Это происшествие произвело на меня такое впечатление, что я всю ночь видел во сне то погоню за Изолиной, то мрачное лицо Иджурры.

Разбуженный утренним рожком, я вначале не мог понять, было ли это приключение сном или действительностью. Я старался спокойно все обдумать и серьезно приняться за дела, но образ Изолины все время стоял передо мной. Она не была моей первой любовью, так как мне было уже около тридцати лет, но я вполне сознавал, что страстно влюблен. Я вспомнил, как мы быстро расстались, и думал о том, что никакой надежды на новое свидание нет. Надо было придумать какой-нибудь план для возобновления знакомства с Изолиной. Мое положение как командира неприятельского отряда представляло в данном случае большие затруднения. Отвергнув массу промелькнувших в моей голове планов, я вспомнил, что ее лассо, привязанное к моему седлу, осталось у меня, и решил лично доставить его Изолине.

В это время на площади показался конный драгун, спрашивающий меня. Когда ему указали, где я, он объявил, что прислан от командующего с бумагой. Взяв бумагу, я прочел следующее:

«Главная квартира оккупационной армии. Июль 1846 г.

Капитан, возьмите достаточное количество солдат и направьтесь к жилищу дона Рамона де Варгаса. Там вы найдете 5000 быков, которых доставите в американскую армию и передадите главнокомандующему. Прилагаемая записка объяснит вам, как вы должны действовать.

Старший адъютант».

Прочтя это, я уже не думал о лассо, но представлял себе, как смело я въеду в ворота гасиенды со спокойным видом желанного гостя. Я уже видел себя сидящим с доном Рамоном де Варгасом за рюмкою хереса. Старик представит меня дочери, сам пойдет смотреть за выдачей фуража, а мы останемся вдвоем с Изолиной… А Иджурра тоже будет там? Я и забыл про него! Мысль о нем несколько омрачила мое настроение.

Не теряя времени, я приказал пятидесяти солдатам быть наготове.

Прежде чем самому собраться, я решил прочесть записку, присланную вместе с бумагой. К моему удивлению, она была написана по-испански и заключала в себе следующее:

«5000 быков готовы для вас, согласно уговору, но я не могу выдать их добровольно. Они должны быть отняты у меня как бы силой, и даже известная доля грубости со стороны ваших солдат будет не лишней. Мои пастухи к вашим услугам, но я не могу сам приказать им. Вы должны принудить их выдать быков.

Рамон де Варгас».

Эта записка была адресована на имя главного комиссара американской армии. Ее смысл, вполне ясный для меня, разбивал в прах все мои прекрасные мечты. Какая уж тут дружеская беседа с доном Рамоном и его прекрасной дочерью, когда я должен был силой ворваться в их жилище, наброситься на слуг и требовать от хозяина дома 5000 быков! Хорошее мнение составит обо мне Изолина!

Но, обдумав все, я сообразил, что она, вероятно, посвящена в тайну этого дела, и мне вряд ли удастся увидеть ее.

Раздался сигнал, и я с пятьюдесятью солдатами и двумя лейтенантами выехал из села.

Через двадцать минут мы приблизились к воротам дома дона Рамона. Они были наглухо заперты, так же были закрыты ставни на окнах. Нигде не видно было ни души.

Один из лейтенантов подошел к воротам и начал стучать в них рукоятью пистолета.

- Откройте! - крикнул он.

Ответа не было.

Пришлось еще трижды стучать в ворота, пока наконец из двора не раздался слабый голос:

- Кто здесь?

- Отоприте!

- Хорошо.

- Скорей, мы честные люди.

Ворота отворились, и лейтенант бросился на дрожащего привратника, схватил его за куртку и, надрав ему уши, велел позвать хозяина.

- Сеньор, - проговорил привратник, - дон сказал, что не хочет никого принимать.

- Не хочет? Пойди и скажи ему, что он должен принять.

- Да, дружище, - сказал я спокойно, боясь, что привратник из страха не передаст поручение, - скажи своему хозяину, что американский офицер пришел по делу и должен видеть его сейчас же.

Привратник ушел, а мы, не дожидаясь его возвращения, въехали во двор.

Фасад дома со стороны двора, вымощенного кирпичом, был украшен фресками, верандами и стеклянными оконными рамами до самой земли. Посреди двора красовался фонтан, а над его бассейном склонились апельсиновые деревья. С трех сторон двора дом окружала веранда, снабженная занавесками, за которыми скрывались от любопытного глаза и сама веранда, и окна дома, выходившие на веранду. Только в одном месте, у входа, были раздвинуты драпировки. Около дома не было ни души, и только на скотном дворе виднелись рабочие, погонщики быков и женщины, занятые своим делом.

Я внимательно рассматривал веранду и крышу дома, отыскивая глазами предмет моей мечты. Дом был одноэтажный, так что с седла я мог видеть крышу, украшенную редкими по красоте цветами.

Лейтенант Уитли и я молча сидели на лошадях, ожидая возвращения привратника.

В это время рабочие и погонщики вышли из ворот и с удивлением начали рассматривать неожиданных гостей.

Вскоре вернулся привратник и сказал, что дон Рамон сейчас выйдет к нам.

Действительно, минуту спустя одна из занавесок веранды раздвинулась, и из-за нее показался высокий старик, поразивший нас своим решительным, энергичным видом. Над его большими блестящими глазами темнели густые черные брови, а волосы на голове были белыми как снег. Одет он был просто: в панковой куртке и широких шароварах той же материи с темно-синим кушаком. На голове его красовалась дорогая шляпа из травы гваякопа, а в руке была еле дымившаяся сигара.

В общем, несмотря на умышленно суровое выражение, лицо дона Рамона было умное и симпатичное.

- Вы дон Рамон де Варгас? - спросил я, подъехав ближе к старику.

- Да, - ответил он недовольным тоном.

- Я офицер американской армии. - Я говорил громко и, разумеется, по-испански, чтобы рабочие могли понять мои слова. - Меня прислали сюда, чтобы заключить с вами контракт на снабжение армии мясом. У меня с собой приказ главнокомандующего.

- У меня нет быков для продажи! - прервал меня дон Рамон громким гневным голосом. - И я не хочу никакого дела иметь с американской армией.

- В таком случае, - возразил я, - мне придется взять фураж без вашего согласия. Вам заплатят за это, а я обязан выполнить данное мне приказание. Кроме того, ваши погонщики должны сопровождать нас и пригнать скот в лагерь американской армии.

Я подал знак солдатам, и они стали сгонять испуганных погонщиков для исполнения приказа.

- Я протестую против подобного грабежа! - закричал дон Рамон. - Это противозаконно. Я потребую удовлетворения от вашего правительства.

- Вам заплатят, дон Рамон, - промолвил я, делая вид, что стараюсь его успокоить.

- Как мне принять плату от разбойников, от…

- Успокойтесь, - воскликнул Уитли, - придержите язык, а то лишитесь чего-нибудь более дорогого, чем ваши быки. Не забывайте, с кем вы разговариваете!

- Техасцы! Разбойники! Негодяи! - прошипел старик так серьезно, что Уитли, наверное, выхватил бы револьвер, если бы я не шепнул ему несколько слов.

- Чтоб ему пусто было, - проворчал Уитли про себя. - Я думал, что он всерьез.

Затем, обращаясь к испанцу, сказал:

- Не кипятитесь. Вы получите свои доллары. Но советую вам быть осторожнее в выражениях…

Дон Рамон, не дослушав его, сердито задернул занавеску и так, что я один только мог его слышать, прошептал:

- Прощайте, капитан.