Путь юных охотников пролегал по одной из самых живописных местностей, какие только встречаются в южных районах: они ехали по цветущей прерии, среди несметного количества цветов. Цветы спереди, цветы сзади — со всех сторон; куда ни глянь, всюду виднелись их блестящие венчики. Тут росли и золотистые подсолнечники, и красные мальвы, и молочай, и алый лупинус. Были здесь также и розовые цветы дикой болотной мальвы, а ярко-оранжевые калифорнийские маки выглядывали из зеленой листвы, точно огненные шары. Ниже, у самой земли, притаились скромные фиалки, сверкавшие, как голубые самоцветы. Все это освещалось ослепительным солнцем. После недавнего дождя, омывшего их, цветы, казалось, стали еще ароматнее и красивее.
Миллионы бабочек, не менее красивых, чем цветы, порхали над ними или отдыхали на их нежных чашечках. Некоторые бабочки были очень крупные, с бархатистыми, разнообразно и ярко раскрашенными крылышками. В воздухе проносились и другие разноцветные крылатые создания. Огромные мухи то парили на своих жужжащих крыльях, то проносились, как молнии, в другой конец этого бескрайнего сада. Пчелы, перелетая с цветка на цветок, собирали нектар. Неожиданно из-под копыт лошадей взлетали виргинские перепелки и гривистые куропатки. Франсуа посчастливилось убить двух куропаток, и теперь они свисали с его седла. Наши путешественники ехали все дальше и дальше через этот огромный цветник, и копыта их лошадей приминали множество чудесных цветов. Иногда цветы были так высоки и росли так густо, что достигали лошадям до груди, совершенно скрывая их из виду. Иногда путешественники попадали в полосу сплошных подсолнечников, и тогда большие головки цветов задевали всадников, обсыпая их своей желтой пыльцой.
Ландшафт был необычайно красив и своеобразен, и юные охотники наслаждались бы им, если бы не страдали так от усталости и желания спать. Сначала аромат цветов, казалось, освежил их, но через некоторое время они почувствовали, что он действует на них, как наркотик, так как им еще больше захотелось спать. Мальчики сделали бы привал, но поблизости нигде не виднелось воды. Кроме того, не было корма для животных: как это ни странно, в этих цветущих прериях редко можно встретить траву. Цветы занимают всю почву, и вокруг их корней совершенно нет травы. Поэтому путешественники были вынуждены ехать дальше, пока не покажутся трава и вода — самое необходимое, без чего нельзя было расположиться на ночлег.
Миль через десять цветы стали реже, и наконец началась травяная прерия. Проехав еще две-три мили, наши путешественники достигли маленького ручья, бежавшего по открытой равнине; на его берегах не росло никаких деревьев, кроме нескольких ив. Здесь мальчики и решили остановиться, сошли с лошадей и, привязав их, дали животным наконец возможность поесть.
Все трое очень устали и хотели спать. Не в меньшей мере их хотелось и есть. Надо было прежде всего утолить голод, и они принялись готовить ужин. Ивы были зеленые и горели плохо, но мальчики проявили большое упорство и все-таки разожгли костер. Они опустили куропаток Франсуа в котелок, сдобрили их диким луком и степной репой, которые Люсьен набрал по дороге, и получилось очень вкусное блюдо. Запас медвежатины они не тронули, за исключением маленького куска, который вместе с потрохами куропаток составил ужин Маренго. Едва закончив есть, охотники расстелили на траве бизоньи шкуры и, натянув на себя одеяла, крепко заснули.
Эту ночь юные охотники спали спокойно. Просыпаясь, они слышали вой волков, раздававшийся где-то в прерии и даже неподалеку от их лагеря, но они уже привыкли к этим серенадам и не обращали на них внимания. Все трое крепко спали всю ночь.
Мальчики проснулись на рассвете и чувствовали себя совершенно отдохнувшими. Они напоили лошадей и приготовили завтрак из медвежатины. Медвежатина всегда вкусна, но проголодавшимся юным охотникам такое блюдо показалось особенно лакомым — они съели каждый почти по фунту. Все были в отличном, бодром настроении. И Маренго был хорошо настроен, хотя когти кугуара и оставили на нем немало следов. Жаннет тоже весело щипала траву, отмахиваясь от мух. Базиль только что смазал ей ноги медвежьим жиром, а раны, оставленные кугуаром, уже начали заживать.
Мальчики оставались у ручья весь следующий день и спокойно провели там еще одну ночь. Наутро они пустились в путь и через несколько дней достигли смешанных лесов, которые так давно занимают умы любознательных натуралистов. Наши путешественники не задержались тут долго, так как не видели никаких признаков бизонов, и поехали дальше на запад, пересекая многочисленные притоки реки Брасос.
Примерно на третий день после того, как они покинули смешанные леса, мальчики остановились у одной из этих речушек, очень маленькой и извилистой, на берегах которой не росло ни деревьев, ни кустов. Но наши путешественники не ощущали нехватки в топливе — ведь они могли развести костер из сухого бизоньего помета, вид которого радовал их в течение всего дня пути: они понимали, что, значит, неподалеку должны быть и сами бизоны. Теперь юные охотники достигли местности, где обитают эти животные. Встречи с ними можно было ожидать в любую минуту.
Как только наступил день, наши охотники стали вглядываться в прерии, но бизонов не было видно. Во все стороны — казалось, до самого неба — расстилалась зеленая безлесная равнина. Однообразие ландшафта нарушалось лишь возвышенностью, высоко поднимавшейся над похожей на море прерией.
Возвышенность, казалось, была по меньшей мере в десяти милях от них. Она стояла одиноко, как утес, и ее отвесные склоны круто поднимались над прерией. Этот своеобразный холм находился как раз на пути следования мальчиков.
— Поедем туда? — спросили они друг друга.
— Почему бы и нет? — сказал Базиль. — С тем же успехом можно встретить бизонов в этом направлении, как и в любом другом. У нас нет проводника, и мы должны положиться на случай. Пусть он приведет нас к бизонам или их — к нам, все равно.
— Ну, тогда давайте поторопимся, — заявил Франсуа, — и доедем до холма. Как знать, может, там-то как раз и бродят бизоны.
— А что, если там нет воды? — сказал всегда благоразумный Люсьен.
— Вряд ли, — ответил Франсуа. — Я уверен, что есть. Там, где есть горы, обычно всегда бывает вода. А этот холм можно назвать горой. Я ручаюсь, что воду мы там найдем.
— Если ее там нет, — добавил Базиль, — мы можем вернуться сюда.
— Но мы не знаем, как далеко эта возвышенность, — сказал Люсьен.
— Я думаю, милях в десяти отсюда, — ответил Базиль.
— Конечно, не больше, — добавил Франсуа.
— Не меньше чем в тридцати, — заметил Люсьен.
— Тридцати? — воскликнули Базиль и Франсуа. — Тридцать миль! Ты, конечно, шутишь? Да до нее рукой подать!
— Это обман зрения, — ответил наш юный философ. — Вы оба определяете расстояние так, как это делают на низменности, в плотной атмосфере Луизианы. Не забывайте, что мы в местности, расположенной в четырех тысячах футов над уровнем моря, где нас окружает воздух чрезвычайно чистый и прозрачный. Здесь можно видеть предметы на расстоянии вдвое большем, чем мы увидели бы их на берегах Миссисипи. Эта возвышенность, до которой, как вы полагаете, только десять миль, на самом деле, наверно, отстоит от нас минимум миль на тридцать.
— Не может быть! — воскликнул Базиль, вглядываясь в возвышенность. — Я вижу даже пласты на ее склонах и как будто деревья на вершине…
— Весьма возможно, и все-таки я прав, — продолжал Люсьен. — Ну что ж, давайте отправимся туда, если хотите. Я думаю, воду мы там найдем. Однако имейте в виду: ехать нам придется целый день, и еще хорошо, если мы попадем туда до наступления ночи.
Благоразумие Люсьена не было преувеличенным. Напротив, в данном случае его оказалось даже мало. Если бы Люсьен или его братья имели хоть чуть-чуть больше опыта, они призадумались бы, прежде чем пуститься так смело в далекий путь, не будучи уверенными, встретится ли вода впереди. Это такой риск, на какой редко пускаются даже старые охотники, хорошо знающие по опыту, как опасно очутиться в прерии без воды. Охотники страшатся этого больше, чем кугуаров, медведей гризли, росомах или даже воинственных индейцев. Страх жажды сильнее всех остальных страхов.
Наши юные охотники почти не чувствовали этого страха. Правда, все они слышали или читали о мучениях, которые иногда испытывают путешественники от отсутствия воды. Люди, которые живут уютно дома, окруженные родниками, колодцами и ручьями, цистернами и резервуарами, трубами и кранами, струями и фонтанами, все время бьющими вокруг них, склонны недооценивать эти страдания. Такие люди охотно поверят, что кошка сумеет открыть замок в двери, а свинью можно научить играть в карты и что их собака может делать чудеса, — что этими животными движет что-то помимо инстинкта, но эти же самые люди будут недоверчиво качать головой, когда я скажу им, что опоссум спасается от врага, подвешиваясь на хвосте на ветке, или что дикий баран прыгает в пропасть на рога, или что рыжие обезьянки делают мост над потоком, цепляясь друг за друга хвостами.
— «О, чепуха! — воскликнут они. — Это неправдоподобно!»
Неужели это кажется невозможным по сравнению с трюками их кошки и собаки и даже маленькой канарейки, порхающей по гостиной? Невиданное и далекое всегда воспринимается с удивлением и недоверием, в то время как знакомые факты, которые сами по себе гораздо более замечательны, не вызывают интереса и не подвергаются сомнению.
Кто теперь рассматривает потрясающее явление электричества иначе, как простую, вполне понятную истину? И все же было когда-то время, когда, если бы вы или я заявили об этой истине, над нами посмеялись бы. Было время, когда это могло бы стоить нам свободы или даже жизни. Вспомните Галилея !
Итак, как я уже сказал, люди, живущие дома, не знают, что такое жажда, ибо дом — это такое место, где всегда есть вода. Они не могут понять, что значит очутиться в пустыне без этого необходимого элемента. Я сам изведал это, и, поверьте моему слову, муки жажды — страшная вещь.
Наши юные охотники имели лишь смутное представление об этих ужасах. До сих пор их путь пролегал по району, где было много воды. Через каждые десять-двенадцать миль они пересекали какую-нибудь речку, угадав ее еще издали по растущим на ее берегах кустам и деревьям, и, таким образом, знали заранее, в каком направлении искать воду.
Но мальчики мало разбирались в особенностях местности, расстилавшейся теперь перед ними. Они не знали, что въезжают в пустынную равнину — в необъятные и безводные степи, которые ведут к подножию Скалистых гор.
Франсуа, опрометчивый и порывистый, никогда не думал об опасности; смелый Базиль не боялся ее; у Люсьена были сомнения, потому что он слышал и читал об этом больше, чем его братья. Однако всем было интересно попасть на необычную, похожую на холм возвышенность, возникшую вдруг на равнине. Это было вполне естественно. Даже невежественный дикарь или деловитый траппер часто отклоняется от своего курса, движимый подобным любопытством.
Лошадей напоили и оседлали, на Жаннет навьючили поклажу, фляги наполнили водой, и наши путешественники, сев на лошадей, двинулись вперед, к холму.