И было то, что было. Триллионы голосов сливались в единый хор, в котором каждый голос вел свою страстную мелодию, каждый пел на каком-то своем, очень своем, слишком своем языке, и среди этого хаоса и торжества только одному существу было дано услышать любой - жалобный, мягкий, застенчивый стон существа другого.

Такова была ноша Капитан-премьера, ее утонченная, изысканная радость.

Обладая совершенным слухом, она внимала, как поет ветер над огромными просторами моря Альфа, Синего моря, моря Лоусона, моря Спаса-на-Крови. И над остальными пятьюстами девяноста хранилищами неподвижной воды. Она слушала, как напрягаются защитные поля Корабля, слышала мощь его лазерных лучей, гул ремонтных работ на его поверхности. И все эти звуки были волшебными, здоровыми, совершенными. И она знала количество водорода в окружении экстразвезд. И содержание кислорода в каждой пещере, каждом проходе, каждом клозете (двадцать процентов было слишком много и опасно для пассажиров с минимальной аэробностыо). Уровень содержания углекислого газа в воздушной смеси также должен быть ограничен. И еще - как можно меньше биологически неактивных газов. И еще следует учесть яркость света. И различить голоса, которые сообщают температуру. Влажность. Уровень токсинов. Уровень фотосинтеза, изменяемый и непосредственно, и косвенно. Уровень гниения и его реагенты, биологические, химические, неизвестные. Данные переписи населения, сообщавшие каждые семь секунд сведения об иммигрантах, эмигрантах, рождениях, сексуальных различиях и редких случаях смерти. Список пассажиров постоянно составлялся и обновлялся. Чужие. Принадлежащие к человеческому миру. Различаемые по именам, по структуре, по инстинктам, даже по запаху испражнений. И по тому, кто сколько платит. В валюте, бартером, знаниями. Выгода была не менее значима, чем уровень водорода или кислорода, и она рассчитывалась по двадцати трем различным сложным шкалам, ни одна из которых в отдельности не давала исчерпывающе подлинной картины. Но, будучи сведены воедино, они выстраивались в идеальную смету, которая каждые шесть часов отправлялась с гордостью на далекую теперь Землю - и все должны были знать на протяжении этих последних тридцати тысяч лет, что Корабль существует, и что его путешествие происходит согласно расписанию, и что все идет как нельзя лучше. «Благодарю вас».

Это сказал уже собственный голос Премьера.

Когда-то ископаемое нечто, Корабль ныне являл собой живой мир, богатый и в основе своей совершенно счастливый - во всяком случае, именно об этом твердили Премьеру многочисленные голоса связи, измеряя все земными мерками.

Только одно продолжало беспокоить и голоса, и женщину - ноющая, невозможная тайна Миоцен и остальных исчезнувших капитанов.

Когда она впервые услышала об исчезновении своих лучших людей, Премьер испытала настоящую, берущую за сердце панику. Она разослала войска безопасности, тайно, чтобы они начали настоящую охоту за несколькими сотнями мужчин и женщин.

Поначалу войска использовали секретные меры, но по прошествии ничего не принесшей недели поиски приняли невиданный размах. А еще через месяц арестованных подозреваемых уже подвергали следственным пыткам.

И все же тайна исчезновения капитанов - отборнейших из отборных! - так и не была раскрыта.

Скоро эта история стала известна многим, и начали просачиваться осторожные слухи, сначала среди низших членов команды, потом среди пассажиров. Потребовались объяснения на государственном уровне. Именно для этого Премьер и сочинила историю о секретной миссии в отдаленные миры, держа в тайне ее цель и направление, оставив их на волю воображения публики. В результате история повторялась настолько часто, что все так или иначе поверили ей, и по прошествии столетия, прожитого без известий об исчезнувших, Премьер надела маску скорби и сделала публичное заявление.

- Судно капитанов пропало, - сообщила она.

Это было на ежегодном банкете, и тысячи капитанов выслушали эту новость, опустив опечаленные лица.

- Судно пропало и, по всей вероятности, разрушено, - продолжала Премьер. - Я хотела бы объяснить вам эту миссию. Но не могу. Остается сказать, что наши коллеги и друзья отныне герои, у которых мы навеки в долгу.

К задачам службы безопасности отныне добавилась и еще одна: по тайному приказу Премьера наблюдение стали вести за всеми оставшимися капитанами. Старые коды были отменены и забыты. У Премьера появились новые каналы связи, сообщавшие исключительно о нахождении капитанов, их деятельности, ошибках, успехах и даже неназойливо - об их мыслях.

И все-таки, несмотря на то, что исчезнувшие капитаны составляли всего несколько процентов от общего числа, это нанесло Кораблю серьезный ущерб. Эффективность работ упала на целую четверть, а инновации сократились до шестидесяти процентов. Премьер обнаружила, что теперь приходится выискивать таланты среди всех без исключения членов команды и даже среди человеческих пассажиров. Какое из этих теплых бессмертных тел может преобразоваться в нового достойного капитана? Кому сможет она доверить хотя бы малейшую частичку корабля, одев в соответствующую форму и заставив маршировать по улицам городов?

Талантов - блестящих способностей, дающих возможность вести Корабль вокруг галактики - было мало. Очень мало.

Только у нескольких человек, да и то при наличии жесткого тренинга, времени и генетических вливаний, могли быть обнаружены те амбиции и та потребность в служении, которые требовались настоящим капитанам. Количество каналов связи все увеличивалось, и Премьер не знала отдыха ни днем, ни ночью. Говоря откровенно, было бы достаточно и этих нескольких человек - но где и как найти их? Корабль находился слишком далеко от земных колоний, а нужда в капитанах росла, становясь с каждым годом все острее.

- А если… всеобщая амнистия? - предложил тогда новый Вице-премьер Первого кресла.

Этого человека, потрясенного исчезновением Миоцен, звали Ирвиг. И он, не обладая многими прекрасными качествами своей предшественницы, все же имел достаточно здравого смысла, заключавшегося как в том, чтобы публично признавать превосходство Миоцен, так и в прекрасной способности прощать и забывать.

- Амнистия? - переспросила Премьер, и голос ее дрогнул.

- По последним данным, мадам, восемьдесят девять капитанов разжалованы. Некоторые находятся в тюрьмах за мелкие правонарушения, часть давно растворилась среди обыкновенных людей, приняла новые имена и обличья, и живет совершенно безответственно.

- А нужны ли нам такие люди?

- Если они снова захотят начать с низов… И если их преступления действительно ничтожны настолько, что вы своей властью можете простить их… Тогда - да. Тогда мы сможем хорошо использовать их.

Премьер потребовала списки.

В долю секунды перед ней оказались истории восьмидесяти девяти жизней, послужные списки, и ее проницательный ум уже вспоминал многих, поражаясь имевшимся так близко под рукой талантам. Красивый сильный палец указал на одно из высокопоставленных имен, но остановился.

- Как вы полагаете, что случилось с вашей предшественницей? - вдруг спросила она.

- Что вы хотите сказать, мадам?

- Что случилось с Миоцен? Я жду от вас нетривиального ответа. - Она откинула огромную гордую голову, повторив всем известное: - Несколько сотен наших коллег исчезают в один день, а мы не можем найти даже никаких следов. Где же они могут быть, по вашему мнению?

- Далеко отсюда,- был его приговор. А потом, собрав свои мысли, как и положено хорошему Вице-премьеру Первого кресла, Ирвиг добавил: - Это работа чужих. - Он назвал несколько пород, все были местными и на подозрении. - Они подкупили их или похитили. Увезли с корабля контрабандой.

- Почему именно этих?

- Не знаю, мадам, - вынужден был ответить Ирвиг. Под этими словами подразумевалось, что дело не в их

одаренности, хотя оба знали, что все как раз заключается именно в ней.

- Вы можете полностью довериться нашим новым средствам безопасности, - Ирвиг старался вернуться к разговору о всеобщей амнистии. - За всеми прощенными можно будет без труда наблюдать. При малейшем недоверии мы будет действовать соответственно. То есть вы будете действовать, мадам. Я думаю, что нет никакой возможности повторения минувших событий, мадам.

- Разве я беспокоюсь о повторении?

- Вероятно, беспокоюсь я, - ответил он и вспомнил, что надо улыбнуться, глядя на список бывших капитанов и особенно на то имя, на которое Премьер все еще указывала своим ухоженным пальцем.

- Памир, - спокойно произнес он.

- И вы действительно думаете, что всеобщая амнистия сработает? Что люди, подобные Памиру, продадут свою свободу за зеркальную форму?

- Продадут свободу? - удивился Ирвиг, не понимая, о чем она говорит, но, стараясь угодить Премьеру, добавил: - Я прекрасно помню Памира. Это настоящий талантливый капитан. Несколько жестковатый, конечно… Но стоит ли говорить еще что-то о нем, мадам? Памир был адептом нашей формы.

Амнистия была прекрасно спланирована и продолжалась едва ли не целое столетие, хотя еще в первые две минуты половина капитанов из заключенных и находившихся в самовольной отлучке немедленно принял все условия и попросила прощения за совершенное. Спокойно, без суеты, но и не скрываясь, каждый был возвращен на службу, получил приличный ранг и соответствующие ему обязанности, а после пятидесяти лет безупречной службы - и немалую плату, и собственные дома.

Но Памир не появился.

Премьер была разочарована, но отнюдь не удивлена. Она давно знала этого человека. Она знала его, казалось, всю жизнь. Иногда она даже понимала его. И присоединиться к этой первой волне жаждущих было совсем не в его манере. Постоянное недоверие являлось неотъемлемой частью его натуры. И помимо того он еще был человеком колоссальной, почти патологической гордости. Но под конец срока, когда возвратились даже самые заблудшие души, отсутствие Памира стало еще более заметным. И даже Премьер решила про себя, что если он все-таки жив и находится до сих пор на Корабле, то следует дать ему в награду нечто большее, чем просто прощение. И только так можно надеяться вернуть его.

Всего за двадцать минут до окончания срока в пункт службы безопасности в Порте Бета ввалился крупный мужчина в робе мыслителя и сандалиях на босу ногу. Он спокойно уселся и громко заявил во всеуслышание:

- Кажется, про меня забыли. А я хочу вернуться к своей работе или, по крайней мере, к чему-то ее напоминающему.

Поначалу его идентифицировали как одного из пропавших капитанов. Но ошибка тут же выяснилась.

- Просите прощения у Премьера, - заявил ему генерал - сидевшему в окружении двадцати молодцеватых, одетых в пурпурно-черную форму офицеров полиции крупному некрасивому мужчине. - Это основное условие амнистии, хотя и вполне формальное. Мы вас соединяем. Просите прощения сейчас же. Ну!?

Но Памир отказался.

За несколько тысяч километров Премьер видела, как мужчина покачал головой.

- Я не собираюсь ни за что извиняться. И не утруждайте этим вздором ваши каналы.

- У вас нет выбора, Памир! - пропыхтел генерал.

- И каково же мое преступление? - поинтересовался тот в ответ.

- Вы допустили на борт опасное существо. И были вовлечены в разрушение одного из самых наших редких растений.

- Да неужели? - усмехнулся Памир, пожав плечами. - Но я-то нисколько не чувствую себя виноватым. Ну, может, и сожалею, самую малость.

Премьер продолжала смотреть и слушать, улыбаясь и прикрывая рот широкой ладонью.

- Я поступал так, как считал нужным, - добавил Памир и внимательно осмотрелся, соображая, где может находиться еще один подглядывающий глаз. Наконец, обращаясь напрямую к Премьеру, сказал: - Я не могу просить прощения, по-настоящему просить прощения, поскольку не чувствую себя виноватым.

- Справедливо, - прошептала Премьер себе под нос.

Но офицеры оказались менее сговорчивы. Один за другим они в негодовании качали головами, и самый раздражительный из них - длиннорукий парень, наделенный обезьяньими генами и дурным нравом - пустился в нелепые угрозы.

- В таком случае мы вас арестуем. Суд, неумолимый приговор. И остаток своей бесконечной жизни вы проведете в темной клетке.

Памир совершенно равнодушно посмотрел на кричащего офицера, потом спокойно встал и заявил:

- До конца амнистии осталось всего восемь минут. У меня еще есть время уйти. Вы, кажется, забыли о своих обязательствах. Однако, если вам очень хочется, попробуйте, возьмите меня.

Половина офицеров уже склонялась к тому, чтобы действительно схватить пришедшего.

Но как бы предупреждая их намерения, Памир сделал большой шаг к выходу, потом остановился, задумался и негромко рассмеялся. И снова, глядя прямо в глаза Премьера, сказал:

- Помните этих исчезнувших капитанов? Тех, которые согласно вашей нелепой истории оставили нас по секретному заданию?

Все разом замолчали и, кажется, забыли, как дышать.

- Неделю спустя после того, как они пропали… я видел одного из них…

Весь триллион голосов смолк в ушах Премьера.

Теперь она слышала только Памира и видела только его. И прямо оттуда, со своего поста под Портом Альфа, будто забыв обо всем, закричала:

- Кого!?

Доли секунды этот вопрос гремел в полицейском управлении, и все, кроме Памира, замерли от удивления.

На мгновение Памир позволил присутствующим увидеть свою улыбку, потом присвистнул, сжал кулаки и сделал еще один шаг назад. Теперь Премьер сама отключила все каналы, кроме одного, и предстала перед ним полновесным изображением.

- Кого из моих капитанов ты видел? - голос ее не скрывал волнения.

- Уошен,- тихо и почти удивленно ответил он. Память быстро подсказала Премьеру, что Памир и

Уошен всегда были друзьями. И В эти краткие мгновения она перестала быть Премьером, триллион голосов исчез, Великий Корабль плыл через пространство неуправляемым и брошенным. Впрочем, это ничуть ему не мешало.

- Где ты видел ее?

Памир кратко, лишь соблюдая достоверность, рассказал о своей последней встрече.

- Мне нужен мой прежний ранг, - насладившись эффектом, добавил он. - Мне не надо платы и испытательного срока. Иначе в этом нет смысла.

- Но почему ты считаешь, что заслуживаешь исключения? - усмехнувшись, жестко спросила несколько удивленная Премьер.

- Потому что вам необходимы талант и опыт, - с холодной уверенностью ответил он. - И потому, что вы не знаете, что делала Уошен и куда она делась. А поскольку я знаю об исчезновении гораздо больше, чем сказал, может быть, я помогу вам найти их. Как-нибудь. Когда-нибудь. Может быть.

И тут случилось редчайшее событие: Капитан-премьер не знала, что ответить.

- Мадам, - сухо и формально закончил Памир и пожал широкими плечами, снимая с себя ответственность за все дальнейшее. Затем поклонился. - С моей стороны никакого неуважения, даже в намерениях, мадам. Но Корабль велик и, честно говоря, вы даже не подозреваете, насколько мало вы еще знаете его.