Прошла неделя со времени возвращения Сегэна домой.

Был дивный теплый вечер. Семья Сегэна и гостившие у них Галлер и Сен-Врэн сидели на плоской крыше дома, обсаженной растениями и цветами.

По настоянию матери, которую Адель все еще не узнавала, но к которой начала относиться дружелюбно, Адель сбросила свой индейский костюм и была одета так же, как сестра, но чувствовала себя по-прежнему как среди чужих.

В этот вечер, когда вся семья собралась на балконе-крыше тесным кружком, Адель одна стояла в стороне, опершись на перила и безучастно смотрела в пространство. О чем думала бедная девушка? - с тоской спрашивали друг у друга глазами опечаленные отчуждением дочери родители. Быть может, ее томит скука? Ведь она не может следить за общим разговором, забыв и родной язык…

Жена Сегэна вздумала поиграть на мандолине, быть может, музыка развлечет Адель. Зоя принесла из дома инструмент, и госпожа Сегэн начала тихо и задумчиво перебирать струны… Она так давно не играла! Столько было пережито с тех пор, как она в последний раз держала мандолину в руках!…

Под наплывом дум и воспоминаний она продолжала рассеянно перебирать струны, думая, какую выбрать пьесу, чтоб развлечь Адель.

Первые же ноты как будто пробудили Адель ото сна. Она обернулась лицом к своим и переводила широко раскрытые глаза с матери на инструмент и снова на мать - удивленно и вопросительно.

Сегэн тотчас заметил новое выражение в лице дочери. Сердце его дрогнуло радостным предчувствием, и в страстном возбуждении он воскликнул:

- Адель, о моя Адель!…

Затем, обернувшись к жене, нервно проговорил:

- Спой, Адель, ту песенку… ту, знаешь, которой ты убаюкивала ее… О, посмотри на нее! Пой же, пой скорее! Быть может, Господь сжалится…

Преодолевая страшное волнение, оглянувшись полными слез глазами на свое дитя, мать тихо и нежно запела:

Спи, моя крошка, Спокойно усни! Пусть ангелы в небе Хранят твой покой! Дитя дорогое…

Пение было прервано странным резким криком девушки. При первых же словах песни она вздрогнула всем телом и начала прислушиваться внимательно, напряженно… Потом с криком подбежала и также напряженно начала вглядываться в лицо госпожи Сегэн, а через минуту бросилась к ней на шею с громким, страстным криком:

- Мама! Мама!

….

Да, Господь сжалился и вернул ей память. Любимая мелодия детства задела в душе струну воспоминаний, и душа дрогнула, проснулась. Мало-помалу она вспомнила и отца, и сестру, многие картины детства: понемногу припомнила и родной язык.

За много-много лет впервые радость и счастье осенили дом Сегэна и его семью, к которой они могли причислить отныне и двух зятей - Галлера и Сен-Врэна.