы хоть малейший вред мулату, мулу или собаке, которые все впоследствии могли им пригодиться.

Так рассуждал Кленси, но — увы! — слишком поздно.

Каждую минуту он оглядывал равнину, но ничего не видел на ее обширном пространстве.

Иногда чьи-то тени заслоняли солнце.

Кленси знал, что это такое. Тени, которые в увеличенном виде отражались на земле, были от длинных шей и больших распростертых крыльев. Он распознал коршунов.

Это было зловещее зрелище, напоминавшее ему последние слова Борласса.

К довершению его мук не хватало только волков к этой сцене. Но и они скоро появились.

Стаи степных волков, или койотов, собрались со всех сторон и дополнили картину.

Ужасное зрелище для того, чья голова служила его центром. Неудивительно, что он вздрогнул и повторил:

— О Боже!