С самого раннего детства я инстинктивно любил воду. Мне бы следовало родиться уткой или ньюфаундлендом. Отец мой был моряком, дед и прадед также; должно быть, от них я унаследовал это влечение. Так или иначе, вода была для меня родной стихией. Еще крохотным ребенком меня с трудом отгоняли от луж и прудов. Первое приключение в моей жизни произошло на пруде. Правда, оно не было таким страшным, как те приключения, которые мне пришлось испытать впоследствии, — оно было скорее смешным, но я расскажу его вам, чтоб показать свою страсть к воде. Я был еще маленьким мальчиком, но это происшествие было как бы предзнаменованием будущих приключений.

Я был в том возрасте, когда дети уже разгуливают без взрослых и спускают на воду бумажные кораблики. Я уже умел мастерить их, выдергивая для этого страницы из старых книг или похищая старые газеты, и пускал их плавать через большую лужу, которая заменяла мне океан. Но мне быстро надоели бумажные кораблики. Скопив за шесть месяцев достаточно денег, я купил у старого рыбака полностью оснащенный игрушечный парусник, который он смастерил на досуге.

Мой парусник имел в длину всего пятнадцать сантиметров, в ширину — восемь, а тоннаж его не превышал двухсот пятидесяти граммов. «Утлое суденышко», — скажете вы, но мне оно представлялось ничем не хуже большого трехпалубного корабля.

Мой парусник был слишком велик для лужи, где купались утки, и я начал искать место, где он мог бы по-настоящему показать свои морские качества. Скоро я нашел довольно большой пруд, который назвал озером. Вода в нем была прозрачна, как кристалл, и тихий ветерок, вроде морского бриза, рябил ее поверхность. Этого ветра было совершенно достаточно для того, чтоб надувать паруса моего кораблика, который легко пересекал пруд. Мне надо было только добежать до другого берега, чтобы встретить его там.

Много раз мы с ним состязались в скорости с переменным успехом, в зависимости оттого, был ли ветер попутным или, наоборот, дул навстречу кораблю.

По этому маленькому озеру плавали стая лебедей, — точнее, шесть лебедей — и другие довольно редкие водяные птицы. Дети любили их кормить и обычно приносили с собой куски хлеба. Я также приходил на озеро с набитыми карманами. Лебеди скоро привыкли к нам и так осмелели, что подплывали к берегу и хватали корм прямо из рук.

Но у нас был еще один забавный способ кормежки. Берег пруда в одном месте образовывал нечто вроде насыпи высотой метра в полтора. Здесь пруд был поглубже, а берег покруче, так что лебеди могли здесь подняться на берег только с помощью крыльев.

Сюда мы и заманивали лебедей. Мы натыкали кусок хлеба на расщепленный кончик длинного прута и, поднимая его высоко над головами лебедей, забавлялись, глядя, как они вытягивали длинные шеи, подпрыгивали на воде и тотчас же грузно падали обратно, как собаки при виде лакомого куска.

Однажды я пришел к пруду, по обыкновению неся с собой свой кораблик. Было еще рано, никого из моих товарищей не было. Я спустил кораблик на воду и направился к другому берегу, чтоб встретить его.

Ветра почти не было, и парусник двигался медленно. Спешить было нечего, и я бродил по берегу. Выходя из дому, я не забыл о лебедях. Мои любимцы заставляли меня пускаться на небольшие кражи, так как куски хлеба, которыми были набиты мои карманы, я добывал из буфета.

Выйдя на высокий берег, я поманил лебедей. Все шестеро, надменно выгнув шею и слегка приподняв крылья, плавно заскользили по направлению ко мне. С вытянутыми клювами и горящими глазами они следили за моими движениями. Я достал ветку, расщепил ее на конце, приладил хлеб и начал кормить их.

Мои карманы были уже почти пусты, как вдруг кусок дерна, на котором я стоял, обвалился под моими ногами, и я рухнул в воду.

Я шлепнулся с шумом, как большой камень. Я не умел плавать и, должно быть, как камень, опустился бы на дно, если б не лебеди.

Из инстинкта самосохранения, свойственного каждому живому существу, я начал размахивать руками, стараясь схватиться за что-нибудь. Утопающие хватаются за соломинку, но вскоре в моих руках оказалось нечто лучшее, чем соломинка, — это была нога самого большого и сильного из лебедей, и я держался за нее изо всех сил.

Во время падения в уши мои набралась вода, и я плохо соображал, что делаю. Я слышал только плеск и крики шарахающихся лебедей. Птица, которую я держал за ногу, увлекала меня к другому берегу, и в одно мгновение я пронесся через половину пруда. Лебедь даже не плыл, а, скорее, летел, ударяя крыльями по поверхности воды и помогая себе свободной лапой. Без сомнения, страх удвоил его силы и энергию. Трудно сказать, сколько все это продолжалось. Думаю, что не очень долго. Но я все больше терял силы; погружаясь, я набирал воду ртом и ноздрями и уже терял сознание.

В этот момент с величайшим облегчением почувствовал я что-то твердое под ногами. Это были камешки и галька на дне. Я стоял на мелком месте. Птица оттащила меня в другой конец пруда, богатый мелями.

Не мешкая ни минуты, я отпустил лебедя, который, пронзительно крича, тотчас же поднялся в воздух. Я побрел к берегу, шатаясь, чихая и фыркая, и наконец очутился на твердой земле.

Я был так испуган, что забыл о паруснике. Он продолжал свое плавание, а я сломя голову бросился домой и бежал не останавливаясь, пока не добрался до горящего камина, возле которого высушил свою одежду.