- Helas, helas! - вздохнул француз, когда тяжелая дверь захлопнулась за нами. Он опустился на каменную скамью, увлекая и меня за собой.
Утешить его мне было нечем. Ясно, что нас будут судить как шпионов; следовательно, оставалось жить всего несколько часов…
Меня мучила мысль, что я вовлек в беду своего товарища. Да и самому мне не хотелось умирать так бесславно. Дня три назад я вовсе не дорожил жизнью, но теперь она стала мне вдруг так мила! Подумать только, что я никогда больше… «Я, кажется, становлюсь трусом», - прервал я самого себя.
Мы провели ночь, утешая и подбадривая друг друга. Было очень холодно, и мы дрожали в наших мокрых одеждах. Кое-как растянувшись на скамье, - насколько позволяла цепь, которой нас сковали, - мы лежали, тесно прижавшись друг к другу; это помогало нам хоть немного согреться. Так прошла эта ужасная ночь. Рано утром нас повели на допрос, после обеда - в военный суд. Мы чистосердечно рассказали все, что побудило нас пробраться в город, назвали имя мальчика и его адрес. Наши показания были проверены, но нам все-таки не поверили, думая, что Нарсиссо служил лишь предлогом. А допрошенные единодушно показали, что Рауль исчез из города как раз во время высадки американских войск. Это заставляло предполагать, что он, пользуясь своим знанием города, поступил к неприятелю в качестве шпиона. Меня же уличали перстень и американские монеты. Нас осудили как шпионов и приговорили к смертной казни через повешение. Исполнение приговора было назначено на следующее утро…
Раулю предлагали помилование, если он даст некоторые сведения о неприятельских войсках; он с негодованием отверг эту сделку. Обращались и ко мне с тем же предложением…
Нас уже собирались вывести из зала суда, когда в публике произошло движение. Граждане и солдаты с испуганными лицами бросились к выходам. Члены суда поспешно прочитали приговор и приказали увести нас обратно в тюрьму. Конвоиры тоже торопились. По дороге нам попадались толпы беспорядочно бежавших людей. Дети и женщины кричали и плакали. Некоторые из них падали на колени, колотя себя в грудь… Другие стояли неподвижно, точно окаменев от ужаса.
- Так бывает во время землетрясения, - произнес Рауль, - но землетрясения как будто нет. Что бы это могло значить, капитан?
В это время над нами со свистом пролетела граната, избавив меня от необходимости ответить моему спутнику.
- Наши стреляют! Ура! - крикнул Рауль.
Я тоже едва удержался от приветственного крика.
Сопровождавшие нас солдаты мгновенно исчезли куда-то, бросив нас одних посреди улицы. Снаряд разорвался где-то поблизости, ударившись о мостовую. Осколки прошибли окна соседнего дома; доносившиеся оттуда крики свидетельствовали, что смерть уже начала там свое дело. То был второй американский снаряд. Первый был причиной смятения, охватившего горожан и солдат. Конвоиры появились снова и грубо толкнули нас вперед. Их раздражал наш радостный вид, и они осыпали нас ругательствами. Один из наиболее озлобленных солдат даже кольнул Рауля штыком в ногу. Мы были довольны, когда опять очутились в темнице.
Мы не ели и не пили ничего с раннего утра и теперь положительно умирали с голода и жажды. Рауль бесился от полученных оскорблений и боли, причиняемой раной. Но внезапно он просиял: оказалось, что железные наручники на Рауле были плохо завинчены, и он без труда от них освободился. Через мгновение с его помощью и я снял оковы.
- Проведем хоть последние минуты нескованными и не на цепи! - воскликнул француз.
Я восхищался своим храбрым товарищем.
Мы встали возле двери и приложили к ней ухо. Слышался грохот городских батарей и отдаленные выстрелы американских пушек. Когда раздавался глухой треск рушившихся стен, Рауль подпрыгивал и орал что-то дикое, наполовину по-французски, наполовину по-индейски.
- Вот что, Рауль, - сказал я, вдохновленный новой идеей, - теперь у нас есть оружие - эта самая цепь… Берешься ты пройти прямо к подземной галерее, не сбившись с пути?
- О, конечно, капитан, берусь!… Вероятно, к нам заглянут еще до вечера. Я понимаю вас, капитан… Лучше иметь хоть какие-нибудь шансы на спасение…
Мы взяли по обрывку тяжелой цепи и сели у самой двери, дожидаясь, когда сторож откроет ее.
Снаряды сыпались теперь настоящим градом, неся с собою смерть и разрушение. Со всех сторон доносились крики, треск, шум, плач и стоны. Над всем этим хаосом стоял, однако, грохот пушек. Мы ясно различали топот бегущих, их отчаянные вопли…
- Sacre! - вскричал Рауль. - Если бы они подарили нам еще несколько дней жизни, эти двери нам открыли бы наши товарищи! Sacr-r-re!
В этот момент снаряд с визгом пробил крышу и потолок над нами. Сверху обрушилась масса раздробленных кирпичей и штукатурки… Последовал страшный взрыв, пол ходуном заходил под нами, тысячи осколков брызнули во все стороны. Облако пыли, песку и дыма с запахом серы окутало все сверху донизу.
Я задыхался, хотел крикнуть и не мог.
- Рауль, Рауль! - прохрипел я наконец.
Голос товарища донесся до меня точно откуда-то издалека, а между тем я чувствовал прикосновение его руки. Он тоже задыхался и хрипел.
- Peste! Вы ранены, капитан?
- Нет… а ты?
- Ни одной царапины! Счастье на нашей стороне… Наверное, всю эту конуру перевернуло вверх дном.
- А лучше бы нас убило. По крайней мере мы избавились бы от виселицы…
- Ну, может быть, дело обойдется и без нее. Где вошел снаряд, там можно выйти человеку. Он, кажется, ухнул сквозь крышу?
- Да, должно быть.
Взявшись за руки, мы ощупью двинулись на середину камеры.
- Sacre! - бормотал Рауль. - Я ничего не вижу на шаг перед собой…
Со мной было то же самое. Мы стали ждать, когда уляжется пыль. Сверху забрезжил свет, и наконец мы увидели отверстие в крыше, достаточное для того, чтобы человек мог проникнуть через него. Но от пола до потолка было метров пять, а у нас ни клочка веревки, ни куска дерева.
- Как же мы туда взберемся? - воскликнул я. - Ведь мы не кошки.
Рауль поднял меня обеими руками и предложил встать на его плечи. Кое-как я вскарабкался на него и забалансировал у него на плечах, точно канатный плясун. Однако, как я ни тянулся, я не мог достать до потолка. Вдруг блестящая мысль пришла мне в голову.
- Спусти меня, - проговорил я, - я придумал. Лишь бы только нам не помешали.
- Об этом не беспокойтесь, - утешал меня Рауль. - Им теперь не до нас.
Я заметил выдававшееся в середине бреши бревно. Оно держалось как будто крепко, и я надеялся закинуть на него надежную петлю и подняться наверх.
Я сделал петлю из цепи, а Рауль разорвал на полоски свои кожаные панталоны и свил толстую веревку, которую мы прикрепили к цепи. Затем я снова взобрался к моему товарищу на плечо и попытался закинуть цепь. Я промахнулся, потерял равновесие и принужден был соскочить на пол. Вторичная моя попытка имела тот же результат.
- Sacre! - зарычал Рауль сквозь стиснутые зубы; цепь со всего размаха ударила его по голове.
- Попробуем еще раз: ведь от этого зависит наше спасение, - говорил я.
- По народной поговорке, третья попытка всегда бывает удачной.
Так оно и вышло: петля обвилась вокруг бревна; мы потянули за привязанный ремень и плотно затянули ее. Убедившись, что ремень может держать человека, я поднялся на руках до бреши и ухватился за бревно.
Уже темнело. Я дополз до края плоской крыши и заглянул вниз. Улицы были пусты. Только на бастионах возились вокруг пушек люди, выстрелы освещали спускавшийся мрак…
Я пополз назад, чтобы помочь Раулю, но он уже без меня выбрался на крышу и теперь вытягивал на всякий случай наш ремень.
Мы осторожно пробирались, перепрыгивая с одной крыши на другую, отыскивая место, удобное для спуска. Наконец мы доползли до какого-то узкого переулка, где и спустились на землю. Ужасные сцены развернулись перед нашими глазами, когда мы вышли на большую улицу. Люди бегали взад и вперед, бомбы разрывались, плач женщин смешивался со стонами раненых и грохотом бомбардировки. Мы были в нескольких шагах от старинной церкви, когда граната пробила ее купол и, разорвавшись, засыпала обломками наш путь. Но мы перебрались через них и шли все дальше. Не было нужды скрываться, держаться в тени: никто не обращал на нас внимания.
- Мы недалеко от дома, где живет мальчик. Не зайти ли? - сказал Рауль.
- Непременно, - ответил я. Мне стало стыдно, что я чуть было не забыл о главной цели нашего предприятия.
Мой спутник указал на большое здание с красивым подъездом.
- Вот этот дом, капитан…
- Отлично!… Ты дожидайся тут… стань где-нибудь в тени, я войду один.
Я подошел к подъезду и решительно постучался.
- Quien? (Кто?) - раздался голос.
- Yo! (Я!) - ответил я.
Дверь открылась медленно и нерешительно.
- Дома ли сеньорито Нарсиссо? - спросил я привратника.
Ответ был утвердительным.
- Скажите ему, что друг желает его видеть.
Привратник не без колебания пошел исполнять мое поручение. Через минуту выбежал юноша, которого я видел в зале военного суда во время нашего допроса. Увидав меня, он задрожал от испуга.
- Шшш! - произнес я, приложив палец к губам. - Через десять минут будьте у церкви Магдалины…
- Но каким образом, сеньор, вы вышли из тюрьмы? - воскликнул он, не обращая внимания на мои слова. - Меня вызывали из-за вас к губернатору…
- Это не важно, - прервал я его. - Делайте то, что я вам говорю… Помните, что ваши родители и сестры ждут вас с нетерпением.
- Иду, сеньор! - решительно ответил мальчик.
- Hasta luego! Adios!
Я отыскал Рауля, и мы поспешили к церкви Магдалины. Нам пришлось идти той самой улицей, на которой нас арестовали накануне, однако ее едва можно было узнать: почти все дома были повреждены, вся она была завалена обломками и щебнем.
Ни часовых, ни патрулей не было.
Наконец мы дошли до церкви. Рауль тотчас же спустился в галерею, я же остался ждать мальчика. Он явился вовремя. Схватив его за руку, я спустился вслед за Раулем. Было время прилива, в водостоке стояла вода, и нам пришлось выждать отлива… Когда вода спала, мы выбрались из города тем же путем, которым вошли в него.
У Пуенте-Хорнос я окликнул наших часовых. Они беспрепятственно пропустили нас. Мы были в безопасности!…
Я возвратился в свою палатку после двадцатичетырехчасовой отлучки, и, за исключением Клейли, никто ничего не узнал о моем приключении.
Вечером на следующий день нам с Клейли удалось доставить мальчика в дом его родителей.
Трудно передать радость, с какой мы были встречены, описать сияющие взгляды и ласковые улыбки девушек…
Нам хотелось бы каждый вечер повторять наш визит, но повсюду шныряли отряды гверильясов, чуть ли не ежедневно вырезавших наши патрули. Пришлось вооружиться терпением и ждать падения Вера-Круца.