БРАТСКАЯ МОГИЛА НА БУМАЖНОЙ ФАБРИКЕ
Вильнюс
С распечатанной картой в руке пришел по адресу улица Вивульскио, 18 в литовском Вильнюсе. Не знаю, что я ожидал там увидеть. Возможно, я просто прислушался к зову, который всегда привлекает людей в исторические места. На луг, где когда-то разразилась важная битва, или в кафе, где якобы был написан знаменитый роман. Эти места притягательны потому, что они дают нам способ стать ближе к историческим событиям и людям, которые с ними связаны. Взывая к нашему воображению, они дают нам способ преодолеть пропасть времени, который отделяет нас от прошлого.
По адресу Вивульскио, 18 расположен новенький Девятиэтажный дом, современный и черный, со стеклянными окнами, идущими от пола до потолка. Это символ нового, молодого Вильнюса, полного хипстеров, минималистических фьюжн-ресторанов и ночных клубов. Но у знающих людей этот адрес вызывает другие ассоциации. Он сыграл важную роль в самой страшной главе истории Вильнюса.
В те времена название улицы писалось по-другому — когда Вильнюс входил в состав Польши, ее называли улицей Вивульского. Здесь находился Исследовательский институт идиша, или ИВО. Институт был расположен в каменном доме, в просторном вестибюле которого посетителей встречала карта мира, где были отмечены сам институт и его отделения. Когда в 1942 году дом захватил ЭРР, его использовали как казарму для немецких солдат. Поверх карты мира висел флаг с немецким орлом и свастикой. В помещениях института сотрудники ЭРР обнаружили валяющиеся на полу книги и газеты. Но в подвале они нашли то, что искали на самом деле: десятки тысяч книг и периодических изданий, которые солдаты побросали туда, когда заняли дом.
В этом подвале была свалена одна из богатейших еврейских библиотек Восточной Европы — библиотека, которая стала результатом амбициозного проекта по сохранению литературного, культурного и исторического наследия евреев-ашкеназов. Это был проект, а точнее, движение, которое возникло в самом конце XIX века.
В отличие от Западной Европы, где евреи в XIX веке получили гражданские права, большинство евреев Восточной Европы на рубеже веков все еще жило в условиях, которые не слишком изменились со времен
Средневековья. Из многих ограничений, наложенных на евреев, одним из самых деструктивных было, пожалуй, лишение права на высшее образование. По крайней мере, так полагал Семен Дубнов.
Он родился в 1860 году в маленьком русском городке Мстиславле, в еврейской черте оседлости. Он принадлежал к числу евреев-ашкеназов, родным языком которых был идиш — германский язык, в Средние века получивший распространение среди евреев Германии и основанный на немецком языке того времени с вкраплениями иврита, арамейского и некоторых славянских языков. Дубнов посещал государственную еврейскую школу, где выучил русский язык, но в конце XIX века его образование было прервано новым законом, который лишил евреев возможности учиться. Дубнов продолжил изучать историю и лингвистику самостоятельно, сумел сбежать из черты оседлости и по поддельным документам отправился в Санкт-Петербург.
Вскоре он стал ведущим журналистом, активистом и историком-самоучкой, который много писал о затруднительном положении российского еврейства. Дубнов боролся прежде всего за право на современное образование для российских евреев, полагая, что только так они смогут в конце концов добиться освобождения.
Но он также говорил, что евреям необходимо лучше изучить свою историю и культуру. Дубнов называл аШкеназов «незрелыми детьми», которым не хватало знаний об их 8оо-летней истории в Восточной Европе. Дубнова особенно беспокоило, что эта история вот-вот окажется навсегда забытой, поскольку старинные еврейские документы и книги ветшают за ненадобностью: «Они лежат на чердаках, в грудах мусора и в грязи, среди поломанной утвари и тряпок. Рукописи гниют, их едят мыши, а несведущие слуги и дети вырывают из них страницу за страницей, преследуя всевозможные цели. Одним словом, из года в год они исчезают и становятся потерянными для истории», — писал Дубнов в памфлете 1891 года. Чтобы спасти исчезающее наследие, он предложил организовать «археологическую экспедицию», которая должна была собрать, сохранить и каталогизировать эти литературные памятники, рассеянные по всей Восточной Европе. В своем памфлете он с энтузиазмом призывал евреев принять участие в этой великой экспедиции: «Давайте примемся за работу, давайте вернем наше наследие из ссылки, организуем его, опубликуем и построим на его основе храм нашей истории. Давайте искать, давайте проявлять любопытство».
Призыв Дубнова не остался без внимания, хотя в итоге поистине масштабную экспедицию организовали лишь через несколько десятилетий. Другие восточноевропейские идишские интеллектуалы, как и Дубнов, осознали необходимость сохранения идишской культуры.
Эта культура оказалась под угрозой не только из-за культурного пренебрежения, но и из-за двух возникших в то время движений. С одной стороны, стояли сионисты, которые стремились создать «нового еврея», а с другой — сторонники ассимиляции, которые подталкивали все больше и больше евреев отказываться от своей еврейской идентичности. Движение, которое позднее привело к основанию Исследовательского института идиша, пыталось противостоять им обоим. Его сторонники стремились спасти культуру, которая оказалась под угрозой, поскольку все большее число евреев предпочитало ассимилироваться, а также выступали против попыток сионистов заменить различные еврейские языки и диалекты, такие как идиш, сефардский и джиди, современным ивритом — языком, на котором говорят в Израиле сегодня.
Новое поколение молодых еврейских историков, писателей, этнографов и архивистов взялось за исследовательскую миссию, к организации которой призывал Дубнов. Накануне Первой мировой войны российскоеврейский писатель и фольклорист Шлоймэ-Занвл Раппопорт, более известный под псевдонимом С. Ан-ский, совершил экспедицию по маленьким украинским деревням, где задокументировал сотни песен, пословиц и рассказов на идише. Он составил бесценный портрет времени, так как многие из этих общин были позже уничтожены во время погромов режима Симона Петлюры после русской революции.
Исследовательский институт идиша начал обретать форму после Первой мировой войны. В 1924 году лингвист и историк Нохем Штиф набросал идею института с несколькими кафедрами, занимающимися историей, филологией, педагогикой и экономикой, а также архивом и библиотекой. Задача института заключалась в том, чтобы придать идишу вес и модернизировать язык для дальнейшего использования.
В следующем, 1925 году в Берлине был основан Исследовательский институт идиша, главную роль в формировании которого сыграли два других историка и лингвиста: Элиас Чериковер и Макс Вайнрайх. Штаб-квартира института была расположена в Вильнюсе, где находился исторический центр идишской культуры Восточной Европы.
Накануне Второй мировой войны в городе насчитывалось 105 синагог и молитвенных домов, а также публиковалось шесть еврейских ежедневных газет. Около шестидесяти тысяч евреев составляли треть населения города. В течение сотен лет в город стекались раввины, еврейские писатели, интеллектуалы и художники. Согласно легенде, когда Наполеон остановился в Вильнюсе по пути в Москву в 1812 году, он назвал город Северным Иерусалимом.
Самым известным гражданином города был раввин Элияху бен Шломо Залман, которого называют Виленским Гаоном («вильнюсским гением»). В свое время он считался одним из наиболее авторитетных толкователей Торы и Талмуда. Не менее важным было его противодействие ортодоксальному хасидизму, который в XVIII веке распространялся, почти как еврейское протестантское движение. Он отверг более эмоциональную позицию хасидизма по отношению к вере и внимание к чудесам и вместо этого призвал евреев изучать светские источники и науку.
На рубеже веков Вильнюс превратился в центр культурной и политической оппозиции погромам и ограничениям, которые мучили евреев в черте оседлости. В 1897 году был сформирован Всеобщий еврейский рабочий союз в Литве, Польше и России, который представлял собой светскую социалистическую партию, выступающую за расширение еврейских прав. Эта партия, известная как Бунд, выступала за использование идиша в качестве основного языка литовских, польских и русских евреев.
В Вильнюсе кипела жизнь: открывались новые еврейские школы, библиотеки, театры, типографии и газеты. Развитие пошло еще быстрее, когда после войны город вошел в состав возрожденной Польши. В межвоенные годы в Вильнюсе зародилось движение, которое стремилось обновить идиш в литературном отношении. Многие еврейские поэты и писатели-экспериментаторы, включая Хаима Рада и Аврома Суцкевера, вошли в группу «Юнг Вильнэ» («Молодой Вильно»).
Город был очевидным нервным центром миссии, к осуществлению которой сотрудники ИВО приступили в середине 1920-х годов. Институт был создан из ничего. Не было никакой государственной поддержки, поэтому на раннем этапе штаб-квартира института располагалась в одной из комнат вильнюсской квартиры Макса Вайнрайха.
Однако вскоре финансовая помощь поступила из-за рубежа, от спонсоров из США, Южной Америки и Германии, многие из которых были иммигрантами-ашкеназами. Благодаря этой поддержке, в начале *1930-х годов институт получил возможность передать в дом на Вивульскио, 18, где было достаточно места для быстро растущей коллекции. Филиалы института также были открыты в Берлине, Варшаве и Нью-Йорке. Небольшая армия историков, этнографов, филологов, литературоведов, философов, писателей и других еврейских интеллектуалов из института поставила перед собой задачу сохранить обделенное вниманием культурное наследие еврейства Восточной Европы. В число исследователей входил и Семен Дубнов, который наконец дождался исполнения своей тридцатилетней мечты.
Институт стал храмом коллекционеров, в котором было спасено, собрано и изучено огромное количество оригинальных источников, книг, документов, фотографий, записей и других предметов идишской культуры.
Работа института была во многом схожа с движением, которое зародилось в нескольких европейских странах, когда романтизм и скрытый национализм пробудили новый интерес к фольклорной культуре. Среди пионеров этого движения был Элиас Лённрот, который отправился в Карелию, чтобы собрать сказки, которые в итоге вошли в его эпос «Калевала». Сто лет спустя методы стали более научными, однако энтузиазм и националистический подтекст ничуть не изменились. Фольклорная группа института работала с особым усердием и уже к 1929 году собрала более пятидесяти тысяч сказок, сказаний и песен на идише.
Но институт был создан не только для сохранения культурного наследия, он также собирал современную информацию об идишской культуре и разрабатывал проект языковой реформы, цель которой была стандартизация идишской орфографии. Участникам проекта из всех стран, где говорили на этом языке, было предложено изучить и документировать местные обычаи, а затем передать материалы в институт.
По словам историка Сесилии Кузниц, институт был не столько историческим проектом, сколько проектом на будущее:
«Будучи самым престижным институтом своего культурного движения, Исследовательский институт идиша вышел далеко за рамки сбора исторических документов и публикации академических монографий, чтобы сыграть ведущую роль в переосмыслении еврейства в современности… Смотря в будущее, где… было рукой подать до еврейской науки, руководители института заглядывали за текущую экономическую и политическую маргинализацию и сохраняли веру в будущее еврейской культуры».
К концу 1930-х годов коллекция так выросла, что институту пришлось построить новое крыло для размещения собранного материала. За тринадцать недолгих лет институт достиг поразительных результатов. С институтом было связано более пятисот групп коллекционеров по всему миру. Предполагается, что ДО войны в архив ВХОДИЛО ОКОЛО ЮО ООО книг и юо ооо предметов: рукописей, фотографий, писем, Дневников и других архивных материалов. Институт также собрал одну из крупнейших в мире коллекций культурных и этнографических артефактов, связанных с историей восточноевропейского еврейства. Кроме того, институт создал впечатляющую коллекцию произведений искусства, куда вошло около сотни произведений еврейских художников, включая л1арка Шагала, который был одним из самых влиятельных покровителей и соратников института наряду с такими фигурами, как Зигмунд Фрейд и Альберт Эйнштейн.
* * *
Девятнадцатого сентября 1939 года, через два дня после нападения Советского Союза на Польшу, Красная армия заняла Вильнюс. Судьба Польши была решена в последние дни августа, когда нацистская Германия и Советский Союз подписали пакт Молотова — Риббентропа. Формально это был договор о ненападении, однако в тайном приложении Гитлер и Сталин разделили между собой Восточную Европу. Когда более полумиллиона солдат Красной армии пересекли границу Польши, польская армия уже была разбита немецкими войсками, напавшими несколькими неделями ранее.
После вторжения Вильнюс был передан Литве, которая считала город своей исторической столицей. Однако вскоре положение дел снова изменилось: в 1940 году Красная армия атаковала Литву. Несколько жестоких рейдов помогли советскому правительству усмирить врагов — реальных и воображаемых. Между 1939 и 1941 годами советские власти депортировали на восток сотни тысяч поляков и литовцев, десятки тысяч из которых были евреями.
Тяжелее всего пришлось еврейским работникам и владельцам фабрик. Их собственность национализировалась, а сами они подвергались депортации. Большинством частных предприятий и фабрик в Вильнюсе владели евреи. Новый режим также ограничил свободу еврейской культуры в Вильнюсе. Образование на иврите было запрещено, а вместе с ним запретили деятельность религиозных институтов и организаций. Были закрыты все идишские газеты, за исключением Vilner Ernes. Еврейский «национализм», а также все остальные проявления национального духа среди меньшинств стали систематически подавляться. Исследовательский институт идиша был национализирован, переименован в Институт еврейской культуры и поглощен советской академической системой, которую формально представляла Литовская академия наук новообразованной Литовской Советской Социалистической Республики.
Был издан приказ об аресте идишского исследователя Залмана Рейзена, который был редактором институтского журнала YlVO-bleter. В 1941 году его расстреляли по приказу органов советской власти.
Основатель и директор института Макс Вайнрайх сумел избежать подобной участи, потому что начало войны в 1939 году застало его в пути на конференцию в Копенгаген. Вайнрайх немедленно покинул Европу, чтобы основать новую штаб-квартиру ИБО в Нью-Йорке. К тому времени нью-йоркский филиал института остался единственным: берлинский филиал был закрыт, когда нацисты пришли к власти, а филиал в Варшаве перестал функционировать в 1939 году, когда город пал под натиском войск вер-махта.
Может, при советской власти Исследовательский институт идиша в Вильнюсе и был национализирован и лишен своего имущества, однако впереди его ждала гораздо более печальная судьба. Подобная участь уже постигла те регионы Польши, которые оказались оккупированы нацистами.
Грабежи в польских библиотеках и собраниях начались всего через несколько недель после капитуляции страны в 1939 году. Но на этот раз расхищением руководил не ЭРР, поскольку его основали лишь летом 1940 года.
Операцией командовало особое подразделение — так называемая зондеркоманда Паульсена, которую возглавил офицер СС, профессор археологии Петер Паульсен. Задача Паульсена заключалась в первую очередь в том, чтобы вернуть на родину «германские» культурные сокровища, например алтарь Вита Ство-ша, который находился в церкви Успения Пресвятой Девы Марии в Кракове.
Представители зондеркоманды обыскали семинарию Пельплина, где должна была находиться Библия Гутенберга, однако к этому времени отец Антоний Лидке уже успел контрабандой вывезти ее из страны. Когда эсэсовцы поняли, что Библия ускользнула у них из рук, они в качестве мести сожгли часть пельплин-ской библиотеки в печах соседней сахарной фабрики. Оставшиеся книги перевезли в старую церковь в Познани, где устроили книжный склад. В конце концов в этой церкви скопилось более миллиона украденных польских книг.
Вскоре зондеркоманда Паульсена сосредоточила внимание на еврейских и польских организациях, музеях, библиотеках и синагогах. Польшу грабили совершенно не так, как оккупированные территории Западной и Южной Европы. Если там кражи были выборочными, а их жертвами становились только евреи и идеологические враги нацизма, то в Польше грабежи затронули все население. Причина заключалась в том, что на Западном и Восточном фронтах применялись разные военные тактики. Датчане, норвежцы, голландцы, бельгийцы, французы и британцы были арийцами, а следовательно, братскими народами будущей национал-социалистической Европы. Нацисты считали себя освободителями, которые спасают эти страны от пагубного влияния мирового еврейства. Режим бросал значительные ресурсы на пропаганду в попытке завоевать симпатии «братского населения» Запада и обосновать тем самым свою идеологическую цель.
Война на востоке, однако, велась по другим принципам. Врагами были не только миллионы евреев, проживавших в Восточной Европе, но и все славяне. Германия планировала расширение именно на восток. В связи с этим в будущем Европы не было места ни для Польши, ни для поляков. Грабежи были прямым следствием этой политики — посредством грабежей планировалось лишить поляков всех форм высокой культуры, знания, образования и литературы. Польский народ должен был в интеллектуальном отношении превратиться в недолюдей.
Грабежи были тесно связаны с операцией «Интеллигенция», целью которой было уничтожение польской культуры и образования посредством убийства всех, кто их воплощал. Нацисты в буквальном смысле хотели «обезглавить» польское общество, казнив его интеллектуальную, религиозную и политическую элиту. Операция «Интеллигенция» была запущена сразу после вторжения в 1939 году и велась по заранее подготовленному списку особого наблюдения, в который входило около 61 ооо имен. В этом списке числились политики, предприниматели, профессора, преподаватели, журналисты, писатели, аристократы, актеры, судьи, священники и армейские офицеры, а также ряд ведущих атлетов, которые участвовали в Олимпийских играх в Берлине в 1936 году.
Аресты и убийства академиков, преподавателей, писателей, журналистов и священников шли рука об руку с расхищением библиотек, университетов, церквей и частных коллекций. Масштабы грабежей в Польше были гигантскими — похищено было от двух до трех миллионов книг. Самые ценные из них, включая более двух тысяч инкунабул, были отправлены в Германию.
Поскольку целью было интеллектуальное подавление общества, похищались также книги, которые не имели интереса для нацистских «исследований»: учебники, детские книги, литературные сочинения. Они становились жертвами систематического и планового уничтожения. В Польше уничтожили больше книг, чем украли: согласно одной оценке, в ходе этой операции было уничтожено около 15 миллионов польских книг. Фонды более 350 библиотек были отправлены на бумажные фабрики для превращения книг в бумажную массу.
Война в Польше была такой жестокой и грубой, что разорению подверглись даже самые ценные в историческом отношении коллекции. Сильнее всего досталось лучшим библиотекам Варшавы. Во время Варшавского восстания 1944 года немецкие войска сожгли несколько собраний, включая основанную в 1747 году Библиотеку Залуских, старейшую в Польше. Из собрания библиотеки, в которое входило около 400 ооо книг, карт и манускриптов, уцелело менее десяти процентов. В октябре 1944 года немецкие войска подожгли историческое собрание Национальной библиотеки. Огонь уничтожил восемьдесят тысяч книг ХУ1-ХУШ веков. Кроме того, сгорело юо ооо рисунков и гравюр, 35 ооо рукописей, 2500 инкунабул и 50 ооо листов нот и пьес.
Подожгли даже варшавскую Военную библиотеку, где хранилось 350 ооо книг. В главном здании находилась Библиотека Рапперсвиля, польская эмигрантская библиотека, которую основали в Швейцарии в XIX веке и перевезли в Польшу в 1920-х годах.
Уничтожение польского литературного наследия шло с ужасающей эффективностью. По оценкам исследователей, уничтожено или украдено оказалось 70 процентов всех книг Польши. Более 90 процентов собраний публичных библиотек и школ было потеряно или разорено.
Сильнее досталось только польским евреям и их культуре. До войны в стране проживало более 3 миллионов евреев, но в 1945 году в живых из них осталось лишь 100 ооо человек. Подобно польским собраниям, еврейские библиотеки Польши не только грабились, но и уничтожались. Среди самых ценных потерянных библиотек оказалась прекрасная Талмудическая библиотека Еврейской теологической семинарии Люблина. Один из нацистов, участвовавших в ее разрушении, так описывал события:
«Для нас было особой честью разрушить Талмудическую академию, которая считалась лучшей в Польше… Мы выкинули их из здания Талмудической библиотеки и отвезли на рынок. Там мы подожгли книги. Костер горел двадцать часов. Собравшиеся вокруг евреи Люблина горько плакали. Из-за их плача мы почти не слышали друг друга. Затем мы вызвали военный оркестр, и радостные крики солдат заглушили еврейские стоны».
Еврейскую литературу и книги еврейских писателей забирали даже из польских библиотек.
«Основной целью запрета сочинений польских евреев было искоренение любого еврейского влияния на остатки польской культуры. Нацисты считали потенциально опасными даже путеводители по еврейским местам, — пишет историк Марек Строка, который изучал процесс уничтожения еврейских библиотек в Польше. — Задача уничтожить культурное и литературное влияние евреев на польскую и европейскую цивилизацию для немцев стала почти столь же важной, как и физическое истребление еврейского народа».
Уничтожение даже самых ценных еврейских и польских коллекций Польши можно объяснить тем фактом, что грабительская операция была организована гораздо хуже. В ней по-прежнему не принимал участия ЭРР. Однако есть и другое объяснение, которое заключается в безжалостном характере войны и оккупации. Значительная доля коллекции была уничтожена просто ради того, чтобы их уничтожить.
Масштабы грабежей и разрушения еврейских библиотек напрямую зависели от масштабов истребления польских евреев. Грабили не только синагоги, школы и общественные организации, но и все до единого еврейские дома, забирали все — от обширных частных библиотек до отдельных книг, принадлежавших самым бедным семьям. Когда в 1942 году нацисты начали крупномасштабную депортацию евреев в лагеря смерти, гетто ликвидировали, а все оставшиеся библиотеки разграбили, сожгли или отправили на бумажные фабрики. При зачистке гетто также были обнаружены некоторые коллекции, которые евреи отчаянно пытались спасти. К примеру, 150 свитков Торы из краковских синагог было обнаружено в специально оборудованном тайнике на чердаке похоронного бюро. Большинство свитков было предано огню.
В Варшаве зондеркоманда Паульсена украла тридцать тысяч книг из Большой синагоги, одной из крупнейших в Европе. После этого синагогу стали использовать как склад, куда свезли существенную часть более пятидесяти еврейских библиотек города.
В апреле 1943 года евреи Варшавского гетто подняли восстание. К этому моменту в гетто оставалось всего пятьдесят тысяч человек, хотя годом ранее их было почти полмиллиона. Это восстание было отчаянным шагом без надежды на успех, и начавшие его мужчины и женщины прекрасно понимали, что их Ждет впереди. Большинство депортированных из гетто к этому времени было уже мертво.
Восстание было жесточайшим образом подавлено: вооруженные огнеметами и гранатами отряды СС дом за домом выжгли все гетто. Шестнадцатого мая, в последний день восстания, саперы СС под командованием группенфюрера Юргена Штропа заминировали Большую синагогу. В интервью с польским журналистом Казимежем Мочарским, который после войны сидел с ним в одной камере, Штроп так описал события: «Зрелище было потрясающее. Удивительное театральное представление. Мы с отрядом стояли в отдалении. Я держал в руках электрический прибор, который должен был обеспечить одновременную детонацию всех зарядов. Иезуит призвал к молчанию. Я взглянул на своих отважных офицеров и рядовых, уставших и перепачканных грязью, которые темными тенями выделялись на фоне горящих зданий. Еще немного помедлив, я прокричал: «Хайль Гитлер!» — и нажал на кнопку. Раздался оглушительный взрыв, небо озарилось всеми цветами радуги, осколки полетели к облакам — это был незабываемый миг нашего триумфа над евреями. Варшавское гетто прекратило свое существование. Желание Адольфа Гитлера и Генриха Гиммлера было исполнено».
* * *
Через два года после вторжения в Польшу безжалостные грабежи и разрушения повторились с еще большим размахом, когда 22 июня 1941 года нацистская Германия приступила к осуществлению операции «Барбаросса» и напала на Советский Союз. К этому времени и Альфред Розенберг, и Генрих Гиммлер успели сформировать весьма функциональные грабительские организации, «опыт» которых теперь был востребован на Восточном фронте. ЭРР стал самой эффективной грабительской организацией Третьего рейха. Положение ЭРР укрепилось вследствие возвышения Альфреда Розенберга в нацистской иерархии власти. Адольф Гитлер давно считал балтийского немца авторитетным партийным экспертом по восточному вопросу. Теперь, когда вторжение началось, Гитлер наконец нашел подходящую для Розенберга должность и назначил его главой Имперского министерства оккупированных восточных территорий, в задачи которого входило установление и отправление гражданской власти в оккупированных регионах Советского Союза.
Министерству подчинялись рейхскомиссариаты, которые нацисты основывали на оккупированных территориях востока. Чтобы справиться с управлением огромной территорией Советского Союза, Розенберг предложил разделить ее на ряд более мелких регионов. Предполагалось, что всего регионов будет шесть. Два из них было сформировано во время войны. Прибалтика, Белоруссия и ряд территорий Западной России вошли в рейхскомиссариат «Остланд», а рейхскомиссариат «Украина» занял территорию современной Украины. Планировалось создать еще четыре рейхскомиссариата для Московского региона, Кавказа, Центральной Азии и бассейна Волги.
На бумаге повышение Альфреда Розенберга наделило его огромной властью, но на практике его влияние всегда ограничивалось Гитлером. Взгляды Розенберга и фюрера на то, как управлять людьми на востоке, довольно быстро разошлись.
Розенберг считал славян арийцами, пускай и более низкого сорта. Он был убежден, что Германия не сможет контролировать гигантскую территорию России, не заключив стратегических союзов с этническими группами, которые столкнулись с притеснениями большевиков. Он представил Гитлеру план, в соответствии с которым немцы должны были предстать освободителями, а затем обратиться к антикоммунистическим и антироссийским настроениям, веками направлявшимся против Кремля. Розенберг полагал, что главными союзниками в борьбе с большевизмом могут стать украинцы. Для этого им необходимо было предоставить ограниченное самоуправление, чтобы они смогли основать вассальное государство под властью нацистов.
План был весьма прагматичным — казалось, Розенберг наконец-то обратился к реальной политике. Вероятно, этот план был основан на личном опыте, ведь Розенберг прекрасно знал, насколько многообразен национальный и культурный состав Советской империи. В отличие от других нацистских лидеров, он своими глазами видел бесконечные русские и украинские степи. Если бы его план был утвержден, он мог бы кардинальным образом изменить ход войны.
Однако нацистские лидеры не удостоили его вниманием. Адольф Гитлер и Генрих Гиммлер не допускали и мысли, чтобы предоставить славянам самоуправление, не говоря уже о том, чтобы сделать этих «недолюдей» настоящими братьями по оружию-
В одной из застольных бесед, которые нашли отражение в приказах Мартина Бормана, Гитлер озвучил мнение, что славяне «рождены быть рабами». Восточной политике Розенберга противостояли не только Гитлер и Гиммлер, но и Герман Геринг и Мартин Борман. Перед лицом столь серьезных оппонентов у Розенберга не было шансов на успех.
Главы рейхскомиссариатов назначались лично Гитлером и подчинялись ему напрямую, что привело к ослаблению власти Розенберга.
Рейхскомиссаром Украины был назначен жестокий нацист Эрих Кох. «Если я встречу украинца, достойного сидеть со мной за одним столом, я велю его пристрелить», — сказал он о попавших к нему в управление гражданах. Кох полагал: «Самый жалкий немецкий рабочий в расовом и биологическом отношении гораздо ценнее местного населения».
Как и предсказывал Розенберг, политические взгляды Коха пагубно сказались на изначально положительном отношении к немцам. Как только население осознало, что репрессии большевиков во всех отношениях предпочтительнее режима нацистов, оккупантам, нацеленным на массовое истребление противника, начали оказывать ожесточенное сопротивление.
Власть Розенберга также ограничивал недостаток подчиняющихся ему военных ресурсов в двух сформированных рейхскомиссариатах. Возникший из-за этого вакуум власти быстро заполнил Гиммлер с отрядами СС. После начала войны влияние СС усилилось почти во всех сферах режима. Имея на то определенные основания, Гитлер едва ли не до паранойи не доверял генералам вермахта, а потому с успехом сконцентрировал власть в руках своей верной преторианской гвардии.
Позицию Гиммлера, как ничто иное, укрепляло военное крыло организации — ваффен-СС. С 1939 года оно непрерывно росло, превращаясь в настоящую армию, численность которой к концу войны составила почти миллион человек. В безжалостной войне на Восточном фронте войска СС выполняли множество функций вермахта. Одной из них была борьба с партизанами, которая на самом деле была еще одним способом истребления местного населения.
Несмотря на провал своих попыток повлиять на восточную политику, Альфред Розенберг находил утешение в успешной работе ЭРР на территории Советского Союза. Адольф Гитлер выдал ЭРР неограниченный мандат на расхищение «библиотек, архивов, масонских лож и других идеологических и культурных институтов любого рода с целью обнаружения и конфискации полезных материалов для использования в идеологической работе НСДАП и исследовательской деятельности Высшей школы».
В принципе, ЭРР было позволено осуществлять грабительскую операцию любыми методами. Фюрер также приказал вермахту содействовать работе ЭРР. Фундаментальное отличие от деятельности на Западном фронте заключалось в том, что ЭРР теперь стал вспомогательным подразделением вермахта, то есть продвигался вместе с армией. На Западе вермахт дистанцировался от грабежей или даже активно им про-
тивостоял, поскольку многие генералы полагали, что они порочат армию.
Однако в Советском Союзе моральная планка вермахта была существенно ниже.
На Западе грабительская операция была направлена против конкретных групп: евреев, масонов и политических противников, в то время как собственность «обычных» французов, голландцев и датчан в массе своей оставалось нетронутой. На Востоке действовали другие правила игры. Противостоя прагматизму, Розенберг занялся грабежом с безжалостной систематичностью, которая, по существу, была связана с его личной ненавистью к большевизму, как он засвидетельствовал в Нюрнберге после войны: «Дело в том, что на Западе те, кого мы считали противниками с точки зрения нашего мировоззрения, отличались от наших противников на Востоке. На Западе существовали отдельные еврейские организации и масонские ложи, а на Востоке не было ничего, кроме коммунистической партии».
Розенберг полагал, что собственность коммунистической партии следовало считать «еврейской», поскольку большевистский режим был частью мирового еврейского заговора.
Несмотря на прочное положение ЭРР, конкурентов на советской территории у него хватало. Наступление продолжалось, и специальная оперативная группа, известная как зондеркоманда Кюнсберга, следовала вплотную за тремя группами армий, расхищая музеи, библиотеки и архивы и отправляя украденные материалы в Берлин. Формально эти отряды подчинялись
Министерству иностранных дел Иоахима фон Риббентропа, однако их возглавлял оберштурмбанфюрер СС, историк барон Эберхард фон Кюнсберг.
Три отряда шли в авангарде, а более тщательные грабежи осуществлялись позднее. Зондеркоманда Кюнсберга совершала налеты на особенно важные цели. Как и в случае с упоминавшейся ранее зондерко-мандой Паульсена в Польше, основное внимание было сосредоточено на артефактах, которые считались «германскими». Среди них была знаменитая Янтарная комната работы Андреаса Шлютера, которая находилась в Екатерининском дворце неподалеку от Ленинграда. Но из дворца также были вынесены десятки тысяч книг, которые отправили в Германию в ящиках с надписью: «Царская библиотека, Гатчина». Некоторые трофеи Кюнсберга впоследствии были переданы ЭРР, включая книги из императорского дворца и большое количество конфискованной еврейской литературы.
ЭРР применял более академический подход, основанный на инспекции институтов, библиотек, архивов и музеев. Его грабежи были методичными, тщательными и выборочными. Летом и осенью 1941 года в Советский Союз были отправлены эксперты, которые провели первоначальную оценку и составили списки ценных коллекций. Среди этих экспертов был и архивист Готлиб Ней, балтийский немец по происхождению, который целый год изучал библиотеки на оккупированных советских территориях. Ней работал в библиотеке Высшей школы НСДАП, а после войны переехал в Швецию, где трудился в архивах Лунда.
ЭРР сформировал три главные рабочие группы: «Остланд» (для Прибалтики), «Центр» (для Белоруссии и запада России) и «Украина». В Риге, Минске и Киеве были основаны штабы для руководства грабительской операцией на соответствующих территориях, где находились также и еврейские поселения, в которых до сих пор проживало большинство евреев Востока.
В известной мере Розенберг был прав, когда сказал, что на Востоке была «одна» Коммунистическая партия. Советский режим действительно открыл дорогу нацистским грабителям, поскольку большая часть коллекций уже была конфискована и национализирована, а масонские ложи и подобные организации находились под запретом. Трофеи в основном либо продали на Запад, либо передали государственным институтам. В связи с этим нацисты нацеливались в первую очередь на государственные организации, которые располагали богатейшими коллекциями.
За краткий период советского правления процесс национализации был запущен и в Прибалтике, и в Восточной Польше: ИВО был лишь одной из многих национализированных организаций. Однако национализация в основном затронула общественные организации, институты и религиозные группы, в то время как до экспроприации частной собственности дело еще не дошло.
Грабительская операция ЭРР в Советском Союзе была амбициозной и масштабной. Согласно одному из отчетов ЭРР, обыску подверглись 2265 организаций. Эта работа требовала тесной кооперации с вермахтом и СД, а также с архивистами, библиотекарями и экспертами из других немецких организаций.
К примеру, в главной рабочей группе «Украина» трудилось 150 экспертов, которые организовывали расхищение сотен библиотек, общественных коллекций, университетов, церквей, дворцов и синагог. Особенно сильно досталось религиозным институтам Советского Союза, которые и так притеснялись большевиками. Тысячи священников были убиты или сосланы в сибирские трудовые лагеря стараниями советской власти. По оценкам, нацистские организации разграбили 1670 русских православных церквей, 532 синагоги и 237 католических церквей.
Помимо еврейских коллекций, особенный интерес для них представляли архивы и библиотеки коммунистической партии. РСХА забирало все материалы, которые имели значимость для разведки, а многое другое передавалось в организованную Альфредом Розенбергом Восточную библиотеку, куда вошли и эмигрантские библиотеки Парижа. Кроме того, на часть добычи из Советского Союза претендовали также другие немецкие исследовательские институты, занимавшиеся изучением Востока, включая Институт Ванзее и Институт Восточной Европы в Бреслау.
Несколько сотен библиотек было разграблено в Минске, причем из одной только Ленинской библиотеки вывезли семнадцать вагонов книг. В Киеве украли так называемый революционный архив — гигантскую коллекцию документов по истории русской революции. В этом архиве также хранились документы Украинской Народной Республики, которой руководил Симон Петлюра. ЭРР также удалось целиком захватить архив коммунистической партии Смоленской области — все полторы тысячи полок.
Эти материалы были отобраны для организации антибольшевистской пропаганды, однако также их забрали потому, что «немцы должны были больше знать о большевизме, чтобы его одолеть», как объяснялось в бюллетене ЭРР. Восточная библиотека, расположенная на Гертрауденштрассе в Берлине, должна была стать главным центром этих исследований. За первый год после вторжения в 1941 году библиотека приняла полмиллиона книг. Двести тысяч книг были переправлены туда из штаба ЭРР в Риге, а около трехсот тысяч — из Смоленска. В библиотеке также скопилось огромное количество архивных материалов, фотографий, газет, журналов и карт.
Как и в Польше, объемы уничтожения материалов в Советском Союзе значительно превосходили объемы расхищения. По оценке одного исследователя, в ходе войны нацисты уничтожили до юо миллионов книг, подавляющее большинство которых было украдено в Советском Союзе.
Продолжавшаяся с 1941 по 1945 год война между нацистской Германией и Советским Союзом стала самым жестоким конфликтом в мировой истории, который унес около 30 миллионов жизней. Эта война привела к беспрецедентным разрушениям в материальном и культурном отношении. Отчасти их учинила сама Красная армия, которая не раз прибегала к традиционной русской тактике выжженной земли, стараясь оставлять врагу как можно меньше. Выжженная земля оказалась выжжена снова, когда немцы применили ту же тактику при собственном отступлении.
Однако нацисты пошли войной на славянскую культуру, намереваясь полностью ее истребить. Десятки миллионов книг, которые не представляли интереса для нацистских исследований, были уничтожены. Гигантские объемы добычи обусловливали особенную строгость процесса отбора.
Важные культурные и исторические символы, такие как царские дворцы, систематически разрушались. Гитлер намеревался сровнять с землей все крупные города Советского Союза. Считавшийся культурной столицей Ленинград (нынешний Санкт-Петербург), который он называл «лазейкой в Европу» для азиатских народов, планировалось уничтожить, а его население уморить голодом. Прибалтику намеревались присоединить к Третьему рейху. Самый центр большевизма, Москву, должны были стереть с лица земли, создав на ее месте искусственное озеро: нацисты планировали открыть шлюзы канала Москва — Волга и затопить всю прилегающую территорию. Сровнять с землей предполагалось даже Киев. По плану Гитлера Крым и крупные области Южной Украины должны были освободить от местного населения, чтобы расчистить место для немецкой колонии.
Третий рейх намеревался аннексировать даже Бакинскую область, Галицию (Западную Украину) и земли поволжских немцев, с XVIII века населенные немецким национальным меньшинством, которое получило автономию в составе Советского Союза.
Именно так должно было происходить расширение Германии на восток. Как и в Польше, планировалось, что русские, украинцы и другие народы будут обращены в рабство под властью новых немецких владык. Однако население тех зон, которые были отобраны для немедленного включения в состав Третьего рейха, должно было подвергнуться перемещению или уничтожению, чтобы освободить место для немецких поселенцев. В этих регионах уничтожению подлежало все, что могло напоминать о предыдущей культуре.
Тем временем нацистские исследователи без устали — и зачастую впустую — искали следы исторического германского присутствия на этих территориях, которые могли бы узаконить аннексию. Ни одна другая зона не подверглась такому разорению и таким грабежам, как Украина. Согласно одной оценке, во время войны там было уничтожено около 50 миллионов книг.
Краска на каменной стене над одним из окон совсем выцвела на ярком солнце. Под ней были едва различимы изящные еврейские буквы. Еврейский квартал Вильнюса — несколько живописных средневековых улочек, застроенных невысокими каменными домами, — сегодня скрывается под тонким слоем Желтой краски. Казалось, многие дома так и стоят нетронутыми со времен войны. Некоторые уже обветшали, их крыши прогнулись — того и гляди провалятся. Сегодня в кварталах, которые некогда были центром еврейского Вильнюса, вегетарианские рестораны соседствуют со стрип-клубами и маленькими книжными магазинчиками.
Я прошел по улице, которая раньше называлась улицей Страшуна, а после войны получила название Жемайтийос. Изначально улица была названа в честь раввина, исследователя и предпринимателя Матти-тьягу Страшуна, одного из главных интеллектуалов Вильнюса XIX века. Помимо прочего, Страшун внес свой вклад в развитие городской системы еврейского образования. Однако своей славой он обязан основанной им прекрасной библиотеке. Страшун владел немецким, французским, латынью и русским и собирал все, от средневековых манускриптов на иврите до художественной литературы, поэзии, путеводителей и научных трудов. Перед смертью в 1885 году он завещал свою коллекцию еврейской конгрегации Вильнюса, которая через несколько лет открыла библиотеку для публики. Пополняемая другими пожертвованиями библиотека вскоре стала считаться одной из лучших еврейских библиотек Восточной Европы. Ее историческое собрание привлекало исследователей, историков и раввинов со всего мира.
Писатель Гирш Абрамович полагает, что библиотека оказала серьезное воздействие на становление Вильнюса в качестве центра идишской культуры. Абрамович и сам несколько раз посещал библиотеку, причем особенное впечатление на него произвел эксцентричный библиотекарь Хайкл Лунский, настоящая легенда библиотеки Страшуна. Лунский жил этой библиотекой, занимая пристройку большой синагоги еврейского квартала. Весь каталог хранился у него в голове. Он помнил все религиозные тексты, все светские тексты и все журналы. Любой исследователь и писатель, разрабатывающий какую-либо тему, неизбежно встречался с «неподражаемым» Хайклом Лун-ским.
По словам Абрамовича, Лунский всегда носил одну и ту же одежду и спокойно проживал целый день «на краюхе ржаного хлеба да селедочьей голове». Когда 24 июня 1941 года подразделения вермахта заняли Вильнюс, Лунскому было уже под шестьдесят, но он по-прежнему работал в библиотеке. Операция «Барбаросса» — нападение нацистской Германии на Советский Союз — началась двумя днями ранее. Город был захвачен без ожесточенных боев, поскольку Красная армия предпочла отступить и уйти от столкновения с немецкими войсками.
В июле 1941 года Альфред Розенберг отправил в Вильнюс исследователя Германа Готхарда. Сначала Готхард оценивал Вильнюс с позиции любопытного туриста или ученого, который собирается писать монографию. Он посещал музеи, синагоги и библиотеки города, чтобы изучить существующую еврейскую конгрегацию. Он беседовал с сотрудниками всех этих организаций и расспрашивал их о еврейских исследователях города. К концу июля он провел общую оценку и попросил гестапо задержать трех человек: лингвиста и журналиста Ноя Прилуцкого, который возглавлял Институт еврейской культуры (ИВО) в краткий советский период; пишущего на идише журналиста Элиаса Якоба Гольдшмидта, который работал старшим куратором Этнографического музея С. Ан-ского в Вильнюсе; а также Хайкла Лунского из Библиотеки Страшуна. Каждый день на протяжении нескольких последующих недель всех их выводили из камер в штабе гестапо и конвоировали в Библиотеку Страшуна, где они под принуждением составляли списки самых ценных работ в городских коллекциях.
За окнами библиотеки при этом шла резня. В июле в Вильнюс прибыла одна из айнзацгрупп СС, которая арестовала пять тысяч мужчин-евреев. Группами по сто человек их доставляли в маленький курортный городок Понары километрах в десяти к югу от Вильнюса. До войны Красная армия выкопала там глубокие ямы для хранения цистерн с топливом для соседнего военного аэродрома. Мужчинам приказывали раздеться, после чего их по десять — двадцать человек выводили на край ямы и расстреливали. Тела в яме засыпали тонким слоем песка, после чего на место казни выводили следующую группу. Нацисты также сформировали эскадроны смерти «ипатингас бурис» из литовских добровольцев. Евреев арестовывали во время внезапных налетов, которые часто проводились в еврейские священные дни. Из общей массы евреев отсеивали стариков, больных и всех тех, кто считался «непригодным». Большинство жертв было похоронено в Понарах, где также было убито семь тысяч советских военнопленных и около двадцати тысяч поляков.
Вскоре забирать в Понары стали также женщин и детей. Когда в августе Гольдшмидт, Прилуцкий и Лун-ский закончили свою работу на Германа Готхарда, были убиты уже многие тысячи вильнюсских евреев. Вскоре после того как Готхард вернулся с готовым списком в Берлин, Ной Прилуцкий и Элиас Якоб Гольдшмидт были расстреляны гестапо. Хайкла Лунского по непонятной причине отпустили.
Сотрудники Розенберга в Берлине быстро поняли, что грабительская операция на Востоке требует других методов, чем на Западе. Библиотек, архивов и других коллекций было слишком много, что подчеркивалось и сведениями Готхарда, добытыми в Вильнюсе. Было невозможно и нелогично конфисковать такое количество материалов в ходе единственного рейда, как делалось в Париже и Риме. Другой проблемой был недостаток немецких исследователей, владевших ивритом и идишем, из-за чего было сложно понять, какие книги представляют ценность для будущих исследований. Эти проблемы зачастую решались садистскими, но типичными для нацистов методами: они делегировали работу самим жертвам режима.
В апреле 1942 года Йоханнес Поль из Института изучения еврейского вопроса во Франкфурте приехал в Вильнюс с тремя другими «экспертами по еврейству». К этому времени в живых осталась всего треть вильнюсских евреев. Сорок тысяч человек были казнены айнзацгруппой в конце лета и осенью 1941 года. Накануне прибытия Поля темп массовых казней стал снижаться. Вермахту и немецкой оружейной промышленности нужно было больше подневольных Работников, а войска СС начали менять стратегию массовых убийств — теперь на место расстрельных бригад пришли лагеря смерти. Двадцать тысяч евреев, которые еще оставались в живых, согнали в тесное гетто, которое устроили в еврейском квартале.
В начале 1942 года в гетто было подозрительно спокойно, жизнь словно вернулась на круги своя. В гетто даже открыли библиотеку, которую возглавил Герман Крук. Эта библиотека служила очевидным проявлением силы духа обитателей гетто и была основана в разгар массовых казней. Ее расположили в доме номер 6 по улице Страшуна, который стоит и по сей день. Красивое красное здание с красной расшивкой обветшало за годы, но все равно остается самым примечательным домом на улице.
Обитатели гетто жертвовали библиотеке свои книги, архивы и предметы искусства. Книги также приносили из пустующих квартир, жители которых были уже убиты. Дом на Страшуна, 6 стал не просто библиотекой — он стал Музеем еврейского искусства и культуры. Помимо библиотеки, в которую входило 45 ооо томов, в нем находились книжный магазин, музей, архив и исследовательский отдел, где тайком собирались свидетельства нацистских преступлений, происходивших в городе. Современники писали воспоминания о событиях, на хранение отправлялись немецкие приказы и другие документы. Группа писателей начала работу над историей гетто.
«Несмотря на всю боль, все печали и стесненные обстоятельства жизни в гетто, здесь бьется серДДе культуры», — написал Крук в своем дневнике. Тысячи евреев гетто брали книги из библиотеки. Чтение давало им надежду и утешение. Пятнадцатилетний Ицхак Рудашевский написал в своем дневнике в тот день, когда библиотека отметила появление стотысячной книги: «В гетто читают сотни людей. Чтение в гетто стало величайшим удовольствием. Книги дарят чувство свободы, книги связывают нас с миром. Гетто может гордиться получением стотысячной книги».
Герман Крук подробно описывал, чем занимается библиотека, кто берет книги и какие из них пользуются особой популярностью. Он обнаружил, что одна группа читателей ищет аналогии их ситуации в гетто. Они интересовались историей евреев в Средневековье, Крестовыми походами и инквизицией, но самым большим спросом пользовалась «Война и мир» Толстого. Другая группа читателей искала иного: они хотели читать литературу, которая «заставляла их забыть о реальности и уносила их в дальние страны». Обе группы очень хотели читать. «Человеку под силу вынести голод, бедность и боль, но изоляции ему не вынести. Именно в такие моменты рождаются особенная нужда в книгах и страсть к чтению», — писал Крук.
В этот период относительного спокойствия в гетто к работе приступил ЭРР. Десяток образованных евреев были отобраны для подневольного труда. В эту группу вошел Хайкл Лунский, который пережил осенние расстрелы.
Руководителями группы были назначены Герман Крук и его бывший коллега по ИВО, филолог и историк Зелик Калманович. За пределами гетто был организован большой сортировочный пункт, который разместился в здании библиотеки Вильнюсского университета.
Задача группы состояла в сортировке и упаковке литературных сокровищ для транспортировки в Германию. Первыми на сортировку прибыли сорок тысяч книг из Библиотеки Страшуна. Крук, Калманович, Лунский и остальные оказались перед выбором, в котором оба варианта были одинаково ужасны.
Их заставили отбирать и каталогизировать наиболее «ценные» книги коллекции, то есть помогать исследованиям, которые были направлены на оправдание холокоста. Альтернатива была не лучше: те книги, которые не попадали в число особенно ценных, отправляли на уничтожение на ближайшую бумажную фабрику.
Оставалось либо помогать нацистам, «спасая» самые ценные книги, либо саботировать процесс и наблюдать, как эти книги теряются навсегда. «Мы с Кал-мановичем не понимаем, кто мы — спасители или могильщики», — подавленно написал Крук у себя в дневнике.
Силы этой группе, которую в гетто прозвали «бумажной бригадой», придавала надежда, что литературное наследие все же оказывается спасено. Вскоре на сортировочный пункт стали поступать книги из синагог, а также прибыло ценное собрание школы Элияху бен Шломо Залмана.
Работа шла так продуктивно, что вскоре ЭРР расширил свое присутствие. Весной 1942 года был организован второй сортировочный пункт в здании Исследовательского института идиша на улице Вивульскио, 18. «Бумажная бригада» разрослась до сорока человек, включая тридцатилетнего поэта Аврома
Суцкевера. Настоящий интеллектуал, он носил очки в черной оправе и истово верил в безграничную силу языка, что сделало его примером для молодого поколения идишских поэтов группы «Юнг Вилнэ».
ЭРР также отправил на сортировочные пункты фонды еврейских библиотек соседних городов и деревень. Работа «бумажной бригады» шла под неусыпным контролем ЭРР. «Подобно самому Холокосту, уничтожение еврейских книг описывалось в мельчайших подробностях. Раз в две недели составлялись отчеты, в которых указывалось, сколько книг было отправлено в Германию, а сколько — на бумажную фабрику, причем книги делились на группы по языкам и годам издания», — пишет историк Давид Фишман.
«Бумажная бригада» не могла спасти больше книг, отбирая и менее ценные работы, поскольку ЭРР заранее установил конкретные квоты, в соответствии с которыми предполагалось уничтожить около двух третей книг. В своем дневнике Крук писал, что работа была «душераздирающей» и члены группы выполняли ее со слезами на глазах: «ИБО умирает, и братская могила его на бумажной фабрике». Суцкевер описывал работу на улице Вивульскио, 18 как «Понары нашей еврейской культуры». Под надзором немецких стражников они «копали могилу своим душам».
Однако члены «бумажной бригады» с самого начала искали способы оказать сопротивление. Одним из них была пассивность: как только немцы покидали здание, они прекращали работу. Работавший в здании ИВО Суцкевер читал другим стихи на идише. Еще несколько членов бригады продолжали писать стихи, монографии и дневники даже в гетто. Впоследствии Суцкевер сказал, что это был вопрос жизни и смерти: «Я верил, как истинный еврей верит в Мессию, что, пока я пишу, пока я поэт, в моих руках оружие против смерти».
Вскоре «бумажная бригада» начала оказывать более активное сопротивление, вынося из здания ценные документы. В конце рабочего дня, прежде чем возвращаться в гетто, Суцкевер и остальные члены бригады прятали в одежде манускрипты. Это было не так рискованно в те дни, когда надзор вела еврейская полиция гетто. Прекрасно понимая, что происходит, именно эти полицейские дали бригаде имя. В «бумажную бригаду» входили воины бумаги, которые рисковали жизнью, чтобы уносить в гетто один документ за другим. «Другие евреи считали, что мы сошли с ума. Они проносили в гетто еду, которую прятали в одежде и обуви, а мы проносили книги, обрывки бумаги и изредка свитки Торы», — писал один из членов бригады.
Самым активным контрабандистом бригады был Суцкевер, который умудрился среди прочего унести дневник отца сионизма Теодора Герцля. Также именно ему пришла в голову мысль попросить у немцев разрешения на вынос «лишней бумаги». Суцкевер убедил немцев, что эта бумага будет сжигаться в печах гетто. Это разрешение помогло спасти всякий «мусор», среди которого были письма и рукописи Толстого, Горького и Элияху бен Шломо Залмана, а также рисунки Шагала.
Несмотря на эти рискованные и отчаянные шаги, оставалась другая дилемма: бригада просто переноси-да книги и рукописи из одной тюрьмы в другую — но куда их было отправить потом? Герман Крук спрятал кое-что в библиотеке гетто, а Авром Суцкевер организовал несколько тайников и некоторые документы засунул за обои в своей квартире. Самым хитрым тайником был бункер, ловко сконструированный инженером Герсоном Абрамовичем. В этом бункере глубиной двадцать метров были электричество и система вентиляции. Абрамович построил бункер, чтобы спрятать от нацистов свою немощную мать. Вскоре компанию ей составили манускрипты, письма, книги и предметы искусства, которые разместили под полом. «Бумажная бригада» сумела вынести кое-какие материалы из гетто, прибегнув к помощи литовского библиотекаря Оны Симайте. Она хитростью проникла в гетто, сказав, что идет забрать книги, которые так и не вернули еврейские студенты, а вместо этих книг вынесла ценные документы и рукописи. Она также укрыла у себя еврейскую девушку, но в 1944 году была поймана. Симайте арестовали, пытали и депортировали в концлагерь Дахау, однако она сумела пережить войну.
Авром Суцкевер проносил в гетто не только книги, но и оружие. Он был членом Объединенной партизанской организации, сформированной в гетто подпольной еврейской военизированной антифашистской группировки, девизом которой были слова: «Не пойдем, как овцы, на бойню». Работая в здании ИБО, через контакты с литовцами Суцкевер получал пистоны и разобранные на части пистолеты-пулеметы, которые тайком проносились и собирались в гетто.
Со временем члены «бумажной бригады» осмелели и стали уносить большее количество материалов. В конце концов они и вовсе пошли на крайние меры и стали прятать книги в самом здании ИБО. С весны 1943-го по сентябрь 1944 года «бумажная бригада» сумела спасти тысячи книг и рукописей. Однако в конечном счете спасенные ими материалы были лишь каплей в море из сотен тысяч книг и рукописей, отправленных либо в Германию, либо на бумажную фабрику.
* * *
В конце лета 1943 года члены «бумажной бригады» поняли, что их работа приближается к концу. Новые библиотеки на сортировку уже не привозили, ЭРР сворачивал свою деятельность.
Одна из последних записей в дневнике Калманови-ча датирована концом августа: «Всю неделю я отбирал книги, тысячи книг, и собственноручно бросал их в кучу мусора. В кучу книг в читальном зале ИБО, на кладбище книг, в братскую могилу, где уже лежали книги, которые война поразила, прямо как Гога и Ма-гога, прямо как их владельцев… Все, что мы сумеем спасти, с божьей помощью выживет! Мы увидим их снова, когда вернемся сюда настоящими людьми».
Сворачивалась не только работа ЭРР, но и вся немецкая восточная кампания. После поражения под Сталинградом зимой 1943 года немецкая армия отступала. Это означало, что немецкое военное производство на Востоке вставало, а миллионы подневольных рабочих становились невостребованными. Многих отправляли прямиком в газовые камеры.
Вспыхнувшее весной 1943 года еврейское восстание в Варшаве тоже заставило Генриха Гиммлера нервничать. Он вполне обоснованно подозревал, что евреи в других гетто планировали вооруженное сопротивление. Через несколько недель после бунта Гиммлер отдал приказ о ликвидации всех гетто Остланда (то есть Прибалтики). Вильнюсское гетто, которое немецкая разведка считала потенциальным очагом сопротивления, должно было быть разрушено как можно скорее.
В первых числах августа 1943 года началась депортация вильнюсских евреев. За два месяца гетто опустело. Всех евреев трудоспособного возраста отправили в трудовые лагеря, чтобы там они работали, например копали окопы. Стариков, детей и больных убили сразу.
Однако до ликвидации гетто 180 членов Объединенной партизанской организации сумели сбежать и спрятаться в лесах неподалеку от Вильнюса. Среди них оказался и Авром Суцкевер, который бежал 12 сентября вместе с женой и еще одним поэтом из группы «Юнг Вильнэ», Шмерке Качергинским. К этому моменту Суцкевер уже потерял мать и новорожденного сына, которого нацисты отравили в больнице гетто.
Весть о побеге Аврома Суцкевера вскоре достигла Москвы. В начале 1944 года самый уважаемый писатель и журналист Советского Союза Илья Эренбург помог Суцкеверу с женой перебраться в Москву. Легкомоторный советский самолет пересек линию фронта и приземлился на замерзшем озере среди лесов в окрестностях Вильнюса. Под обстрелом немцев самолет сумел перелететь обратно на советскую сторону. В опубликованной в газете «Правда» статье Эренбур. га о Суцкевере впервые было упомянуто массовое убийство евреев на территории Советского Союза.
Однако большинство евреев из гетто и членов «бумажной бригады» сбежать не сумело. Отряды СС возобновили массовые казни в Понарах. Среди казненных в конце этого периода был и пятнадцатилетний автор дневника Ицхак Рудашевский. В то же время эсэсовцы запустили масштабную кампанию по сокрытию массовых убийств. Осенью 1943 года узникам расположенного неподалеку концлагеря Штутгоф пришлось выкапывать десятки тысяч разлагающихся тел из братских могил в Понарах. Трупы сжигались на огромных кострах, после чего пепел смешивали с песком и закапывали в землю. Невольникам потребовалось несколько месяцев, чтобы сжечь останки 100 ооо человек.
Идейный вдохновитель ИВО Семен Дубнов был убит еще в 1941 году. Когда началась война, Дубнову было восемьдесят лет. В 1930-х годах он поселился в Риге и приступил к своим мемуарам. Его друзья, которые чувствовали надвигающуюся опасность, в 1940 году помогли Дубнову получить шведскую визу, но он решил ее не использовать. Когда в 1941 году нацисты оккупировали Ригу, Дубнова выставили из собственной квартиры. Его огромную библиотеку конфисковали. Вместе с остальными евреями города его заперли в гетто. В начале 1941 года эсэсовцы заставили 24 ооо евреев покинуть гетто и уйти в Румбульскии лес на окраине Риги. Там советские военнопленные выкопали шесть глубоких рвов, где и казнили евреев. Семен Дубнов был слишком слаб, чтобы пешком пройти несколько километров до леса, а потому гестаповец застрелил его прямо на улице. Согласно свидетельству очевидцев, Дубнов до последнего призывал обитателей гетто: «Евреи, пишите и записывайте!»
Неизвестно, как именно погиб библиотекарь Хайкл Лунский. По словам одного свидетеля, его вместе с дочерью депортировали в Треблинку, но согласно другой версии, его забили до смерти в сентябре 1943 года. Глава «бумажной бригады» Зелиг Кал-манович был отправлен в концлагерь Вайвара в Эстонии, где он и умер в 1944 году. Германа Крука депортировали в трудовой лагерь Лагеди в Эстонии. Он вел дневник до самого конца. Семнадцатого сентября он сделал последнюю запись: «Я закапываю рукописи в Лагеди, в бараке герра Шульмы напротив караулки. На похоронах присутствуют шестеро». Крук предвидел свою судьбу. На следующий день его вместе с двумя тысячами других узников заставили таскать бревна в соседний лес. Бревна уложили Длинными рядами, а узникам велели лечь поверх них. Они сами сложили свои погребальные костры. Эсэсовцы убили всех узников выстрелами в голову, после чего поверх тел положили новые бревна, на которые легли новые узники. После этого тела сожгли. Однако, когда через несколько дней до этого места дошла советская армия, несожженные тела по-прежнему лежали в кучах. Один из присутствовавших на «похоронах» Крука сумел сбежать и откопать его дневники.
К тому времени Красная армия освободила Вильнюс. В первую неделю июля 1944 года началось наступление, в результате которого к 13 июля из города ушел последний нацист. Среди освободителей были Авром Суцкевер и Шмерке Качергинский, которые сражались в еврейском партизанском отряде «Неко-ме» («Мстители»). Как только битва закончилась, они принялись искать спрятанные книги и рукописи. С великой печалью они обнаружили, что здание ИБО на улице Вивульскио, 18 полностью выгорело после артиллерийского обстрела. Тайник Крука в библиотеке гетто нашли враги, которые сожгли все книги во дворе. Однако тайный бункер остался нетронутым. Пока Суцкевер и Качергинский вытаскивали из-под пола рукописи, письма, дневники и бюст Толстого, из-под земли вдруг показалась рука. Один из скрывавшихся евреев умер в этом бункере, и кто-то похоронил его среди книг.