В продолжение часа беглецы придерживали руками, ногами и головами эту импровизированную занавеску. Однако несмотря на это, дым понемногу просачивался к ним, сильно разъедая глаза, проникая в рот и нос. Друзья геройски выносили эти мучения, всячески сдерживая кашель, чтобы не выдать своего присутствия.

Время от времени до них долетал шелест падающих пучков сухих трав. Скоро все смолкло: вероятно, индейцы посчитали, что достигли цели. Если бы беглецам не удалось скрыться в боковом гроте, они давно бы задохнулись.

Во время наступившей тишины несчастные жертвы дикарей совершенно не могли дать себе отчета в том, что происходит наверху.

Вдруг раздался невообразимый шум, поднялись крики, сразу прерванные падением чего-то огромного, как будто часть скалы оборвалась и упала. Наступила тишина, напоминавшая безмолвие смерти. Казалось, что жестокосердие мучителей было наказано падением огромной глыбы утеса, задавившей их.

Некоторое время беглецы молчали. Наконец Вальтер приподнял куртку и выглянул.

Хотя все было тихо, и они не сомневались, что индейцы, наконец, ушли, тем не менее он подождал некоторое время и только тогда решился вылезть из грота на выступ и посмотреть вверх.

— Что это, — прошептал Вальтер, обернувшись к Франку, — неужели уже наступила ночь?

— Не думаю… Но почему вы это спрашиваете, Вальтер?

— Потому что я не вижу полосы света наверху. Куда же она могла деться? Не дым же заволок ее?

Гамерсли тоже вылез из грота. В конце концов Вальтеру удалось подняться до верха колодца и Франк услышал слова, вселившие ужас в его сердце.

— Они замуровали нас! Они навалили на отверстие плиту, которая закрывала только его часть! Франк, все пропало, мы заживо погребены!

После того, как краснокожие завалили камнем отверстие, они не долго пробыли здесь: уж слишком не терпелось им возвратиться к каравану и разделить между собой захваченную добычу.

Лишь один из них остался у колодца и, когда остальные удалились, он влез на плиту, наваленную на колодец и, нагнувшись, приложил к ней ухо.

Некоторое время он пробыл в таком положении, наконец, поднялся с удовлетворенной улыбкой и произнес вполголоса:

— Они оба там, в этом не может быть сомнения, и, конечно, давно погибли. Я убежден, что его спутник не кто иной, как полковник Миранда. Это письмо достаточно подтверждает мое предположение. Вот оно:

«Дорогой полковник Миранда! Наконец я могу исполнить данное вам обещание. Мое коммерческое предприятие на полном ходу, и я нахожусь, можно сказать, накануне выхода моего каравана. Он не велик, в нем не более шести фургонов, но зато качество товара обратно пропорционально его количеству и предназначается исключительно для вашей аристократии. Я намерен выехать из пограничного города Ван-Бюрена, в штате Арканзас, и направиться новой дорогой, недавно проложенной в ваших мексиканских степях. Она идет частью вдоль реки Канады и огибает большую степь Льяно-Эстокадо. Если меня ничто не задержит, то я буду в Новой Мексике в середине ноября, когда и надеюсь возобновить наши дружеские отношения. Посылаю это письмо с караваном, отправляющимся в Санта-Фе, и надеюсь, что вы его благополучно получите.

Остаюсь, дорогой Миранда, ваш благодарный друг

Френсис Гамерсли».

Вероятно, читатели узнали в индейце, радующемся смерти Франка и Миранды, капитана Урагу.

— Чем отблагодарить мне молодца Лизарда за оказанную услугу, — передачу этого письма? Если бы не его помощь, я бы не наслаждался теперь сознанием, что оба моих злейших врага лежат мертвыми на дне этого колодца!..

Внезапно лицо Ураги омрачилось.

— Их нет, они сметены с моего пути, но она, где она? Притом, быть может, второй — вовсе не полковник Миранда? Тогда где же он?

С этими словами Урага сошел с плиты, с отвращением взглянул, выйдя из ущелья, на лежащую в стороне несчастную лошадь Вальтера и, быстро вскочив на ожидавшего его коня, погнался за своими товарищами.