Как пробраться на корабль? И как укрыться на нем? Вот какие трудности передо мной стояли. Я мог снова явиться на палубу «Инки» только с расчетом быть снова же изгнанным.

Нельзя ли подкупить кого-нибудь из матросов? Но чем? У меня не было денег. Все мое имущество состояло из потрепанного платья и игрушечной шхуны. Я мог бы отдать шхуну, но вряд ли кто-нибудь возьмет вещь, которую он сам легко может смастерить. Нет, матроса не подкупишь игрушкой, нечего и думать об этом…

Вспомнил! У меня есть ценность — часы. Обыкновенные старомодные серебряные часы. Стоят они, конечно, не много, но идут хорошо. Я получил их от покойной матери вместе с другими, более ценными часами, но те присвоил себе дядя. Старые серебряные я повсюду таскал с собой, и, к счастью, они были и сейчас при мне. Неужели Уотерс или кто-нибудь из матросов откажется от часов в уплату за то, чтоб спрятать меня на борту до отплытия корабля? Я решил попытать счастья.

Довольно трудно будет теперь потолковать с Уотерсом или с матросами. Придется шататься вокруг «Инки», пока я не встречу кого-нибудь из них на берегу и не поговорю с ним с глазу на глаз.

Я надеялся, что на крайний случай мне удастся и самому пробраться на судно, особенно вечером, когда матросы кончают работу и уходят на нижнюю палубу. В таком случае я мог бы даже не сговариваться с матросами. В темноте я мог бы пройти мимо вахтенных и спрятаться где-нибудь внизу. Нет сомнения, что нетрудно было бы мне найти убежище между бесчисленными ящиками и бочками.

Но у меня были другие сомнения. Не снимется ли «Инка» с якоря до наступления вечера? И не настигнет ли меня дядя с работниками?

Признаться, первое меня не очень волновало. На судне красовалась все та же вывеска: «„Инка" отправляется в Перу завтра». Не похоже было, чтобы судно собиралось отплыть сегодня, тем более что на набережной еще лежало множество тюков с товарами, несомненно предназначенными для «Инки». Кроме того, я не раз слышал, что суда дальнего назначения отправляются не очень-то аккуратно.

Следовательно, «Инка» вряд ли уйдет сегодня и ночью я смогу пробраться на борт.

Тут выступила на сцену другая опасность — попасть в руки преследователей и очутиться дома. Но по зрелом размышлении я признал и эту опасность не очень основательной.

Вряд ли на ферме хватятся меня до вечера, да и вечером вряд ли будут меня искать, рассчитывая, что ночью я сам вынужден буду вернуться. Значит, об этом можно и вовсе не беспокоиться.

Я рассчитывал, что мне придется скрываться на судне не меньше двадцати четырех часов, может быть, больше.

Нельзя было оставаться без еды. Но где запастись едой? Я уже говорил, что у меня не было ни одного пенни, и я не знал, как мне раздобыть денег.

Тут мне пришла в голову превосходная идея: я мог продать игрушечную шхуну и на вырученные деньги купить еду!

Игрушечный кораблик больше не был мне нужен, и избавиться от него было бы очень кстати.

Итак, я вышел из своего убежища и отправился искать покупателя.

Я нашел его в игрушечной лавке, которая торговала всем, что может быть интересно детям, живущим у морских берегов. Поторговавшись немного с хозяином, я продал кораблик за шиллинг. По-настоящему моя шхуна стоила в пять раз больше, но торгаш сразу понял, что я нуждаюсь в деньгах, и воспользовался этим. Теперь у меня были деньги. Я купил у бакалейщика на шесть пенсов сыру и на столько же сухарей, рассовал провизию по карманам и вернулся в тайничок между ящиками.

Я был голоден — на ферме в это время обедали, — и сыр, и сухари пришлись кстати, груз в моих карманах сразу заметно уменьшился.

Приближался вечер, и я решил выйти на разведку. Надо было сообразить, в каком месте легче всего было бы взобраться на борт, когда придет время. Матросы могли увидеть, как я гуляю около судна, но, конечно, им бы не пришло в голову, что я делаю это с определенной целью. В лучшем случае, они могли бы меня заметить и начать снова насмехаться надо мной. Тогда я бы стал отвечать им и, пользуясь этим, высмотрел бы все, что мне было нужно.

Не теряя ни минуты, я начал прогуливаться по набережной с нарочито небрежным видом. Я остановился около «Инки». Палуба судна опустилась почти до уровня набережной, потому что нагруженная «Инка» сидела теперь гораздо глубже, но высокие перила совершенно закрывали от меня палубу. Я сразу заметил, что нетрудно будет с набережной влезть на поручни и проникнуть на судно, держась за ванты. Конечно, надо пользоваться вантами с большой осторожностью: если ночь будет не слишком темная и вахтенный матрос меня заметит, все будет кончено — меня схватят, примут за вора и посадят в тюрьму. Я рисковал многим.

На судне было тихо. Не слышно было ни шума, ни голосов. Товары все еще лежали на набережной, — значит, погрузка не кончилась. Но матросы прекратили работу, на трапе и вокруг люка никого не было. Куда они делись?

Крадучись я поднялся до середины трапа. Передо мной была вся корма и палуба. Не видно было ни синей куртки помощника, ни засаленных курток матросов. По-видимому, весь экипаж отсутствовал.

Я остановился и прислушался. Откуда-то из передней части судна до меня донеслись заглушённые голоса.

Кто-то прошел мимо трапа, неся с собой большой дымящийся бак с кофе. Без сомнения, команда ужинала, а это был кок. Вот почему работа прекратилась и матросы ушли.

Отчасти из любопытства, отчасти побуждаемый новой идеей, которая появилась у меня в голове, я поднялся на палубу. Матросы сидели на носу: некоторые расположились возле брашпиля, другие прямо на палубе, с оловянными тарелками и с ножами. Никто из них не смотрел в мою сторону. Все их внимание было сосредоточено на коке и на дымящемся котле с кофе.

Я оглянулся — никого. Новая мысль осенила меня.

— Теперь или никогда! — пробормотал я.

И без оглядки побежал по палубе к основанию грот-мачты.

Теперь я находился у самого края открытого люка. Лестницы не было, но с талей свисала веревка, конец которой уходил вниз, в трюм.

Я попробовал веревку, повис на ней — она не поддалась. Тогда я, часто перебирая руками, спустился по ней вниз. Счастье, что я не сломал шеи; я отделался только сотрясением, потому что упал на дно. Тотчас поднявшись на ноги, перелез я через несколько расставленных в беспорядке ящиков и спрятался за большой бочкой. Кругом были полный мрак и тишина.