К счастью, я умел плавать, и это меня спасло.

Мое умение оказалось как нельзя более кстати, иначе я бы утонул.

Я очутился посредине огромных глыб, покрывавших островок, и мог бы разбиться, но вынырнул на поверхность, как утка.

Новая волна меня подняла, и я оглянулся. Я искал столб, но найти его было нелегко, потому что пена хлестала мне в глаза. Как большая собака, вертелся я в воде, стараясь найти его. Я потерял направление из-за воды, которая ослепила и оглушила меня.

Наконец я увидел столб; он был от меня далеко, пожалуй, метрах в пятнадцати. Я отчаянно боролся с волнами и ветром. Если бы я поддался им, они бы отнесли меня в море.

Я поплыл прямо к столбу, не соображая, зачем я это делаю. Просто меня гнал туда инстинкт, мне казалось, что там я найду спасение. Я поступал, как все утопающие: хватался за соломинку. Утратил последнюю каплю хладнокровия, но при этом одна мысль меня не покидала — мысль о том, что, чем ближе я буду держаться к столбу, тем ближе я буду к спасению. Я не сомневался, что смогу доплыть до столба, — это было в моих силах, и об этом я думал все время.

Я мог бы легко влезть на столб и добраться до бочки, но не дальше. Влезть на бочку я не мог, даже под страхом смерти. Я пытался сделать это не раз, пока не убедился, что это недостижимо. Если бы я мог туда влезть, я бы уже сидел там давно и спокойно переждал бы бурю.

Кроме того, усядься я наверху до наступления ночи — я мог бы быть замечен с берега и все приключения окончились бы благополучно. Мне положительно казалось, что когда я влез в первый раз на столб, меня заметили какие-то праздношатающиеся на пляже, но, вероятно, подумали, что это просто мальчишеская проказа, и перестали обращать на меня внимание.

Все это мгновенно пронеслось у меня в голове, пока я плыл к столбу. Ясно было, что влезть на бочку нельзя. Что же я буду делать, когда доберусь до столба? Я смогу некоторое время висеть на нем, но как быть дальше?

Я достиг столба после долгой борьбы с ветром, приливом и дождем и снова обнял его, как старого друга. Если б его не было, я пошел бы ко дну.

Таким образом, достигнув столба, я уже как бы чувствовал себя в сохранности. Теперь можно было держаться за столб. Конечно, это было довольно утомительно.

Если б море было спокойно, я бы мог долго оставаться в таком положении, пожалуй, до конца прилива. Но море волновалось, и это меняло дело. Правда, минут на пять наступило сравнительное спокойствие, и я воспользовался им, чтоб отдохнуть. Но ветер подул снова, и море забушевало еще сильнее. Меня подняло и подбросило почти до самой бочки — и сейчас же потащило вниз, к камням, потом завертело волчком вокруг столба. Я проделывал акробатические упражнения, годные для любого цирка.

Первую атаку волн я выдержал с честью, но я не тешил себя иллюзиями: с минуты на минуту поднимется новый шквал; я отлично предвидел исход этой неравной борьбы. Как мне удержаться? Я ломал себе голову в перерыве между двумя валами. Если б у меня была веревка, я бы привязал себя к столбу. Но веревка была так же далека от меня, как лодка или как уютное кресло у камина в доме дяди. Не было смысла даже думать о ней. Но вдруг у меня мелькнула великолепная идея: если веревки нет, надо ее заменить чем-нибудь!

Вы хотите скорей узнать, что я придумал? Сейчас скажу.

На мне была надета куртка — просторное одеяние из грубой бумажной полосатой ткани, какое носят рыбацкие дети. При жизни матери я носил ее по будням, а теперь и по праздникам. Однако не будем умалять ее достоинств. С тех пор мне случалось одеваться получше и носить платье из лучшей, тончайшей шерсти, но всю эту роскошь я не отдал бы и за пуговицу моей старой куртки. Именно она спасла мне жизнь. На куртке был ряд пуговиц — не нынешних роговых, костяных, слабеньких, нот! Это были железные кружочки, крупные, как шиллинг.

Мне повезло: куртка была на мне, а ее могло и не быть. Ведь, отправляясь в погоню за лодкой, я сбросил куртку и штаны. Но, вернувшись, я надел снова и то и другое, потому что было уже довольно свежо. Все это произошло очень кстати.

Вы спросите, зачем мне понадобилась куртка? Разве для того, чтобы разорвать ее на полосы и привязать себя к столбу? Нет! Я бы все равно не мог этого сделать, потому что только одна рука у меня была свободна, а другой я держался за столб. Я даже не мог сиять куртку, потому что промокшая ткань прилипла к телу, как приклеенная. Я не снял ее. Мой план был гораздо лучше: я расстегнул и широко распахнул куртку, плотно прижался грудью к столбу и застегнул куртку на все пуговицы с обратной стороны столба.

К счастью, куртка была достаточно широка. Она была сделана на вырост и с огромным запасом.

Застегнув все пуговицы, я вздохнул свободно: наконец-то я мог обдумать свое положение!

Теперь меня уже не могло смыть, и мне нечего было бояться. Я мог сорваться с рифа только вместе со столбом. Я стал составной частью столба, как бочка на его верхушке, даже больше, потому что и корабельный канат не мог бы так прочно меня с ним связать, как борта моей крепкой куртки.

Если б от близости к столбу зависело мое спасение, я мог бы сказать, что я уже спасен. Но увы! Это было еще не все. Через некоторое время я увидел, что мое положение немногим только улучшилось. Громадный вал пронесся над рифом и окатил меня с головой. Пожалуй, я устроился еще хуже, чем раньше. Я был так плотно пристегнут к столбу, что не мог взобраться повыше. Правда, волна не могла меня смыть, но какой в этом толк? Я скоро задохнусь от таких повторных купаний. Силы оставят меня, я соскользну вниз и утону.