Глава 16
На следующий день в Мунсид-Мэноре было тихо как в могиле. Зловещего хозяина особняка не было ни слышно, ни видно, чему Сьюзен была несказанно рада. Она сидела в каменном саду, закутавшись в толстый плащ, несмотря на то что на небе сияло бледно-желтое солнце. Слабые лучи почти не согревали ее, и уж тем более обитательницу безымянной могилы перед нею.
Она потянулась рукой к скудным зарослям бурой травы, выглядывающей из-под земли и камней. Почти все хрупкие травинки поломались, когда она погладила их кончиками пальцев, как будто были настолько слабы, что не выдерживал и даже нежного прикосновения.
— Простите меня, тетя, — прошептала она молчаливому могильному холмику, под которым лежала усопшая леди Бон. — Но ваша дочь не присоединится к вам, клянусь!
Дав эту клятву, Сьюзен положила руки на дрожащие колени и с трудом встала. Довольно трудно верить в собственную способность выполнить это обещание, когда нет гарантии того, что скоро и она не окажется рядом с кузиной.
Если бы только можно было рассказать об этом кому-нибудь! Увы, такого человека нет. Ведьма и фарфоровая кукла не выносят ее. Несмотря на волшебные поцелуи, которые дарил ей мистер Ботуик, он близкий друг владельца особняка. А судья… судья… даже если его руки связаны законом, то стоит ли ждать поддержки от менее влиятельных горожан.
Ей нужен кто-то, у кого больше власти. Кто-то, кто считает, что он (или она) стоит над законом. Ей нужна, неохотно призналась Сьюзен, ее собственная мать.
Матери достаточно всего лишь приподнять бровь и вполголоса произнести имя Стэнтонов — и в мгновение ока в Мунсид-Мэноре окажется целая армия. Как только Сьюзен окажется в Бате, она наймет (или украдет — сейчас у нее нет времени думать о таких пустяках) первый же подходящий экипаж и отправится прямиком в Стэнтон-Хаус. Ей придется многое объяснить, чтобы матушка приняла ее сторону, но она будет убеждать ее до хрипоты, до смерти, если это понадобится. Только бы спасти леди Эмелину!
Приняв это решение, Сьюзен быстро пересекла каменный сад и отворила холодные железные ворота на противоположной стороне ограды. Подняв голову к густым зарослям, прячущимся в тени особняка, Сьюзен замерла на месте и прислушалась. Затаив дыхание, она ждала, пребывая в нелепой уверенности, что лучше уж прятаться на кладбище, чем выйти на открытое пространство.
Легкий шорох упавших листьев, зашуршавших под чьими-то ногами, показался ей пугающим и зловещим. Если это и не дикий зверь, то, возможно, хозяин Мунсид-Мэнора, который возвращается в свое жилище, чтобы наказать гостью за недозволенное вмешательство в его дела.
Сьюзен уже была готова повернуться и убежать, но ноги словно обратились в камень, удерживая ее на месте.
И тут он вышел из тени.
Сердце Сьюзен замерло, а затем дважды взорвалось. Мистер Ботуик! Он никогда не признавался в том, что они с гигантом прячут среди могил. Или почему ради ее спасения на глазах горожан поцеловал ее так, что у нее перехватило дыхание. Правда, возможно, ее не от чего было спасать. (Мысль об опасности как-то вылетела из головы.) Было что-то в мистере Ботуике, что никак не вязалось, с его образом беспечного повесы, который он так старательно поддерживал. И еще: с одной стороны, он вроде бы и готов был проводить с ней время, а с другой — не выражал никакого желания делиться своими секретами. Да и она тоже не рассказывала о своих. И вчерашняя встреча с мистером Форрестером послужила отличным доказательством этого.
Но вот что мистер Ботуик продемонстрировал ей в полной мере, кроме разве желания обладать ею, так это то, что ему абсолютно нельзя доверять. Не могла она рассказать ему о тяжелом состоянии кузины. Ведь он лучший друг человека, который как раз и посадил ее на цепь!
Похоже. Ботуик направлялся к главному входу в особняк. Он постоял, закинув голову вверх. Повернулся. И… пошел к воротам. Не прошло и мгновения, как он оказался на расстоянии вытянутой руки от Сьюзен. На расстоянии вытянутой руки — но не прикасаясь к ней. Даже не пытаясь это сделать. Мистер Ботуик стоял с другой стороны ворот и был так близко от нее, что если б она нашла в себе силы разжать пальцы, намертво вцепившиеся в ворота, то задела бы его одежду.
Судя по напряженной позе Эвана и поэтому, какой огонь страсти горел в его глазах, Сьюзен было достаточно лишь слегка кивнуть ему, чтобы он распахнул ворота и убил ее одурманивающим наслаждением запретных поцелуев.
Ей оставалось надеяться лишь на то, что Эван не видит по ее глазам, какая буря разыгралась в ее душе.
— Я пришел, чтобы увидеть вас, — тихо промолвил он наконец, опустив глаза.
Каким-то непостижимым образом пальцы Сьюзен еще крепче сжали решетку.
— Зачем? Кажется, мы договорились, что…
Эван подошел ближе, почти преодолев последний дюйм, разделяющий их, так что теперь ее сжатые пальцы оказались в западне между холодными коваными воротами и его горячим мускулистым телом. Похоже, даже этот крохотный промежуток между ними тяготил обоих.
Эван глубоко вздохнул.
— Я уезжаю, — сказал он.
Сьюзен моргнула.
— Что?
— Только на выходные, — быстро уточнил он.
Отступив на шаг назад, он потянул на себя ворота.
От этого неожиданного жеста Сьюзен едва не упала.
Но Эван подхватил ее, и она оказалась в его объятиях.
Эван наклонился к ней, и его мягкие губы прикоснулись к чувствительному уголку под ее ухом.
— Я спросила… — выдохнула Сьюзен, но тут же замолчала, понимая, что хочет сказать что-то совсем другое. — Когда вы вернетесь?
— В воскресенье.
— А куда вы едете?
Его губы по-прежнему прикасались к ее шее, а его слова перемежались с мелкими поцелуями.
— Не могу сказать, — прошептал он.
— А могу я поехать в вашем экипаже?
— Я поеду не в карете, — промолвил Эван. И уточнил: — В лодке. — Он прикусил мочку ее уха. — И — нет. Вы не можете поехать со мной.
— Но это небезопасно, — сказала она. — Если вы…
— Ш-ш-ш… — Он заставил ее замолчать, накрыв ее губы поцелуем.
И… Сьюзен сдалась — позволила, чтобы в течение долгого, потрясающего мгновения он целовал ее. Ей нравилось чувствовать, как его горячее тело прижимается к ней, как его руки обнимают ее, как его рот ласкает ее.
Нов тот миг, когда Сьюзен уже была готова открыться перед ним, позволить поцелую стать таким горячим и смелым, каким обоим хотелось, как ее рациональный мозг воззвал к разуму: у нее свои цели, и мистер Ботуик помещает их достижению. Если она позволит страсти разгореться еще сильнее, если будет целовать его и прикасаться к нему, то ложными окажутся не только те слова, которые она говорила ему в лодке, но и обещания, которые она дала себе самой.
Сьюзен провела ладонями по груди Эвана и… постаралась совладать с собственным желанием.
В ее глазах вспыхнуло смущение, потом разочарование, потом что-то большее, нечто, что она не хотела анализировать. Эван отпустил ее.
Приходило ли ей когда-либо в голову, что труднее всего будет прервать поцелуй?
Однако ей удалось выдержать. Сьюзен отошла назад и даже не оглянулась посмотреть, провожает ли он ее взглядом. Потому что если она оглянется и увидит хотя бы что-то из этого, то скорее всего будет не в состоянии и дальше в одиночестве идти по тропинке в дом, в свою спальню. Она сказала, что ей лучше не видеть его, однако… едва она вошла в комнату, тут же бросилась к ближайшему окну и выглянула в каменный сад.
Но к этому времени Эван Ботуик уже успел уйти.
Теперь Эван знал: его цель — вовсе не то место, где брат отдал Богу душу, однако, несмотря на это, ему не терпелось поскорее оказаться на борту корабля. Пройдя мимо матросов, перебрасывающихся шутками, он поднялся на палубу.
Обычно ему здесь очень нравилось, он, испытывал возбуждение. Его манил дух приключений, опасность. Но в этот вечер он был рад хотя бы ненадолго забыть свою реальную жизнь. Едва оказавшись вдалеке от мисс Стэнтон, он потерял способность сосредоточиться на чем-то. А ведь такое состояние опасно.
Форрестер был здесь. Нет, конечно, «здесь» — это не на борту. Оглядев свой любимый корабль, Эван усмехнулся. Малютка-судья тут же намочил бы Штанишки, если б оказался рядом с настоящими пиратами. Что вполне может произойти, если он будет совать свой нос в чужие дела и рыскать по городу, как предполагал Эван. Однако судье совсем не обязательно вступать в единоборство с членами команды, чтобы лишить их жизни. Ему достаточно донести информацию нужным людям в правительстве, а те в мгновение ока сделают остальное.
С чего это вдруг Форрестеру вздумалось искать контрабандистов в здешних местах?
Эван отошел в тень, когда неровный стук шагов по палубе известил о том, что остальная часть команды начала подниматься на борт. При виде веселых лиц матросов Эвана осенило: шелк для мисс Девоншир могла привозить другая часть команды. Он всегда подозревал, что люди Посейдона — а они-то как раз раньше были настоящими пиратами — занимаются какими-то незаконными делишками.
Команда Эвана в основном ввозила крепкий алкоголь и все, что связано с курением. Табакерки, бренди, временами — случайно попавшие в их руки чайные сервизы с ручной росписью. Но они не убивали и не воровали. Они были, скорее, нелегальными бизнесменами, а не настоящими пиратами. Так, несколько парней, решивших помочь хозяйству, сэкономить. При мысли об этом Эван усмехнулся. Да его парни в жизни не задумывались ни о хозяйстве, ни об экономии. Они выпивали и выкуривали половину того, что привозили на продажу. Вторая — неприкосновенная — часть принадлежала капитану. С помощью его связного в городе товары мгновенно расходились по всему побережью, избавляя, таким образом, контрабандистов от необходимости ввязываться в процесс торговли.
Могла ли мисс Девоншир по неведению приобретать шелк от таких торговцев? Была ли она последним звеном в целой серии сделок, проследив за которыми, можно было бы добраться не только до корабля, но и до него самого?
Господи, он надеется, что это не так!
Эван обхватил руками потертое основание грот-мачты. Если этот тупоголовый Форрестер, приметивший где-то обрезки незаконного шелка, сорвет операцию, подготовленную контрабандистами он придет в ярость.
Но если такой поворот событий вообще возможен, то ему может не хватить времени.
Да нет, он уже теряет время! И монетка в доме Тимоти служила тому доказательством. Команда была не настолько глупа, чтобы воровать принадлежащее капитану золото. Как-то раз один глупец лишался руки за то, что хотел украсть что-то с капитанского стола. Так что воровство исключено. Не могли, кстати, выкрасть и листок из судового журнала. Поэтому стоит заглянуть в кают-компанию. Причем сделать это надо побыстрее, пока капитан не поднялся на борт и команда не начала терять терпение, разыскивая его.
Судовой журнал лежал открытым, и последней страницы в нем по-прежнему не было. Непостижимо!
Эван стал просматривать предыдущие странички, улыбаясь при виде одних записей и хмурясь при виде других. И вдруг его пальцы замерли. Не хватало целого месяца! Как это могло случиться? Он наклонился, заметив доказательство между страницами у корешка виднелась узкая прореха. Не хватает еще одного листка.
Эван стал медленнее листать журнал. Некоторые страницы он пропускал, но все равно недосчитался десяти листков. Не станет же человек вырывать из журнала первые попавшиеся страницы, причем делая это так аккуратно, что пропажу заметит лишь тот, кто специально рассматривает журнал, как это сейчас делал Эван.
Интересно, а как обстояли дела с прежними судовыми журналами? Эван устремил взгляд на шкаф, в котором обычно хранились старые журналы.
Шкаф был пуст. Даже пыли не осталось на полках.
Захлопнув действующий судовой журнал, Эван быстро направился к двери, пока капитан не пришел и не подумал, что это он виновен в воровстве. Он попытался придумать какое-то логическое объяснение всему этому. Даже если бы не страх наказания, члены команды не стали бы делать ничего подобного, потому что им не было никакого, дела до судового журнала. Да и что они стали бы делать с украденными листками?
Эван пошел на главную палубу; его шаги были такими же неспешными, как и его мысли. Должно быть, он что-то пропустил. Да нет, совершенно очевидно: он что-то пропустил. Много чего, если вспомнить все, что произошло до того, как он присоединился к этой потехе. Если только он сможет прочитать, что было написано на пропавших страницах, то, возможно, поймет, что здесь происходит. Для начала, конечно, надо их разыскать. Правда, учитывая то, что ему не удавалось найти даже одну страницу, нелепо предполагать, что он сможет добраться до остальных.
Огорченный и обескураженный, Эван направился к остальным членам команды. Надо надеяться, их непристойные шуточки помогут ему развеселиться во время путешествия. А уж когда они повезут контрабандный товар через международные границы, им и подавно станет весело.
Но команда не веселилась и не шутила. Все были напряжены. Встревожены. Обеспокоены.
Эван осторожно приблизился к ним, внезапно вспомнив нервное предупреждение Олли, что его поездка будет проклята. Ха-ха-ха! Матросы вечно чего-то опасаются. И поднимать парус с худшими из них, причем находящимися в дурном расположении духа (особенно когда море сильно волнуется, как этим вечером), — не самое мудрое решение.
Голоса становились все громче.
— Ты что, действительно так думаешь?.. Я не знаю… Что сказал бы капитан, если бы пришел на корабль?..
— А с чего бы это он приперся сюда, прежде чем мы поднимем якорь? Да капитан — последний, кто проклял бы корабль за то, как у него поставлены паруса… «Проклял»… Опять это слово.
— Брат Ботуика тоже не стал это делать, если ты не заметил. Ну что ж, предположим, это неправда. Предположим, они сбежали вместе.
— А кстати, где «Гретна-Грин»? Что-то ты сегодня совсем плохо соображаешь, Джимми.
— Послушайте, вы оба! Ботуик — у фок-мачты, а его брат, известное дело, никогда не отходит от него дальше, чем на восемь футов. Он точно знает, что к чему.
— Ботуик! — позвал один из матросов. — Это правда, что Ред не вернется?
— Мы слышали, что он направил свой корабль прямиком в небо, — сказал другой.
— То есть помер, — вставил третий. — Это уж точно.
Глядя на сборище этих морских псов, Эван внезапно понял, как можно заставить человека биться головой о бак, пока он не умрет. Ему не надо было объяснять, что такое «направить свой корабль в небо». А вот что ему требовалось прямо сейчас — так это тихое и спокойное место, где он мог бы подумать. И еще, пожалуй, большой стакан виски.
Однако он прислонился к грот-мачте, решив дослушать разговор.
— Так Ред умер? — спросил он. — Кто это сказал?
— Его сестра.
— Она узнала это от другой девчонки. Сэмсон или что-то вроде этого, — пояснил второй.
— Стэнфорд, идиот, — поправил третий.
Эван резко выпрямился.
— Стэнтон? — спросил он.
Матросы закивали.
Нет, это уже полная бессмыслица.
— Мисс Стэнтон сказала мисс Грей, что ее брат не вернется, потому что он умер? — переспросил Эван, пытаясь собрать вместе кусочки этой мозаики.
— Именно, — отозвался парень, которого называли Джимми. — Она посоветовала ей собраться с духом и жить дальше без него, вот так-то.
— Но откуда мисс Стэнтон узнала, что он умер? Откуда она вообще могла знать Реда?
— Об этом мы тебя и спрашиваем, приятель.
— Она называла его обоими именами, вот что. Глянула Гарриет прямо в глаза и заявила: «Вот что я вам скажу: Джошуа… хотя нет, его все кличут Редом… Так вот, Реда больше нет в живых. В общем, так, он уж остыл, это точно. Ну и, само собой, домой он уже не вернется». Все ясно как божий день.
Эван заморгал. Он уже и сам забыл о том, что Реда на самом деле звали вовсе не Ред… Хотя, возможно, он и не знал его настоящего имени. Конечно, приходилось сомневаться в том, что ему дословно передали диалог мисс Стэнтон и мисс Грей, но если мисс Стэнтон действительно слышала о Реде, точнее, если уж ей известно имя, данное ему при крещении, то это навевает на нее подозрения… В лучшем случае.
А вдруг ему стоит волноваться вовсе не из-за этого простака Форрестера? А кто-то другой, более проницательный и умный, наблюдает за ним по причинам, о которых он даже не догадывается?
Тут на борт корабля поднялся капитан, лишив Эвана возможности все обдумать.
Пора было браться за работу.
Подняли якорь и паруса. С корпуса корабля выдвинулись бумы и бушприт. Закрутился румпель. И они оказались в море. Наконец-то.
Звук уверенных шагов сообщил Эвану о приближении капитана. Он повернулся:
— Капитан!
— Ботуик!
Повисло странное молчание. Капитан оглядел Ботуика холодными голубыми глазами и вынул толстую сигару. Казалось, он был вовсе не против того, чтобы молчание затянулось.
Капитан и не подумает заговорить об исчезнувших членах команды, внезапно понял Эван. Матросы правы. Капитан должен знать, что Тимоти умер, ведь это случилось на борту корабля и кто-то унес отсюда тело. Стало быть, капитан, которому это известно, смотрит Эвану прямо в глаза и не собирается ничего говорить. А это означает, что и Ред вовсе не «исчез». Он мог только умереть.
И никто ничего не знает… кроме мисс Стэнтон.
Если как следует все обдумать… Да, вся эта странная история — что бы это ни была за история — началась как раз в ту ночь, когда она появилась в доме Олли. Совпадение? Возможно, Тимоти был прав, что не верил в такие вещи.
Кто вообще такая эта мисс Стэнтон? Уж во всяком случае, не пустоголовая светская львица, какой показалось ему в самом начале их знакомства. И действительно ли она — кузина леди Эмелины, как утверждает Олли?
Если хорошенько подумать, то все, что Эван знал о леди Эмелине и Сьюзен, исходило от Олли, который с каждым днем становился все менее надежным источником информации. А что, если мисс Стэнтон вовсе не прибегала к своим уловкам для того, чтобы по просьбе судьи обвести его, Эвана, вокруг пальца? Вдруг все то было сделано от имени Олли? Между прочим, именно Олли в мельчайших Подробностях знает все о жизни Эвана и старается быть рядом в те мгновения, когда тот нарушает закон. Что, если цель — не наблюдать за ним, а сбить его с толку? Настолько выбить его из колеи, чтобы он дошел до самоубийства?
Эван слишком поздно заметил, что капитан что-то говорит и что ему нужно его послушать.
Между тем капитан все еще обсуждал последнюю миссию. Точнее, ту миссию, о которой было известно. Ту, в которой Тимоти с Редом сначала приняли участие, потом сами же вычеркнули свои имена из записей и были вскоре убиты за собственную наглость?
— …такая же чудесная коллекция и на этот раз, — продолжал говорить капитан, окутанный кольцами сигарного дыма. — Мой связной был доволен тем разнообразием товара, который мы привезли из последней поездки. Расписные чайные сервизы привели покупателей в полный восторг. Поэтому, когда бросим якорь, постарайтесь загрузить на борт как можно больше таких сервизов.
Эван кивнул — скорее себе, чем капитану. Выходит, добыча не была украдена из гостиной Тимоти. Ее попросту забрали из временного тайника и унесли туда, где ее ждали. Время было точно рассчитано, и кто-то действовал строго по плану. «Нет никакой ошибки, Ботуик. Привези нам несколько чайных сервизов — есть хороший покупатель».
Должен ли он оказаться следующим «пропавшим»? Должна ли эта ночь на корабле стать для него последней?
— Эта поездка может стать для вас последней, — сказал капитан, словно прочитав его мысли.
В ответ на эти слова Эван непроизвольно сжал кулаки.
— В последнее время с командой возникли некоторые… ммм… проблемы… — Замолчав, капитан задумчиво выпустил изо рта несколько колец дыма, как будто хотел дать Эвану возможность истолковать эту новость как ему захочется.
— Проблемы? — эхом отозвался Эван, пытаясь придать своему лицу выражение вежливой заинтересованности.
— Помимо некоторых других неприятностей, из шкафа в кают-компании пропало несколько важных книг, — добавил капитан. — Вы, случайно, ничего об этом не знаете, Ботуик?
— Нет. — Эван ответил на этот вопрос совершенно честно. Однако в этот момент ему больше чем когда бы то ни было хотелось узнать, что же все-таки случилось.
— Ну, хорошо. — Капитан кивнул. — Но в любом случае я принял решение произвести некоторые перемены.
— Какого рода перемены? — спросил Эван, надеясь, что в его голосе звучит больше любопытства, чем подозрения.
— Я распускаю эту команду, — ответил капитан. — Всем на благо. Вернувшись в Борнмут, мы причалим к другой пещере.
Эван с сомнением нахмурил брови:
— Правда?
Капитан стряхнул пепел.
— А потом мы больше вообще не будем нигде причаливать, — продолжил капитан. — Не хочу больше доверять собственное состояние торговцам на суше. Когда война закончится, от тех, кто контрабандой завозил товары из Франции, толку уже не будет. И богачи будут напрямую покупать свои безделушки.
Что ж, с этим не поспоришь, подумал Эван.
— Итак, мы просто попрощаемся и разойдемся по домам? — спросил он, будучи не в силах скрыть разочарование.
— Не совсем так. — Затянувшись сигарой, капитан задумчиво посмотрел на Эвана. — Вам известно, что, прежде чем стать кораблем контрабандистов, это судно было пиратским?
Эван коротко кивнул. Война многое изменила: выяснилось, что перевозить ящики со всякими пустяками куда выгоднее и менее рискованно, чем нападать на суда в открытом море. К тому же контрабандисты реже вступали в перестрелку.
— Так вот, — продолжил капитан, — я решил, что настала пора вернуть кораблю его прежний статус. Мы скроемся на пару недель и дадим возможность моему связному продать товар и отдать мне полученные за него деньги. Ну а затем тот, кто захочет составить мне компанию, уйдет со мной на корабле в поисках приключений иного рода.
Пираты… Настоящие пираты… Капитан предлагает ему возможность уйти в другие моря на пиратском корабле? И заниматься пиратским промыслом постоянно? Они смогут повсюду воровать все, что им приглянется, и скорее всего будут нападать на другие корабли.
Они никого не оставят в живых…
И не будут возвращаться домой.
Вообще-то Эвану никогда не приходило в голову, что он останется в Борнмуте на всю жизнь, но мысль о том, чтобы постоянно скитаться по морям, не казалась ему теперь привлекательной. Им придется убивать невинных людей, чтобы не оставлять свидетелей… Нет, ему это не по нраву. Да что там — не по нраву! Честно говоря, при мысли об этом его тошнит.
Заниматься контрабандой — это одно. Это приключения. Он уезжал дважды в месяц и лишь на выходные. Этого было довольно для того, чтобы в его жизни был интерес. Но постоянно заниматься пиратством!.. Конечно, в этом деле есть своего рода романтика: можно волочиться за девками, наливаться элем, превратиться в удалого охотника за золотом. Но заниматься этим постоянно он бы не смог.
Эван задумался. Возможно, сейчас не лучший момент для того, чтобы выражать свои сомнения.
— Нет необходимости принимать решение немедленно, — промолвил капитан, который уже во второй раз почти прочел его мысли. — Просто я хочу, чтобы на корабле остался лишь тот, кто и в дальнейшем будет со мной. Мне нужна команда, которой я смогу доверять. Большинство из этих водяных крыс присоединится к нам… — капитан махнул сигарой в ту сторону, где были матросы, — но водяные крысы — это всего лишь водяные крысы, не более того. А вот вы с Олли… Вы совсем другие…
Эван уставился на капитана. Олли?..
— Я хочу, чтобы один из вас стал моим первым помощником. — Капитан стряхнул пепел с сигары. — В настоящее время это удовольствие принадлежит Посейдону… но вы, парни, можете и сами справиться с этим делом.
Слова «на всю жизнь» могли означать и «на одну ночь», если он не выстоит в битве с Посейдоном, с которым придется постоянно работать рука об руку. А Посейдон — бывалый пират с целеустремленным характером, первый помощник, который привык не брать пленников.
Однако если он не примет предложение капитана, ему никогда не узнать, кто убил Тимоти. Мысль о том, что смерть брата останется неотомщенной, была ему невыносима. Тимоти заслуживал достойных похорон. И правосудия.
Эван потер шею.
— А что на это сказал Олли? — полюбопытствовал он.
— Я так и думал, что вы сейчас спросите именно об этом. — Капитан выпустил изо рта очередное колечко дыма. — Олли мне еще не сообщил о своем решении. Он человек семейный, поэтому ему нужно время, чтобы уладить все домашние дела. Тем не менее у него столько же времени на раздумья, сколько и у вас. — Дым развеялся. Холодный взгляд голубых глаз капитана был устремлен прямо на Эвана. — Так что решайте, что вам нравится больше, оказаться через две недели на борту или уйти с корабля навсегда. Потом о нас здесь больше никто не услышит.
Воскресная ночь началась так же быстро и внезапно, как и дождь, хлынувший с небес с наступлением сумерек, и еще никогда Эван не был так рад возвращению на сушу.
Он направился прямо домой, радуясь тому, что у него есть такая возможность.
Приняв ванну, он оделся и спустился вниз, напомнив себе, что идет в Мунсид-Мэнор развлечься, а вовсе не потому, что его тянет в этот дом, тянет к Сьюзен. Эван сказал себе, что направляется туда лишь для того, чтобы вступить с юной дебютанткой в перепалку, касающуюся ее странной связи с умершими контрабандистами, а во все не потому, что ему была нужна ее компания. Да он никогда в жизни не скучал ни по одной женщине! Однако по поцелуям мисс Стэнтон он скучал.
Оказавшись в дверях Мунсид-Мэнора, Эван оттолкнул плечом дворецкого и отправился на охоту. Чем мисс Стэнтон занималась, пока он был в море? Возобновил ли раздражающе назойливый судья свои жалкие попытки обольстить ее? Может, Форрестеру это удалось? У маленького гаденыша было все, чем сам он похвалиться не мог: судья в отличие от него вежливый, набожный и… И готов сопровождать озабоченных замужеством молодых леди на скучные ассамблеи. Короче говоря, Форрестер — истинный джентльмен. А вот он… он…
Запахло жасмином. Чудесный аромат сбегал вниз по винтовой лестнице, находившейся совсем рядом. Эван оказался на первом пролете, прежде чей ему пришло в голову, что наверху располагались только спальни, а в этих интимных покоях истинный джентльмен никогда не станет разыскивать леди.
Слава Богу, что он не джентльмен!
Поднявшись на последнюю ступень, Эван направился в холл. Вот она — заглядывает в один узкий коридорчик за другим, нажимая по очереди на дверные ручки. Похоже, она окончательно заблудилась.
Сьюзен услышала, или увидела, или каким-то образом ощутила его приближение, потому что когда она резко повернулась, ее глаза были наполнены не страхом, а радостью, которую она тут же постаралась скрыть. А вот, Эван и не подумал скрывать собственное удовлетворение тем, что они вновь оказались рядом. Едва увидев ее, он тут же захотел улыбнуться. И осыпать ее поцелуями.
— Вы вернулись, — прошептала Сьюзен.
— Я не мог долго оставаться вдали. — Вот все, что Эван промолвил в ответ. — Сейчас не время пускаться в долгие разговоры.
Сьюзен шагнула вперед, затем остановилась и оглянулась, словно хотела проверить, сколько сделала шагов. Однако ее глаза потемнели, а дыхание участилось, и Эван больше не мог стоять от нее в стороне.
Он поцеловал ее, потому что слов больше не осталось.
Эван ждал сопротивления, но его не было. Губы Сьюзен приоткрылись — дразнящие, ласкающие, целующие. Кажется, она так же истосковалась по нему, как и он — по ней. И Эван решил дать ей то, чего она так хотела. Однако ему отчаянно хотелось большего.
— Нельзя, чтобы кто-то увидел; как мы целуемся, — выдохнула Сьюзен, касаясь своим дыханием его щеки.
— Знаю… — шепнул Эван в ответ, но не отстранился.
Сьюзен тоже не двинулась с места, а через мгновение проговорила:
— Я не отказываюсь от своих слов. Я не могу допустить, чтобы кто-то и дальше судачил обо мне. Я…
Он запечатал ей губы очередным поцелуем. Сьюзен обвила руками его шею и привлекла к себе.
Судя по тому, как мисс Стэнтон, выгнувшись, прижималась к Эвану, ей не больше, чем ему, хотелось остановиться. Поцелуй становился все более настойчивым, объятия — страстными.
И тут плечи Эвана натолкнулись на какую-то выемку в стене. Дверь. Словно сквозь сон он подумал о том, что они по-прежнему стоят в коридоре. Конечно, их могут заметить слуги, но слуги Олли будут держать рты на замке. Однако мисс Стэнтон права: они не должны рисковать.
Эван нажал на дверную ручку и увлек Сьюзен за собой в комнату. Чья-то спальня. Но явно не мисс Сьюзен. Зато кровать здесь была, и это вполне устраивало обоих.
Эван рывком поднял Сьюзен на руки и снова зажал ей рот поцелуями, когда она попыталась воспротивиться. Протесты, похоже, прекратились. Хотя, возможно, стук закрывшейся двери успокоил ее, и Сьюзен почувствовала себя в безопасности, а потому перестала сопротивляться.
Эвану было не на что жаловаться. Сьюзен безупречна. Теплая, мягкая, нежная, желанная, она с готовностью отвечала на его поцелуи. Он отнес ее в постель. Но поскольку элегантно уложить ее на середину ложа, не прерывая поцелуя, было невозможно, он и не стал пытаться.
К тому же никто и никогда не молил его об элегантности в таких делах. О страсти — да. И страстью он был готов поделиться.
Эван сел на кровать, твердо намереваясь не отрывать губ ото рта Сьюзен, и потом опустился на матрас, прижимая к себе Сьюзен. Он подмял ее под себя и прижал к кровати.
Сьюзен Крепче сжала его шею, ее дыхание изменилось.
— Понятия не имею о том, что сейчас произошло, — хрипло проговорила она, — но если вы часто такое проделываете, то, пожалуйста, не говорите мне об этом.
Эван положил руку ей на затылок и поцеловал, довольный тем, что Она не ждет большего. Это правда: он не зеленый юнец, неуверенно пробивающий себе путь при первом сексуальном контакте. Однако, против обыкновения, сейчас он не был беспечен, не рвался к удовольствию ради самого удовольствия, как это бывало, когда он развлекался с девками из приморской таверны. Во-первых, он не был пьян, а во-вторых, мисс Стэнтон была полной противоположностью тем особам, с которыми он когда-либо имел дело. И наконец, в-третьих, он не мог быть беспечным с ней, потому что… потому что ему было не все равно.
Мисс Стэнтон важна для него.
Эта чудовищная мысль заставила бы Эвана остановиться, если бы только огромным усилием воли он не прогнал ее из головы. Так что единственная мысль, которая там осталась, была мыслью о том, как бы не прерывать поцелуев, а продолжить прикасаться к ней.
Вынув гребень из волос Сьюзен. Эван провел руками по шелковистым прядям. Масса светлых локонов тяжело упала ей на грудь. На ее прекрасную, соблазнительную грудь. Его ладонь скользнула по изгибу шеи, по плечу, руке. Его раздражало лишь то, что с головы до ног ее тело было прикрыто несколькими слоями ткани. Но он не мог больше сдерживать желания увидеть хотя бы часть этой плоти, благоухающей жасмином, и прикоснуться к ней губами. Сунув палец между рукавом и перчаткой, он потянул и то и другое. Ни рукав, ни перчатка не поддались.
Сьюзен обвила руками его шею, чтобы не останавливать отчаянных поцелуев, и позади них один за другим стали падать на пол шелковые предметы ее одежды. Эван поднял одну ее руку — теперь уже голую — и поднес к губам. А затем поцеловал каждый палец, провел губами по ладони, ощутил неистовое биение ее пульса.
Эван решил, что ненавидит длинные рукава. Хотя, возможно, не только рукава, но и вообще одежду. Было бы неплохо, если бы они оба не были закутаны в зимнее платье. Особенно ему не нравилась часть ее туалета с маленькими пуговками, расстегивать которые придется не меньше десяти минут, и лишь после этого лиф перестанет обтягивать ее. Его сердце не выдержит, этой пытки — разорвется!
Ну конечно, если она позволит ему взяться за это дело.
Но Сьюзен снова и снова отвечала на каждый его поцелуй, каждое прикусывание, каждое прикосновение языком. Она определенно не спала, когда они вломились в комнату, закрыли за собой дверь и упали на кровать. Это она первой начала выбрасывать мешающую одежду за борт. По сути, пока что она была единственной, кто это делал. Эван решил немедленно исправить положение. Теперь, когда они оказались вдвоем в постели, у него не был желания оставаться прилично одетым.
Он поцеловал ямку на ее шее, провел губами по линии ее подбородка. Его рука обхватила ее лицо, когда их языки сошлись вместе. Потом его ладонь соскользнула вниз по ее шее, ключице, лифу. Кровь тяжело стучала у него в висках: он положил ладонь на ее прекрасную грудь, спрятанную под несколькими слоями ткани.
Не прерывая поцелуя, Сьюзен вскрикнула и выгнулась, чтобы еще плотнее прижаться к нему, как будто и ее тоже раздражало, что из-за препятствий в виде одежды их тела не могут соединиться. Эван представил, что может почувствовать, как ее сосок отвердевает, приподнимается, чтобы поздороваться с ним сквозь мягкую ткань ее корсета. Он погладил воображаемый сосок подушечками пальцев. Хотя нет, вовсе это не было игрой воображения. Потому что Сьюзен стонала и выгибалась все сильнее. Его плоть рвалась на свободу.
Оторвав наконец губы от ее рта, Эван оставил пылающую дорожку поцелуев на ее шее, муслиновом декольте и груди. Прикоснувшись губами к твердому маленькому соску, он обвел его языком. Ткань намокла от его слюны, и сосок явственно проступил сквозь нее.
Не отрывая рта — он бы скорее умер, — Эван опустил руку ниже, подобрал подол ее юбки и потянул. Дюйм за дюймом стали показываться ее ботинки, изящные лодыжки, стройные ножки. Эван не мог видеть их, но его голая ладонь сообщала ему о каждой новой детали. Шелковистая гладкость чулок, жар ее кожи, легкая дрожь, охватившая Сьюзен, когда и прохладный воздух, и его теплые пальцы одновременно притронулись к обнаженной коже бедра.
— Я… — выдохнула Сьюзен.
Эван снова зажал ей рот страстным поцелуем, так и не позволив сказать, что она хотела. Он гладил ее бедра, их внутреннюю часть, нежный бугорок между ними — одним словом, он ласкал ее повсюду, кроме того места, до которого ему хотелось дотронуться больше всего на свете. Надо, чтобы и она тоже этого захотела.
И это случилось. Запах ее желания едва не довел Эвана до безумия. Ее тело задвигалось под ним, она попыталась сжать бедрами его руку, чтобы он перестал дразнить ее, дал бы ей расслабиться.
Не прерывая поцелуя, Эван наконец опустил руку, и его пальцы коснулись ее нежного лона. Сьюзен снова застонала и прикусила его губу. Один палец Эвана скользнул внутрь, наслаждаясь скользкой влагой и тем, как судорожно сжимаются ее мышцы от его прикосновений. А потом увлажненный палец принялся ласкать особо чувствительный уголок ее лона, доводя Сьюзен до неистовства.
Ее участившиеся стоны и крики становились все громче. Она уже забыла, что целует его. Сьюзен откинула голову на матрас, ее глаза были крепко закрыты. Его палец тер, поглаживал и дразнил, обводил этот сладкий бугорок кругами. Быстрее. Медленнее. Глубже. И снова новые ласки… Сьюзен пылала, она была готова к более смелым действиям…
Вот она зашевелилась под ним, и его палец скользнул совсем глубоко, дав возможность продолжить эту сладостную пытку. Сьюзен ритмично задвигалась, вцепившись руками в плечи Эвана, ее охватили конвульсии, и она сделала несколько судорожных вздохов.
Эван целовал и ласкал ее до тех пор, пока Сьюзен не упала на спину обессиленной. Лишь после этого он позволил своим мокрым дрожащим пальцам нашарить пуговицы на брюках. Его восставшая плоть наконец-то смогла вырваться из оков одежды, изнывая от желания проникнуть во влажное нежное лоно Сьюзен. Наконец! Горячее и требовательное, мужское естество неистово запульсировало в ладони Эвана.
Ждать еще хотя бы мгновение было невыносимо для него, но… он хотел все сделать правильно.
— Я хочу тебя, — прошептал он в промежутке между поцелуями грубым и хриплым голосом.
Сьюзен погладила губами его губы.
— Я хочу, чтобы ты лежала подо мной, стала бы частью меня. Каждое мгновение нашей разлуки меня преследовал запах твоей кожи, я вспоминал, как твой язык переплетается с моим.
Сьюзен лизнула его, в ее сонных глазах появилось дразнящее выражение. Эван улыбнулся ей, чувствуя себя потерянным и обезоруженным:
— Ты околдовала меня. И я отчаянно хочу большего. — Он сжал рукой; свою плоть, изнывавшую от желания. — Больше всего на свете я хочу заниматься с тобой любовью. И если у тебя есть хотя бы малейшее сомнение, скажи мне об этом сейчас же, иначе я не сумею остановиться, войду в тебя и мы будем снова и снова сливаться в экстазе. — Его жезл одобрительно дрогнул. — Скажи мне, что ты тоже хочешь этого.
Сьюзен моргнула. А потом в одно мгновение ее затуманенный страстью взор стал испуганным.
Вскрикнув, она дернула головой и ударилась лбом о его лоб, пытаясь освободиться. Но боль не слишком обеспокоила Эвана. Сьюзен поползла в сторону, на ее лице появилось выражение ужаса.
— Нет, — пролепетала она, побледнев как полотно, и яростно замотала головой: — Нет! О нет! Нет! Нет!
Твердый жезл в руке Эвана перестал пульсировать.
— Я… я… — Сьюзен откатилась от него так быстро, что упала на пол. В мгновение ока расправила безнадежно смятые юбки и схватила свои шелковые перчатки. Не поднимая глаз на Эвана, она натянула перчатки на дрожащие руки и попятилась к двери. — Я не могу. Я… нет… Не знаю даже, о чем, черт возьми, я думала. Господи, да я вообще не думала! Мы не можем это сделать. Я не могу! Мой… мой муж…
— Твой — кто? — Эван изумленно воззрился на нее, открыв рот и так и не выпустив из руки свою плоть.
— Да нет, у меня его еще нет, — объяснила Сьюзен, — но для того человека, который захочет на мне жениться, это будет важно. Ему наверняка не понравится, если он узнает о том, что тут только что произошло, и… — Распахнув дверь, она устремила на Эвана тоскливый взгляд. — Конечно, вы можете мне не верить, но я леди. И хочу, чтобы со мной обращались как с леди. Тот человек, за которого я выйду замуж… он будет надеяться на то, что ложится в постель с девственницей. И я, надеюсь, останусь ею до этого мгновения.
Упавший жезл Эвана выскользнул из его ладони.
Я не хочу быть одной из завоеванных вами женщин, — продолжала Сьюзен. Вспыхнувший от волнения румянец постепенно распространялся по ее мертвенно-бледному лицу. — Я хочу сама завоевать мужчину. В Лондоне. А для того чтобы это у меня получилось, я должна беречь те немногие преимущества, которые у меня есть. — Она вышла в холл. — Пожалуйста, не целуйте меня больше. Пожалуйста, не прикасайтесь больше ко мне. Никогда!
С этими словами Сьюзен ушла. Холодный лязг защелкнувшейся щеколды сообщил узнику, что его темница заперта.