Оказалось, Гавана не слишком отличалась от Порт-Рояля, разве что в архитектуре сильнее чувствовался испанский стиль — основным строительным материалом здесь служил светлый необожженный кирпич. Говорили тоже в основном по-испански. Но в шуме гаванской улицы в изобилии звучали португальские, итальянские, голландские, даже английские и французские слова — на Кубе ни с кем не хотели ссориться. Соперничество Испании с другими морскими державами осталось далеко в океане. Здесь каждого, у кого в кармане звенели золотые монеты, считали другом. В Гаване царили еще более свободные нравы, чем в Порт-Рояле, а потому сюда захаживали не только пираты. Тут можно было купить все, что угодно: женщин, рабов, секретные сведения, а также товары из Старого Света.

Сверкающая на солнце глина фасадов делала город более светлым и радостным по сравнению с мрачным тюдоровским стилем Порт-Рояля, но весь этот блеск не мог справиться с мрачным ужасом, царившим в душе Грейс. Она все никак не могла поверить, что еще немного — и ее продадут с аукциона на выжженной солнцем центральной площади города. Подобное бесстыдство было бы уместнее свершать под покровом ночи в темных закоулках или в лабиринтах трущоб.

Руки Грейс были так туго связаны за спиной, что веревка глубоко впивалась в кожу. Впереди шел Жак, а один из пиратов подталкивал Грейс сзади. На поясе у него висели ножны с кинжалом, при каждом шаге они негромко, но грозно позвякивали.

Арену аукциона окружали небольшие сараи, каждый из которых арендовал какой-нибудь работорговец. Грейс внимательно оглядела всех белых, пытаясь определить, говорит ли кто-нибудь из надсмотрщиков по-английски. Все они быстро лопотали между собой по-испански, а потому она решила, что бесполезно взывать к ним о помощи.

Жак остановился в дальнем конце аукционной площадки и жестом подозвал к себе какого-то мужчину. Сторож Грейс остановил ее в нескольких футах от Жака и грозно рявкнул:

— Стой спокойно, шлюха, и молчи!

Пока Жак договаривался с работорговцем, Грейс оглядела ближайший загон. К своему ужасу, она обнаружила, что он занят одними женщинами. Среди них, как Грейс и ожидала, было несколько африканок, но попадались и более светлокожие женщины — некоторые, судя по виду, были привезены из арабских стран, другие из Вест-Индии и с Востока. Грейс заметила даже несколько белых женщин в изодранных одеждах. Одни из них плакали, другие тупо смотрели в пустоту, третьи сидели со скучающим видом до тех пор, пока мимо не проходил хорошо одетый или особенно привлекательный мужчина. Тогда на их лицах вспыхивали жесткие улыбки, и они обращались к мужчинам на языках, которых Грейс не понимала.

Так просто было поддаться давящему впечатлению этого загона для людей, так легко превратиться в такую же рыдающую или потрясенно молчащую жертву с мертвыми пустыми глазами. Грейс отчаянно тряхнула головой и напряглась, пытаясь услышать, о чем говорит Жак. Они разговаривали по-французски, на языке, который она понимала благодаря своему отцу. Мистер Уэлборн очень активно торговал с Санто-Доминго и потому настаивал, чтобы дочь выучила французский.

Жак подвел работорговца поближе к Грейс, и охранявший ее пират, который, похоже, был знаком с процедурой, развязал Грейс, чтобы ее показать. Работорговец — приземистый мужчина неопределенного возраста — оттянул девушке губы и взглянул на ее зубы. Грейс отдернула голову и воскликнула по-французски:

— Мой отец очень богат! Он заплатит за меня выкуп! Мужчины рассмеялись, а Жак сказал:

— Он знает, что у тебя богатый отец. И я, разумеется, объяснил, что твоей матерью была его рабыня-мулатка. Едва ли он поверит в твои обещания о выкупе.

— Вы говорили, что она знает английский, — сказал работорговец.

— Да, она говорит по-французски и по-английски. Я не обманываю.

Работорговец улыбнулся, а Жак повернулся к Грейс:

— Я и не знал, что ты говоришь по-французски. Значит, сможешь понимать приказания мужчин на двух языках, и цена будет выше. Но вероятно, испанский — это уж слишком?

Грейс посмотрела на него сузившимися глазами.

— Cochon! — Грейс никак не могла придумать слово, чтобы посильнее оскорбить Жака, а что годится для свиней — сойдет и для него.

— Quel marmot! — усмехнулся работорговец.

— Он что, назвал меня свиньей?! — с гневом воскликнула Грейс.

— Свиным отродьем, — фыркнув, уточнил Жак.

— Une vierge avec beaucoup d'esprit, — весело произнес торговец.

«Прекрасно», — мрачно подумала Грейс. Как видно, оскорбив своего дядю и показав характер, она только увеличила свою цену. К тому же Жак, оказывается, успел сообщить торговцу рабами, что она девственница. Покупатель окинул ее последним оценивающим взглядом и бросил:

— Заходи.

Он открыл ворота, втолкнул Грейс в деревянный загон с множеством женщин и в следующую минуту уже разговаривал со следующим продавцом. Грейс и Жак одновременно огляделись вокруг. Огромные негры с блестящей, как черное дерево, кожей охраняли ворота и периметр загона. У них не было оружия, но у каждого в руке был свернутый хлыст, и всем своим видом они демонстрировали готовность вытянуть по спине каждого, кто вызовет их неудовольствие.

Жак с триумфом посмотрел на Грейс:

— Полагаю, здесь тебя можно спокойно оставить. Мсье Ламонт займется продажей. Уверен, даже после того, как он получит свои весьма солидные комиссионные, мой кошелек все равно будет достаточно полон, чтобы получить удовольствие от этого маленького путешествия.

— А что будет, когда об этом узнает мой отец?

— Он придет в бешенство, но не посмеет ничего сделать. Мой отец терпит твоего только из-за Иоланты. Он не позволит Эдмунду Уэлборну и близко ко мне подойти.

— Иоланта! — Как же она не догадалась раньше! — Неужели это все ее рук дело? Она сообщила тебе о моем замужестве и рассказала, где меня найти, так?

— Эдмунд никогда не сможет этого доказать.

Грейс прислонилась к ограде, но ее тут же оттолкнула огромная черная рука. Она оглянулась на охранника, который ответил ей темным, бесстрастным взглядом.

— Видишь, Грейс, твои соплеменники очень легко идут друг против друга, — с насмешкой проговорил Жак. — Все эти годы ты сочувствовала и помогала неграм, но, как видишь, напрасно. Именно они и упекут тебя в рабство.

Грейс пропустила насмешку мимо ушей.

— Возможно, мой отец и не сумеет с тобой справиться, но с Джайлзом ты просчитался. И на твоем месте я бы позаботилась о сестре. С того момента, когда Джайлз сообщит отцу о том, что со мной случилось, ее жизнь резко изменится к худшему.

— Иоланта терпеть не может этого деревенщину — твоего папашу. Будь у нее повод, она тут же оставила бы его и вернулась домой в собственную семью. Это ему следует быть осмотрительнее. Если она уедет, то непременно заберет с собой рабов нашего отца. Неужели ты думаешь, что ты для него важнее, чем они? Эдмунд переживет потерю незаконной дочери от черной шлюхи, чтобы сохранить работников на плантации.

Грейс засомневалась. Жак, казалось, прочел это по ее лицу и рассмеялся:

— Так что привыкай, ma chere, теперь тебя будут без конца рассматривать, продавать и покупать. Такова уж твоя участь.

Жак сделал шаг назад и сразу затерялся в толпе. На его месте тут же появились другие мужчины, с любопытством рассматривавшие сгрудившихся в загоне женщин.

Грейс знала, что Джайлз отчасти несет ответственность за наводившую страх репутацию, которую имела «Судьба» в испанских водах, однако имя грозного капитана этого судна приводило испанцев в ужас.

Громким, звенящим голосом она выкрикнула по-французски:

— Мой брат — капитан Джеффри Хэмптон! Он отомстит за меня! Он убьет любого, кто меня купит. Слышите?! Меня надо освободить, иначе тот, кто меня купит, навлечет на себя месть моего брата. Сколько испанцев сражались с капитаном Джеффри Хэмптоном? Сколько из них остались в живых? Говорю вам, почти никто! Он заплатит за меня выкуп!

Большинство проходящих мимо мужчин бросали на Грейс любопытные взгляды, некоторые откровенно смеялись. Тот же самый сторож, который толкнул ее внутрь загона и отогнал от забора, взмахнул кнутом. Острая боль обожгла плечо Грейс, рукав платья треснул. Девушка замолчала, а громадный негр равнодушно отвернулся и снова принялся разглядывать толпу.

Грейс уронила голову на грудь. Ее охватило непреодолимое отчаяние. Она-то думала, что ее угрозы вызовут беспокойство и страх, но их никто не принял всерьез. Однако она тут же снова вскинула голову. Рядом послышался негромкий голос с легким испанским акцентом:

— Сеньорита, вы утверждаете, что капитан Джеффри Хэмптон ваш брат?

— Да-да! — с надеждой зашептала Грейс и, стараясь не привлекать внимание сторожа, подвинулась ближе к говорившему. Длинные черные волосы обрамляли его узкое лицо. Он стоял, прислонившись к изгороди, словно выбирал женщину-рабыню.

Человек покачал головой:

— Ваша ложь ничем вам не поможет. Джеффри Хэмптон — единственный ребенок в семье.

Грейс закусила губу и быстро огляделась. Что это? Новая уловка? Неужели у Джеффа действительно нет ни братьев, ни сестер? Фейт говорила, что его мать была проституткой. Разве у проститутки может быть только один ребенок? Она решила действовать иначе:

— На самом деле он мой зять, ведь Фейт, моя сестра, вышла за него замуж.

На этот раз мужчина опять беззлобно улыбнулся:

— У Фейт Купер нет сестры, только братья.

Грейс широко раскрыла глаза. Кто бы ни был этот человек, он хорошо знаком с Джеффом и Фейт. И говорил он дружелюбно, без горечи и ненависти. Значит, их отношения не были совсем враждебными, хотя мужчина явно был испанцем.

— Вы так хорошо их знаете? — спросила она.

— Достаточно хорошо, чтобы понять, что вы лжете.

— Пожалуйста, сэр, не говорите так. Я расскажу вам правду. Знаете ли вы первого помощника Джеффа, Джайлза Кортни?

Человек никак не среагировал на слова Грейс, просто стоял и ждал продолжения.

— Он мой муж. Я соврала потому, что никто тут не слышал о Джайлзе Кортни и никто бы не испугался. — И Грейс стала рассказывать, что Джайлза надо бояться так же, как и Джеффа, потому что он убил не меньше испанцев, чем его друг, но вдруг осознала, что подобное заявление едва ли понравится незнакомцу.

— Тогда что вы здесь делаете? — спросил он.

— Меня похитили. Пожалуйста, сэр, помогите. Я из хорошей семьи, мне здесь не место! — Она огляделась и почувствовала, что на нее накатывает то же чувство вины, которое она испытывала дома, когда бичевали рабов. Остальным женщинам в этом загоне нравилось не больше, чем ей. Однако если она останется с ними, их это не спасет, а она погибнет. — Джефф и Джайлз вам заплатят! Они теперь стали торговцами. Вам нужно только самому купить меня и сообщить им.

Работорговец наконец заметил, что они разговаривают, и поспешил подойти.

— Parlez-vous Franc, ais? — спросил он. Испанец отрицательно покачал головой, и работорговец жестом подозвал еще одного мужчину, очевидно, переводчика. Вскоре испанец и француз оживленно заспорили между собой, да так быстро, что Грейс едва смогла уловить несколько знакомых слов.

Испанец, прищурившись, обернулся к Грейс:

— Они утверждают, что ты — мулатка.

Грейс хотела возразить, заявить, что это ложь, но слова застряли у нее в горле, и она сказала единственное, что могла произнести, не покривив душой:

— Моя мать была мулаткой. Джайлз не знает, но он ненавидит рабство. Он заплатит вам за мое возвращение. Я уверена.

Испанец что-то сказал переводчику, тот передал его слова торговцу. Потом собеседник Грейс быстро исчез в толпе прохожих, а с ним и последняя надежда Грейс.

Вскоре капитан Диего Монтойя Фернандес де Мадрид и Дельгадо Кортес сидел за столом в «Эль Параисо». Капитан был человеком настроения, и вкусы его отличались разнообразием. В местной таверне ему случалось вместе с командой проводить ночи напролет в беспробудном пьянстве. Однако сегодня он предпочел относительно спокойную обстановку этой просторной гостиницы с весьма высокими ценами. Еще днем он снял здесь комнату, намереваясь вечером развлечься со знакомой молодой вдовушкой. Сейчас он сидел и потягивал из кубка вино, рассматривая в окно квартал аукциона. Торговец сказал ему, что женщин начнут продавать примерно через час.

По профессии Диего был капитаном торгового флота и большую часть жизни провел в открытом море, плавая между Испанией, Африкой и Карибами, но из всех городов предпочитал Гавану.

Тонкими длинными пальцами моряк поднес к губам кубок с вином. Его вытянутое, удлиненное лицо выглядело так же аристократично, как и руки. Волосы цвета красного дерева падали на плечи, обтянутые черным камзолом, мягкой темной волной. Капитан был красивым мужчиной, и в каждом порту, куда ему случалось заходить относительно часто, у него находилась такая же привлекательная подруга — как тут говорили — amiga. Серьезных отношений он с ними не заводил, только приятную, ни к чему не обязывающую дружбу, однако покупать женщин в этом квартале или где-то еще ему не приходилось. И он ни за что не обратил бы внимания на женщину, с которой заговорил, если бы она не выкрикивала имя человека, которого он слишком хорошо знал.

Диего сделал еще один глоток вина, наслаждаясь разливающейся во рту сладостью. Аромат напитка вызвал в памяти губы одной женщины. Не из его обычных любовниц, от которых он не ждал постоянства и которые сами ничего от него не требовали, разве что пары безделушек в подарок. Диего прикрыл глаза, вспоминая каждую черточку той женщины, ее изысканно светлые волосы, такие естественные и мягкие. Волосы настоящей пуританки!

Тут он открыл глаза. Значит, Фейт Купер предпочла ему Джеффри Хэмптона! Тем лучше. Диего уже давно научился не думать о ней. Вот только в те ночи, когда Магдалина, его святая покровительница, на что-то отвлекалась и переставала следить за его снами… Тогда в них легкой тенью входила Фейт и по собственной воле ненадолго отдавалась его объятиям.

Диего задумался, вспоминая, что ему известно о первом помощнике Хэмптона. Он редко видел этого парня, однако помнил, что тот проявил доброту к Галено, мальчишке, прислуживавшему Диего. Мальчишка налетел на этого пирата в самый разгар боя и… Как та женщина его называла? Кортни? И тогда Кортни схватил его, поднял над головой, как беспомощного щенка, но не стал убивать. Позже, когда сражение закончилось, он даже погладил мальчишку по голове и улыбнулся ему.

Диего поставил кубок на стол и задумался. Он ничего не должен ни Хэмптону, ни его другу. Даже меньше, чем ничего. На самом деле это они ему должны. Если бы не Диего, Хэмптона повесили бы еще два года назад в Картахене. Значит, они теперь торговые моряки, этот Хэмптон и его друг… Стали капитанами торговых судов из-за сделки, которую заключил Диего, чтобы вызволить возлюбленного Фейт из испанской тюрьмы. Диего покачал головой. Много воды с тех пор утекло, теперь это не имеет никакого значения, да и сам он никогда не сожалел о сделанном выборе. И вообще, бедная женщина, которую он видел в загоне, не виновата в том, что происходило тогда в Картахене. Ее одежда, манеры, голос — все говорило, что это женщина из хорошего общества. К тому же она такая красавица! Вполне возможно, что всю свою жизнь она считалась белой. Диего вспомнил оставшихся дома любимых сестер. Что, если бы кто-нибудь задумал их продать?! Даже самая старшая сестра, которая всегда умела за себя постоять, предпочла бы умереть, лишь бы не оказаться в положении той женщины!

Диего потер глаза. «Q, святая Магдалина, — молча молился он своей покровительнице, — я не могу позволить, чтобы порядочную женщину обрекли на такую судьбу. Но молю тебя, больше не посылай на моем жизненном пути попавших в беду англичанок! Или я прошу слишком многого? Пусть мне наконец встретится испанская девушка!»

Он заплатил по счету и вернулся в квартал торговли рабынями.

К своему ужасу, Грейс увидела, что будет первой выставлена на аукцион. Она ничего не ела с самого ужина в Порт-Рояле. И это было хорошо, иначе ее непременно вырвало бы в тот момент, когда пришлось проделать унизительный путь вверх по ступеням на приподнятый помост. Она стояла рядом с торговцем и переводчиком, а вокруг толпились мужчины. На многих была простая одежда батраков и фермеров, они окидывали ее быстрым, жадным взглядом и отворачивались, чтобы рассмотреть других женщин в загоне. Грейс была им явно не по карману. Не оставалось никакой надежды, что ее купит какой-нибудь честный человек, чтобы сделать своей женой. Его Грейс попыталась бы уговорить вернуть ее Джайлзу за выкуп.

Все мужчины и несколько женщин, собравшихся на аукцион, были хорошо, но слегка кричаще одеты. Они рассматривали Грейс, как будто та была породистой коровой, потом бросали друг на друга оценивающие взгляды — в них явно разгорался дух соперничества. Грейс задыхалась, она пробовала глотнуть воздуха, но у нее тут же перехватывало горло. Страх, пережитый ею из-за Жака, померк рядом с тем ужасом, который парализовал ее теперь. Руки Грейс по-прежнему были связаны за спиной. В ушах громко стучала кровь, перед глазами мелькали черные точки.

Аукционист по-испански прорычал ей что-то угрожающее. Переводчик буркнул:

— Не упади в обморок, estupida. Дыши глубже.

Грейс подумала, что обморок был бы лучшим выходом, но потом сообразила, как страшно будет очнуться в незнакомом месте и не знать, что случилось. Эта мысль помогла ей сохранить самообладание. Она сумела наконец справиться с дыханием. Точки перед глазами прекратили свой бешеный танец, но тошнота так и не отступила.

Аукционист начал расписывать ее достоинства на испанском, голландском, португальском, французском и английском языках: «Прекрасное лицо, тело, созданное, чтобы дарить удовольствие! Бешеный нрав, который она уже проявляла, но который поддается усмирению — видите, как покорно она стоит. Бегло говорит по-французски и по-английски. И что самое главное, леди и джентльмены, она — девственница».

При последнем заявлении по толпе пробежал одобрительный гул. Люди теснее сомкнулись вокруг помоста. Однако некоторые, покачав головой, отошли прочь — цена Грейс выросла до недоступной для них высоты.

Слева от Грейс возникло какое-то движение — среди потенциальных покупателей появился испанец, с которым она уже говорила. Он резким тоном быстро заговорил с аукционистом по-испански. Толпа недовольно загудела. Аукционист что-то кричал испанцу, явно с ним не соглашаясь.

— Qu'est-ce que c'est? В чем дело? — раздался мерзкий, но знакомый голос с внешнего края толпы.

Испанец обернулся и обратился к Жаку сначала по-испански, потом по-французски:

— Я не знаю французского. Вы говорите по-испански или по-английски?

— По-английски, — ответил Жак.

— Я разговаривал с этой женщиной. Она сообщила мне, что она замужем. Как же она может быть девственницей?

Одна из стоящих в толпе женщин выкрикнула с резким испанским акцентом:

— Если сегодня ночью я буду продавать ее девственность, лучше бы ей ее иметь!

Жак с характерной небрежностью пожал плечами:

— Разумеется, она лжет. — И он злобно посмотрел на Грейс, хотя его следующие слова были обращены к аукционисту: — Если хотите, мсье, можете сами ее осмотреть. Уверяю вас, она нетронута.

Грейс отчаянно замотала головой:

— Нет, нет! Не прикасайтесь ко мне. Клянусь, он говорит правду! — Она обернулась к испанцу, стараясь говорить как можно отчетливее. — Но я не солгала вам, сеньор! Я замужем за Джайлзом Кортни, как и говорила. Наверное, у вас в Испании благородный дворянин тоже проявляет терпение с молодой женой, если до брака они не были хорошо знакомы.

Испанец с сомнением посмотрел на Грейс.

— Сеньора, в ваших рассказах концы не сходятся с концами.

— Пожалуйста! — выкрикнула Грейс. В ее голосе звучали теперь истерические нотки, но она уже не могла с собой совладать. — Пожалуйста, поверьте мне!

Жак грубо расхохотался:

— Видите? Какая изощренная лгунья! И какая замечательная актриса! Только вообразите, как эти ее крики позабавят ваших клиентов! «Пожалуйста! Пожалуйста!» — Жак фальцетом передразнил Грейс, но произнес это так чувственно, что в толпе одобрительно засмеялись.

Скорее всего Грейс совсем потеряла бы присутствие духа, но яростная ненависть к Жаку ее поддержала. Она в отчаянии бросилась на колени перед испанцем и посмотрела прямо в его глубокие карие глаза.

— Клянусь душой и телом, что я сказала вам правду. А если нет, если вы пошлете к Джайлзу, а он станет отрицать наш союз и откажется меня выкупить, я выполню любое ваше желание. Вы сможете сами продать меня и вернуть свои деньги.

Испанец с отвращением оглядел сгрудившуюся вокруг него толпу.

Аукционист дернул Грейс за руку, заставил подняться на ноги и снова начал расхваливать ее достоинства. Грейс еще раз выслушала на множестве языков описание своих наиболее ценных свойств, которое теперь включало и сценический талант. Аукцион сначала шел бойко и даже яростно, но потом страсти поутихли, и борьба продолжалась между тремя мужчинами в ярких шелковых камзолах и кружевах. Испанец с извиняющимся видом пожал плечами, показал Грейс кошелек и покачал головой — цена за нее превысила его возможности.

Теперь на нескольких языках повторялось одно слово, наконец переводчик произнес его на английском, и Грейс поняла: «Продана». Она оглянулась на троицу торговавшихся из-за нее мужчин. Один из них — толстый мужчина с грязными светлыми волосами — начал подниматься на помост, чтобы забрать свою покупку. Он заговорил с переводчиком, а тот услужливо повторил его слова на нескольких языках:

— Ее девственность пойдет с аукциона сегодня вечером в «Саду развлечений». Торги начнутся в десять часов. Дон Рамон обещает, что к этому времени она будет готова ублажить любого мужчину.

— Но чтобы не было синяков! — выкрикнул из заднего ряда какой-то человек в дорогом камзоле и тонкой полотняной рубашке. Однако рубашка была чем-то заляпана и расстегнута, а камзол помят. — Оставь мне ее золотистую кожу! — Вокруг него теснилась группа пестро одетых мужчин. Скорее всего это были капитан пиратского корабля и его команда. Он в упор взглянул на Грейс и вытер губы тыльной стороной ладони, словно исходя слюной в предвкушении удовольствия.

Выслушав перевод, владелец борделя улыбнулся и с поклоном произнес:

— Но-но, сеньор! Никаких синяков, никаких царапин! Все будет в лучшем виде, сеньор!

Он крепко ухватил Грейс за руку. Девушка сначала отпрянула, но потом действовала под влиянием инстинкта. Она со всей силы наступила каблуком ему на ногу и бросилась к лестнице, но там с полдюжины рук вцепились в нее и толкнули обратно, наверх, где аукционист и переводчик удерживали ее до тех пор, пока покупатель не перестал скакать на одной ноге. Грейс не знала ни одного ругательства по-испански, но понимала, что хозяин поливает ее самой отборной бранью. Тем не менее он отсчитал всю сумму, за которую договорился ее купить.

— Знаешь, приятель, — вмешался пират. — Я вот что подумал: оставь ее такой, как есть. Мне нравятся девчонки с норовом.

Его свита громко захохотала.

Перекупщик снова схватил Грейс за руку, но на сей раз поднял кулак, показывая, что ударит ее, если девушка опять решит убежать. Грейс все равно не стала демонстрировать покорность, но не стала и сопротивляться. Бежать отсюда не получится, надо подождать, пока вокруг будет меньше народа. Грейс не удержалась и еще раз взглянула на дядю. Тот весело улыбнулся и слегка потер пальцы — показывал, что неплохо на ней заработал.

Перекупщик протащил ее по ступеням, потом, подталкивая, поволок по улицам. Время от времени он заставлял ее остановиться, чтобы поговорить со знакомыми, и все время повторял слово subasta. Мужчины кивали, а сутенер позвякивал висящим на поясе кошельком и смеялся.

После шести или семи таких остановок он втолкнул Грейс в просторный трактир, протащил через темноватый зал и выпихнул во внутренний дворик, наводивший на мысль об испанском замке. Убранство в мавританском стиле дополнял мозаичный пол ярких, сияющих цветов: синего, алого и золотого. В центре возвышался трехъярусный мраморный фонтан. По полу были разбросаны подушки из пестрого шелка. Белые скамьи тянулись вдоль стен, увитых цветущим виноградом. Воздух был наполнен одуряющим ароматом его цветов, Грейс не знала, как долго она еще сможет бороться с тошнотой.

У противоположной стороны дворика перекупщик остановился, открыл какую-то дверцу и втолкнул девушку внутрь. Комната оказалась обширной гардеробной с несколькими туалетными столиками и шкафами, из которых торчали кипы разноцветных шелков. Через единственное маленькое окошко с решетками в комнату заглядывало солнце, отражаясь ярким клетчатым пятном на полу. На нем, как и во дворике, лежали шелковые подушки, но здесь на них сидело множество женщин в нарядных платьях или тонких, почти прозрачных рубашках. Кожа женщин являла собой все оттенки коричневого цвета. Когда Грейс вошла, обитательницы комнаты проявили к ней вялый интерес. Хозяин что-то пробормотал по-испански и указал на Грейс.

Женщина с кожей цвета жженого сахара, который красиво оттеняла темно-розовая сорочка, грациозно подплыла к Грейс и развязала ей руки. Потом она взяла Грейс за подбородок и, разглядывая, слегка повернула ее лицо из стороны в сторону.

— Твоя мулатка, как и я, — на ломаном английском проговорила женщина. — Красивая кожа. Хозяин сказать, ты девушка? Твоя продать вечером, я говорить тебе, что делать.

Грейс казалось, что она видит сон. Ей хотелось попросить о помощи, но она не могла даже рта открыть. Силы совсем ее оставили.

— Это легко. Сначала немного драться, они это любить, потом отдаться. Когда он воткнет, стонать: «О, великий сеньор! Великий сеньор!» Они это любить, даже коротышки. Две минута — и все. — И она щелкнула пальцами, показывая, как все просто. — Сначала немного больно, но лучше, чем порка. Потом привыкать.

Грейс тупо смотрела на женщину, а потом вежливо спросила:

— У вас здесь есть ведро?

Женщина мотнула головой в сторону ширмы в углу комнаты. Грейс бросилась туда, упала на колени, и ее вывернуло желчью.