Окончив умывание в реке, степные разбойники вошли в палатки.

Они недолго занимались туалетом и выходили один за другим совершенно в разных костюмах: не было двух одинаковых. Один был в лосиной рубашке, в куртке и красивых ногавицах степного охотника; другой в одежде мексиканского ранчеро, состоящей из бархатной куртки, таких же штанов, серапе (плащ или одеяло) и пояса; третий надел светло-голубые бумажные панталоны и такую же блузу луизианского плантатора, другие, не любившие щегольства, оделись в суконные костюмы, принятые в Теннесси.

Головные уборы тоже отличались разнообразием: здесь были шапки и шляпы различных сортов и форм — из енотовых, из кошачьих шкур, из сукна, войлочные, ильковые, панамские, касторовые и мексиканские глянцевитые шляпы с широкими полями.

Борласс появился в своем грубом костюме, подпоясанный, в высоких сапогах, как он разгуливал по улицам Начиточеза.

Личное франтовство не входило в число слабостей техасского разбойника, который в этом отношении не был похож на своих итальянских прототипов Фра-Диаволо и Ринальдини. Но если заокеанский бандит не был так любезен и так щеголеват, как те, зато мог точно так же остановить путешественника и перерезать ему горло.

Грабители переменили и оружие; оставив при себе ружья, пистолеты и ножи, они бросили копья, луки и томагавки. Сложив все это в кучу вместе с индейской одеждой и другими принадлежностями, они отнесли все это в пещеру в ближайшей скале и заботливо спрятали.

Окончив переодевание, разбойники подумали о своих желудках.

В продолжение дня и ночи они поддерживали себя только напитками, обильный запас которых приобрели в последнюю поездку на Колорадо. Они ничего не могли взять из погреба Дюпре, потому что бочонки с серебром достаточно тяжелы.

Теперь они сильно проголодались, а в съестных припасах не имелось недостатка. Среди них были искусные охотники, о чем свидетельствовали антилопа и два медвежьих окорока, висевшие на ветвях деревьев.

Несколько человек приступили уже к приготовлению дичи и жарили ее на вертеле над огромным костром.

В своем пленнике-мулате они нашли драгоценного помощника для кулинарных операций. Никто лучше Юпитера не умел зажарить животное целиком.

Он объяснил им, что был невольником Кленси, от которого терпел жестокое обращение, и в доказательство показал им свою спину, покрытую рубцами. Он выразил большое удовольствие по поводу того, что счастливый случай избавил его от сурового господина. Наконец, Юпитер изъявил желание сделаться членом шайки разбойников — полезным и преданным ее слугой.

Будучи принят в качестве последнего, он принялся за свои новые обязанности с таким усердием, что совершенно очаровал грабителей.

Они не сомневались в его верности. Ничего не было удивительного в подобном переходе беглого невольника.

Они занялись обедом, потом пили и курили до тех пор, пока солнце не зашло за утесы, и пурпурный цвет заката не окрасил прибрежных деревьев.

Пока они пьянствовали, один из них оставался трезвым.

Хотя Борласс был груб и поддавался чувственности, однако обладал здравым рассудком и коварством. Благодаря этому он стал начальником двадцати техасских разбойников, из которых каждый, подобно ему, находился вне закона и у большей части которых руки были обагрены кровью.

С самого отъезда из Сан-Сабского поселка он находился в дурном настроении. Что стало с Филом Контреллом и другими товарищами и с пленницами?

Одно время он склонен был считать Контрелла изменником. Не узнал ли последний, что Кленси находится в живых, и вследствие этого не решился ли он отстать от шайки, к которой присоединился от безысходности?

Если Кленси был жив, то Контреллу нечего было бояться ответственности перед законом.

Не встретился ли Контрелл ночью с Кленси, который и убил его?

Встреча двух этих людей могла закончиться только смертью одного из них.

Но если Дарк был убит, то Кленси, конечно, убежал бы с обеими пленницами; его не нашли бы блуждающим на охоте, когда его захватили.

Борласс теперь сожалел, что не подверг своего пленника пытке и не вынудил полного и откровенного признания. В то время, когда его люди беззаботно предавались пьянству, он ходил большими шагами между палатками и с беспокойством посматривал на тропинку, ведущую из ущелья, по которой они приехали, и бормотал слова неудовольствия, перемешанные с проклятьями.